Как я в первый раз ездила в Москву к Высоцкому
Исполнилось 25 лет с того дня, как не стало Владимира Высоцкого. Об этом написано многими его современниками, а я напишу о том, как я провела на Ваганьковском кладбище в Москве, где похоронен Высоцкий, 7-летие со дня смерти, и - по дороге - о других вещах.
Имя Высоцкого я услышала впервые примерно в 1982 году от своего папы, мне было 10 лет. У него была пластинка - первый большой диск, вышедший , кажется, в 1980 году. На нем были песни "Сыновья уходят в бой", "Скалолазка", "Если друг оказался вдруг", "Он не вернулся из боя", "Жираф", "О переселении душ" и еще несколько песен. Помню, что песню "Жираф" я быстро выучила наизусть и часто пела ее.
Как раз тогда я начала учиться играть на гитаре, но Высоцкий в эту учебу не вписывался - мне это даже в голову не приходило (я тогда училась играть на классической гитаре).
Еще через пару лет мамин знакомый дал мне переписать кассету с другими песнями Высоцкого, и моя фонотека еще немного пополнилась.
О самом Высоцком мне не было известно почти ничего - кроме того, что он умер молодым и что имел неприятности с властями.
В школе, где я училась, все увлекались исключительно попсой, и мой интерес к песням Высоцкого занимал скромное место среди попсовых песен.
Но в 1986 году я вдруг как будто проснулась. У меня был тогда сложный период переходного возраста - какие-то душевные терзания, переоценка ценностей и нахождение своего места под солнцем. Песни Высоцкого очень хорошо вписались в эти душевные терзания, я слушала их в тот период особенно много. Песен хотелось еще, я начала искать их. Официально они нигде еще не публиковались, зато у моих соседей-художников была богатейшая библиотека, которой они охотно разрешали мне пользоваться. У них оказался самиздатовский двухтомник песен Высоцкого, где также были напечатаны речи с панихиды и большая статья Юрия Карякина. Все это богатство я переписала от руки - это заняло несколько общих тетрадей.
Высоцкий оказался первым, чье творчество мне оказалось интересно абсолютно все (потом были Визбор, Галич, Вера Матвеева, Лорес, а из писателей - Гессе).
К счастью, именно тогда, в конце 1986 года, начали рушиться цензурные заслоны и в печати начали появляться статьи о Высоцком, воспоминания, стихи и песни, а также стихи, написанные после его ухода. Так мой архив сразу же начал пополняться ценными материалами.
Как раз тогда я попала в КСП - об этой чудесной истории я еще как-нибудь напишу (UPD уже).
Тогда, в начале перестройки, менялось многое, в том числе и пресса. В "Комсомольской правде" появилась рубрика "Переписка" - кто хотел найти друзей по интересам и просто друзей, писали письма, и их адреса постоянно публиковались.
Однажды я увидела письмо парня, который искал друзей, увлекающихся творчеством Высоцкого. Я написала ему, мы начали переписываться. Он мне прислал еще несколько адресов, и так у нас образовалась небольшая виртуальная компания (впрочем, слово "виртуальный" тогда еще не было известно). Встретиться мне довелось потом только с одной девушкой из этой компании.
Мы обменивались информацией о публикациях, самими публикациями (у кого были), текстами стихов и песен. фотографиями. Все мы были из разных концов необъятного Советского Союза и, конечно, хотели встретиться. Самым лучшим поводом для встречи всем показалась 7-я годовщина смерти Высоцкого - 25 июля 1987 года.
Мы договорились встретиться 24 июля на станции "Таганская" - чтобы пойти вместе к театру на Таганке, а потом дальше.
Я, невзирая на юный возраст (15 лет), уже работала на заводе. С отгулами получилось удачно - отработав соответствующее количество часов, я получила в личное распоряжение 2 дня и взяла билеты в Москву и обратно.
Но у меня была еще проблема - вследствие юного возраста мне требовалось мамино благословение разрешение на эту поездку. То, что в Москве у меня не было ни одного знакомого, а мне нужно было провести там одну ночь, не очень занимало мою голову - я надеялась на "как-нибудь".
Как и следовало ожидать, мама резко возражала против поездки - я никогда раньше не была в Москве и у меня не было там ни одной знакомой души.
Для этой ситуации я припасла козырь оправдание - что мои друзья из КСП тоже едут в Москву на это же мероприятие в том же поезде, только в других вагонах. А поскольку врать я не умею, то перед тем, как сообщить это, я убедила в этом саму себя.
И все-таки это не сработало - мама не желала меня отпускать, а я была все-таки относительно примерной дочкой и без родительского благословения уехать не могла. Каждый день я занималась уговорами, но они не помогали.
Неожиданно у меня появилось еще одно препятствие - против моей поездки запротестовали эти самые мои друзья из КСП! Я приходила в клуб, и они тут же начинали меня ругать и пугать меня разными страшными историями, которые могут со мной приключиться в злой чужой Африке Москве.
Москва, однако, была мне не совсем чужая - у меня был подробный путеводитель по районам и книга "История Москвы", так что многие названия улиц, станций метро и т.д. я хорошо знала. У меня в душе сложился какой-то свой образ Москвы, а вот попасть туда до сих пор не удавалось.
Итак, я оказалась между двух огней - между мамой и между своими друзьями, которых я к тому же прочила в свои якобы попутчики! Я молилась, чтобы маме не пришло в голову позвонить кому-нибудь на предмет того, чтоб убедиться, что мои друзья едут со мной.
И вот уже наступил день отъезда, а я еще не отпущена. Это был обычный рабочий день - поезд в Москву уходил вечером. Мама тогда работала на том же заводе (собственно, она и устроила меня туда работать), в одном помещении. И когда я подошла и начала снова канючить, что мне надо в Москву, а мама отбиваться, мимо проходила другая работница. Она услышала наш спор и спросила, в чем дело. А когда услышала, в чем, то сказала маме: "Да ты что, пусть едет! Ничего страшного не будет, что ты!" И это решило все дело. Мама махнула рукой и сказала: "Ну ладно, езжай уже."
А мои друзья в тот день, когда услышали, что я еду, в очередной раз обругали меня и сказали, что я дура очень глупо поступаю, и что неизвестно в какой луже меня потом будут искать.
Мама проводила меня к поезду. Я ей говорила, что мои друзья будут ехать в других вагонах, и что мы встретимся уже в Москве, поэтому она не волновалась, что я одна. А я, поскольку убедила себя в этом вранье, оглядывалась вокруг в надежде увидеть кого-то из друзей - и, конечно, не увидела.
В дороге я что-то впаривала попутчикам - рассказывала им об авторской песне, о Высоцком, о том, как здОрово идти по лесу с рюкзаком и петь песни у костра.
Утром следующего дня поезд прибыл в город-герой Москву к Курскому вокзалу. Выйдя из поезда, я прошлась по перрону в поисках своих друзей - конечно же, никого не нашла и пошла к метро. Где-то там я купила у какого-то мужика с рук фотокопию схемы московского метро с указанием основных магазинов и поехала на станцию "Таганская" к месту встречи со своими знакомыми по переписке, но никого похожего не увидела. Подошла к какой-то девушке, показавшейся мне единственно подходящей, но когда я спросила ее, не из группы ли "Комсомолки" она, девушка чуть ли не в ужасе отшатнулась от меня. Я покрутилась там какое-то время и когда убедилась, что никого уже не встречу, покинула это место.
Я вышла на улицу и пошла искать тот самый легендарный Театр на Таганке, в котором играл Высоцкий. Передо мной раскинулись 5 широких дорог, ведущих в разные стороны. Я прошла по каждой из них некоторое расстояние (каждый раз возвращаясь к исходной точке - станции метро), но никакого театра не нашла. Странно - ведь Театр на Таганке находится прямо напротив "Таганской"-кольцевой, и непонятно, куда я смотрела, что за деревьями не видела леса слона-то я и не приметила.
Время от времени я отлавливала прохожих с вопросом "Скажите, где здесь театр?", и никто мне не мог ответить. А какая-то девушка на меня нехорошо посмотрела и показала пальцем в каком-то направлении. Когда я пошла туда, куда меня послали то увидела здание с табличкой "Еврейский народный театр". Но туда мне тогда было не надо.
В конце концов, отчаявшись найти этот знаменитый театр, я поехала до "Беговой" (по карте мне показалось, что Ваганьковское кладбище находится ближе всего к этой станции) и теперь уже приставала к прохожим с вопросом "Скажите, как пройти до кладбища?" - в обоих случайх я думала, что и Театр на Таганке. и Ваганьковское кладбище - такие большие величины, что называть их не требуется. Но дорогу к Ваганьковскому кладбищу мне все-таки показали.
Могила Высоцкого, как известно, находится сразу у входа, поэтому ее искать не нужно. Вот и тогда, несмотря на то, что было еще 24, а не 25 июля, там толпился народ. На могиле - невообразимое количество цветов. И какие-то ребята и девушки, приводящие в порядок все это множество цветов. Я немного постояла, оценила ситуацию и поняла, что это - добровольцы "из толпы", и присоединилась к ним. К вечеру народ разошелся, а мы остались. Нас оказалось 8 человек из разных городов (потом пару лет я переписывалась с некоторыми из этих ребят). Всей компанией мы отправились пешком на Малую Грузинскую - к дому, где жил в последние годы Высоцкий. Просто хотели посмотреть на дом. И надо же такому случиться, что как раз в это время по улице проходила мама Высоцкого, Нина Максимовна - после смерти сына она жила в его квартире.
Она сама подошла к нам, о чем-то говорила с нами. Потом предложила нам подписать фотографии Высоцкого, которые, конечно же, были с собой у каждого из нас. У меня до сих пор хранится фотография (Нина Максимовна, взглянув на нее, сказала: "Хорошая фотография") с надписью "Благодарю за память о Володе. Н.Высоцкая" и датой 24 (исправлено ею на 25) июля 1987.
Потом мы всей компанией пошли к метро - расходиться по местам ночлега. Выяснилось, что у одной из девушек, как и у меня, не было знакомых в Москве, и мы решили идти вместе ночевать на вокзале. "Ее" вокзал был Киевский (она приехала из Винницкой области), а "мой" - Курский, и мы после недолгого совещания решили ехать на "мой" вокзал. Таких, как мы, там было много, нам удалось занять неплохое место на полу под самой крышей, и мы даже неплохо выспались, и у нас даже ничего не украли, хотя сумки с деньгами и документами (впрочем, у меня тогда еще даже не было паспорта) были у нас под головами!
Эта моя новая подруга, Аня, была учительница, и оставила дома ребенка и мужа, не соглашавшегося на ее поездку. Оставшиеся сутки мы с ней курсировали то "ко мне", то "к ней", т.е. на вокзалы.
Наутро мы сразу же поехали на Ваганьково. И - начался этот потрясающий день. Народу все прибывало и прибывало - количество людей, наверное, исчислялось тысячами. Царил необыкновенно доброжелательный настрой. Вся роща через дорогу от кладбища, не говоря уж о кусочке улицы перед самим кладбищем, - все было занято группами людей, в которых слушали записи, обменивались материалами, рассказывали интересные истории, просто общались... На столбах висели листочки со стихотворениями, посвященными Высоцкому. Моя записная книжка постепенно заполнялась стихами и адресами новых знакомых.
Обмен материалами не обязательно был обменом как таковым - некоторые делились тем, что у них было, совершенно безвозмездно. Там были люди не только из разных городов, но и из разных стран. Помню немца средних лет, который очень хорошо общался по-русски.
Там я и провела целый день, курсируя от одной группы к другой. Вещи можно было спокойно положить под деревом без страха, что на них кто-то покусится.
Время от времени мы встречались с ребятами, с которыми познакомились накануне, приветствовали друг друга и бежали дальше.
Весь день стояла нескончаемая очередь к могиле Высоцкого, чтобы положить цветы.
Все когда-нибудь заканчивается, подошел к завершению и этот насыщенный общением и голосом Высоцкого день. И пришло время уходить на вокзал, чтобы вернуться в Харьков. Я уходила с огромным сожалением.
На вокзале я, пока оставалось время до поезда, ходила и искала своих друзей из Харькова - это насколько же можно было убедить саму себя в том, что они тоже в Москве! Самое удивительное, что я их нашла! Но не тех, своих, а других. На привокзальной площади стояла группа ребят с магнитофоном, из которого доносился голос Высоцкого. Когда я приблизилась, меня пригласили подойти поближе. Это были ребята тоже из Харькова (потом мы пару раз встречались в Харькове, я пыталась приобщить их к жизни в КСП, но эта попытка была неудачной - многие поклонники Высоцкого интересовались только его творчеством).
Я вернулась в Харьков, полная впечатлений, ничуть не жалея о том, что выстояла свое право на эту поездку. Эта поездка дала мне в дальнейшем право не спрашивать у родителей разрешения куда-либо поехать - я их просто ставила перед фактом.
Через полгода, 25 января 1988 года, я была в Москве на 50-летии со дня рождения Высоцкого. Может быть, когда-нибудь расскажу и об этом.
25 июля 1990 года я была в Москве уже по другим делам и заехала на Ваганьково. Былой атмосферы там уже не было и близко. Все так же стояла очередь к могиле, было море цветов. В роще через дорогу от входа на кладбище стоял ряд столиков, за которыми торговали едой и питьем, а также фотографиями сомнительного качества и содержания. И не было спонтанных групп, в которых тогда общались единомышленники, для которых уход Высоцкого был личной и общей болью - везде сильно пахло коммерцией и вообще все были чужими друг другу прохожими. Так мне тогда показалось. С тех пор я не была там ни разу, даже когда провела в Москве почти 2 года.
Имя Высоцкого я услышала впервые примерно в 1982 году от своего папы, мне было 10 лет. У него была пластинка - первый большой диск, вышедший , кажется, в 1980 году. На нем были песни "Сыновья уходят в бой", "Скалолазка", "Если друг оказался вдруг", "Он не вернулся из боя", "Жираф", "О переселении душ" и еще несколько песен. Помню, что песню "Жираф" я быстро выучила наизусть и часто пела ее.
Как раз тогда я начала учиться играть на гитаре, но Высоцкий в эту учебу не вписывался - мне это даже в голову не приходило (я тогда училась играть на классической гитаре).
Еще через пару лет мамин знакомый дал мне переписать кассету с другими песнями Высоцкого, и моя фонотека еще немного пополнилась.
О самом Высоцком мне не было известно почти ничего - кроме того, что он умер молодым и что имел неприятности с властями.
В школе, где я училась, все увлекались исключительно попсой, и мой интерес к песням Высоцкого занимал скромное место среди попсовых песен.
Но в 1986 году я вдруг как будто проснулась. У меня был тогда сложный период переходного возраста - какие-то душевные терзания, переоценка ценностей и нахождение своего места под солнцем. Песни Высоцкого очень хорошо вписались в эти душевные терзания, я слушала их в тот период особенно много. Песен хотелось еще, я начала искать их. Официально они нигде еще не публиковались, зато у моих соседей-художников была богатейшая библиотека, которой они охотно разрешали мне пользоваться. У них оказался самиздатовский двухтомник песен Высоцкого, где также были напечатаны речи с панихиды и большая статья Юрия Карякина. Все это богатство я переписала от руки - это заняло несколько общих тетрадей.
Высоцкий оказался первым, чье творчество мне оказалось интересно абсолютно все (потом были Визбор, Галич, Вера Матвеева, Лорес, а из писателей - Гессе).
К счастью, именно тогда, в конце 1986 года, начали рушиться цензурные заслоны и в печати начали появляться статьи о Высоцком, воспоминания, стихи и песни, а также стихи, написанные после его ухода. Так мой архив сразу же начал пополняться ценными материалами.
Как раз тогда я попала в КСП - об этой чудесной истории я еще как-нибудь напишу (UPD уже).
Тогда, в начале перестройки, менялось многое, в том числе и пресса. В "Комсомольской правде" появилась рубрика "Переписка" - кто хотел найти друзей по интересам и просто друзей, писали письма, и их адреса постоянно публиковались.
Однажды я увидела письмо парня, который искал друзей, увлекающихся творчеством Высоцкого. Я написала ему, мы начали переписываться. Он мне прислал еще несколько адресов, и так у нас образовалась небольшая виртуальная компания (впрочем, слово "виртуальный" тогда еще не было известно). Встретиться мне довелось потом только с одной девушкой из этой компании.
Мы обменивались информацией о публикациях, самими публикациями (у кого были), текстами стихов и песен. фотографиями. Все мы были из разных концов необъятного Советского Союза и, конечно, хотели встретиться. Самым лучшим поводом для встречи всем показалась 7-я годовщина смерти Высоцкого - 25 июля 1987 года.
Мы договорились встретиться 24 июля на станции "Таганская" - чтобы пойти вместе к театру на Таганке, а потом дальше.
Я, невзирая на юный возраст (15 лет), уже работала на заводе. С отгулами получилось удачно - отработав соответствующее количество часов, я получила в личное распоряжение 2 дня и взяла билеты в Москву и обратно.
Но у меня была еще проблема - вследствие юного возраста мне требовалось мамино благословение разрешение на эту поездку. То, что в Москве у меня не было ни одного знакомого, а мне нужно было провести там одну ночь, не очень занимало мою голову - я надеялась на "как-нибудь".
Как и следовало ожидать, мама резко возражала против поездки - я никогда раньше не была в Москве и у меня не было там ни одной знакомой души.
Для этой ситуации я припасла козырь оправдание - что мои друзья из КСП тоже едут в Москву на это же мероприятие в том же поезде, только в других вагонах. А поскольку врать я не умею, то перед тем, как сообщить это, я убедила в этом саму себя.
И все-таки это не сработало - мама не желала меня отпускать, а я была все-таки относительно примерной дочкой и без родительского благословения уехать не могла. Каждый день я занималась уговорами, но они не помогали.
Неожиданно у меня появилось еще одно препятствие - против моей поездки запротестовали эти самые мои друзья из КСП! Я приходила в клуб, и они тут же начинали меня ругать и пугать меня разными страшными историями, которые могут со мной приключиться в злой чужой Африке Москве.
Москва, однако, была мне не совсем чужая - у меня был подробный путеводитель по районам и книга "История Москвы", так что многие названия улиц, станций метро и т.д. я хорошо знала. У меня в душе сложился какой-то свой образ Москвы, а вот попасть туда до сих пор не удавалось.
Итак, я оказалась между двух огней - между мамой и между своими друзьями, которых я к тому же прочила в свои якобы попутчики! Я молилась, чтобы маме не пришло в голову позвонить кому-нибудь на предмет того, чтоб убедиться, что мои друзья едут со мной.
И вот уже наступил день отъезда, а я еще не отпущена. Это был обычный рабочий день - поезд в Москву уходил вечером. Мама тогда работала на том же заводе (собственно, она и устроила меня туда работать), в одном помещении. И когда я подошла и начала снова канючить, что мне надо в Москву, а мама отбиваться, мимо проходила другая работница. Она услышала наш спор и спросила, в чем дело. А когда услышала, в чем, то сказала маме: "Да ты что, пусть едет! Ничего страшного не будет, что ты!" И это решило все дело. Мама махнула рукой и сказала: "Ну ладно, езжай уже."
А мои друзья в тот день, когда услышали, что я еду, в очередной раз обругали меня и сказали, что я дура очень глупо поступаю, и что неизвестно в какой луже меня потом будут искать.
Мама проводила меня к поезду. Я ей говорила, что мои друзья будут ехать в других вагонах, и что мы встретимся уже в Москве, поэтому она не волновалась, что я одна. А я, поскольку убедила себя в этом вранье, оглядывалась вокруг в надежде увидеть кого-то из друзей - и, конечно, не увидела.
В дороге я что-то впаривала попутчикам - рассказывала им об авторской песне, о Высоцком, о том, как здОрово идти по лесу с рюкзаком и петь песни у костра.
Утром следующего дня поезд прибыл в город-герой Москву к Курскому вокзалу. Выйдя из поезда, я прошлась по перрону в поисках своих друзей - конечно же, никого не нашла и пошла к метро. Где-то там я купила у какого-то мужика с рук фотокопию схемы московского метро с указанием основных магазинов и поехала на станцию "Таганская" к месту встречи со своими знакомыми по переписке, но никого похожего не увидела. Подошла к какой-то девушке, показавшейся мне единственно подходящей, но когда я спросила ее, не из группы ли "Комсомолки" она, девушка чуть ли не в ужасе отшатнулась от меня. Я покрутилась там какое-то время и когда убедилась, что никого уже не встречу, покинула это место.
Я вышла на улицу и пошла искать тот самый легендарный Театр на Таганке, в котором играл Высоцкий. Передо мной раскинулись 5 широких дорог, ведущих в разные стороны. Я прошла по каждой из них некоторое расстояние (каждый раз возвращаясь к исходной точке - станции метро), но никакого театра не нашла. Странно - ведь Театр на Таганке находится прямо напротив "Таганской"-кольцевой, и непонятно, куда я смотрела, что за деревьями не видела леса слона-то я и не приметила.
Время от времени я отлавливала прохожих с вопросом "Скажите, где здесь театр?", и никто мне не мог ответить. А какая-то девушка на меня нехорошо посмотрела и показала пальцем в каком-то направлении. Когда я пошла туда, куда меня послали то увидела здание с табличкой "Еврейский народный театр". Но туда мне тогда было не надо.
В конце концов, отчаявшись найти этот знаменитый театр, я поехала до "Беговой" (по карте мне показалось, что Ваганьковское кладбище находится ближе всего к этой станции) и теперь уже приставала к прохожим с вопросом "Скажите, как пройти до кладбища?" - в обоих случайх я думала, что и Театр на Таганке. и Ваганьковское кладбище - такие большие величины, что называть их не требуется. Но дорогу к Ваганьковскому кладбищу мне все-таки показали.
Могила Высоцкого, как известно, находится сразу у входа, поэтому ее искать не нужно. Вот и тогда, несмотря на то, что было еще 24, а не 25 июля, там толпился народ. На могиле - невообразимое количество цветов. И какие-то ребята и девушки, приводящие в порядок все это множество цветов. Я немного постояла, оценила ситуацию и поняла, что это - добровольцы "из толпы", и присоединилась к ним. К вечеру народ разошелся, а мы остались. Нас оказалось 8 человек из разных городов (потом пару лет я переписывалась с некоторыми из этих ребят). Всей компанией мы отправились пешком на Малую Грузинскую - к дому, где жил в последние годы Высоцкий. Просто хотели посмотреть на дом. И надо же такому случиться, что как раз в это время по улице проходила мама Высоцкого, Нина Максимовна - после смерти сына она жила в его квартире.
Она сама подошла к нам, о чем-то говорила с нами. Потом предложила нам подписать фотографии Высоцкого, которые, конечно же, были с собой у каждого из нас. У меня до сих пор хранится фотография (Нина Максимовна, взглянув на нее, сказала: "Хорошая фотография") с надписью "Благодарю за память о Володе. Н.Высоцкая" и датой 24 (исправлено ею на 25) июля 1987.
Потом мы всей компанией пошли к метро - расходиться по местам ночлега. Выяснилось, что у одной из девушек, как и у меня, не было знакомых в Москве, и мы решили идти вместе ночевать на вокзале. "Ее" вокзал был Киевский (она приехала из Винницкой области), а "мой" - Курский, и мы после недолгого совещания решили ехать на "мой" вокзал. Таких, как мы, там было много, нам удалось занять неплохое место на полу под самой крышей, и мы даже неплохо выспались, и у нас даже ничего не украли, хотя сумки с деньгами и документами (впрочем, у меня тогда еще даже не было паспорта) были у нас под головами!
Эта моя новая подруга, Аня, была учительница, и оставила дома ребенка и мужа, не соглашавшегося на ее поездку. Оставшиеся сутки мы с ней курсировали то "ко мне", то "к ней", т.е. на вокзалы.
Наутро мы сразу же поехали на Ваганьково. И - начался этот потрясающий день. Народу все прибывало и прибывало - количество людей, наверное, исчислялось тысячами. Царил необыкновенно доброжелательный настрой. Вся роща через дорогу от кладбища, не говоря уж о кусочке улицы перед самим кладбищем, - все было занято группами людей, в которых слушали записи, обменивались материалами, рассказывали интересные истории, просто общались... На столбах висели листочки со стихотворениями, посвященными Высоцкому. Моя записная книжка постепенно заполнялась стихами и адресами новых знакомых.
Обмен материалами не обязательно был обменом как таковым - некоторые делились тем, что у них было, совершенно безвозмездно. Там были люди не только из разных городов, но и из разных стран. Помню немца средних лет, который очень хорошо общался по-русски.
Там я и провела целый день, курсируя от одной группы к другой. Вещи можно было спокойно положить под деревом без страха, что на них кто-то покусится.
Время от времени мы встречались с ребятами, с которыми познакомились накануне, приветствовали друг друга и бежали дальше.
Весь день стояла нескончаемая очередь к могиле Высоцкого, чтобы положить цветы.
Все когда-нибудь заканчивается, подошел к завершению и этот насыщенный общением и голосом Высоцкого день. И пришло время уходить на вокзал, чтобы вернуться в Харьков. Я уходила с огромным сожалением.
На вокзале я, пока оставалось время до поезда, ходила и искала своих друзей из Харькова - это насколько же можно было убедить саму себя в том, что они тоже в Москве! Самое удивительное, что я их нашла! Но не тех, своих, а других. На привокзальной площади стояла группа ребят с магнитофоном, из которого доносился голос Высоцкого. Когда я приблизилась, меня пригласили подойти поближе. Это были ребята тоже из Харькова (потом мы пару раз встречались в Харькове, я пыталась приобщить их к жизни в КСП, но эта попытка была неудачной - многие поклонники Высоцкого интересовались только его творчеством).
Я вернулась в Харьков, полная впечатлений, ничуть не жалея о том, что выстояла свое право на эту поездку. Эта поездка дала мне в дальнейшем право не спрашивать у родителей разрешения куда-либо поехать - я их просто ставила перед фактом.
Через полгода, 25 января 1988 года, я была в Москве на 50-летии со дня рождения Высоцкого. Может быть, когда-нибудь расскажу и об этом.
25 июля 1990 года я была в Москве уже по другим делам и заехала на Ваганьково. Былой атмосферы там уже не было и близко. Все так же стояла очередь к могиле, было море цветов. В роще через дорогу от входа на кладбище стоял ряд столиков, за которыми торговали едой и питьем, а также фотографиями сомнительного качества и содержания. И не было спонтанных групп, в которых тогда общались единомышленники, для которых уход Высоцкого был личной и общей болью - везде сильно пахло коммерцией и вообще все были чужими друг другу прохожими. Так мне тогда показалось. С тех пор я не была там ни разу, даже когда провела в Москве почти 2 года.