Читая документы конца XIX-начала XX века
Оригинал взят у info_infanterie в Читая документы конца XIX-начала XX века
Originally posted by roman_n at Читая документы конца XIX-начала XX века
Оригинал взят у wolfschanze в Читая документы конца XIX-начала XX века
Все время испытываю ощущения дежавю. Вот например, в 1883 году в Питере вышел докал Е.С. Митрополовой "Нужен ли нам крейсер в Северном океана для охранения и развития там русской промышленности и торговли?" И вот, читая его, мне кажется, что это я уже читал, в документах 90-х годов XX века.
По поводу доклада г. консула Бухарова, в Обществе для содействия русской промышленности и торговле, 27 октября, я, как уроженка севера, долгом сочла представить на суд публики мои соображения о том: нужен ли нам в Северном Океане крейсер и какой именно?
Г. консул объяснял о совершенной бесполезности крейсера в Северном Океане, на том основании, что, в последние годы, наши поморы никаких притеснений со стороны норвежских промышленников не имели, и что сами поморы просили его об избавлении их от бесполезно дорогостоящих крейсеров.
О бесполезности русских крейсеров в Северном Океане, в последнее время, в печати было высказано несколько мнений, но о бесполезности только таких крейсеров, как «Бакен», который будто бы сам спасал себя от ветров, постоянно укрываясь в гаванях, и потому не мог оказать ни малейшей помощи русским промышленникам.
Между тем я решаюсь доказать крайнюю необходимость в Северном Океане не одного, а даже двух хороших крейсеров: одного полицейского, а другого небольшого военного.
Вот мои соображения.
Около границы нашей с Норвегией, между городами Вадсэ [сейчас Вадсё] и Вардэ [сейчас Вардё], не имеющими ни одного собственного судна для внешней торговли, на пространстве менее 80 верст, где существует рыболовство на ёлах, то есть мелких судах, норвежским правительством содержится крейсер. Между тем наши промысли рыбные и морских зверей производятся на громадном пространств: на Мурмане, начиная от границ Норвегии до входа в Белое море, на пространств более 800 верст; по окраинам морских побережий, oт входа в Белое море до реки Печоры, на пространств около 3000 верст и по берегам островов Ледовитого океана, Новой Земли, Вайгача, Калгуева и др., еще около 5000 верст. Мыслимо ли не иметь нам хоть одного крейсера, для охранения наших побережий на таком огромном пространстве?
Во времена М.В. Ломоносова у нас на одном Мурмане занималось ловлей трески до 10 000 человек, и треска русского лова доставлялась не только в Норвегию, но и во Францию, Испанию и Италию еще недавно, а именно до 1835 г. архангельский купец Брант держал всю торговлю рыбой в Северной Норвегии в своих руках. Между тем, с того времени, когда администраторы наши нашли полезным распространять хлебопашество и принялись отучать северян разными мерами от мореходства, обращал поморов в земледельцев, когда отдало норвежцам все лучшие гавани в Варангерском заливе, когда отказались от открытого русскими острова Груманта, впоследствии названного голландцами Шпицбергеном, и разрешили им свободный доступ в Карское море, - тогда из норвежской деревни, состоявшей в 1832 г. из 5 домов, основался город Вадсэ, с 30-ю торговыми пристанями и множеством разнородных заводом, для разработки рыбных и звериных продуктов, а наши северяне не только перестали возить рыбу, наловленную у берегов Мурмана, за границу, но даже дошли до того, что в этом году, как заявил сам г. консул, норвежцам позволили ввезти в Архангельск рыбы их улова 76%. И это случилось в такой год, когда у норвежцев была еще самая плохая ловля рыбы, по незначительному привалу к норвежским берегам мойвы (мелкой рыбки, которою питается большая). Большей же частью улов рыбы бывает громадный, так, например, в последние два года бывали случаи, что у Мурманских берегов одна небольшая шняка с четырьмя ловцами добывала, в короткий период времени, до 6000 пуд. рыбы и более; случалось даже, что одна такал шняка зарабатывала до 2400 р. Не странно ли, что при такой богатом улове рыбы, при значительно усилившимся, со времен Ломоносова, народонаселении в Архангельской губернии, мы хлопотали на севере о земледелии, которое не доставляет средств к жизни при усиленном удобрении, всю же морскую пашню, которую не нужно ни вспахивать, ни удобрять. ни засеивать, на которой неурожаев не бывает, отдали иностранцам! В настоящем году наших руссах рыбаков на Мурмане едва насчитывалось 2000 человек, между тем Как в 1868 г. было у берегов его - нашего Мурмама - до 2000 норвежских судов, занимавшихся тресковой ловлей, и это в гот год, когда трески норвежского лова привозилось в Архангельск еще незначительное, сравнительно с нынешним количество.
В 1868 г., до утверждения закона, предостнияющего норвежцам колонизировать наш берег, в норвежской газет «Finmare posten» №№26 и 27, напечатано было следующее: «по свидетельству гаммерфестского губернатора, до 11 мая 1868 г. было у Рыбачьего полуострова, около двух губ, на 4 милях, до 600 больших и малых норвежских судов, с командой до 3000 человек. Со времени заселения Рыбачьего полуострова норвежцами, число приходящих судов ежегодно возрастает. Проходят за рыбой суда уже и из южной Норвегии. Ограбленные на русском берегу суда оказались из Христианзунда [Кристиансанн], Ользунда [Олесунн] и Хакензунда. Из числа пострадавшим от шторма 400 норвежских судов, разбилось окончательно в Зубовской губе, на Рыбачьем полуострове 126 судов и из 3000 погибших мною утонуло. Когда тела погибших выброшены были на берег, то местные жители - норвежские переселенцы - в виду находившихся тут же на берегу спасшихся семейств этих несчастных, обдирала с мертвых одежду и брали себе со всем, что в ней находилось, бросая голые тела обратно в море; оставшихся же в живых обирали, выхватывая из рук ящики, запрещая уносить с собою пожитки. Этого мало: требовали от них денег и в неисполнивших приказания направляли заряженные ружья, угрожая расстрелянием. 8 мая 1868 г., в день Вознесения Христова, вошли в Вайдэ-губу от шторма, три промышленных больших судна из южной Норвегии. На суда эти напали 70 человек вооруженных, отняли у них имущество, снасти, все принадлежности и взяли деньги за то, чтобы шкиперов оставить живыми. Деньги получал, выдавал себя за таможнного переводчика, переселившейся в Вайдэ-губу известный в Норвегии Mathis Semsen».
Эти нумера норвежской газеты, напечатанные 23 и 30 июня 1868 г., получены были в Петербурге в половине июля, а все широкие льготы о принятии норвежцев в наше временное подданство были даны чрез четыре месяца после того - 22 ноября 1868 г.
В 1868 г. была учреждена Комиссия для устранения препятствий к развитию на севере всех тех промыслов, которые, обеспечивая благосостояние жителей, были бы возможны по физическим условиям страны. Председателем этой Комиссии был Государь наследниц Цесаревич, ныне благополучно царствующий Государь Император [Александр III]. В 15 пункте трудов этой Комиссии сказано: «воспретить норвежцам рыболовство вдоль русских берегов Северного океана и Белого моря, а также прибрежий Новой Земли, Вайгача и других, ближе чем на 10-ти верстном расстоянии»; в 16-м пункте: «прекратить отныне впредь норвежскую колонизацию на Мурманском берегу».
Мнение это Комиссии основывала на следующих, соображениях: «с одной стороны норвежские поселенцы занимают на Мурманском берегу самые привольные места и становища, не только стесняя промышленников, но и лишая удобнейших мест русскую колонизацию, столь необходимую в Архангельской губернии, для достижения более выгодного в экономическом отношении распределения ее населения в пределах губернии; с другой стороны норвежцы на Мурманском берегу образуют, начиная от норвежской границы, целую цепь соседних поселений, не прерванную более людными русскими поселениями, связанную в летнее время постоянным движением рыболовов и промышленников, приходящих из Норвегии, и более отдаленную от русских центров администрации, чем от норвежских. Вот почему норвежские колонисты на Мурманском берегу могут быть русскими подданными только по имени. Действительно, не отрываясь окончательно от экономических, интересов своей родины, подобно немецким колонистам наших приволжских губерний, они не переносят своих физических и умственных капиталов в чужую землю, как сии последние, а напротив - эксплуатируют эту землю в пользу своего отечества и подчиняют ее чужеземным интересам. Вследствие того Мурманские поселения норвежцев приносят выгоды не России: они служат только опорными пунктами для подчинения в экономическом отношении наших прибрежьев норвежским интересом. Можно сказать, что норвежские поселения на Мурманском берегу имеют относительно захватываемого ими прибрежья преимущественно характер станций или постоялых дворов, коих содержатели - временные гости в русском подданстве: собрав себе достаточный капитал на чужой земле, они могут беспрепятственно сложить с себя номинальное русское подданство и возвратиться на родину, уступив насиженное место другим своим соотечественникам и не оставив своему временному отечеству ничего из собранных в его пределах капиталов.
В газете «Голос» №209-й, 30 июля 1874 г., был, между прочим, поднят вопрос, достойный полного внимания, о вреде колонизации Мурманского берега норвежцами. В этом номере сказано: «В настоящее время, на общее число всех колонистов считается 30% норвежцев; им предоставлены, наравне с русскими, нрава беспошлинной внешней и внутренней торговли промыслов и ремесел, выдается пособие по 150 руб. на колониста, они освобождены от употребления гербовой бумаги, от платежа податей и т. д. Норвежцы, поселившиеся на нашем берегу, вовсе не развивают местных промыслов, а только увеличивают класс мироедов. Это преимущественно родственники норвежских купцов, служащие на Мурмане комиссионерами и главными факторами для сбыта норвежскою рома и для контрабандных операций. Кроме того, приезжая с деньгами, они получают возможность преобладать над русским населением и держат в своих руках русских и карелов, которых гонит на Мурман крайняя нужда. Другая часть норвежцев, нужно заметить, часть весьма значительная, состоит из бежавших преступников, признанных злостными банкротами, разорившихся и ищущих легкой наживы аферистов, вообще людей крайне сомнительных. Конкуренция русских и карелов с норвежцами невозможна. Так, например, из 20-ти выборных должностных лиц Мурманской колонистском волости оказалось: норвежцев 11, финнов 5 и русских 4. Понятно, что русское волостное начальство чувствует себя совершенно бессильными в тех случаях, когда ему надобно оградить интересы колонистов-поморов или казенные. Начинал от становища Териберки до норвежской границы слышатся жалобы на рыболовом соседнего королевства, которые являются к нам большими организованным ватагами, отбивают лучшие промысловые места у русских и вылавливают навагу и треску в русских водах, не в 7 верстах от берега, а прямо с берега. Русская шняка с промышленниками не смеет появиться там, где явилась такая сильная численностью норвежская артель».
В «Ведомостях С.-Петербургской Городской Полиции» 21 февраля 1875 г. №42, между прочим, напечатано: «шведские газеты осмеивают нас, русских, за то, что мы принимаем с свою среду людей, которые нетерпимы в своей родине, благодаря их нравственным качествам».
Из этого видно, что мы лишаем возможности коренных русских промышленников производить промыслы не только на Северном Океане, но и на наших мурманских прибрежьях и предоставляем не только чуждым, но и враждебным нам людям распоряжаться русскими богатствами и эксплуатировать русских промышленников и колонистов.
Из географических известий Петермана и сведений барона Норденшельда мы знаем, что норвежские суда уже хозяйничают и в Карском море. В 1870 г. их было там за ловлею зверей до 80 судом; они забрались уже, для той же цели, и в Белое море и затем открыли у беретов наших китоловство. В нынешнем году, в одно лето, за китовой охотой плавало около нашего Мурмлна 14 китобойных пароходов, которыми убито 383 кита.
Итак, с одной стороны, норвежские колонисты спаивают и обирают русских на берегу, а с другой и в море наносят им вред китоловством. Число этих китобойных пароходов с будущего лета, по слухам, еще увеличится 10-ю. Эти китобои, заходя под предлогом укрытия от ветров, в наши мурманские гавани, удаляют от берега китов, которые пригоняют к нему мойву: с отходом китов и мойвы, и море уходить за ними и треска. Весьма часто китоловы, и не отходя от берегов за демаркационную линию, начинают стрелять китов и громом орудий еще далее отгоняют рыбу от берегов. При таком положении беззащитный русский рыбак ничего не может сделать, некому ему и жаловаться на норвежского рыболова. Кто защитить его, когда норвежский китолов оборвет его сети и ярусы или испортит другие орудия рыболовства, расставляемые от берега моря до демаркационной линии и далее ее, в открытом море? Если в самой Норвегии, при крейсере, ходящем между городами Вардэ и Вадсэ, было много жалоб, то можно представить себе, что творится у нас, не имеющих подобного крейсера, особенно при исключительности только что описанного мною порядка вещей (вернее - непорядка) на наших северных водах и побережьях. Хороший крейсер, а не такой как «Бакен», необходим здесь, как для защиты наших промышленников от притеснений чужеземных эксплуататоров, так и вообще для поддержания порядка на этом громадном пространстве.
Что нам нужен крейсер для поднятая русского промышленного духа, который падает от ежегодно увеличивающегося преобладания норвежских промышленников над русскими у наших берегов, - доказывают многие заявления и адресы наших мореходов севера на имя С.-Петербургского Отделения Общества для содействия русскому торговому мореходству, напечатанные в Трудах его с марта 1879 г. по февраль 1881 года.
В адресе, подписанном 73 человеками мещан, купцов, шкиперов, штурманов и крестьян и засвидетельствованном в Кемской Городской Управе, 11 февраля 1880 г., поморы умоляют Общество о защите их от китоловов, которые, как они выражаются, наконец, совершенно погубят тресковый и другие рыбные промыслы, разорят страну и заставят жителей умирать с голоду. Они пишут, что лучшее их прошлое, связанное с выгодами приморской промышленной жизни, безотрадное настоящее (сравнительно с положением на севере иностранцев, фиктивных подданных России) и опасение за будущее- все служит им достаточным основанием, чтобы просить Общество о защит их и на Мурмане и на Новой Земле от иностранцев, которые захватывают там лучшие места для рыбных и звериных промыслов, и от кабалы иностранных лесопромышленников, губящих край и затрудняющих им судостроение. Они доказывают, что вследствие стеснения иностранцами, они превратились в бедняков и на них накопились значительных казенные недоимки, чего никогда не бывало до тех пор, пока иностранные искатели приключений не захватили в свои руки богатейших их промыслов, о чем в былые времена не смели думать. Вследствие всех этих причин, они и обратились в Общество с просьбой исходатайствовать пред правительством о защите края их от угрожающего ему разорения. В другом адресе, подписанном Сорокским сельским обществом, 30 марта 1880 г., поморы, излагая все те же просьбы, что и Кемские, еще с большей силой представляют свое бедствие от иностранного вторжения и на сушу и на море.
В №87 «Архангельских Губернских Ведомостей», от 31 декабря 1881 г., напечатана статья о нищенстве в г. Архангельске, взывающая к частной благотворительности о помощи. Она начинается словами: «Постоянно возрастающее число бродячим по улицам г. Архангельска нищих за последнее время достигло, наконец, таких колоссальным размеров, что бьет в глаза каждому, и вопрос о прекращении нищенства, сам собой напрашиваясь на немедленное его решение тем или другим способом, стал у нас, так сказать, злобой дня».
Подтверждением справедливости слов поморов о прежнем их богатстве и благоденствии и о настоящем, полном их разорении неопытными и незнакомыми с промышленностью и торговлей начальниками Северного Края, служит дышащая горячей любовью к отечеству речь бывшего архангельского губернатора Н.М. Баранова, сказанная год тому назад, 5 ноября 1881 г., перед открытием заседания Архангельской Коммисии.
Начальник губернии, между прочим, сказал: «В Архангельске как на кладбище виднеются там и сям памятники о его старом значении, о его прежней широкой и полезной для государства деятельности: опустылые дома так недавно еще работавших торговых фирм, разваливающиеся заводы и набережные, фундаменты эллингов и верфей, почти заброшенным фундаментальных здания морского ведомства, и там, где прежде, с таким успехом для русской торговли, из русского леса русские мастера строили ходкие корабли, теперь мы видим иностранным суда, приходящие обогащаться в наших водах китовым и рыбными промыслами.
Весь этот грустный порядок вещей, лишая Россию выгод от обладания приокеанском портом и одним из богатейших краев, довел и то же время местное население до необыкновенной нищеты.
Отдаленный (не географически, а по бездорожью) прибрежные местности Белого моря терпят почти ежегодно голод зимой, а летом население мрет от страшно ненормальных условий жизни, в которым оно поставлено.
Грустна и обидна картина настоящего положения севера. Тоскливо-тяжело впечатление, ложащееся на душу при виде ее.
Это край нищеты, скорби, мороза и бездорожья: край как будто не участвующий в общей жизни русского государства; край, которому как будто не удалось пользоваться всеми теми благами, которые в жизнь русских людей внесены были покойным Царем-Освободителем». «Но надежда на лучшее будущее севера живет в сердцах жителей его и всех любящих его: ныне благополучно царствующий Государь, будучи еще Наследником, сердцем и мыслию тяготел как его великий Прапрадед, к русскому морю и к русскому Северу и в независимой торговле русских людей, - как сказал в той же речи своей Н.М. Баранов, - видел залог к довольству и счастью будущих Его подданных».
Обращаюсь опять к крейсеру, который мог бы, по моему мнению, кроме защиты поморов и наблюдения за порядком на северных водах, оказывать еще следующую пользу:
Во 1-х, помогать, в случае нужды, плавающим между Архангельском, Кемью, Колою, Онегою, Мезенью и норвежскими городами Вадсэ и Вардэ, семистам русским рыболовным судам и иностранным, идущим к Архангельску и другим Беломорским пристаням, так же как и тем из них, которые направятся к Оби и Енисею.
Bo 2-х, оказывать помощь иностранным экспедициям, если таковые будут командируемы, в случае несчастья с ними в Северном Океане и около берегов Новой Земли, что случалось не рал с австрийскими, норвежскими и английскими экспедициями. (В нынешнем году англичанин Лей, потерял свою яхту во льдах около земли Франца-Иосифа, едва доплыл в лодке до Новой Земли).
В 3-х, ограждать Скверное море от беспощадного истребления морских зверей, особенно в период их оплодотворения; уменьшение моржей и других морских животных грозит совершенным их исчезновением, подобно тому, как не стало морской коровы, которой в настоящее время не встречается уже ни в одном море земного шара.
В 4-х, способствовать устройству на Новой Земле, Вайгаче и других пунктах Северного Океана метеорологических и спасательных станций и наблюдать за ними, также как и за морскими знаками, башнями и маяками, без которых плавание около берегов Ледовитого Океана не только затруднительно, но и небезопасно; это необходимо будет особенно тогда, когда установятся торговые сношения Европы с Сибирью северный морским путем.
В 5-х, заниматься измерением глубины моря, исследованием дна и морских течений, что послужить с пользой для гидрографических съемок.
В 6-х, содействовать усилению русской колонизации Новой Земли и вообще морских побережий и защищать ее интересы.
В 7-х, останавливать ввоз контрабанды, -
и в 8-х, защищать мореплавателей от пиратства, подобного описанному гаммерфестским губернатором, так как никто не поручится, что оно и впредь не может повториться.
Нельзя предполагать, чтобы учреждение крейсера на Северном Океане могло возбудить политическое опасение в Норвегии. Разве мы обращаем внимание на то, что Норвегия давно уже составила план сооружений в Альтенской губе, под 72-м° с. ш., военной крепости и гавани? Разве мы обращаем внимание на то, что Англия и Франция взяли в 1866 г. со Швеции и Норвегии обязательства стеснять нас на севере всеми возможными мерами? Разве мы обращали внимание на то, что два крейсера Англии и Франции в 1854 г. сожгли почтя все наши лучшие торговые корабли в Северном Океане и выжгли в г. Коле [сейчас г. Кола] и других местах казенный здания и церкви? Разве мы обращаем, внимание на то, что норвежцы сжигают кресты и промышленный избы на Новой Земле, что мы видим из рескрипта Государыни Императрицы, Покровительницы общества для спасения погибающих, министру финансов М.X. Рейтерну, в 1876 г.? В рескрипте этом сказало: «Бедствия, часто претерпеваемые у Новой Земли от бурь и льдов русскими поморами, промышляющими там ловлей рыбы и боем морских зверей, географическое положение наших беломорских портов, рано осенью замерзающих, и невыгодность некоторых экономических условий, каковы: недостаток промысловых орудий и дурная постройка судов, - привели русские промыслы на Новой Земле к крайнему упадку и к тому еще в последние годы беломорцы вытесняются с них норвежцами».
В виду такового положения дела, Главное правление общества подания помощи при кораблекрушениях обратило внимание на необходимость придти на помощь означенному классу отважных русских мореходов, устройством на Новой Земле приюта, который, составляя вполне снабженную спасательную станцию, вместе с тем мог бы служить поморам безопасным для жизни и здоровья пристанищем на зиму, в случае постигшего их у берегов Новой Земли кораблекрушения. Между тем известно, что норвежцы, число которых у берегов Новой Земли ныне ежегодно увеличивается, сжигают не только избы, ставящиеся там скудными средствами поморов, но и памятники и кресты, и потому как для охраны спасательной станции, так и самых промыслов от самоуправства и произвола наших соседей, необходимо в то же время устроить к берегам Новой Земли охранительное крейсерство».
Правительственная комиссия, под председательством бывшего архангельского губернатора Н.А. Качалова, членами которой были уполномоченные от всех министерств, в том числе и от министерства иностранных дел, единогласно, вмести с приглашенными на заседание по этому делу русскими и иностранными промышленниками, признала необходимость крейсера в Северном океане. В журнале ее постановлено: «надзор за промышленниками, собирающимися на время навигации в значительном числе на Мурмане, поручен Кольской уездной полиции. По громадности пространства, на котором производятся промыслы, надзор этот оказывается совершенно недостаточным, и между промышленниками, кроме нарушения правил благочиния, нередко возникают столкновения, отзывающиеся вредно на успешности самых промыслов. Сверх того, отсутствие надлежащего надзора дает возможность норвежским ловцам массами приезжать к нашим берегам и промышлять везде, где силы их артели позволяют; это также нередко производит ссоры и драки. Для устранения сего Комиссия положила, по примеру Норвегии, назначить военное крейсерское судно, которое, со времени открытия навигации, с мировым судьей, врачом, священником и полицейским чиновником, делало бы рейсы вдоль мест помыслов оставаясь на зимовку в Екатерининской или в другой гавани Мурмана, откуда оно могло бы ранней весной выходить в море. Относительно же судна, которое могло бы нести обязанность крейсера, комиссия, приняв во внимание, что в Норвегии для сей цели употребляется военное судно, назначаемое морскими ведомством для практического плавания, полагала применить этот порядок и у нас.
Морское министерство не только признало крейсерство в Скверном Океане необходимым, но, для правильности крейсерства, признало необходимым содержать два крейсера, только полицейские. Экспедиция, осматривавшая Мурман с целью избрания пункта для порта, входила, согласно данной ей инструкции, в рассмотрение вопроса и о крейсере и признала, с своей стороны, совершенно необходимым учреждение крейсера в скверных водах. Командир архангельского порта, князь А.А. Ухтомский, представил по этому предмету в министерство все необходимые соображения еще в 1872 г. В 1881 году бывший Г. Министр внутренних дел граф М.Т. Лорис-Меликов, также нашел необходимым учреждение крейсера, а после того и генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич. Архангельская комиссия 1882 г.. состоящая из 70-ти членов, жителей севера, под председательством бывшего архангельского губернатора Н.М. Баранова, не ограничилась крейсером, а полагала полезным устроить даже военный порть на Мурмане. Журнал этого заседания вероятно подписан был и русский консулом. Русский консул подписал в архангельской комиссии еще и другой журнал, 6-го заседания, напечатанный в №103 архангельских губернских ведомостей, 1881 г., в котором сказано, что «признается неудобным и даже вредным отводить кому бы то ни было места на Мурмане для устройства гавани, впредь до окончательного определения пункта для устройства там государственною порта, в котором встречается более чем настоятельная необходимость». И так русский консул находил, что на Мурмане нельзя отводить даже и двух десятин береговой земли под гавани и склады для устройства безопасного и спокойного от ветров пристанища судам никому из своих соотечественников, занимавшихся уже тогда внешнею торговлей и мореходством, до тех пор, пока не учредится там военный порть.
Русскому консулу в Норвегии показалось, что в последние годы нашим поморам не было никаких притеснений со стороны норвежских промышленников; действительно, после всего, изложенного мною, можно с уверенностью сказать, что если дела на севере пойдут так же, как теперь идут, то впредь не будет со стороны норвежцев никаких притеснений русским промышленникам. потому что их скоро там совсем не будет: их всех вытеснят с русских берегов и заставят производить только меновую торговлю хлебом и лесом, взамен рыбы, наловленной норвежцами у наших берегов; тогда, само собой разумеется, без полезны будут самые лучшие крейсеры, а не только «Бакен» и «Полярная Звезда».
После этого, пожалуй, не следует ли пожалеть, что шведскому офицеру и естествоиспытателю Санденбергу не было разрешено построить на Мурмане шведский город и что ходатайство об этом министра государственных имуществ, князя Ливена, было отклонено г. министром внутренних дел графом Лорис-Меликовым; что не разрешено норвежца колонизировать Печерский, Обский и Енисейские заливы, и, наконец, что не уступлены иностранцам Новая Земля и даже Рыбачий полуостров?
Не меновой торговлей заниматься нашему северу, как доказываете г. консул, не хлеб наш и лес, да еще лучшего качества и по дешевой цене, сбывать нам норвежцам за рыбу, наловленную ими в нашем море, не земледелием заниматься нашим поморам; нашему северу надо поднять и развить по-старому свои собственные рыбные и звериные промыслы, от которых он прежде богател. Не было тогда между поморами бедняков, не было недоимок, не протягивали руку с просьбой о помощи девять десятых поморов, жителей таких городов как Кола и Кемь, гербы которых украшены изображением кита и жемчужного венца, - эмблем канувших в вечность их промыслов.
Возвращенный к сродным ему занятиям, возвращенный своему любимому морю, помор наш гордо поднимет голову, вспомнит прежнюю свою отвагу, свои способности к судостроению и под покровительством быстроходного крейсера, всегда готового защитить его от притеснений корыстолюбивых иноземцев, будет строить не одно или два судна в год, как эти последние два года, а сотни, как было нисколько лет тому назад, когда существовал в Архангельске военный порт. Тогда помор найдет в любимых своих отважных и небезопасных подчас промыслах путь к благосостоянию и довольству, которым снятся ему теперь только во сне.
Итак, нужен ли нам крейсер в Северном Океане?
Originally posted by roman_n at Читая документы конца XIX-начала XX века
Оригинал взят у wolfschanze в Читая документы конца XIX-начала XX века
Все время испытываю ощущения дежавю. Вот например, в 1883 году в Питере вышел докал Е.С. Митрополовой "Нужен ли нам крейсер в Северном океана для охранения и развития там русской промышленности и торговли?" И вот, читая его, мне кажется, что это я уже читал, в документах 90-х годов XX века.
По поводу доклада г. консула Бухарова, в Обществе для содействия русской промышленности и торговле, 27 октября, я, как уроженка севера, долгом сочла представить на суд публики мои соображения о том: нужен ли нам в Северном Океане крейсер и какой именно?
Г. консул объяснял о совершенной бесполезности крейсера в Северном Океане, на том основании, что, в последние годы, наши поморы никаких притеснений со стороны норвежских промышленников не имели, и что сами поморы просили его об избавлении их от бесполезно дорогостоящих крейсеров.
О бесполезности русских крейсеров в Северном Океане, в последнее время, в печати было высказано несколько мнений, но о бесполезности только таких крейсеров, как «Бакен», который будто бы сам спасал себя от ветров, постоянно укрываясь в гаванях, и потому не мог оказать ни малейшей помощи русским промышленникам.
Между тем я решаюсь доказать крайнюю необходимость в Северном Океане не одного, а даже двух хороших крейсеров: одного полицейского, а другого небольшого военного.
Вот мои соображения.
Около границы нашей с Норвегией, между городами Вадсэ [сейчас Вадсё] и Вардэ [сейчас Вардё], не имеющими ни одного собственного судна для внешней торговли, на пространстве менее 80 верст, где существует рыболовство на ёлах, то есть мелких судах, норвежским правительством содержится крейсер. Между тем наши промысли рыбные и морских зверей производятся на громадном пространств: на Мурмане, начиная от границ Норвегии до входа в Белое море, на пространств более 800 верст; по окраинам морских побережий, oт входа в Белое море до реки Печоры, на пространств около 3000 верст и по берегам островов Ледовитого океана, Новой Земли, Вайгача, Калгуева и др., еще около 5000 верст. Мыслимо ли не иметь нам хоть одного крейсера, для охранения наших побережий на таком огромном пространстве?
Во времена М.В. Ломоносова у нас на одном Мурмане занималось ловлей трески до 10 000 человек, и треска русского лова доставлялась не только в Норвегию, но и во Францию, Испанию и Италию еще недавно, а именно до 1835 г. архангельский купец Брант держал всю торговлю рыбой в Северной Норвегии в своих руках. Между тем, с того времени, когда администраторы наши нашли полезным распространять хлебопашество и принялись отучать северян разными мерами от мореходства, обращал поморов в земледельцев, когда отдало норвежцам все лучшие гавани в Варангерском заливе, когда отказались от открытого русскими острова Груманта, впоследствии названного голландцами Шпицбергеном, и разрешили им свободный доступ в Карское море, - тогда из норвежской деревни, состоявшей в 1832 г. из 5 домов, основался город Вадсэ, с 30-ю торговыми пристанями и множеством разнородных заводом, для разработки рыбных и звериных продуктов, а наши северяне не только перестали возить рыбу, наловленную у берегов Мурмана, за границу, но даже дошли до того, что в этом году, как заявил сам г. консул, норвежцам позволили ввезти в Архангельск рыбы их улова 76%. И это случилось в такой год, когда у норвежцев была еще самая плохая ловля рыбы, по незначительному привалу к норвежским берегам мойвы (мелкой рыбки, которою питается большая). Большей же частью улов рыбы бывает громадный, так, например, в последние два года бывали случаи, что у Мурманских берегов одна небольшая шняка с четырьмя ловцами добывала, в короткий период времени, до 6000 пуд. рыбы и более; случалось даже, что одна такал шняка зарабатывала до 2400 р. Не странно ли, что при такой богатом улове рыбы, при значительно усилившимся, со времен Ломоносова, народонаселении в Архангельской губернии, мы хлопотали на севере о земледелии, которое не доставляет средств к жизни при усиленном удобрении, всю же морскую пашню, которую не нужно ни вспахивать, ни удобрять. ни засеивать, на которой неурожаев не бывает, отдали иностранцам! В настоящем году наших руссах рыбаков на Мурмане едва насчитывалось 2000 человек, между тем Как в 1868 г. было у берегов его - нашего Мурмама - до 2000 норвежских судов, занимавшихся тресковой ловлей, и это в гот год, когда трески норвежского лова привозилось в Архангельск еще незначительное, сравнительно с нынешним количество.
В 1868 г., до утверждения закона, предостнияющего норвежцам колонизировать наш берег, в норвежской газет «Finmare posten» №№26 и 27, напечатано было следующее: «по свидетельству гаммерфестского губернатора, до 11 мая 1868 г. было у Рыбачьего полуострова, около двух губ, на 4 милях, до 600 больших и малых норвежских судов, с командой до 3000 человек. Со времени заселения Рыбачьего полуострова норвежцами, число приходящих судов ежегодно возрастает. Проходят за рыбой суда уже и из южной Норвегии. Ограбленные на русском берегу суда оказались из Христианзунда [Кристиансанн], Ользунда [Олесунн] и Хакензунда. Из числа пострадавшим от шторма 400 норвежских судов, разбилось окончательно в Зубовской губе, на Рыбачьем полуострове 126 судов и из 3000 погибших мною утонуло. Когда тела погибших выброшены были на берег, то местные жители - норвежские переселенцы - в виду находившихся тут же на берегу спасшихся семейств этих несчастных, обдирала с мертвых одежду и брали себе со всем, что в ней находилось, бросая голые тела обратно в море; оставшихся же в живых обирали, выхватывая из рук ящики, запрещая уносить с собою пожитки. Этого мало: требовали от них денег и в неисполнивших приказания направляли заряженные ружья, угрожая расстрелянием. 8 мая 1868 г., в день Вознесения Христова, вошли в Вайдэ-губу от шторма, три промышленных больших судна из южной Норвегии. На суда эти напали 70 человек вооруженных, отняли у них имущество, снасти, все принадлежности и взяли деньги за то, чтобы шкиперов оставить живыми. Деньги получал, выдавал себя за таможнного переводчика, переселившейся в Вайдэ-губу известный в Норвегии Mathis Semsen».
Эти нумера норвежской газеты, напечатанные 23 и 30 июня 1868 г., получены были в Петербурге в половине июля, а все широкие льготы о принятии норвежцев в наше временное подданство были даны чрез четыре месяца после того - 22 ноября 1868 г.
В 1868 г. была учреждена Комиссия для устранения препятствий к развитию на севере всех тех промыслов, которые, обеспечивая благосостояние жителей, были бы возможны по физическим условиям страны. Председателем этой Комиссии был Государь наследниц Цесаревич, ныне благополучно царствующий Государь Император [Александр III]. В 15 пункте трудов этой Комиссии сказано: «воспретить норвежцам рыболовство вдоль русских берегов Северного океана и Белого моря, а также прибрежий Новой Земли, Вайгача и других, ближе чем на 10-ти верстном расстоянии»; в 16-м пункте: «прекратить отныне впредь норвежскую колонизацию на Мурманском берегу».
Мнение это Комиссии основывала на следующих, соображениях: «с одной стороны норвежские поселенцы занимают на Мурманском берегу самые привольные места и становища, не только стесняя промышленников, но и лишая удобнейших мест русскую колонизацию, столь необходимую в Архангельской губернии, для достижения более выгодного в экономическом отношении распределения ее населения в пределах губернии; с другой стороны норвежцы на Мурманском берегу образуют, начиная от норвежской границы, целую цепь соседних поселений, не прерванную более людными русскими поселениями, связанную в летнее время постоянным движением рыболовов и промышленников, приходящих из Норвегии, и более отдаленную от русских центров администрации, чем от норвежских. Вот почему норвежские колонисты на Мурманском берегу могут быть русскими подданными только по имени. Действительно, не отрываясь окончательно от экономических, интересов своей родины, подобно немецким колонистам наших приволжских губерний, они не переносят своих физических и умственных капиталов в чужую землю, как сии последние, а напротив - эксплуатируют эту землю в пользу своего отечества и подчиняют ее чужеземным интересам. Вследствие того Мурманские поселения норвежцев приносят выгоды не России: они служат только опорными пунктами для подчинения в экономическом отношении наших прибрежьев норвежским интересом. Можно сказать, что норвежские поселения на Мурманском берегу имеют относительно захватываемого ими прибрежья преимущественно характер станций или постоялых дворов, коих содержатели - временные гости в русском подданстве: собрав себе достаточный капитал на чужой земле, они могут беспрепятственно сложить с себя номинальное русское подданство и возвратиться на родину, уступив насиженное место другим своим соотечественникам и не оставив своему временному отечеству ничего из собранных в его пределах капиталов.
В газете «Голос» №209-й, 30 июля 1874 г., был, между прочим, поднят вопрос, достойный полного внимания, о вреде колонизации Мурманского берега норвежцами. В этом номере сказано: «В настоящее время, на общее число всех колонистов считается 30% норвежцев; им предоставлены, наравне с русскими, нрава беспошлинной внешней и внутренней торговли промыслов и ремесел, выдается пособие по 150 руб. на колониста, они освобождены от употребления гербовой бумаги, от платежа податей и т. д. Норвежцы, поселившиеся на нашем берегу, вовсе не развивают местных промыслов, а только увеличивают класс мироедов. Это преимущественно родственники норвежских купцов, служащие на Мурмане комиссионерами и главными факторами для сбыта норвежскою рома и для контрабандных операций. Кроме того, приезжая с деньгами, они получают возможность преобладать над русским населением и держат в своих руках русских и карелов, которых гонит на Мурман крайняя нужда. Другая часть норвежцев, нужно заметить, часть весьма значительная, состоит из бежавших преступников, признанных злостными банкротами, разорившихся и ищущих легкой наживы аферистов, вообще людей крайне сомнительных. Конкуренция русских и карелов с норвежцами невозможна. Так, например, из 20-ти выборных должностных лиц Мурманской колонистском волости оказалось: норвежцев 11, финнов 5 и русских 4. Понятно, что русское волостное начальство чувствует себя совершенно бессильными в тех случаях, когда ему надобно оградить интересы колонистов-поморов или казенные. Начинал от становища Териберки до норвежской границы слышатся жалобы на рыболовом соседнего королевства, которые являются к нам большими организованным ватагами, отбивают лучшие промысловые места у русских и вылавливают навагу и треску в русских водах, не в 7 верстах от берега, а прямо с берега. Русская шняка с промышленниками не смеет появиться там, где явилась такая сильная численностью норвежская артель».
В «Ведомостях С.-Петербургской Городской Полиции» 21 февраля 1875 г. №42, между прочим, напечатано: «шведские газеты осмеивают нас, русских, за то, что мы принимаем с свою среду людей, которые нетерпимы в своей родине, благодаря их нравственным качествам».
Из этого видно, что мы лишаем возможности коренных русских промышленников производить промыслы не только на Северном Океане, но и на наших мурманских прибрежьях и предоставляем не только чуждым, но и враждебным нам людям распоряжаться русскими богатствами и эксплуатировать русских промышленников и колонистов.
Из географических известий Петермана и сведений барона Норденшельда мы знаем, что норвежские суда уже хозяйничают и в Карском море. В 1870 г. их было там за ловлею зверей до 80 судом; они забрались уже, для той же цели, и в Белое море и затем открыли у беретов наших китоловство. В нынешнем году, в одно лето, за китовой охотой плавало около нашего Мурмлна 14 китобойных пароходов, которыми убито 383 кита.
Итак, с одной стороны, норвежские колонисты спаивают и обирают русских на берегу, а с другой и в море наносят им вред китоловством. Число этих китобойных пароходов с будущего лета, по слухам, еще увеличится 10-ю. Эти китобои, заходя под предлогом укрытия от ветров, в наши мурманские гавани, удаляют от берега китов, которые пригоняют к нему мойву: с отходом китов и мойвы, и море уходить за ними и треска. Весьма часто китоловы, и не отходя от берегов за демаркационную линию, начинают стрелять китов и громом орудий еще далее отгоняют рыбу от берегов. При таком положении беззащитный русский рыбак ничего не может сделать, некому ему и жаловаться на норвежского рыболова. Кто защитить его, когда норвежский китолов оборвет его сети и ярусы или испортит другие орудия рыболовства, расставляемые от берега моря до демаркационной линии и далее ее, в открытом море? Если в самой Норвегии, при крейсере, ходящем между городами Вардэ и Вадсэ, было много жалоб, то можно представить себе, что творится у нас, не имеющих подобного крейсера, особенно при исключительности только что описанного мною порядка вещей (вернее - непорядка) на наших северных водах и побережьях. Хороший крейсер, а не такой как «Бакен», необходим здесь, как для защиты наших промышленников от притеснений чужеземных эксплуататоров, так и вообще для поддержания порядка на этом громадном пространстве.
Что нам нужен крейсер для поднятая русского промышленного духа, который падает от ежегодно увеличивающегося преобладания норвежских промышленников над русскими у наших берегов, - доказывают многие заявления и адресы наших мореходов севера на имя С.-Петербургского Отделения Общества для содействия русскому торговому мореходству, напечатанные в Трудах его с марта 1879 г. по февраль 1881 года.
В адресе, подписанном 73 человеками мещан, купцов, шкиперов, штурманов и крестьян и засвидетельствованном в Кемской Городской Управе, 11 февраля 1880 г., поморы умоляют Общество о защите их от китоловов, которые, как они выражаются, наконец, совершенно погубят тресковый и другие рыбные промыслы, разорят страну и заставят жителей умирать с голоду. Они пишут, что лучшее их прошлое, связанное с выгодами приморской промышленной жизни, безотрадное настоящее (сравнительно с положением на севере иностранцев, фиктивных подданных России) и опасение за будущее- все служит им достаточным основанием, чтобы просить Общество о защит их и на Мурмане и на Новой Земле от иностранцев, которые захватывают там лучшие места для рыбных и звериных промыслов, и от кабалы иностранных лесопромышленников, губящих край и затрудняющих им судостроение. Они доказывают, что вследствие стеснения иностранцами, они превратились в бедняков и на них накопились значительных казенные недоимки, чего никогда не бывало до тех пор, пока иностранные искатели приключений не захватили в свои руки богатейших их промыслов, о чем в былые времена не смели думать. Вследствие всех этих причин, они и обратились в Общество с просьбой исходатайствовать пред правительством о защите края их от угрожающего ему разорения. В другом адресе, подписанном Сорокским сельским обществом, 30 марта 1880 г., поморы, излагая все те же просьбы, что и Кемские, еще с большей силой представляют свое бедствие от иностранного вторжения и на сушу и на море.
В №87 «Архангельских Губернских Ведомостей», от 31 декабря 1881 г., напечатана статья о нищенстве в г. Архангельске, взывающая к частной благотворительности о помощи. Она начинается словами: «Постоянно возрастающее число бродячим по улицам г. Архангельска нищих за последнее время достигло, наконец, таких колоссальным размеров, что бьет в глаза каждому, и вопрос о прекращении нищенства, сам собой напрашиваясь на немедленное его решение тем или другим способом, стал у нас, так сказать, злобой дня».
Подтверждением справедливости слов поморов о прежнем их богатстве и благоденствии и о настоящем, полном их разорении неопытными и незнакомыми с промышленностью и торговлей начальниками Северного Края, служит дышащая горячей любовью к отечеству речь бывшего архангельского губернатора Н.М. Баранова, сказанная год тому назад, 5 ноября 1881 г., перед открытием заседания Архангельской Коммисии.
Начальник губернии, между прочим, сказал: «В Архангельске как на кладбище виднеются там и сям памятники о его старом значении, о его прежней широкой и полезной для государства деятельности: опустылые дома так недавно еще работавших торговых фирм, разваливающиеся заводы и набережные, фундаменты эллингов и верфей, почти заброшенным фундаментальных здания морского ведомства, и там, где прежде, с таким успехом для русской торговли, из русского леса русские мастера строили ходкие корабли, теперь мы видим иностранным суда, приходящие обогащаться в наших водах китовым и рыбными промыслами.
Весь этот грустный порядок вещей, лишая Россию выгод от обладания приокеанском портом и одним из богатейших краев, довел и то же время местное население до необыкновенной нищеты.
Отдаленный (не географически, а по бездорожью) прибрежные местности Белого моря терпят почти ежегодно голод зимой, а летом население мрет от страшно ненормальных условий жизни, в которым оно поставлено.
Грустна и обидна картина настоящего положения севера. Тоскливо-тяжело впечатление, ложащееся на душу при виде ее.
Это край нищеты, скорби, мороза и бездорожья: край как будто не участвующий в общей жизни русского государства; край, которому как будто не удалось пользоваться всеми теми благами, которые в жизнь русских людей внесены были покойным Царем-Освободителем». «Но надежда на лучшее будущее севера живет в сердцах жителей его и всех любящих его: ныне благополучно царствующий Государь, будучи еще Наследником, сердцем и мыслию тяготел как его великий Прапрадед, к русскому морю и к русскому Северу и в независимой торговле русских людей, - как сказал в той же речи своей Н.М. Баранов, - видел залог к довольству и счастью будущих Его подданных».
Обращаюсь опять к крейсеру, который мог бы, по моему мнению, кроме защиты поморов и наблюдения за порядком на северных водах, оказывать еще следующую пользу:
Во 1-х, помогать, в случае нужды, плавающим между Архангельском, Кемью, Колою, Онегою, Мезенью и норвежскими городами Вадсэ и Вардэ, семистам русским рыболовным судам и иностранным, идущим к Архангельску и другим Беломорским пристаням, так же как и тем из них, которые направятся к Оби и Енисею.
Bo 2-х, оказывать помощь иностранным экспедициям, если таковые будут командируемы, в случае несчастья с ними в Северном Океане и около берегов Новой Земли, что случалось не рал с австрийскими, норвежскими и английскими экспедициями. (В нынешнем году англичанин Лей, потерял свою яхту во льдах около земли Франца-Иосифа, едва доплыл в лодке до Новой Земли).
В 3-х, ограждать Скверное море от беспощадного истребления морских зверей, особенно в период их оплодотворения; уменьшение моржей и других морских животных грозит совершенным их исчезновением, подобно тому, как не стало морской коровы, которой в настоящее время не встречается уже ни в одном море земного шара.
В 4-х, способствовать устройству на Новой Земле, Вайгаче и других пунктах Северного Океана метеорологических и спасательных станций и наблюдать за ними, также как и за морскими знаками, башнями и маяками, без которых плавание около берегов Ледовитого Океана не только затруднительно, но и небезопасно; это необходимо будет особенно тогда, когда установятся торговые сношения Европы с Сибирью северный морским путем.
В 5-х, заниматься измерением глубины моря, исследованием дна и морских течений, что послужить с пользой для гидрографических съемок.
В 6-х, содействовать усилению русской колонизации Новой Земли и вообще морских побережий и защищать ее интересы.
В 7-х, останавливать ввоз контрабанды, -
и в 8-х, защищать мореплавателей от пиратства, подобного описанному гаммерфестским губернатором, так как никто не поручится, что оно и впредь не может повториться.
Нельзя предполагать, чтобы учреждение крейсера на Северном Океане могло возбудить политическое опасение в Норвегии. Разве мы обращаем внимание на то, что Норвегия давно уже составила план сооружений в Альтенской губе, под 72-м° с. ш., военной крепости и гавани? Разве мы обращаем внимание на то, что Англия и Франция взяли в 1866 г. со Швеции и Норвегии обязательства стеснять нас на севере всеми возможными мерами? Разве мы обращали внимание на то, что два крейсера Англии и Франции в 1854 г. сожгли почтя все наши лучшие торговые корабли в Северном Океане и выжгли в г. Коле [сейчас г. Кола] и других местах казенный здания и церкви? Разве мы обращаем, внимание на то, что норвежцы сжигают кресты и промышленный избы на Новой Земле, что мы видим из рескрипта Государыни Императрицы, Покровительницы общества для спасения погибающих, министру финансов М.X. Рейтерну, в 1876 г.? В рескрипте этом сказало: «Бедствия, часто претерпеваемые у Новой Земли от бурь и льдов русскими поморами, промышляющими там ловлей рыбы и боем морских зверей, географическое положение наших беломорских портов, рано осенью замерзающих, и невыгодность некоторых экономических условий, каковы: недостаток промысловых орудий и дурная постройка судов, - привели русские промыслы на Новой Земле к крайнему упадку и к тому еще в последние годы беломорцы вытесняются с них норвежцами».
В виду такового положения дела, Главное правление общества подания помощи при кораблекрушениях обратило внимание на необходимость придти на помощь означенному классу отважных русских мореходов, устройством на Новой Земле приюта, который, составляя вполне снабженную спасательную станцию, вместе с тем мог бы служить поморам безопасным для жизни и здоровья пристанищем на зиму, в случае постигшего их у берегов Новой Земли кораблекрушения. Между тем известно, что норвежцы, число которых у берегов Новой Земли ныне ежегодно увеличивается, сжигают не только избы, ставящиеся там скудными средствами поморов, но и памятники и кресты, и потому как для охраны спасательной станции, так и самых промыслов от самоуправства и произвола наших соседей, необходимо в то же время устроить к берегам Новой Земли охранительное крейсерство».
Правительственная комиссия, под председательством бывшего архангельского губернатора Н.А. Качалова, членами которой были уполномоченные от всех министерств, в том числе и от министерства иностранных дел, единогласно, вмести с приглашенными на заседание по этому делу русскими и иностранными промышленниками, признала необходимость крейсера в Северном океане. В журнале ее постановлено: «надзор за промышленниками, собирающимися на время навигации в значительном числе на Мурмане, поручен Кольской уездной полиции. По громадности пространства, на котором производятся промыслы, надзор этот оказывается совершенно недостаточным, и между промышленниками, кроме нарушения правил благочиния, нередко возникают столкновения, отзывающиеся вредно на успешности самых промыслов. Сверх того, отсутствие надлежащего надзора дает возможность норвежским ловцам массами приезжать к нашим берегам и промышлять везде, где силы их артели позволяют; это также нередко производит ссоры и драки. Для устранения сего Комиссия положила, по примеру Норвегии, назначить военное крейсерское судно, которое, со времени открытия навигации, с мировым судьей, врачом, священником и полицейским чиновником, делало бы рейсы вдоль мест помыслов оставаясь на зимовку в Екатерининской или в другой гавани Мурмана, откуда оно могло бы ранней весной выходить в море. Относительно же судна, которое могло бы нести обязанность крейсера, комиссия, приняв во внимание, что в Норвегии для сей цели употребляется военное судно, назначаемое морскими ведомством для практического плавания, полагала применить этот порядок и у нас.
Морское министерство не только признало крейсерство в Скверном Океане необходимым, но, для правильности крейсерства, признало необходимым содержать два крейсера, только полицейские. Экспедиция, осматривавшая Мурман с целью избрания пункта для порта, входила, согласно данной ей инструкции, в рассмотрение вопроса и о крейсере и признала, с своей стороны, совершенно необходимым учреждение крейсера в скверных водах. Командир архангельского порта, князь А.А. Ухтомский, представил по этому предмету в министерство все необходимые соображения еще в 1872 г. В 1881 году бывший Г. Министр внутренних дел граф М.Т. Лорис-Меликов, также нашел необходимым учреждение крейсера, а после того и генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич. Архангельская комиссия 1882 г.. состоящая из 70-ти членов, жителей севера, под председательством бывшего архангельского губернатора Н.М. Баранова, не ограничилась крейсером, а полагала полезным устроить даже военный порть на Мурмане. Журнал этого заседания вероятно подписан был и русский консулом. Русский консул подписал в архангельской комиссии еще и другой журнал, 6-го заседания, напечатанный в №103 архангельских губернских ведомостей, 1881 г., в котором сказано, что «признается неудобным и даже вредным отводить кому бы то ни было места на Мурмане для устройства гавани, впредь до окончательного определения пункта для устройства там государственною порта, в котором встречается более чем настоятельная необходимость». И так русский консул находил, что на Мурмане нельзя отводить даже и двух десятин береговой земли под гавани и склады для устройства безопасного и спокойного от ветров пристанища судам никому из своих соотечественников, занимавшихся уже тогда внешнею торговлей и мореходством, до тех пор, пока не учредится там военный порть.
Русскому консулу в Норвегии показалось, что в последние годы нашим поморам не было никаких притеснений со стороны норвежских промышленников; действительно, после всего, изложенного мною, можно с уверенностью сказать, что если дела на севере пойдут так же, как теперь идут, то впредь не будет со стороны норвежцев никаких притеснений русским промышленникам. потому что их скоро там совсем не будет: их всех вытеснят с русских берегов и заставят производить только меновую торговлю хлебом и лесом, взамен рыбы, наловленной норвежцами у наших берегов; тогда, само собой разумеется, без полезны будут самые лучшие крейсеры, а не только «Бакен» и «Полярная Звезда».
После этого, пожалуй, не следует ли пожалеть, что шведскому офицеру и естествоиспытателю Санденбергу не было разрешено построить на Мурмане шведский город и что ходатайство об этом министра государственных имуществ, князя Ливена, было отклонено г. министром внутренних дел графом Лорис-Меликовым; что не разрешено норвежца колонизировать Печерский, Обский и Енисейские заливы, и, наконец, что не уступлены иностранцам Новая Земля и даже Рыбачий полуостров?
Не меновой торговлей заниматься нашему северу, как доказываете г. консул, не хлеб наш и лес, да еще лучшего качества и по дешевой цене, сбывать нам норвежцам за рыбу, наловленную ими в нашем море, не земледелием заниматься нашим поморам; нашему северу надо поднять и развить по-старому свои собственные рыбные и звериные промыслы, от которых он прежде богател. Не было тогда между поморами бедняков, не было недоимок, не протягивали руку с просьбой о помощи девять десятых поморов, жителей таких городов как Кола и Кемь, гербы которых украшены изображением кита и жемчужного венца, - эмблем канувших в вечность их промыслов.
Возвращенный к сродным ему занятиям, возвращенный своему любимому морю, помор наш гордо поднимет голову, вспомнит прежнюю свою отвагу, свои способности к судостроению и под покровительством быстроходного крейсера, всегда готового защитить его от притеснений корыстолюбивых иноземцев, будет строить не одно или два судна в год, как эти последние два года, а сотни, как было нисколько лет тому назад, когда существовал в Архангельске военный порт. Тогда помор найдет в любимых своих отважных и небезопасных подчас промыслах путь к благосостоянию и довольству, которым снятся ему теперь только во сне.
Итак, нужен ли нам крейсер в Северном Океане?