Тварюка бычья
Моему дорогому дракону Блейзу. Или все-таки медведю?
В деревне Ложкомоево было тихо и пустынно. Под высоким серым небом, на окраине Ложкомоева болота как-то не хотелось ни кричать, ни пустозвонить, над головой вились и нудели безотвязные комары, где-то далеко гудела лесопилка, тарахтел во дворе мотоцикл - это Серый прогревал мотор, что-то у него там не заладилось вчера. Серый к Семенычу не пошел, у него свои дела, ему эта тварюка до лампочки, да и слышал уже про нее сто раз. В Ложкомоево тварюкой все по горло сыты, но мужики все равно собираются у Семеныча, все равно делать нечего, а так хоть на городских посмотрят. Телевизор уже приезжал, уж почти час им Семеныч про тварюку наяривал, но от всех его речей остались только «здрассьте» да «до свиданьица», остальное бойко нащебетала фифа с кудряшками. И то правильно, Семенычу куда в телевизоре говорить, он как рот откроет, кони дохнут. А теперь приехали новые, какие-то из ученых. Серый тогда сразу сказал, ты смотри, Семеныч, сперва из газеты, потом телевиденье, а под конец и на белой машинке с красным крестом пожалуют. Лечить тебя, дурака психического. Семеныч Серому чуть глаз не вышиб, с тех пор Серый к Семенычу не ходит.
- Ну а скажите, вы как с ним увиделись?
Семеныч сидел прямо, перед ним на столе, покрытом клеенкой, лежал махонький диктофончик, у стены, кто на диване, кто на лавке расположились мужики. По клеенке, синей в крупную клетку, ползла муха. Другая билась о стекло, зудела и мешала.
- Нну… ить… Я иду тля по болотине, по нашей, а тут эта тварюка бычья из под ног фррррр, прямо как тля куропатка. Я тогда подумал, нет, для ящеры велика. И главное тля поганая такая. Как кошак ссаный, тощая.
Мужики помолчали, потом один из них кашлянул.
- Я извиняюсь, Семеныч. А покурить у тебя можно? Вы не против, девушка?
Света Петракова, пятый курс биофака, поспешно покивала, дескать, можно.
- Ну так я тож закурю, - обрадовался Семеныч, - пока моя тля на пляжах, покурю тута.
При Аньке не забалуешь, с сигаретой на крыльцо пошел, да чтоб окурок в банку, Анька строгая. А тут они с Олей отправились по путевке на моря, раз в жизни, может, такое выйдет, потому народ и распоясался, отчего бы и не покурить с удобствами?
Кое-кто затянулся, скромно стряхивая пепел в блюдечко, Света терпеливо ждала, когда можно дальше расспрашивать. Примерный список вопросов составили на кафедре, практически не думая, что это больше, чем очередной розыгрыш. Звучит-то каково, Несси из Ложкомоева болота. Хотя чем тут не вересковые пустоши? Торфяники, и елочки торчат кривенькие. Голубике еще не время. Тоскливо тут. Мужики неторопливо и деликатно курили. Хорошо бы к последнему автобусу успеть. В голове стучало невесть откуда «Боже, как грустна наша Россия!»
- Павел Семенович, а как вы считаете, откуда он взялся?
Спросила и сама с себя удивилась. Этот вопрос вырвался сам собою. Против ожидания, Семеныч откликнулся охотно, словно еще раньше задумывался и нашел для себя ответ.
- А это же, милуша, с прошлого года. Тогда тля как раз болотина горела. Не, не горела, а так, тлела, ихамать. Пожара-то не было. Дымина тля стояла только, как у Махорыча в избе.
Мужики согласно закивали, заулыбались. Как Махоровна года три тому преставилась, дед Махорыч без бабки жил, надо сказать, не бедствуя. По крайности, никто ему плешь не ел, что футбол только и смотрит, и смолил он в свое удовольствие, прямо на кровати. Дым у Махорыча и вправду стоял знатный, аж глаза щипало.
- Вот, а жар-то был, и здоровый, тля, уголья. Ну пекло, тля, в торфе было натуральное, внизу. У Терентьевых во мхи коза провалилась, дура. Так и сгорела, тварь бычья, кто за ней полезет? Дураков нет. Во. Я думаю все… думаю. Может, там на глубине яйцо было? Ну не спеклось, а вот аккурат и вывелось? Потому что ихамать больше-то откуда ей выип… вылезти?
- Да не греши, Семеныч, - встрял Колька, - оно бы там лопнуло к ибеням, спеклось, как коза у Терентьевых. Там же тля как на вулкане. Ты ври, да меру знай.
Мужики солидно загомонили. Спеклось бы яйцо или нет - а многие помнили, как во время пожара на болотине рванул снаряд, оставшийся еще с войны. Но и Семеныч не уступал.
- Да ты сам не греши, Михалыч, ты тварюку не видел, она сама тля как черт. И вылезла после пожара на болоте, точно. Ты ссать не видел, так молчи. Она тля мне сапог когтем порвала, тварь бычья. Как метнулась, ихамать, так сапог чисто бритвой полоснула. А ну босой бы был - ноги бы тля не было. Я те говорю, ты не видел тля! Суку эту…
- А ты с чего взял, что сука? Мож кобель?
- И правда, Павел Семенович… а как он… она выглядела? Ну хоть размера какого?
Семеныч помолчал, достал еще одну сигарету, чиркнул спичкой. Спичка только шаркнула по стершейся коричневой полоске, отсырела. Еще бы, лета, считай, не было. Дожди да туманы, отсыреешь тут. Света торопливо полезла в карман джинсовой куртки, достала желтую зажигалку «крикет».
- Не, мужики. Это точно… она. У ней взгляд такой. Сучий взгляд. И глаз круглый. Я тогда так пересса… испугался я тогда. Она порскнула из-под ноги, здоровая такая, а страшнаяаа… Это мне и покуй бы, мало у нас дряни какой шарится, ну и накуй пошла бы а она отбежала тля и замерла, тварь бычья. И смотрит, сука. Таким тля взглядом. Как взвешивает. Она такая… Ну лапы тощие, сама мелкая, голова как у змеюки. Я ж говорю, ящера. Только в шипах вся, в рогулях. И над глазами тоже как брови рогули. И такая. Черная, но зеленая. Если бы на меня пошла, точно бы кондратия поймал.
- Семеныч, а может, это ты змея зеленого видел, а? - поддел его Колька. Мужики заржали.
- Да пошел ты, - беззлобно отмахнулся Семеныч. - Чмо ты, Михалыч, как тебя тля не убили еще? А сапог мне кто, ты проссал, что ли? Или я его сам себе порезал? Я ж не пацан косопузый, чтоб себе тля сапог резать. Интересу нет.
В дом заглянула Колькина жена, постучала для приличия в прикрытую дверь. «Эй, Семеныч, долго вы еще? Я молока принесла с пирогом. Хоть бы чаем девочку угостил, бесстыжий! Вы поешьте, они же и не догадаются, долдоны, что человек поди с утра не евши! Сидят, зубы скалят, а накурили-то!» Вечером через болото, успеть бы на автобус. Ночевать тут можно, на улице не оставят, но лучше уйти, и все равно непонятно, что это за тварь такая… бычья.
Мужики постепенно разошлись, диктофон давно уже выключили, пристыженный Семеныч начал поить Светку молоком. Молоко было жирное, сладковатое, даже удивительно, неужели в городе на молокозаводы тоже привозят такое? А делают из него какую-то белую гадость. Оно даже не киснет, а горкнет и тянется нитями.
- Слушайте, а все-таки, Павел Семенович. Пока не пора на автобус, что-нибудь еще мне про нее расскажите, пожалуйста? Может, у вас раньше такие встречались? Может, старушки рассказывали?
Семеныч молчал, вертел в руке Светкин «крикет», задумчиво щелкал им и сдувал легкое пламя. Потом повернулся к Светке и неожиданно в лоб спросил:
- А тебе зачем зажигалка? Куришь сама-то? Ну так кури, чего ты, не стесняйся. Наши бабы не очень любят, чтоб… ну… женщина курила, но если хочется, так чего терпеть-то?
Светка помотала головой. Курить ей не хотелось совершенно. Молоко, запах болотного тумана, тихий вечер. Когда еще такое будет?
- А я закурю. Ты это… я же не все сказал. Точно бы решили мужики, что с катушек Семеныч съехал. Она же тля огонь пустила. Мааахонький. Вот как у зажигалки твоей. Ну во, тля. Тоже думаешь, что я того? А глаза у ей, вот веришь? Как у девки. Печальные. Она точно взапрошлый год народилась, ну по ей видно, небольшая. Я вот ча боюсь, а ну там таких много? Ты прикинь…
Час спустя Семеныч пошел к Серому, просил, чтоб тот подвез девушку к автобусу. Серый как раз кончил починять драндулет, и, пофасонив для порядка, согласился. Через двадцать минут он с треском подъехал ко двору Семеныча, галантно протянул Светке потертый мотоциклетный шлем и ухмыльнулся: «Доставим в лучшем виде! А то оставайтесь! Пойдем завтра на болота… Тварюку ловить».
Светка тряслась в рассыпающемся ЛИАЗе на последнем сиденье, в рюкзаке у нее бултыхался казенный диктофон. По обе стороны от шоссе расстилались болота. Где-то там, на болотах, сидела невесть откуда взявшаяся странная огнедышащая ящера с девичьими глазами. Тварюка бычья.