Увидела Вконтакте у знакомой отрывки из статей о положении старых дев в России. Нашла для себе интересные места из мифологии и истории костюма. Я как-то не задумывалась о том, как они одевались. Утаскиваю к себе оба отрывка
http://www.booksite.ru/fulltext/girls/rus/san/7.htm#44Уже не девка, еще не баба
Мать дочерю родила,
На белый свет пустила,
Доли навек не дала.
Девушку, которой, как говорили, «на долю не выпало замужество», называли обычно «старой девой», «вековухой», «непетым волосьём», «седой макушкой». Вековухой она объявлялась тогда, когда все ее ровесницы стали замужними женщинами. Ее переставали приглашать на посиделки и гулянья: «Ну этой-то пора покойников мыть, а она все гуляет». Про нее говорили, что она «как сорока на березке - все сидит и сидит». В конце концов девушка-«перестарка» исключалась из молодежного коллектива, но при этом не принималась и в женский, оказывалась одинокой, «как птица, отставшая от лебединой стаи и не взятая с собой другими птицами». Маргинальность ее положения выражалась еще и в том, что старая дева должна была по-девичьи заплетать волосы в одну косу, носить девичью одежду, но только темных, как у старух, цветов, и не пользоваться никакими украшениями.
В русской деревне безбрачие считалось явлением ненормальным, противоречащим природе, а к старой деве относились как к человеку неполноценному, ущербному и даже грешному: она «не познала жизни», не реализовала свой жизненный потенциал, не исполнила свой долг перед Богом и людьми. Ее и жалели, и презирали, подвергая различным насмешкам, напоминая ей при случае, что она «ни то ни се».
Старая дева не могла жить самостоятельно, потому что для крестьянского хозяйства требовались и мужские, и женские руки. Обычно она жила вместе с родителями, а после их смерти переходила в семью брата, выполняя все женские работы: участвовала в сенокосе, жатве, выращивании льна, пряла, ткала, нянчила племянников. Если старая дева была хорошей работницей с твердым характером, то при больной матери или невестке она могла стать большухой, управляя всем хозяйством семьи. В большинстве случаев статус старой девы в семье был весьма невысоким, особенно если она была смиренна, невзрачна на вид, а еще хуже больна.
Люди приписывали старым девам, даже самым трудолюбивым, скромным и добрым, множество отрицательных черт: злая, вредная, завистливая, неуживчивая, сварливая, ленивая, некрасивая, с дурным глазом. «Поповой собаки, отставного солдата да старой девки злее нет», - говорит пословица. Считалось, что старые девы обладают способностью приносить вред своим односельчанам. Например, могут сделать на поле так называемые заломы: прийти в полночь к созревающим хлебам и, сняв рубаху и распустив волосы, надломить часть колосьев или скрутить их в жгут. По поверью, после жатвы зерно перетечет в закрома старой девы, жница, сжавшая залом, погибнет, а люди, съевшие хлеб, испеченный из зерен залома, умрут.
В русских деревнях были также широко распространены представления о том, что старая дева, тоскуя, вступает в любовную связь с бесами и что она может превратиться в ведьму, которая «от коровушек молочко отдаивает, промеж межи полоску прожинывает, от хлебушка спорынью отымывает». Верили, что черт в виде огненного змея прилетает в дом к старой деве через трубу и, обернувшись красивым мужчиной, ложится в ее постель. Вот, например, как об этом рассказывали в Ярославской губернии в конце XIX века: «В Давыдковской волости жили в одном доме две сестры-девицы. Одна из них была пожилая, другая - девушка-невеста. К старшей и прилетал каждую ночь огненный змей. Нередко, подходя к избе, посторонние слышали разговор, причем, кроме голоса хозяйки, явственно слышался и посторонний мужской голос. Войдя в избу, они никого не видели, кроме самой хозяйки. Посещая эту пожилую девицу, змей приносил ей деньги, и она, не получая ниоткуда никаких средств, жила очень богато. Умерла эта девица в ужасных мучениях. Говорят, что умирающую свою сожительницу змей хотел затащить под печку сквозь небольшое окошечко, но она не прошла и умерла тут» (АРЭМ, ф. 7, оп. 1, д. 1799, л. 5 об.).
Люди верили также в связь тосковавшей по любви вековухи с домовым (дворовым) - мифологическим хозяином дома. По поверью, полюбив вековуху, он проявлял заботу о ней, старался, чтоб ее не обижали, и даже мог избить невестку, которая плохо относилась к своей вековухе-золовке. Каждую ночь он приходил к своей избраннице, заплетал ей косу, ложился к ней в постель и был очень ревнив. В старинной быличке, записанной в Кадниковском уезде Вологодской губернии, рассказывалось: «Жила у нас старая девка, незамужняя; звали ее Ольгой. Ну, все и ходил к ней дворовушко спать по ночам, и всякий раз заплетал ей косу и наказывал: „Если ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя задавлю". Так она и жила нечесаной до 35 годов - и не мыла головы, и гребня не держала. Только выдумала она выйти замуж, и когда настал девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой, незамужнюю ту, старую девку, невесту ту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать косу и долго ее не могли расчесать: так-то круто закрепил ее дворовушко. На другое утро надо было венчаться - пришли к невесте, а она в постели лежит мертвая и вся черная: дворовушка ее и задавил» (Максимов С. В. 1996. С. 27).
Все эти поверья заставляли семью вековухи или деревенских баб, увидев огненный сноп над трубой или просто заподозрив старую деву в сожительстве с нечистой силой, предпринимать меры. Чтобы отвадить огненного змея, избу окуривали ладаном, окропляли святой водой, посыпали пол и постель семенами льна или мака, втыкали в стены и наличники окон ветви рябины, чертополох, надевали на вековуху пояс, сшитый из ризы священника, на постель ей клали уздечку, оставляли на ночь зажженной пасхальную свечу. Рассказывали, что огненный змей, увидев все это, кричит: «А, догадались!» - хлопает в ладоши, хохочет и тут же пропадает. Чтобы отвадить от вековухи домового, надо было или прочитать Молитву, или выбранить его матерными словами. Крестьяне Новгородской губернии верили, что отваживать дворового от вековухи нужно с помощью ременной плети с прикрепленной к ней ниткой из савана мертвеца, обмазанной воском. В полночь надо выйти на двор, поджечь восковую нитку и бить плетью о стены хлева, приговаривая: «Вот тебе, вот тебе!»
Жизнь вековух регламентировалась особыми правилами. Считалось, что они не должны принимать участие в праздничной жизни деревни: ходить в гости, гулять вместе со всеми на улице, петь и плясать, что должны не веселиться, а замаливать грех безбрачия. Старым девам не полагалось также участвовать во всех продуцирующих обрядах. Им, например, нельзя было работать на поле в первый день жатвы, сжинать первый и последний сноп, которые являлись, по мнению крестьян, залогом будущего урожая. Они не могли присутствовать при отеле коровы или окоте овец, так как это угрожало в дальнейшем плодовитости животных. Вековухе запрещалось помогать женщине при родах: верили, что родовые муки от этого удвоятся, потому что старая дева их не испытала. Она не участвовала в приготовлении еды для свадебного пира, чтобы молодые не были бесплодны. Старым девам даже не разрешалось печь хлеб для всей семьи, так как хлеб считался символом семейного благополучия.
Вековухи, независимо от своего возраста, зачастую выполняли функции стариков: обмывали и обряжали умерших, читали молитвы по покойнику. Кроме того, участвовали в обрядах защиты людей и животных от болезней, вызывания дождя во время сильной засухи и др. По народным представлениям, эти обряды могли проводить старухи, вдовы и девушки как не имеющие половых отношений с мужчинами.
Судьба вековухи могла сложиться и более печально. Если ее ближайшие родственники были слишком бедны и относились к ней как к нахлебнице, она могла превратиться в «побируху», «побирашку». Вековуха жила отдельно в худенькой избушке, побираясь зимой, в голодное время, по окрестным деревням. Ее одежда была скудной, «нищему собраться - только подпоясаться». Отправляясь в путь, она брала с собой иконку с образом Божьей Матери или Спасителя, котомку для подаяний и посох. На деревенских храмовых праздниках, кладбищах, папертях церквей раздавался ее жалобный крик: «Милостыньку Христа ради, поминаючи родителей ваших во Царствии Небесном». Вековухи, ставшие профессиональными нищенками, просьбу о подаянии выражали более сложными формулами: «Помяни вас, Господи, во Царствии Небесном, запиши вас, Господи, во кануны светлые, в записи церковные, отвори вам, Господи, двери райские, дай вам, Господи, рай пресветлый» (АР9М, ф. 7, оп. 1, д. 1772, л. 14). Обращение к людям со словами о Христе и милосердии помогало нищенке преодолеть отчуждение, возникавшее в первый миг встречи с ней. Нищим обычно всегда подавали, их воспринимали как людей, угодных Богу: «Нищими свет стоит, через них Господь терпел всему народу грешному, и считается нищий Божьим гостем, которого грешно не накормить и не подать ему» (АРЭМ, ф. 7, оп. 1, д. 470, л. 42). Считалось, что подавшему милостыню Бог снимает часть грехов. Крестьяне подавали хлеб, пироги, блины, муку, яблоки, овощи и очень редко деньги.
П.И.Кутенкова "Великорусская женская сряда"
*"Одежда вековухи была проста и однообразна. Её нельзя назвать срядой, так как, по существу, вековуха была не сряжена и не наряжена. В одежду входили белая, сухая рубаха, белая (синяя) зьдявалка, поясок (старухи же зьдявалки не подпоясывали), белый платок и лапти. Вздевалку носили девушки, оказавшиеся неспособными вовремя выйти замуж (до 24-27 лет). Носили они её до конца своей жизни. На праздники в Сядемке вековухам в 30-х годах прошлого столетия дозволялось надевать чёрный сарахван - одежду, подобную понёве с прошвой. Состав одеяния вековухи обуславливался морально-нравственными нормами великорусов, считавших главной обязанностью для девушки выйти замуж, стать бабой и родотворить новые жизни. Девушка, не ввполнившая божественное предначертание, условно говоря, переходила и переводилась общиной на положение "отшельницы", некой "старухи-отшельницы". Имела образ человека, близко стоявшего к черте перехода в иной мир, на положение человека, "прожившего целую жизнь" и как бы собравшегося уходить на тот свет, хотя при этом само время ухода отодвигалось довольно далеко.
Переход этот был непосредственно связан и с изменением в её одежде. Вековуха надевала полагающуюся ей белую печальную старушечью рубаху и вздевалку. С этого времени она не имела права на ношение своих девичьих одежд и заготовленного приданного - бабьих сряд. Это приданное раздавалось по сёстрам, свояченицам и подругам. Переход девки из состояния девки-невесты в состояние вековухи имел не одноразовый характер. Известная ушинская девка Проскунька так описывала свой переход в вековухи. С шестнадцати лет (родилась в 1919 г.) начала ходить на ссыпки - ежегодные двухнедельные осенние смотры-выставки невест. И посещала их в течении двенадцати лет. В 27 лет стало стыдно перед людьми и подругами ходить, плясать на ссыпках с 14-15-летними девчонками и на 28-м году жизни она уже не пошла. Естественно, что полноценно общаться со своими сверстницами она также не могла: они все стали бабами и имели своё сообщество; с молодыми же... они давно считали её перестарком. Вот таким естественным образом она стала вековухой и надела соответствующие одежды.
Вне зависимости от своего возраста вековуха так и называется девкой. В 27 лет девка, и в 80-90 лет она всё девка. В исследуемых сёлах сегодня можно встретить 80-90-летних девок, вековух. Время для них как бы остановилось, а если быть точным, то переведено на другой уровень - духовный. В разговоре при обращении к ним соблюдается соответствующий порядок. Вековух называют Машкой, Варькой, Танькой и т.д. Детям запрещается называть их тётей, бабой, бабушкой. Поэтому и одежды вековухи отличались от сряд старухи, прошедшей через сварожьи и яргические времена жизни. Сегодня становится понятным и время перехода на вздевалки в 24-27 лет. Рождение первого ребёнка после этого времени таит в себе большую вероятность появления урода или трудность разрешения от бремени"* (с.55, в издании факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета, 2010 год.)
В главе про понёвы говорится:
*"Вековуха по обычаю не имела права ношения заготовленных ею понёв и других бабьих и девичьих одежд. Это было основано на целесообразности и тысячелетних исконях. В 20-м столетии и сегодня это воспринимается как само собой разумеющееся. Девка, перешедшая в разряд перестарок, вековух, никогда не наденет сряду девицы, потому что она вышла из этого возраста, а бабью не наденет, потому что не стала таковой."* (с. 65, там же)