Моя баба
Она родилась в начале ноября 1917 года в Орловской губернии. Крестили Анной, фамилия - Егорова. В 38-м отца признали врагом народа, раскулачили: работящие Егоровы держали разнообразное хозяйство. Федот Афанасьевич Егоров как в воду канул, без следа, без весточки. Позже, много позже бабушка начала осторожно узнавать. За несколько лет до смерти выходила-таки скупую информацию: отец её, крепкий мужик Федот Егоров был осуждён "тройкой" и расстрелян. Бабу признали дочерью репрессированного-реабилитированного, дали какую-то льготу. Я помню, всё помню - получив документы, она не плакала, она вообще была очень суровой женщиной. Аккуратно сложила бумажки и задвинула скрипучий ящик комода с тихими словами: "...всю жизнь мне растоптали".
О том, что было после того как увели её отца, баба никогда не рассказывала, а если расспрашивали, то сердилась. О кошмаре "дочери врага народа" вспоминать ей, надо полагать, совершенно не хотелось. То немногое, что известно, досталось мне от мамы и её старшей сестры, моей тёти, которой уже нет в живых.
В Амурской области её жизнь каким-то непостижимым образом началась с чистого листа. Появились новые документы с новым именем. (Я узнала о её настоящем имени, когда баба уже была совсем старенькой.) Как она жила всё это время, не знает уже никто. Известно, что валила лес, много и тяжело работала и всё умела: растить скотину, готовить из чего бог послал, шить - просто и крепко. Экономила виртуозно! По-звериному ориентировалась в лесу; знала травы. Умела делать запасы "даров леса".
Баба была строгой, молчаливой. Невысокой, сухой, прямой. Густые тёмные волосы носила косой вокруг головы. Большие тёмные глаза, недобрые. Рот сжат. Шрамы на лице. Руки изуродованы тяжкой работой. Она избегала общества и не любила посторонних. Общалась только с ветхим стариком Захаром Прокопьичем, бывшим ссыльным, и с соседкой Лидой.
Мужа своего, моего деда, не любила и не считала нужным это скрывать. Жили плохо: он был пьяницей, упрекал жену, что она сидит у него на шее (баба не работала, вела дом), а в сердцах даже сказал, что он её, неблагодарную, спас. От чего, не уточнялось: их дети так этого и не узнали.
Я много думала о ней, пока читала "Зулейха открывает глаза". Представляла себе, как в страшном грохоте эпохи девочка, каких сотни тысяч, превращается в волчонка и учится выживать. И забывать. Как забывает то, что было "до" и как не думает о том, что будет "после", а живёт одним только днём.
С одной стороны, мне очень жаль, что я не успела её узнать. С другой же стороны - я узнала её в книге Гузели Яхиной и обрадовалась за неё: баба, тебе удалось то, что не удалось многим - выжить и передать тепло жизни дальше. Как же хочется обнять тебя, поговорить с тобой...
О том, что было после того как увели её отца, баба никогда не рассказывала, а если расспрашивали, то сердилась. О кошмаре "дочери врага народа" вспоминать ей, надо полагать, совершенно не хотелось. То немногое, что известно, досталось мне от мамы и её старшей сестры, моей тёти, которой уже нет в живых.
В Амурской области её жизнь каким-то непостижимым образом началась с чистого листа. Появились новые документы с новым именем. (Я узнала о её настоящем имени, когда баба уже была совсем старенькой.) Как она жила всё это время, не знает уже никто. Известно, что валила лес, много и тяжело работала и всё умела: растить скотину, готовить из чего бог послал, шить - просто и крепко. Экономила виртуозно! По-звериному ориентировалась в лесу; знала травы. Умела делать запасы "даров леса".
Баба была строгой, молчаливой. Невысокой, сухой, прямой. Густые тёмные волосы носила косой вокруг головы. Большие тёмные глаза, недобрые. Рот сжат. Шрамы на лице. Руки изуродованы тяжкой работой. Она избегала общества и не любила посторонних. Общалась только с ветхим стариком Захаром Прокопьичем, бывшим ссыльным, и с соседкой Лидой.
Мужа своего, моего деда, не любила и не считала нужным это скрывать. Жили плохо: он был пьяницей, упрекал жену, что она сидит у него на шее (баба не работала, вела дом), а в сердцах даже сказал, что он её, неблагодарную, спас. От чего, не уточнялось: их дети так этого и не узнали.
Я много думала о ней, пока читала "Зулейха открывает глаза". Представляла себе, как в страшном грохоте эпохи девочка, каких сотни тысяч, превращается в волчонка и учится выживать. И забывать. Как забывает то, что было "до" и как не думает о том, что будет "после", а живёт одним только днём.
С одной стороны, мне очень жаль, что я не успела её узнать. С другой же стороны - я узнала её в книге Гузели Яхиной и обрадовалась за неё: баба, тебе удалось то, что не удалось многим - выжить и передать тепло жизни дальше. Как же хочется обнять тебя, поговорить с тобой...