Leithian, canto VI (выпуск 2)
...в котором речь наконец заходит о деле, о совете, -и кстати, об отравленных дротиках - но до слез мало сказано о собственных мотивах короля Фелагунда....
И теперь он вошел в эти земли,
неся в руке сверкающее кольцо
Фелагунда, и часто выкрикивал:
«Это идет не бродячий орк или шпион,
а Берен, сын Барахира,
что когда-то был дорог Фелагунду».
И когда он достиг восточного берега
Нарога, что пенился и ревел
по черным валунам, лучники в зеленом
окружили его. Когда они увидели кольцо,
то склонились перед ним, хотя на вид
он был беден и оборван. Затем ночью
они повели его на север, потому что ни брода,
ни моста не было построено там, где Нарог тек
перед вратами Нарготронда,
и ни друг ни враг, не мог перейти его.
На север, где еще юный поток
тек слабее, под мысом
обрызганной пеной земли, что отделял Гинглит,
где ее короткий золотой поток заканчивался
и соединялся с Нарогом, там они перешли реку.
И теперь весьма быстро направились они
к отвесным террасам Нарготронда
и его гигантским сумрачным залам.
При свете серпа луны они пришли
к темным дверям, подвешенным и вырубленным
со столбами и притолокой из тяжелого камня
и огромными балками. Когда открылись
зияющие ворота, они прошли
туда, где Фелагунд восседал на троне.
Прекрасны были речи короля Нарога
к Берену, и его скитания,
все его сражения и жестокие бои
вскоре были рассказаны. За закрытыми дверями
сели они, когда Берен рассказа свою историю
в Дориате; и слова оставили его,
когда он вспомнил Лютиен, танцевавшую
с цветами белого шиповника в волосах,
вспоминая ее эльфийский голос, что звенел,
когда звезды в сумерках сияли вокруг нее.
Он рассказал о чудесных чертогах Тингола,
Освещенных силой чар, где струятся фонтаны,
и соловей всегда поет
для Мелиан и ее короля.
Он рассказал о задаче, что Тингол возложил
на него в презрении; как за любовь девы
более прекрасной, чем рождавшиеся когда-либо среди людей,
ради Тинувиэль, ради Лютиен,
он должен отправиться в огненную пустыню 1800
и несомненно умереть, испытав мучения.
Это Фелагунд выслушал в удивлении
и с тяжестью сказал наконец так:
«Кажется, что Тингол желает
твоей смерти. Вечное пламя
этих зачарованных камней, (как) все знают
проклят клятвой бесконечного горя,
и одни сыновья Феанора по праву -
лорды и хозяева их света.
Он не может надеяться среди своих сокровищ
удержать этот камень, даже будь он лорд
всего народа Эльфинессе.
И все же ты говоришь, что никак иначе
не может твое возвращение в Дориат
быть оплачено? Тогда поистине много
ужасных путей лежит перед тобой -
а затем Моргот, (чья) быстрая
и не знающая усталости ненависть, насколько мне известно,
будет преследовать тебя от небес до преисподней.
Сыновья Феанора, если только смогут,
убьют тебя прежде, чем ты достигнешь того леса,
или положишь на колени Тингола этот огонь,
или исполнишь наконец свое заветное желание.
Внемли! Келегорм и Куруфин
живут здесь, в моем королевстве,
и хотя я, сын Финрода (= Финарфина),
здесь король, немалую мощь собрали они
и повелевают многочисленным народом.
Дружбу со мной в любой нужде
показали они, но я весьма боюсь,
что к Берену сыну Барахира
не выкажут они милости или любви,
если узнают о твоей ужасной задаче».
Правдивые слова говорил он. Ибо когда король
всему своему народу рассказал это дело
и упомянул о клятве Барахиру
и о том, как смертный щитом и копьем
спас его от Моргота и от несчастья
на поле битвы на Севере много лет назад,
тогда сердца многих загорелись
снова к битве. Но восстал
из толпы и громко крикнул,
чтобы его услышали, один - с пламенеющими глазами,
гордый Келегорм, чьи волосы сверкали
и меч сиял. И все смотрели
на его суровое и непреклонное лицо,
и великое молчание пало в том месте.
«Будь он враг или друг, или бешеный демон
Моргота, эльф, или смертное дитя,
или что угодно, что может жить на земле, - 1850
ни закон, ни любовь, ни союз преиподней,
ни мощь богов, ни связующее заклинание
не защитят его от свирепой ненависти
сыновей Феанора, - того, кто возьмет или украдет
или, найдя, удержит Сильмарил.
На них одни мы претендуем по праву,
на наши трижды зачарованные сияющие камни».
Многие неистовые и полные силы слова сказал он,
и как прежде в Тун(е) (=Тирионе)
голос его отца наполнил их сердца огнем,
так теперь темный страх и назревающий гнев
он внушил им (cast on them), предрекая войну
друзей с друзьями; и озера запекшейся крови
представились им, краснеющие
в Нарготронде среди мертвых,
если войско Народа пойдет с Береном;
или, быть может, битва, разрушение и скорбь
в Дориате, где правит великий Тингол, -
если он получит гибельный камень Феанора.
И даже те, что были наиболее верны
Фелагунду, раскаивались в его клятве
и думали с ужасом и отчаянием
о поисках Моргота в его логове -
силой или хитростью. Так Куруфин,
когда его брат умолк, начал затем
(еще) более воздействовать на их умы;
и таким заклинанием (spell) связал он их,
что никогда затем до дней Турина
Нолдор Нарога войском
не выходили на открытую войну.
Тайно, засадами, лазутчиками и знанием
колдовства (lore of wizardry), бесшумной осадой
всего дикого; осторожно, бдительно, усердно,
призрачными охотниками, отравленными дротиками,
умея невидимо и тайно красться,
с ненавистью, что следует за добычей
неслышными шагами весь день,
невидимая, без сожаления,
неожиданно убивая ее ночью -
так охраняли они Нарготронд,
и забыли свое родство и высокие узы
ради страха Моргота, что искусство
Куруфина поселило в их сердцах.
И потому в тот злой день
не послушались они короля Фелагунда, своего лорда,
но угрюмо перешептывались, что Финрод (= Финарфин)
и тем более его сын - не бог.
Тогда Фелагунд снял корону
И бросил ее к своим ногам,
серебряный шлем Нарготронда; 1900
Вы можете разрушить ваши, но сохраню
свои узы, и оставлю королевство.
Если здесь есть сердца, что не дрогнули,
или те, что были верны сыну Финрода (= Финарфина),
тогда я найду хотя бы немногих,
что пойдут со мной, и не как бедняк,
изгнанный нищий, терпя презрение,
пойду от ворот, покинув мой город,
мой народ и мое королевство и корону!»
Услышав эти слова, там немедленно встали
перед ним десять испытанных добрых воинов,
из его дома, что всегда сражались
там, где были его знамена.
Один нагнулся и поднял его корону
и сказал: «О король, покинуть этот город -
теперь наша судьба, но не потерять
законного владыку. Ты должен избрать
того, кто будет наместником вместо тебя».
Тогда Фелагунд на голову Ородрета
возложил ее: «Брат мой, 1920
пока я не вернусь, эта корона твоя».
Тогда Келегорм более ничего не сказал,
а Куруфин улыбнулся и повернулся [уходя].
И теперь он вошел в эти земли,
неся в руке сверкающее кольцо
Фелагунда, и часто выкрикивал:
«Это идет не бродячий орк или шпион,
а Берен, сын Барахира,
что когда-то был дорог Фелагунду».
И когда он достиг восточного берега
Нарога, что пенился и ревел
по черным валунам, лучники в зеленом
окружили его. Когда они увидели кольцо,
то склонились перед ним, хотя на вид
он был беден и оборван. Затем ночью
они повели его на север, потому что ни брода,
ни моста не было построено там, где Нарог тек
перед вратами Нарготронда,
и ни друг ни враг, не мог перейти его.
На север, где еще юный поток
тек слабее, под мысом
обрызганной пеной земли, что отделял Гинглит,
где ее короткий золотой поток заканчивался
и соединялся с Нарогом, там они перешли реку.
И теперь весьма быстро направились они
к отвесным террасам Нарготронда
и его гигантским сумрачным залам.
При свете серпа луны они пришли
к темным дверям, подвешенным и вырубленным
со столбами и притолокой из тяжелого камня
и огромными балками. Когда открылись
зияющие ворота, они прошли
туда, где Фелагунд восседал на троне.
Прекрасны были речи короля Нарога
к Берену, и его скитания,
все его сражения и жестокие бои
вскоре были рассказаны. За закрытыми дверями
сели они, когда Берен рассказа свою историю
в Дориате; и слова оставили его,
когда он вспомнил Лютиен, танцевавшую
с цветами белого шиповника в волосах,
вспоминая ее эльфийский голос, что звенел,
когда звезды в сумерках сияли вокруг нее.
Он рассказал о чудесных чертогах Тингола,
Освещенных силой чар, где струятся фонтаны,
и соловей всегда поет
для Мелиан и ее короля.
Он рассказал о задаче, что Тингол возложил
на него в презрении; как за любовь девы
более прекрасной, чем рождавшиеся когда-либо среди людей,
ради Тинувиэль, ради Лютиен,
он должен отправиться в огненную пустыню 1800
и несомненно умереть, испытав мучения.
Это Фелагунд выслушал в удивлении
и с тяжестью сказал наконец так:
«Кажется, что Тингол желает
твоей смерти. Вечное пламя
этих зачарованных камней, (как) все знают
проклят клятвой бесконечного горя,
и одни сыновья Феанора по праву -
лорды и хозяева их света.
Он не может надеяться среди своих сокровищ
удержать этот камень, даже будь он лорд
всего народа Эльфинессе.
И все же ты говоришь, что никак иначе
не может твое возвращение в Дориат
быть оплачено? Тогда поистине много
ужасных путей лежит перед тобой -
а затем Моргот, (чья) быстрая
и не знающая усталости ненависть, насколько мне известно,
будет преследовать тебя от небес до преисподней.
Сыновья Феанора, если только смогут,
убьют тебя прежде, чем ты достигнешь того леса,
или положишь на колени Тингола этот огонь,
или исполнишь наконец свое заветное желание.
Внемли! Келегорм и Куруфин
живут здесь, в моем королевстве,
и хотя я, сын Финрода (= Финарфина),
здесь король, немалую мощь собрали они
и повелевают многочисленным народом.
Дружбу со мной в любой нужде
показали они, но я весьма боюсь,
что к Берену сыну Барахира
не выкажут они милости или любви,
если узнают о твоей ужасной задаче».
Правдивые слова говорил он. Ибо когда король
всему своему народу рассказал это дело
и упомянул о клятве Барахиру
и о том, как смертный щитом и копьем
спас его от Моргота и от несчастья
на поле битвы на Севере много лет назад,
тогда сердца многих загорелись
снова к битве. Но восстал
из толпы и громко крикнул,
чтобы его услышали, один - с пламенеющими глазами,
гордый Келегорм, чьи волосы сверкали
и меч сиял. И все смотрели
на его суровое и непреклонное лицо,
и великое молчание пало в том месте.
«Будь он враг или друг, или бешеный демон
Моргота, эльф, или смертное дитя,
или что угодно, что может жить на земле, - 1850
ни закон, ни любовь, ни союз преиподней,
ни мощь богов, ни связующее заклинание
не защитят его от свирепой ненависти
сыновей Феанора, - того, кто возьмет или украдет
или, найдя, удержит Сильмарил.
На них одни мы претендуем по праву,
на наши трижды зачарованные сияющие камни».
Многие неистовые и полные силы слова сказал он,
и как прежде в Тун(е) (=Тирионе)
голос его отца наполнил их сердца огнем,
так теперь темный страх и назревающий гнев
он внушил им (cast on them), предрекая войну
друзей с друзьями; и озера запекшейся крови
представились им, краснеющие
в Нарготронде среди мертвых,
если войско Народа пойдет с Береном;
или, быть может, битва, разрушение и скорбь
в Дориате, где правит великий Тингол, -
если он получит гибельный камень Феанора.
И даже те, что были наиболее верны
Фелагунду, раскаивались в его клятве
и думали с ужасом и отчаянием
о поисках Моргота в его логове -
силой или хитростью. Так Куруфин,
когда его брат умолк, начал затем
(еще) более воздействовать на их умы;
и таким заклинанием (spell) связал он их,
что никогда затем до дней Турина
Нолдор Нарога войском
не выходили на открытую войну.
Тайно, засадами, лазутчиками и знанием
колдовства (lore of wizardry), бесшумной осадой
всего дикого; осторожно, бдительно, усердно,
призрачными охотниками, отравленными дротиками,
умея невидимо и тайно красться,
с ненавистью, что следует за добычей
неслышными шагами весь день,
невидимая, без сожаления,
неожиданно убивая ее ночью -
так охраняли они Нарготронд,
и забыли свое родство и высокие узы
ради страха Моргота, что искусство
Куруфина поселило в их сердцах.
И потому в тот злой день
не послушались они короля Фелагунда, своего лорда,
но угрюмо перешептывались, что Финрод (= Финарфин)
и тем более его сын - не бог.
Тогда Фелагунд снял корону
И бросил ее к своим ногам,
серебряный шлем Нарготронда; 1900
Вы можете разрушить ваши, но сохраню
свои узы, и оставлю королевство.
Если здесь есть сердца, что не дрогнули,
или те, что были верны сыну Финрода (= Финарфина),
тогда я найду хотя бы немногих,
что пойдут со мной, и не как бедняк,
изгнанный нищий, терпя презрение,
пойду от ворот, покинув мой город,
мой народ и мое королевство и корону!»
Услышав эти слова, там немедленно встали
перед ним десять испытанных добрых воинов,
из его дома, что всегда сражались
там, где были его знамена.
Один нагнулся и поднял его корону
и сказал: «О король, покинуть этот город -
теперь наша судьба, но не потерять
законного владыку. Ты должен избрать
того, кто будет наместником вместо тебя».
Тогда Фелагунд на голову Ородрета
возложил ее: «Брат мой, 1920
пока я не вернусь, эта корона твоя».
Тогда Келегорм более ничего не сказал,
а Куруфин улыбнулся и повернулся [уходя].