Детские воспоминания о. Корулла, корабельного врача и священника на "Согласии"
Когда наступает вечер, и от поверхности озера поднимается туман, белый, мокрый и густой что твое молоко, бабка Сайлия кряхтит и запирает дверь. Если кто из старших внуков забыл выскочить на двор, ну что ж, пусть терпит - или пристраивается к ведру вместе с маленькими. Но уж тогда точно наутро ему это ведро выносить и мыть, без всякой очереди. Обидно сидеть в душной темной хижине, когда еще почти светло и можно побегать по бережку, поплескаться в прохладных мелких волнах тихого озера. Круги расходятся по вечерней воде, рыбы ловят мошек на озерной глади. Бабка Сайлия и днем-то не рада, что малыши тянутся к озеру, и ни за что не отпускает их одних - кто-то из старших непременно присматривает за веселой стайкой, особенно за Коруллом: этого дурачка всегда тянет на подвиги. Но вечером к озеру - Боже упаси! Иногда из-за закрытых дверей слышен плеск и странное протяжное ржание. Это келпи вынырнул из вод и гуляет по прибрежному лужку, а домишко-то всего в паре шагов.
Однажды Корулл встретился с келпи - то ли бабка не слишком крепко заперла дверь, то ли вредные пикси подсобили, но малыш выполз из дома и поспешил к озеру. Он родился в феврале, и год был високосный, ему тогда было годика полтора, что ли? Ох, как кричала Сайлия, нащупав пустое место на лежанке рядом с собой и услышав нежное ржание и счастливый хохот младшего внука! А Донан рванул из домишки прямо нагишом, быстрее ветра мчался. Он-то и увидел, как на краю озера лежит небольшой конь с непомерно длинной гривой, а дурачок Корулл цепляется за зеленоватые пряди и пыхтя заползает на конский бок. Конь осторожно встает, чтоб не стряхнуть ребенка, осторожно встряхивает гривой и медленно, с удовольствием входит в озеро. Донан чудом успел раньше, чем проклятый келпи утащил Корулла, он вцепился в зеленый мокрый хвост и заорал что есть мочи. Келпи завизжал и рванулся в озеро, Корулл шлепнулся на мелководье, где всего-то по пояс, и чуть не захлебнулся, но старший брат его мигом вытащил. Повезло им, что проклятая лошадь всего-то хотела подшутить над человеческим младенцем, Сайлия рассказывала, что вообще-то келпи и сожрут ребятенка - не поморщатся, зубы у них будь здоров. Корулл уже не смеялся, а вырывался и орал как резаный, пока Донан тащил его, мокрого, перепуганного, к дому и совал бабке. Насилу Сайлия его успокоила, да уж, веселая выдалась ночка. Но теперь Коруллу сравнялось пять и от воды его палкой не отгонишь. Взрослые говорят, что быть ему матросом, ну или уж рыбарем - точно. А Сайлия считает, что ежели водяной народ кого приголубил да облюбовал, - все одно к себе утащит. Но что правда, то правда, плавает малый как рыба; ему всего только пять, а он уже нашел целую пригоршню озерного жемчуга, прыгал под обрыв, куда не всякий взрослый рискнет нырнуть. Жемчуг Сайлия припрятала: сказала, что как девочки подрастут, будет им на праздничный наряд.
Жизнь в этих краях скудная и тяжелая. Летом взрослые, кто здесь живет, уходят на заработки, чтобы кое-как перебиваться зимой, потому сыновья Сайлии оставляют своих детей с ней, под надзором, ну и мать младших девочек тоже остается со свекровью. Донан и Коннах уже могли бы уйти в этом году вместе со старшими, но тетка Уна скоро должна родить, а Сайлия сказала, что старшие внуки ей и самой надобны, так что на это лето они остаются среди детей. И то сказать, ей уже невмоготу тянуть одной столько малышни, а Уна еле ходит - живот у нее такой, что там не иначе как тройня. Вот и выходит, что на Донане и Коннахе все и держится - и с рыбалкой, и с огородом, и по хозяйству всякое. Но, конечно, и сестрички Коннаха помогают, хотя они еще маловаты, Гленне девять, а Долли всего семь, но они ничего, бойкие девчонки. Долли следит за малышами, помогает Сайлии и Уне в доме, а Гленна пасет вредную и упрямую козу.
Гленна и свела знакомство с Гормал, молодой женой Брандува, чей хутор стоит на той стороне озера. С Брандувом, сыном Марка, в этих краях обычно не водятся, потому что весь их род надменный и нелюдимый, да и говорят про них всякое. Ну то есть взрослые, конечно, как-то общаются, тем более, что Брандув - не то что его папаша, про которого всякий знал, что старый Марк настоящий дьявол во плоти. Но никакой близкой дружбы, одолжений и дружеских посиделок с тем берегом озера нет, и детям строго-настрого заповедано туда ходить. Но Гленна и Долли остаются у бабки Сайлии только на лето, их мать городская, там они и живут, а к тому же у Гленны потерялась коза, переела веревку и ушла, хитрая тварь; и Гленна, плача от ужаса, отправилась искать ее, пока еще светло. По всему выходило, что коза ушла в сторону Брандува, потому что оттуда, кажется, слышалось звяканье её тупого жестяного колокольчика. Если бы Гленна была умней, она бы отыскала Коннаха или тетку Уну, но не совалась сама на Вороний хутор. Но Гленна очень хотела скрыть, что упустила козу, и кто же ее осудит. И поэтому она пошла на риск, и протиснулась в калитку… и конечно же, отыскала дурацкую козу, а на шум из дома вышла Гормал.
Уже солнце почти село, дома все чуть с ума не сошли от беспокойства, и тут триумфально заявилась Гленна, держа на веревке козу, а другой лапкой вцепившись в белую гибкую руку соседки. Гормал улыбнулась всем, почтительно поклонилась старухе Сайлии и просила не ругать Гленну, у вас такая хорошая девочка, и умница. Сайлия поохала, разблагодарила добрую женщину, исподтишка показав Гленне прут, и пригласила гостью в дом, ибо пришли они как раз к ужину. Гормал учтиво отказалась, сказав, что ей бы надо поскорей вернуться, чтоб муж ее не хватился. А беспокоиться за нее не след, у нее тут неподалеку гуляет конёк, так что доедет она мигом, еще до темноты. Сайлия прищурила слепые глаза - ну надо, так надо - и быстренько распростилась, да и детей поскорее загнала в дом, нечего тут. Когда все сидели за столом и дверь была хорошенько заперта, раздался негромкий мелодичный свист, а потом и вправду - тихое ржание - и легкий топот и плеск, будто конь, балуясь, бьет копытом по воде. Гормал всем очень понравилась, Донан сдержанно похвалил ее красоту, а Коннах заметил, как добра была эта Гормал к чужому ребенку и как почтительна к пожилым людям. Все сошлись, что Брандуву очень повезло с женой, дай им Бог всего хорошего. Только бабка наотрез отказалась обсуждать новую соседку, сказав, что она-то слепая, а видит получше зрячих и что добром это все не кончится.
“Видели бы вы, как у них красиво! - шепотом говорила вечером Гленна, когда Сайлия заснула. - А какое у них молоко - вообще! Жирнющее, будто сливки одни. И лепешки она печет - просто объеденье. Я к ней завтра опять пойду, в гости, она сказала, что можно: своих-то они еще не родили. Корулл, хочешь со мной?” Прочие малыши жутко завидовали, но им обещали принести по лепешке, чтоб они ничего не говорили бабке.
Утром, едва проснувшись, Гленна отправилась к бабке просить определить Корулла ей в помощь, потому что надо же ему привыкать к настоящей работе А прополоть огород и полить морковку могут и маленькие. Бабка и заподозрила бы неладное, но тут как раз один из малышей чуть не опрокинул корчагу с молоком, а Донан сунулся с другой стороны с каким-то вопросом, и Сайлия махнула рукой - что угодно, только выкатывайтесь. И вскоре Гленна, братишка и коза преспокойненько шли берегом озера, потом по еле заметной тропинке взяли в бок, а там подъем - и вперед, через некоторое время вот уже и частокол Воронова хутора. Гормал не то чтобы ждала гостей, но не удивилась, козу привязали на склоне, где зеленела сочная травка, а детей хозяйка повела в дом. Корулл даже зажмурился - он и не подозревал, что в доме может быть так светло и чисто. Воронов хутор явно был на особом счету у Господа Бога, так весело и ярко там было. По стенам была развешена новехонькая медная посуда, и солнечные зайчики отпрыгивали от донышек котелков и мисок на цепочках, на полу, на лавках, на сундуках лежали толстые коврики из зеленовато-серо-белой шерсти, цвета озерных водорослей, сундуки были расписаны цветными рыбками и корабликами. У окна, застекленного настоящим стеклом, стоял большой ткацкий станок с холстом, молодая жена оказалась искусной ткачихой, то-то славные будут рубахи. Гленна без всяких церемоний прошла в дом, сжимая ручонку братишки, и сказала: “Тетя Гормал, Бог всемогущий да сохранит вас вовеки. А это мой братик, Корулл. Он прямо испросился к вам в гости, как узнал, что вы очень вкусные лепешки печете”. Гормал рассмеялась, как никогда не смеялась вечно усталая, замученная Уна и вообще все женщины по ту сторону озера. Она до вечера возилась с детьми, напекла им горячих лепешек, угостила молоком, расспрашивала Корулла о том, где это он научился так ловко нырять, а Гленну - какого мужа ей бы хотелось, когда она вырастет. Она назвала им всех ярких рыбок по именам и рассказала про их повадки. Гленна и Корулл были в восторге, выложили все новости и истории, какие были у них на слуху, и даже наперебой поведали доброй тете, как однажды Корулла чуть не разорвала и не сожрала страшная озерная лошадь, у нее такие были зубищи! И если бы не Донан, то кровавая пена бы поплыла по озеру… “Нет, - улыбнулась Гормал, - я думаю, что келпи вовсе не хотел тебе никакого вреда. Он всего-то собирался пошутить. Келпи нашего озера не причинит вред ребенку, у него доброе сердце”. На сей раз Гленна зорко следила за временем, и распрощалась с Гормал так, чтобы Сайлия их не хватилась. Она уже отлично понимала, что бабка не похвалит их за навязчивость. Корулл всем сердцем полюбил соседку, жался к ее подолу, обещал наловить ей жемчуга целый мешок и напросился в гости на следующий день. Гормал улыбнулась и сказала, что муж ее уехал в город, и пусть дети приходят без боязни, а если погода будет хороша, она научит Корулла нырять еще глубже, чем он сейчас умеет - и покажет, где водятся самые крупные жемчужницы. По дороге домой Гленна строго наставила Корулла, что если тот лишь только пикнет о том, где они были, она больше никогда, никогда его с собой не возьмет. И от бабки ему влетит так, что мало не покажется. А если спросят, где мы были, скажи, что в лесу, пасли козу. Тут Корулл посмотрел с удивлением: а что, разве нельзя туда ходить? “Может, и можно, но если нельзя, так уж нельзя. И если тебе запретят, то никаких завтра жемчужниц тебе тетя Гормал не покажет, а будешь сидеть и морковку поливать, раз тебе так больше нравится”. Корулл подумал и замотал головой: никому! никогда! только давай завтра опять туда пойдем!
И на следующий день они пришли к Гормал, помогали ей по дому, выбивали толстые половики, все вместе месили тесто на пироги, резали щавель и лук на начинку, ходили на озерный выпас, гладили корову и кормили ее озерными водорослями, а Гормал надоила целое ведро густого, жирного молока. Коза мемекала и завистливо тянулась к куску пирога, и Корулл отщипнул ей кусочек. Но за трудами время пробежало незаметно, и на озеро они так и не успели выбраться. “Тогда за-а-автра”, - протянула хитрая Гленна. И назавтра они опять торчали на Вороньем хуторе, а дома ничего не говорили, даже Долли, только Сайлия все равно заприметила, что Гленна и Корулл возвращаются какими-то подозрительно не голодными.
Ух, как ныряла тетя Гормал, ее золотые волосы рассыпались по воде сетью, когда она хохотала в волнах и звала Корулла, а потом она взяла его за руку - и они вместе нырнули в самую глубину. Там был глубокий омут, холодный и темный, сам Корулл побоялся бы туда нырять, но Гормал ринулась туда бесстрашно, как серебристо-белая рыба, и он полетел за ней - маленькой рыбкой. А потом они вынырнули из ледяных объятий воды, и вот они, россыпи темных жемчужниц, да каких крупных, старых, замшелых - ломай, сколько в руках удержишь. Отчего-то воздуха хватает надолго, они выныривают и вываливают на берег целую груду плоских косматых ракушек. Они взламывают их вместе маленьким ножиком, висящим на поясе Гормал, - с азартом и интересом: “О! О-о-о! Корулл - там целых две!” - “Тетя Гормал! А в этой одна, но какая большущая!” Гленна выстроила башню из песка и украшала найденными жемчужинами ее шпили. На песке лежала груда вскрытых раковин - королевский ужин. Полдюжины жемчужин, ярких, тяжелых, и крупные есть, - ничего себе, за один-то раз! “Тетя Гормал, ну давайте нырнем еще раз” - умоляли дети наперебой, но Гормал вдруг вскочила, выпрямилась и радостно вскрикнула. На берег из леса вышел мужчина, невысокий, сутулый, с прямым почти немигающим взглядом. Он тоже заметил Гормал и почти побежал к ней. “Ты так вовремя приехал, любовь моя! - крикнула Гормал. - Смотри, какое богатство нашел маленький Корулл!” Но мужчина пробежал мимо детей, растоптав жемчужниц, отшвырнул Гленну, схватил Гормал за руку и замахнулся что было сил. Еще минута - и он бы ударил ее наотмашь. Гормал не шелохнулась, только брови ее нахмурились и лицо потемнело, как озеро в непогоду. “Так-то ты встречаешь гостей, Брандув! Так-то ты держишь свое слово!” - проговорила она скорее удивленно, чем гневно. Брандув опомнился, рухнул на колени и поцеловал подол рубахи своей молодой жены. “Я же говорил тебе, чтобы ты не показывалась чужим. Я же просил тебя, Гормал, голубка”, - выдавил он, развернулся и ушел с берега, поднялся обратно в лес, пошел на хутор. Гленна даже не успела разреветься, она быстро выковыряла жемчужины из сырого песка и взяла за руку братишку, Корулл прижался к Гормал и не произнес ни звука. Брандув раздавил устриц-жемчужниц сапогом, Гленна не стала копаться в месиве и выбирать целых моллюсков, а Гормал и подавно.
“Мы пойдем, наверное, - запинаясь, пробормотала девочка, - простите, тетя Гормал”. “Пойдем с нами, - вдруг сказал Корулл, - пойдем, мы тебя защитим, он тебя не будет бить!” Гормал нагнулась, обняла малыша и засмеялась. “Нет, не беспокойся, он меня и пальцем не тронет, да и не собирался!” - пропела она, а Гленна, сунув в карман жемчужины, заторопила братца: ну давай же, одевайся скорей, нам еще за козой идти, и так уже задержались. Гормал еще раз улыбнулась и легко вспорхнула на песчаный откос. Вскоре она вернулась, ведя на веревке странно послушную козу, а еще несла с собой два куска пирога со щавелем, на дорожку. Они втроем специально прошли вдоль озера, чтоб не подниматься к хутору, а когда вышли на знакомую тропинку, Гормал поцеловала их и ушла к себе. “Больше мы туда не пойдем, - решительно сказала Гленна, - а жемчуг… Ну скажешь, что пошел купаться и наловил, как тогда. Только не сегодня, ладно?” Корулл надулся, собрался было зареветь, но передумал, взял свой кусок пирога, и они съели все до крошки, усевшись рядышком на берегу. Теперь у них на двоих была тайна, и хорошо, что они ее разделили, потому что Корулл был слишком мал, чтобы удержать память о Гормал в одиночку.
Потом было очень много всего - тетка Уна родила мальчика, Донан упал с яблони и сломал руку, Долли научилась пеленать младенца и внезапно он выбрал ее себе в няньки среди всех прочих родичей. Сайлия сшила переноску из старой своей холщовой юбки - и теперь Долли днями напролет возилась с маленьким, отдавая его тете Уне только чтоб покормить. Коннах взял Корулла с собой ловить рыбу, и дело у них пошло так хорошо, что рыбная похлебка, жареная и печеная рыба теперь не сходили со стола. Коннах вообще стал как-то замечать братишку, а может, Корулл подрос. В любом случае жизнь завертелась так, что Корулл перестал вспоминать Вороний хутор, летом память короткая. И только зимой отец Донана и Корулла обмолвился, что Вороний хутор остался без хозяина. Говорили, что он потерял свою невенчаную жену, и года они не прожили: то ли она ушла от него, то ли он ее убил, дело какое-то мутное, но после этого Брандув страшно запил, да вот и допился.
В ноябре Брандува видели в последний раз, он выглядел совсем худо: руки у него тряслись, мутные глаза слезились, свет был ему не мил. Детей у них не было, а баба у Брандува была, по слухам, красотка, только тронутая малость. То-то он ее ото всех и прятал. Ну прячь не прячь - от судьбы не уйдешь. “И то, - хмыкнула из угла Сайлия, - нечего и связываться с ними, особенно если себя в руках держать не привыкши. Они - своим порядком, люди - своим”. Никто из старших не понял, что там проскрипела бабка, а Гленна и Корулл мгновенно переглянулись. “Так-то ты держишь свое слово, Брандув”, - вот таково будет ему надгробное слово в памяти внуков Сайлии. Никому в жизни не сказал Корулл, что когда тетка Гормал ныряла с ним в омут, он видел голубоватые перепонки между пальцами ее белых ног.