В память о моей бабушке Зое....31 декабря...
Портрет бабушки Зои(рисунок дедушки Вадима Одайника, 46 год)
31 декабря…
Всю жизнь для меня этот день был не только предновогодним, а и днем рождения моей бабушки…
Вот уже 7 лет ее нет...Как - то, роясь в шкафу, обнаружила старую тетрадку, открыла и увидела до боли знакомый почерк, почерк моей бабушки, Зои…Сколько же сочинений она мне написала, спасибо ей.. =)…Но в этой тетрадке были не мои сочинения, а два небольших рассказа…И вот, что я прочитала…
Рассказ первый….Практика…
(Была знойная, душная ночь 47 года. Мы, т. е. Я и мой….)
Был 47 год. Мы, будущие художники, а ныне студенты первого курса, были на практике в Каневе. (Знаменитом Каневе, находящимся на высокой круче воспетым Тарасом Шевченком…….)
Практика проходила не в самом городе, а в поселке, называемом Бессарабией. Здесь же был и причал и временное «збиговисько» по вечерам, так называли маленький базар. Продавали здесь, в основном, вяленую рыбу, арбузы, дыни, яблоки и уже, когда смеркалось, на берегу волны играли с шелухой от семечек и арбузными корками. Жизнь наша была веселая, молодая, но голодная. Кормили нас супом без картошки, пшеном, зеленью и тюлькой. Тюльку выдавала Сима, красивая женщина, лет 30, к которой по вечерам приходил такой же красивый моряк - капитан. И еще, 3 раза в неделю привозили на самоходной барже хлеб. Эту баржу мы выглядывали каждый день. С утра стояли на берегу и ждали, не появится ли на горизонте самоходная баржа, а на ней должен был быть наш сокурсник, вернее студент старшего курса Югай, с долгожданным хлебом. Если баржа не приходила, мы шли, кто к зеленой еще груше, а кто к шелковице.
Жили мы в одном длинном бараке, без потолка, разделенном на две половины и маленькую пристройку для Симы. В одной половине, были девушки, которых было раза в четыре меньше, чем ребят, в другой половине жили ребята. Слышимость была идеальная. Ни один секрет не был утаен, даже если приходилось говорить шепотом, все все слышали.
Под крышей вились ласточки и, когда светало, они начинали свою веселую возню.
Каждый вечер, после работы, переправлялись мы на левый берег Днепра, разжигали большой костер, прыгали через него, играли в горелки, и никто бы не сказал, что некоторым уже было под 40 лет и прошли они страшную из всех воен войну, испепелившую половину нашей страны.
Настал день, когда нашему руководству стало нечем нас кормить, и решили они направить нас в колхоз, заканчивать практику. Нас всех распределили по домам, меня и моего мужа (нам было тогда по 20 лет), направили в семью к молоденькой учительнице, у которой было трое маленьких детей, старшему было лет 8, младшие слушали его во всем, смешные такие. Рано утром она готовила еду для детей, оставляла в печи и уходила до вечера на работу в поле.
Ночи были душные и жаркие, мы с Вадимом спали в саду под большой шелковицей. На нас смотрело глубокое синее небо усыпанное звездами, тихо - тихо стрекотал сверчок и только временами, нарушая тишину, падала на нас, налитая соком шелковица. С одной стороны росла кукуруза, а с другой была могила погибших на войне солдат. Я, почему - то, очень боялась смотреть туда.
Рано утром, когда все еще спали, мы шли на этюды, а когда возвращались, хозяйки дома уже не было. И мы начинали готовить завтрак, что приготовила хозяйка детям, к тому мы не прикасались. Нам в колхозе выдали муку, я брала ее, добавляла воды, соли и замешивала тесто, а этим временем, Вадим разводил во дворе костер, ставил два кирпичика и сковороду сверху, а я выпекала на ней коржики. А рядом сидели дети и ждали лакомство. Когда тесто пропекалось, я переворачивала его на другой бок, а потом уже зависело, кто ловчее был, тот первым коржик и хватал. Коржик был полусырой и из него торчали, как у ежика, шелуха от пшеницы. Ее надо было просеивать, а я городская жительница не знала этого. Называли мы этот коржик «ляпацаники», а назвал их так один из сыновей учительницы. Помнили мы «ляпацаники» всю свою жизнь, для моего Вадима они остались самым большим лакомством. И все же, таких вкусных как были там, я никогда больше не смогла сделать.
Однажды, это было уже в конце месяца, мы сидели в хате и перебирали наши этюды, раздался стук в дверь. На пороге стояла худенькая (а в то время полных и не было) пожилая женщина. Определить ее возраст было трудно. В руках она держала маленький узелок. Потом положила его на скамейку и сказала:
- Дітки, зробить мені ласку, намалюйте мені мого синочка, який загинув.
- Ми цим ніколи не займались і не знаєм як.
- Ну дуже вас прошу, у мене і фото є.
Она вынула из узелка маленькую фотографию размером с открытку, на ней была изображена группа детей. Она ткнула пальцем в маленькую фигурку мальчика, на пол головы, у которого была натянута фуражка, из-под которой выглядывал только подбородок мальчика, больше ничего не было видно. Когда снимали, видно солнце сильно слепила глаза и мальчик, закрыл их фуражкой.
- Бабуся, ми нічого не зможемо зробити, обличчя зовсім не видно .
- Ну дуже прошу вас, у мене крім цієї фотокарточки нема нічого. А він був у мене єдиним сином, більш нікого нема у мене.
Как не убеждали мы ее, ничего у нас не вышло, пришлось уступить.
- Ну так, розкажіть, який він був?
- Був він, дуже красивий, очі у нього були сині - сині, а волосся чорне - чорне, намалюйте, дуже вас прошу!
- Добре бабусю, зробимо, як зможемо.
Взяли бумагу, акварель и написали портрет юноши, с голубыми глазами и с черными - черными волосами.
Через несколько дней она снова пришла, голос ее дрожал от волнения.
- Ну, що, намалювали?
- Так, але ми не знаєм, чи схожий він вийшов - ответили мы и показали ей рисунок.
Как самую дорогую реликвию, взяла она этот портрет, долго смотрела на него. И вдруг, прижав к сердцу, заголосила:
- Ой, синочку мій ріднесенький, як же ж ти змінився!
И еще очень долго нам слышались в открытую дверь ее причитания. Она шла к себе, прижав рисунок к сердцу. На душе было тяжело, сердце разрывалось от жалости к той, которая всю жизнь будет плакать, и делиться своими горестями с образом, в который воплотился ее сын, наверняка совершенно не похожий на себя.
На следующий день мы уезжали домой. Босоножки, которые я купила в начале практики, почти на все деньги и, которые я оставила на крыльце, съели черви. Видимо кожа была плохо выделана. Вещи наши остались на базе, да и не было у меня больше ничего, кроме этих босоножек. А от села до Канева, было 20 км, да еще до базы было километра 4. Взвалили мы на плечи этюдники и холсты и пол мешка груш зеленых, которые нам дала хозяйка в дорогу, и отправились в Канев. Единственная тенниска Вадима порвалась, вернее она была моя, но Вадику она очень нравилась, правда была она на него чуть мала, по - этому быстро сносилась и порвалась, а другой одежды у нас не было. Зрелище было удивительное, идем мы по дороге, я босиком, а он надел на голое тело пиджак, на бортах которого красовались два ордена отечественной войны и красной звезды и гвардейский значок, которым он очень гордился.
Но нам повезло, нас подобрал грузовик, сократив тем самым наше путешествие. Приехали мы в Канев, прямо на базар и, поскольку у нас осталась еще немного стипендии 25 руб. (мы получали по 250 руб. в месяц), было решено купить кувшин молока, что мы и сделали. Когда Вадим начал пить из кувшина молоко, начался сильный ливень, я сразу же убежала и спряталась под навес. Остались на рынке двое - бабка молочница и Вадим. Ему было жаль молоко оставлять, а бабка боялась его под навес отпускать, вдруг кувшин сворует, уж очень странный у него вид был. Так они и стояли под дождем, пока все молоко выпито не было.
После этого решено было идти в парикмахерскую. Парикмахер попался очень добрый и с юмором. Он так обхаживал Вадима, который сидел по пояс голый (т.к. пиджак пришлось снять).
У нас оставались еще деньги, есть жутко хотелось и мы решили пойти в ресторан (гулять, так гулять). Заказали по яичнице (с хлебом или без, не помню). Мы свалили в угол весь наш груз и сели «пировать». Люди, сидевшие за столиками, посмеивались, глядя на нас, а нам было безразлично, ведь были мы такие молодые!
Немного подкрепившись, пошли мы на базу. Идти было все тяжелей, а выбрасывать пол мешка с грушами было жаль. Когда мы пришли, все уже были в сборе и ждали нас. Увидев мешок с грушами, они долго не раздумывали. Набросились голодные сокурсники на наши груши и через полчаса, от них ничего не осталось...
Ба и Де...Зоя Одайник - Самойленко и Вадим Одайник...
Ба...В парке...
Ба и моя Ма...Зоя и Оксана...
Ба и Де...
Ба и Де...Годовщина свадьбы...Рядом с Де Василий Непейпиво...Арбатская стрелка...
Карпатские мотивы...Зоя (крайняя слева)...
Карпатские мотивы...Ба (справа)...
Карпаты...Зоя Одайник - Самойленко, Татьяна Яблонская и Вадим Одайник....
Остановка...На фото слева на право, маленький Сережа (сын и мой дядя), Зоя, Вадим и его папа(мой прадед)Иван...
Ба и Де...
Ба...Зоя Одайник - Самойленко...
Три сестры...Женя, Зоя(в центре)и Оля...
Зоя, Мама Анна(моя прабабушка) и Женя...
Папа и его дочери...Зоя(внизу),Женя, Ольга и папа Александр(мой прадед)...
Де и Ба(держатся за руки)...С друзьями, на пл. Богдана Хмельницкого...
Ба и Де...
Потрет бабушки (рисунок дедушки, 46 год)...
Худ школа, 41 год, бабушка в правом верхнем углу, во втором ряду...
Ба и Де...
Ба и Де...Зоя и Вадим...
Худ институт, Ба и Де отмечены стрелочками....Вот именно с этими людьми и ездила моя Зоя на практику...
Я очень любила моих бабушку и дедушку...
Царство Им Небесное и Вечная Память...
PS С НОВЫМ ГОДОМ ВСЕХ!!! ЛЮБВИ И МИРА НАМ ВСЕМ, НЕ ПОМЕШАЛО БЫ!!!!!!
УРРРРРРРРРРРРААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!! =)
ВАША КАТРУК...
31 декабря…
Всю жизнь для меня этот день был не только предновогодним, а и днем рождения моей бабушки…
Вот уже 7 лет ее нет...Как - то, роясь в шкафу, обнаружила старую тетрадку, открыла и увидела до боли знакомый почерк, почерк моей бабушки, Зои…Сколько же сочинений она мне написала, спасибо ей.. =)…Но в этой тетрадке были не мои сочинения, а два небольших рассказа…И вот, что я прочитала…
Рассказ первый….Практика…
(Была знойная, душная ночь 47 года. Мы, т. е. Я и мой….)
Был 47 год. Мы, будущие художники, а ныне студенты первого курса, были на практике в Каневе. (Знаменитом Каневе, находящимся на высокой круче воспетым Тарасом Шевченком…….)
Практика проходила не в самом городе, а в поселке, называемом Бессарабией. Здесь же был и причал и временное «збиговисько» по вечерам, так называли маленький базар. Продавали здесь, в основном, вяленую рыбу, арбузы, дыни, яблоки и уже, когда смеркалось, на берегу волны играли с шелухой от семечек и арбузными корками. Жизнь наша была веселая, молодая, но голодная. Кормили нас супом без картошки, пшеном, зеленью и тюлькой. Тюльку выдавала Сима, красивая женщина, лет 30, к которой по вечерам приходил такой же красивый моряк - капитан. И еще, 3 раза в неделю привозили на самоходной барже хлеб. Эту баржу мы выглядывали каждый день. С утра стояли на берегу и ждали, не появится ли на горизонте самоходная баржа, а на ней должен был быть наш сокурсник, вернее студент старшего курса Югай, с долгожданным хлебом. Если баржа не приходила, мы шли, кто к зеленой еще груше, а кто к шелковице.
Жили мы в одном длинном бараке, без потолка, разделенном на две половины и маленькую пристройку для Симы. В одной половине, были девушки, которых было раза в четыре меньше, чем ребят, в другой половине жили ребята. Слышимость была идеальная. Ни один секрет не был утаен, даже если приходилось говорить шепотом, все все слышали.
Под крышей вились ласточки и, когда светало, они начинали свою веселую возню.
Каждый вечер, после работы, переправлялись мы на левый берег Днепра, разжигали большой костер, прыгали через него, играли в горелки, и никто бы не сказал, что некоторым уже было под 40 лет и прошли они страшную из всех воен войну, испепелившую половину нашей страны.
Настал день, когда нашему руководству стало нечем нас кормить, и решили они направить нас в колхоз, заканчивать практику. Нас всех распределили по домам, меня и моего мужа (нам было тогда по 20 лет), направили в семью к молоденькой учительнице, у которой было трое маленьких детей, старшему было лет 8, младшие слушали его во всем, смешные такие. Рано утром она готовила еду для детей, оставляла в печи и уходила до вечера на работу в поле.
Ночи были душные и жаркие, мы с Вадимом спали в саду под большой шелковицей. На нас смотрело глубокое синее небо усыпанное звездами, тихо - тихо стрекотал сверчок и только временами, нарушая тишину, падала на нас, налитая соком шелковица. С одной стороны росла кукуруза, а с другой была могила погибших на войне солдат. Я, почему - то, очень боялась смотреть туда.
Рано утром, когда все еще спали, мы шли на этюды, а когда возвращались, хозяйки дома уже не было. И мы начинали готовить завтрак, что приготовила хозяйка детям, к тому мы не прикасались. Нам в колхозе выдали муку, я брала ее, добавляла воды, соли и замешивала тесто, а этим временем, Вадим разводил во дворе костер, ставил два кирпичика и сковороду сверху, а я выпекала на ней коржики. А рядом сидели дети и ждали лакомство. Когда тесто пропекалось, я переворачивала его на другой бок, а потом уже зависело, кто ловчее был, тот первым коржик и хватал. Коржик был полусырой и из него торчали, как у ежика, шелуха от пшеницы. Ее надо было просеивать, а я городская жительница не знала этого. Называли мы этот коржик «ляпацаники», а назвал их так один из сыновей учительницы. Помнили мы «ляпацаники» всю свою жизнь, для моего Вадима они остались самым большим лакомством. И все же, таких вкусных как были там, я никогда больше не смогла сделать.
Однажды, это было уже в конце месяца, мы сидели в хате и перебирали наши этюды, раздался стук в дверь. На пороге стояла худенькая (а в то время полных и не было) пожилая женщина. Определить ее возраст было трудно. В руках она держала маленький узелок. Потом положила его на скамейку и сказала:
- Дітки, зробить мені ласку, намалюйте мені мого синочка, який загинув.
- Ми цим ніколи не займались і не знаєм як.
- Ну дуже вас прошу, у мене і фото є.
Она вынула из узелка маленькую фотографию размером с открытку, на ней была изображена группа детей. Она ткнула пальцем в маленькую фигурку мальчика, на пол головы, у которого была натянута фуражка, из-под которой выглядывал только подбородок мальчика, больше ничего не было видно. Когда снимали, видно солнце сильно слепила глаза и мальчик, закрыл их фуражкой.
- Бабуся, ми нічого не зможемо зробити, обличчя зовсім не видно .
- Ну дуже прошу вас, у мене крім цієї фотокарточки нема нічого. А він був у мене єдиним сином, більш нікого нема у мене.
Как не убеждали мы ее, ничего у нас не вышло, пришлось уступить.
- Ну так, розкажіть, який він був?
- Був він, дуже красивий, очі у нього були сині - сині, а волосся чорне - чорне, намалюйте, дуже вас прошу!
- Добре бабусю, зробимо, як зможемо.
Взяли бумагу, акварель и написали портрет юноши, с голубыми глазами и с черными - черными волосами.
Через несколько дней она снова пришла, голос ее дрожал от волнения.
- Ну, що, намалювали?
- Так, але ми не знаєм, чи схожий він вийшов - ответили мы и показали ей рисунок.
Как самую дорогую реликвию, взяла она этот портрет, долго смотрела на него. И вдруг, прижав к сердцу, заголосила:
- Ой, синочку мій ріднесенький, як же ж ти змінився!
И еще очень долго нам слышались в открытую дверь ее причитания. Она шла к себе, прижав рисунок к сердцу. На душе было тяжело, сердце разрывалось от жалости к той, которая всю жизнь будет плакать, и делиться своими горестями с образом, в который воплотился ее сын, наверняка совершенно не похожий на себя.
На следующий день мы уезжали домой. Босоножки, которые я купила в начале практики, почти на все деньги и, которые я оставила на крыльце, съели черви. Видимо кожа была плохо выделана. Вещи наши остались на базе, да и не было у меня больше ничего, кроме этих босоножек. А от села до Канева, было 20 км, да еще до базы было километра 4. Взвалили мы на плечи этюдники и холсты и пол мешка груш зеленых, которые нам дала хозяйка в дорогу, и отправились в Канев. Единственная тенниска Вадима порвалась, вернее она была моя, но Вадику она очень нравилась, правда была она на него чуть мала, по - этому быстро сносилась и порвалась, а другой одежды у нас не было. Зрелище было удивительное, идем мы по дороге, я босиком, а он надел на голое тело пиджак, на бортах которого красовались два ордена отечественной войны и красной звезды и гвардейский значок, которым он очень гордился.
Но нам повезло, нас подобрал грузовик, сократив тем самым наше путешествие. Приехали мы в Канев, прямо на базар и, поскольку у нас осталась еще немного стипендии 25 руб. (мы получали по 250 руб. в месяц), было решено купить кувшин молока, что мы и сделали. Когда Вадим начал пить из кувшина молоко, начался сильный ливень, я сразу же убежала и спряталась под навес. Остались на рынке двое - бабка молочница и Вадим. Ему было жаль молоко оставлять, а бабка боялась его под навес отпускать, вдруг кувшин сворует, уж очень странный у него вид был. Так они и стояли под дождем, пока все молоко выпито не было.
После этого решено было идти в парикмахерскую. Парикмахер попался очень добрый и с юмором. Он так обхаживал Вадима, который сидел по пояс голый (т.к. пиджак пришлось снять).
У нас оставались еще деньги, есть жутко хотелось и мы решили пойти в ресторан (гулять, так гулять). Заказали по яичнице (с хлебом или без, не помню). Мы свалили в угол весь наш груз и сели «пировать». Люди, сидевшие за столиками, посмеивались, глядя на нас, а нам было безразлично, ведь были мы такие молодые!
Немного подкрепившись, пошли мы на базу. Идти было все тяжелей, а выбрасывать пол мешка с грушами было жаль. Когда мы пришли, все уже были в сборе и ждали нас. Увидев мешок с грушами, они долго не раздумывали. Набросились голодные сокурсники на наши груши и через полчаса, от них ничего не осталось...
Ба и Де...Зоя Одайник - Самойленко и Вадим Одайник...
Ба...В парке...
Ба и моя Ма...Зоя и Оксана...
Ба и Де...
Ба и Де...Годовщина свадьбы...Рядом с Де Василий Непейпиво...Арбатская стрелка...
Карпатские мотивы...Зоя (крайняя слева)...
Карпатские мотивы...Ба (справа)...
Карпаты...Зоя Одайник - Самойленко, Татьяна Яблонская и Вадим Одайник....
Остановка...На фото слева на право, маленький Сережа (сын и мой дядя), Зоя, Вадим и его папа(мой прадед)Иван...
Ба и Де...
Ба...Зоя Одайник - Самойленко...
Три сестры...Женя, Зоя(в центре)и Оля...
Зоя, Мама Анна(моя прабабушка) и Женя...
Папа и его дочери...Зоя(внизу),Женя, Ольга и папа Александр(мой прадед)...
Де и Ба(держатся за руки)...С друзьями, на пл. Богдана Хмельницкого...
Ба и Де...
Потрет бабушки (рисунок дедушки, 46 год)...
Худ школа, 41 год, бабушка в правом верхнем углу, во втором ряду...
Ба и Де...
Ба и Де...Зоя и Вадим...
Худ институт, Ба и Де отмечены стрелочками....Вот именно с этими людьми и ездила моя Зоя на практику...
Я очень любила моих бабушку и дедушку...
Царство Им Небесное и Вечная Память...
PS С НОВЫМ ГОДОМ ВСЕХ!!! ЛЮБВИ И МИРА НАМ ВСЕМ, НЕ ПОМЕШАЛО БЫ!!!!!!
УРРРРРРРРРРРРААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!! =)
ВАША КАТРУК...