Этапы израильского пути, часть 31
Предыдущая часть
Весна-лето 1997
Я искала какую-нибудь работу, и однажды подружка сказала мне, что на местном кирьят-арбовском заводе по производству плитки для пола ищут секретаршу. Там же, куда я звонила всего месяц назад по объявлению в газете, и мне ответили, что это неактуально. Потом уже я поняла, почему через месяц они снова искали секретаршу. Но сейчас работа была очень сильно нужна, я позвонила и меня пригласили на собеседование.
Начальника в тот момент там не было, со мной беседовал парень по имени Цидки, он поговорил со мной, потом вышел в соседнюю комнату, поговорил там по телефону и после этого дал мне телефон, чтобы я поговорила с начальником - Цадоком. Он мне тоже задал несколько вопросов и спросил, какую зарплату я хочу и когда я могу выйти на работу (да хоть завтра, а зарплата пусть будет минимальная, на тот момент где-то 2400, в ешиве я получала тысячу, так что для меня 2400 были достаточными деньгами).
Итак, это был небольшой заводик, на котором производили и продавали плитку для пола. В мои обязанности, кроме обычных секретарских, входило следить за процессом производства - скажем, когда заказчик хочет определенный тип плитки, и если его нет в наличии, то нужно было знать, на каком этапе производства он сейчас находится и когда будет готов, и надо было пересчитывать каждый день всю плитку, готовую к продаже. А также вести бухгалтерию, выписывать зарплату рабочим, оформлять заказы и следить за ними, за их доставкой. И так далее. В общем, разнообразная, во многом новая для меня и поэтому интересная работа.
Одна только беда (на самом деле, не одна, но об этом потом), в первый же день начальник сказал, что он вспыльчивый, любит покричать, "но ты не принимай близко к сердцу, я это не на тебя лично".
Рабочие на этом заводике были арабы из Хеврона. Мне сразу сказали, что по всем вопросам нужно говорить только с главным из них - Наджи, и только он имеет право заходить к нам в офис. Евреев было трое - начальник, Цидки и водитель Моти. Ну, и я четвертая. Кроме меня, все наши евреи говорили по-арабски так же, как на своем родном языке. Одна я ничего не понимала. Поэтому я принесла на работу свои учебники арабского, по которым я училась в университете Бар-Илан и все забыла, зато сейчас, на практике, дело у меня пошло живее. Я спрашивала, как переводятся непонятные слова, записывала, все это было у меня под рукой в рабочем ящике. Иногда ведь еще звонили покупатели, которые говорили только по-арабски, и теперь уже я могла не молча передать трубку кому-то другому, а сказать "Подождите минутку" и тогда уже передать, ну и начала понимать какие-то отрывки разговоров, тем более что они крутились, в основном, вокруг номеров плитки.
Номера плитки я и теперь еще могу определить, глядя где-нибудь на пол.
А разговорный арабский язык, как оказалось, совершенно другой, чем литературный, которому учили в университете.
Начальник мне сначала все объяснял, говорил, что тут у него такой университет, какого нигде не встретишь (в какой-то мере да). Орал он, конечно, как и обещал, и на меня, и на всех. На Цидки он говорил такое, что не знаю, как он все выслушивал. Впрочем, они все были израильские сефардские мужики, привычные к такому стилю. Мне мешало, конечно, то, что они, не стесняясь меня, говорили на такие темы, что уши вяли.
А я была менее двух лет в стране.
Как только я начала работать на этом заводике, оказалось, что мне придется прекратить работать на своей единственной уборке, т.к. пятницы были тоже рабочие. И теперь у меня не было тех 100 шекелей наличных денег в неделю, а банкомат уже 2 раза съедал мою карточку, и мне нельзя было брать оттуда деньги. И еще отключили телефон за неуплату - было много международных переговоров за то время, что мама была здесь. Я-то понимала, что могу звонить в Харьков не больше 15 минут в месяц, а мама этого не понимала и звонила часто, там были разные проблемы у родственников. Еще маме не хватило денег на билет обратно, часть пришлось одолжить у родителей моей подружки Аллы, и я им потом отдавала понемногу в течение года. И еще оставались неоплаченными счета, в том числе за электричество, после холодной зимы, счета зашкаливали, и Электрическая компания прислала предупреждение, а когда чек на оплату счетов вернулся, мне прислали письмо, из которого следовало, что нужно заплатить долг только наличными и только в Бейт-Шемеше, и немедленно. Ну, и банк еще тоже прислал письмо, что нужно закрыть минус 6 тысяч шекелей немедленно, а то мне заблокируют счет.
Не помню, успела я получить к этому времени первую зарплату или еще нет.
В общем, сплошная красота, я со всем этим и глазами на мокром месте прихожу на работу, работать не могу, и тут решаю поговорить с начальником, спросить, что делать, потому что больше не с кем.
Собрались все наши 3 еврея и принялись решать мою проблему. Начальник мне выписал чек на тысячу шекелей, потом понемногу удерживал каждый месяц с зарплаты. Не помню, где я взяла деньги на оплату электричества, но была еще одна проблема - как съездить в Бейт-Шемеш? Я же работаю, и невозможно пропускать целый рабочий день, туда добраться из Кирьят-Арбы без машины - большая проблема. Но в Бейт-Шемеше жил наш водитель Моти, и он заплатил долг, вернее, отправил свою жену. В банк я позвонила и мне сказали - хорошо, ты работаешь и если зарплата будет приходить, и закрытый счет есть (туда по моей глупости у меня банк снимал каждый месяц 200 шек, но это зато давало право на минус), то пусть будет минус, но не больше 6 тысяч, и чеки никому не выписывай пока. Деньги на телефон я одолжила у друзей, тоже отдавала целый год понемногу.
Так все решилось, только на текущую жизнь после выплаты долгов и счетов ничего не оставалось. Я дошла до того, что "стреляла" у Цидки до зарплаты 50 или 20 шекелей, и жила на них неделю-две, потом отдавала, конечно, с зарплаты. В Иерусалим ездила тремпами, по Иерусалиму, где только можно, ходила пешком.
На работе было сложно, не зря ведь предыдущая секретарша так быстро сбежала, а еще были перед ней, и я об этом еще не знала, но об этом - в другой раз.
Тридцать вторая часть
Весна-лето 1997
Я искала какую-нибудь работу, и однажды подружка сказала мне, что на местном кирьят-арбовском заводе по производству плитки для пола ищут секретаршу. Там же, куда я звонила всего месяц назад по объявлению в газете, и мне ответили, что это неактуально. Потом уже я поняла, почему через месяц они снова искали секретаршу. Но сейчас работа была очень сильно нужна, я позвонила и меня пригласили на собеседование.
Начальника в тот момент там не было, со мной беседовал парень по имени Цидки, он поговорил со мной, потом вышел в соседнюю комнату, поговорил там по телефону и после этого дал мне телефон, чтобы я поговорила с начальником - Цадоком. Он мне тоже задал несколько вопросов и спросил, какую зарплату я хочу и когда я могу выйти на работу (да хоть завтра, а зарплата пусть будет минимальная, на тот момент где-то 2400, в ешиве я получала тысячу, так что для меня 2400 были достаточными деньгами).
Итак, это был небольшой заводик, на котором производили и продавали плитку для пола. В мои обязанности, кроме обычных секретарских, входило следить за процессом производства - скажем, когда заказчик хочет определенный тип плитки, и если его нет в наличии, то нужно было знать, на каком этапе производства он сейчас находится и когда будет готов, и надо было пересчитывать каждый день всю плитку, готовую к продаже. А также вести бухгалтерию, выписывать зарплату рабочим, оформлять заказы и следить за ними, за их доставкой. И так далее. В общем, разнообразная, во многом новая для меня и поэтому интересная работа.
Одна только беда (на самом деле, не одна, но об этом потом), в первый же день начальник сказал, что он вспыльчивый, любит покричать, "но ты не принимай близко к сердцу, я это не на тебя лично".
Рабочие на этом заводике были арабы из Хеврона. Мне сразу сказали, что по всем вопросам нужно говорить только с главным из них - Наджи, и только он имеет право заходить к нам в офис. Евреев было трое - начальник, Цидки и водитель Моти. Ну, и я четвертая. Кроме меня, все наши евреи говорили по-арабски так же, как на своем родном языке. Одна я ничего не понимала. Поэтому я принесла на работу свои учебники арабского, по которым я училась в университете Бар-Илан и все забыла, зато сейчас, на практике, дело у меня пошло живее. Я спрашивала, как переводятся непонятные слова, записывала, все это было у меня под рукой в рабочем ящике. Иногда ведь еще звонили покупатели, которые говорили только по-арабски, и теперь уже я могла не молча передать трубку кому-то другому, а сказать "Подождите минутку" и тогда уже передать, ну и начала понимать какие-то отрывки разговоров, тем более что они крутились, в основном, вокруг номеров плитки.
Номера плитки я и теперь еще могу определить, глядя где-нибудь на пол.
А разговорный арабский язык, как оказалось, совершенно другой, чем литературный, которому учили в университете.
Начальник мне сначала все объяснял, говорил, что тут у него такой университет, какого нигде не встретишь (в какой-то мере да). Орал он, конечно, как и обещал, и на меня, и на всех. На Цидки он говорил такое, что не знаю, как он все выслушивал. Впрочем, они все были израильские сефардские мужики, привычные к такому стилю. Мне мешало, конечно, то, что они, не стесняясь меня, говорили на такие темы, что уши вяли.
А я была менее двух лет в стране.
Как только я начала работать на этом заводике, оказалось, что мне придется прекратить работать на своей единственной уборке, т.к. пятницы были тоже рабочие. И теперь у меня не было тех 100 шекелей наличных денег в неделю, а банкомат уже 2 раза съедал мою карточку, и мне нельзя было брать оттуда деньги. И еще отключили телефон за неуплату - было много международных переговоров за то время, что мама была здесь. Я-то понимала, что могу звонить в Харьков не больше 15 минут в месяц, а мама этого не понимала и звонила часто, там были разные проблемы у родственников. Еще маме не хватило денег на билет обратно, часть пришлось одолжить у родителей моей подружки Аллы, и я им потом отдавала понемногу в течение года. И еще оставались неоплаченными счета, в том числе за электричество, после холодной зимы, счета зашкаливали, и Электрическая компания прислала предупреждение, а когда чек на оплату счетов вернулся, мне прислали письмо, из которого следовало, что нужно заплатить долг только наличными и только в Бейт-Шемеше, и немедленно. Ну, и банк еще тоже прислал письмо, что нужно закрыть минус 6 тысяч шекелей немедленно, а то мне заблокируют счет.
Не помню, успела я получить к этому времени первую зарплату или еще нет.
В общем, сплошная красота, я со всем этим и глазами на мокром месте прихожу на работу, работать не могу, и тут решаю поговорить с начальником, спросить, что делать, потому что больше не с кем.
Собрались все наши 3 еврея и принялись решать мою проблему. Начальник мне выписал чек на тысячу шекелей, потом понемногу удерживал каждый месяц с зарплаты. Не помню, где я взяла деньги на оплату электричества, но была еще одна проблема - как съездить в Бейт-Шемеш? Я же работаю, и невозможно пропускать целый рабочий день, туда добраться из Кирьят-Арбы без машины - большая проблема. Но в Бейт-Шемеше жил наш водитель Моти, и он заплатил долг, вернее, отправил свою жену. В банк я позвонила и мне сказали - хорошо, ты работаешь и если зарплата будет приходить, и закрытый счет есть (туда по моей глупости у меня банк снимал каждый месяц 200 шек, но это зато давало право на минус), то пусть будет минус, но не больше 6 тысяч, и чеки никому не выписывай пока. Деньги на телефон я одолжила у друзей, тоже отдавала целый год понемногу.
Так все решилось, только на текущую жизнь после выплаты долгов и счетов ничего не оставалось. Я дошла до того, что "стреляла" у Цидки до зарплаты 50 или 20 шекелей, и жила на них неделю-две, потом отдавала, конечно, с зарплаты. В Иерусалим ездила тремпами, по Иерусалиму, где только можно, ходила пешком.
На работе было сложно, не зря ведь предыдущая секретарша так быстро сбежала, а еще были перед ней, и я об этом еще не знала, но об этом - в другой раз.
Тридцать вторая часть