Безумный день, или Голубая роза, часть 4 . Продолжение мемуаров...
В этой части мемуаров мне стоит принести извинения читателям, ибо те записи, что я вел во время ссылки, оказались частично утраченными, а то, что сохранилось, пришлось из разрозненных фрагментов превращать в связное повествование. Увы, это не всегда получалось сделать без погрешностей.
(…)
Пары месяцев, проведенных на Птичьем острове, мне хватило, чтобы обустроиться на этом крохотном клочке суши, со всех сторон окруженном холодным морем, вполне по-хозяйски. Но не буду отрицать, что в этом мне немало поспособствовал некто господин де Люссак, а точнее, сложившиеся между нами ровные и отчасти приятельские отношения.
Господин де Люссак, комендант замка-крепости, где меня любезно разместили в отдельных покоях, оказался вполне светским и достаточно образованным (для военного) человеком. На Птичий остров он попал много лет назад, еще юношей, и добросовестно нес скучнейшую службу в гарнизоне, пока Фортуна однажды не улыбнулась ему в лице самого Анри II. Король, приехавший на остров с очередной инспекцией, заметил шустрого лейтенантика, и самолично повысил его в чине, особенно отметив, как сильно нуждается государство в таких самоотверженных и преданных людях. С тех пор Люссак уверенно пошел в гору: новый капитанский мундир стал его пропуском в дома старших офицеров, и помог чрезвычайно удачной женитьбе на дочери тогдашнего коменданта крепости. Но счастливые перемены в судьбе не заставили молодого человека задрать нос - он по-прежнему остался добросовестным и честным служакой, и через несколько лет, когда комендант вышел в отставку, по праву заменил тестя на этом посту.
Несмотря на постоянное напряжение, в коем Люссак пребывал из-за необходимости одновременно регистрировать приезжающих - уезжающих, приглядывать за ссыльными и держать в повиновении две сотни раздолбаев из местного гарнизона, он быстро освоился и неплохо справлялся со своими обязанностями. Но это новое назначение заговорило судьбу, и Люссак прочно пустил корни на каменистой почве Птичьего острова. Выдвинуться ему больше никуда не светило, да он к этому и не стремился. Ему вполне хватало общения с разношерстной публикой, каждый год прибывавшей сюда на кораблях - иногда добровольно, иногда под охраной, но всех этих людей объединял запрет (по разным причинам) жить в столице и крупных городах королевства. На Птичьем остове одни из них, как и подобает ссыльным, вели замкнутый образ жизни, и почти нигде не показывались, надеясь со временем получить амнистию, а другие, ни на что не рассчитывавшие, объединялись в группы по интересам и стремились быть на виду: с одной стороны, это было демонстрацией благонадежности - мол, мы ничего больше не замышляем, просто развлекаемся, как умеем, а с другой стороны - своебразной имитацией светской жизни. Местная таверна была филиалом клуба, где можно было встретить и карточного шулера, и газетного писаку, и прощелыгу-банкира, погоревшего на финансовых махинациях в ущерб королевской казне.
Возможно, именно благодаря столь разностороннему общению со своими подопечными, Люссак еще не разучился думать, и потому был не слишком доволен последними политическими событиями в Абедонии. Я склонен предполагать, что его дружеское расположение ко мне было лишь оборотной стороной неприязни к Теодору-Лошаднику, коего Люссак считал выскочкой и невеждой с замашками деспота. Живи он в столице, его за подобные чувства наверняка арестовали бы и сослали куда подальше, но Птичий остров и так был самым отдаленным уголком на территории, принадлежавшей короне. Так что умеренно-диссидентские настроения, царившие среди местного населения, и отчасти разделявшиеся комендантом, никоим образом не могли обеспокоить господ в далекой столице.
По поводу моего собственного появления в этом краю туманов и пронзительных ветров ходили разные слухи. Насколько я мог судить по отрывочным разговорам, намекам и косым взглядам, у значительной части обитателей острова складывалось впечатление, что двое беспринципных вельмож - военный и дипломат - устроили в столице заговор с целью убийства доброго (может быть, слишком доброго) короля Анри и его жены. Успешно выполнив первую часть плана, два хищника подрались из-за добычи - не смогли поделить власть к обоюдному удовольствию. В результате один гад хотел сожрать другого, но вовремя спохватился и решил сразу не доедать соперника, а приберечь до поры до времени - вдруг его мозги еще понадобятся...
Меня, в общем и целом, устраивала такая версия. Она облегчала мою дальнейшую задачу - в том случае, если когда-нибудь я сумею вернуться в столицу и занять там прежнее положение. К счастью, никому и в голову не приходила истинная подоплека всей этой истории. Люди вообще мало верят в мистику, когда речь идет о смене власти. О Голубой розе, и о странной ее роли в жизни королевской четы и маленького принца, судя по всему, никто даже слыхом не слыхивал. А все- таки, куда же она делась? Чутье подсказывало мне, что это чертовски важно.
Прогуливаясь утром и вечером по берегу моря (мой обычный маршрут - от замка до маяка, и обратно, с заходом в таверну - занимал около двух часов), я снова и снова перебирал в памяти все, что мне самому было точно известно о трагедии в королевской семье, и пытался проникнуть в тайный смысл того, о чем приходилось только догадываться. Увы, логика, при помощи которой я собирал воедино пестрые кусочки головоломки, не помогала смягчить тоску по любимой женщине, разлученной со мной волей обстоятельств. Но не только прошлое и настоящее были предметом моих раздумий и забот. Свежий воздух и моцион делали свое дело: у меня снова появились планы на будущее.
(…) Той глухой осенней ночью в замке было особенно неуютно. За стенами разыгралась настоящая буря: в непроглядной темноте хлестал дождь, выл ветер, сотрясая оконные рамы и заставляя дребезжать кованые решетки, ревело море, злобно бросаясь на каменистые берега и покрывая их клочьями мертвенно-белой пены. По небу, как армия сатаны, неслись рваные черные тучи, и между ними время от времени мелькал мутно-желтый свет ущербной луны.
Я не мог заснуть, но не шум непогоды был тому причиной; просто это была одна из тех «дивных» ночей, когда не помогают ни свечи, ни шампанское, когда книга выпадает из рук, а сердце теснит недоброе предчувствие. Кровать, стоящая в стенной нише, под голубоватым пологом, казалась мне разверстой могилой, и оставалось только сидеть в кресле перед камином, укрывшись в теплом и ярком круге, нарисованном огнем на полу, от заполнявших комнату мрачных теней. Страшные образы из недавнего прошлого снова и снова проходили перед моим внутренним взором: дом на болотах, бесстрастные лица людей в черных и серых капюшонах, сидевших за дощатым столом, закапанным свечным воском, испуганное лицо Анри, склонившегося над шахматной доской; странный синий цветок, цветущий круглый год в оранжерее, и связанная с ним роковая тайна Эммы; Вишневый человек, так напугавший своим появлением маленького принца; король и королева, берущиеся за руки, прежде чем выпить свой последний кубок - кубок обреченных; красная кровь на белом плаще; и две синие тени, уходящие за горизонт…
Как, как могло это случиться? Почему мы трое (нет - четверо…) внезапно перестали принадлежать сами себе и оказались заложниками чьей-то злой воли? И удастся ли когда-нибудь преодолеть проклятье, павшее на наши головы, и коснувшееся всего королевства тенью своих холодных крыльев? В то время я не знал этого.
Больнее всего было осознавать свою вину в случившемся - и бессилие изменить ситуацию.
Громкий стук в дверь заставил меня подскочить и выронить бокал с глинтвейном (я тщетно пытался согреть душу этим напитком). Глядя, как рубиновая влага растекается по ковру, перемешиваясь с осколками, я покачал головой: черт побери, становлюсь настоящей развалиной…Надо взять себя в руки.
Стук повторился, и я спросил, придав своему голосу металл и лед тех времен, когда был первым министром Абедонии:
- Кому там неймется в такое время? Что, у нас опять переворот?
- Господин граф, прошу простить, - донесся глуховатый голос Люссака. - Но для вас есть новости. Мне только что передали с корабля…
- Неужели нельзя дождаться утра? - проворчал я с притворным недовольством, но, пока возился с засовом, успел произнести про себя короткую молитву: «Боже, сделай так, чтобы это была весточка от нее…»
Увы, в эту ночь ангелы особенно плотно затворили окна в небесном чертоге, и мой призыв не достиг ушей Создателя.
Едва я отворил дверь и оказался лицом к лицу с Люссаком, он выпалил:
- А подождать, граф, было никак нельзя, потому как корабль пришел с Острова Берцовой кости! Вам просил кое-что передать некий Жан-Жак Веснушка…Знаете такого?
- Знаю, - сдержанно ответил я: у меня не было уверенности, что мне в очередной раз не расставляют ловушку, и я решил дать Люссаку возможность высказаться до конца, без наводящих вопросов.
- Вы, наверное, удивляетесь, что это капитан устав нарушает - вести передает, запрещено ведь…
Ну да. Ужасно удивлен, особенно, если учесть, что я сам разрабатывал устав для тюрем (на пару с незабвенным господином Фейертагом), и сам придумал то правило, на которое собирается сослаться Люссак.
- Что там еще?
- Но мы не нарушаем ничего. Все по уставу, по пункту 166, часть вторая, «б» - право последнего желания. Этот …как его…Жан-Жак умирает. И он хочет вам что-то сообщить до того, как отправится к Богу или на сковородку ко всем чертям.
Я надеялся, что Люссак не заметил, как побелели мои пальцы, стиснувшие дверную ручку. Ад и пламя, всего два месяца прошло с тех пор, как мы с Веснушкой оказались узниками на островах - правда, на разных. И вот я жив, а он умирает…
-Давайте письмо, - я протянул руку, надеясь, что достаточно хорошо владею собой, и ни один мускул на моем лице не выдает волнения и жгучего беспокойства.
Комендант покачал головой:
- А письма никакого нет, граф. Придется нам пуститься вплавь. Этот Жан-Жак хочет говорить с вами лично, с глазу на глаз.
Это уж ни в какие ворота не лезло: комендант является ночью к ссыльному, чтобы передать весть от другого ссыльного, да еще так запросто предлагает съездить на соседний остров.
-Лично? Но каким образом? Ведь мне запрещено покидать замок.
- Ну да, - добродушно заметил Люссак. - Но ведь не под страхом смерти, так? А до особого распоряжения. Я вот уже двенадцать лет комендантствую, так скажу вам по совести: по-моему, тут как раз такой особый случай. Говорят, этот Жан-Жак прежнему королю нашему, Анри II, служил, и хорошо служил, честно. За что его в железо да на каторгу - не знаю, да только вот не возьму греха на душу - отказать умирающему в такой пустяковой просьбе! А то он мне потом по ночам являться будет, очень надо…
Я усмехнулся:
- Милосердный вы мой… А вдруг он мне расскажет страшную государственную тайну? Или план побега передаст?
- Так вы ж, граф, прошу прощения, и так все государственные тайны знаете, за то и в ссылке сидите…А бежать вы не сбежите, куда бежать-то - кругом море одно. Ну разве что на Острове Берцовой кости решите остаться, только вряд ли вам там понравится.
В этом Люссак был чертовски прав.
- Хорошо. Я готов ехать немедленно.
ОСТРОВ БЕРЦОВОЙ КОСТИ
Во времена правления Анри II, и моего пребывания в должности первого министра Абедонии, на Остров Берцовой кости, работать на рудниках, отправляли только преступников, осужденных за особо тяжкие преступления: убийц, разбойников, насильников и растлителей. Но Теодор решил, что всю эту компанию неплохо было бы разбавить политическими заключенными - слишком опасными, чтобы держать их в обычной тюрьме, слишком бедными и незнатными, чтобы отправиться в ссылку на более приличный остров, и в то же время причинившими слишком много неприятностей, чтобы облагодетельствовать их легкой смертью через повешение или расстрел. По мысли находчивого полковника, художники, поэты, артисты, смешавшись с каторжниками, несколько облагородят этот грубый люд, да и сами повеселятся на славу. Ожидания оправдались: жизнь на Острове Берцовой кости стала гораздо веселее, правда, художники, поэты, артисты в том климате мерли, как мухи, но кто ж виноват, что все эти остроумцы и острословы оказались на поверку такими неженками?..
По странной иронии судьбы, я много слышал об Острове Берцовой кости, легко находил его на карте, был знаком с его подробным топографическим планом, и, конечно, подписал немало «направлений» в это местечко разным негодяям и душегубам (в чем ни мало не раскаиваюсь), но мне ни разу не довелось побывать там лично. Почему-то каждый раз, когда Анри намеревался предпринять очередную инспекцию по тамошним тюрьмам (что бывало нечасто, ибо место было гиблое и опасное даже для короля), я оказывался или болен, или отозван с дипломатической миссией в сопредельное государство, или до предела занят в другом конце страны. И вот теперь мне предстояло увидеть Остров Берцовой кости во всей его красе и при таких обстоятельствах, что даже ко всему привычный Люссак с большой неохотой вызвался быть моим сопровождающим. И я совсем не был уверен, что готов к предстоящему испытанию.
Но до острова еще предстояло добраться, так что у меня было несколько часов в запасе, чтобы привести в порядок свои мысли и закалить сердце. И прежде всего, мне следовало тщательно одеться для нашей увеселительной поездки на утлом суденышке через узкий, но бурный и глубокий пролив. Я застегнул поверх рубашки кожаный жилет и надел сверху камзол из плотной ткани, натянул ботфорты, доходившие до середины бедер, и закутался в длинный темно-лиловый плащ с капюшоном; этот плащ, несмотря на свою величину, не стеснял движений и почти не промокал. Никакого оружия при мне не было, если не считать заткнутого за пояс гибкого хлыста.
Когда мы с Люссаком, в сопровождении двух гвардейцев из его личной охраны, вышли из замка и почти бегом направились к гавани, ветер немного стих, но дождь продолжал идти, и море не желало успокаиваться, оставаясь бурным и неприветливым; барашки белой пены на гребнях черных волн напоминали оскаленные зубы. Корабль-паром, ожидавший нас у причала, мотало в воде, как ореховую скорлупку, и на миг у меня мелькнула мысль, что это сущее безумие - выходить в море ночью, и в такую собачью погоду, чтоб отправиться на Остров Берцовой кости - повидать человека, возможно, уже превратившегося в холодный труп…Но этот призыв о помощи, долетевший до меня через пустое холодное пространство, был таким явственным и пронзительным, что я вовек не нашел бы покоя, если бы оставил его без ответа.
В то же время я не мог поверить, что Веснушка умирает - этот баловень короля, господин НИ-ДНЯ-БЕЗ-ВЫДУМКИ, казался бессмертным, потому что был способен рассмешить саму Смерть. Увы, Остров Берцовой кости, серый каменный мешок, остался равнодушным к его шуткам, и медленно удавил, вытянув из груди жизненные соки.
Вопреки ожиданиям, путешествие не заняло много времени, и даже не слишком утомило нас: корабль привычно подчинялся руке искусного шкипера, видевшего в своей жизни и не такие бури, и шнырял между скалами, как морское чудовище, в поисках безопасной стоянки. Отсюда, с моря, Птичий остров, усыпанный крохотными светлячками - окнами, горящими в человеческом жилье - и приветливо подмигивающий оранжево-голубым глазом высокого маяка - казался уютным и теплым, как маленький рай. Впереди, со стороны Острова Берцовой кости, не было видно ничего, кроме серо-черной гряды зубчатых скал.
Меня все-таки немного мутило от качки, и, чтобы отвлечься о этого замечательного ощущения, я обратился к Люссаку, сидевшему рядом со мной на свернутом канате:
-Скажите, комендант…Если забыть обо всей этой меланхольной ерунденасчет последней воли умирающего…Зачем ВАМ все это нужно? С какой целью вы решились отвезти меня на встречу с Веснушкой?
Комендант помолчал, затем сплюнул и проговорил:
- Я же сказал - этот парень служил королю Анри. И вы ему служили, граф. И я тоже. Так вот, если бы я верил россказням, что вы вдвоем с Теодором-Лошадником убили нашего короля с его королевушкой…Наверное, я бы вас утопил собственными руками. Но я не верю. Нет. Не верю. Но и в несчастный случай я тоже не верю.
- Вот как?- я продолжал испытующе смотреть на него; он немного занервничал под моим взглядом, но справился с собой, и, видимо, решив, что терять ему нечего, продолжил:
- Вы, граф, явно знаете больше, чем говорите. И вы очень хитрый, себе на уме…Да…Но отчего-то мне кажется, что только вы сможете спасти нашего принца. Плохо ему - в газетах пишут. И раз Веснушка помирает и вас зовет, так, стало быть, неспроста, и повидаться вам надо.
Я охотно согласился бы с его мнением, но тогда, по пути на остров Берцовой кости, у меня и представления не было, зачем я понадобился Жан-Жаку Веснушке в его последний час.
To be continued...
(…)
Пары месяцев, проведенных на Птичьем острове, мне хватило, чтобы обустроиться на этом крохотном клочке суши, со всех сторон окруженном холодным морем, вполне по-хозяйски. Но не буду отрицать, что в этом мне немало поспособствовал некто господин де Люссак, а точнее, сложившиеся между нами ровные и отчасти приятельские отношения.
Господин де Люссак, комендант замка-крепости, где меня любезно разместили в отдельных покоях, оказался вполне светским и достаточно образованным (для военного) человеком. На Птичий остров он попал много лет назад, еще юношей, и добросовестно нес скучнейшую службу в гарнизоне, пока Фортуна однажды не улыбнулась ему в лице самого Анри II. Король, приехавший на остров с очередной инспекцией, заметил шустрого лейтенантика, и самолично повысил его в чине, особенно отметив, как сильно нуждается государство в таких самоотверженных и преданных людях. С тех пор Люссак уверенно пошел в гору: новый капитанский мундир стал его пропуском в дома старших офицеров, и помог чрезвычайно удачной женитьбе на дочери тогдашнего коменданта крепости. Но счастливые перемены в судьбе не заставили молодого человека задрать нос - он по-прежнему остался добросовестным и честным служакой, и через несколько лет, когда комендант вышел в отставку, по праву заменил тестя на этом посту.
Несмотря на постоянное напряжение, в коем Люссак пребывал из-за необходимости одновременно регистрировать приезжающих - уезжающих, приглядывать за ссыльными и держать в повиновении две сотни раздолбаев из местного гарнизона, он быстро освоился и неплохо справлялся со своими обязанностями. Но это новое назначение заговорило судьбу, и Люссак прочно пустил корни на каменистой почве Птичьего острова. Выдвинуться ему больше никуда не светило, да он к этому и не стремился. Ему вполне хватало общения с разношерстной публикой, каждый год прибывавшей сюда на кораблях - иногда добровольно, иногда под охраной, но всех этих людей объединял запрет (по разным причинам) жить в столице и крупных городах королевства. На Птичьем остове одни из них, как и подобает ссыльным, вели замкнутый образ жизни, и почти нигде не показывались, надеясь со временем получить амнистию, а другие, ни на что не рассчитывавшие, объединялись в группы по интересам и стремились быть на виду: с одной стороны, это было демонстрацией благонадежности - мол, мы ничего больше не замышляем, просто развлекаемся, как умеем, а с другой стороны - своебразной имитацией светской жизни. Местная таверна была филиалом клуба, где можно было встретить и карточного шулера, и газетного писаку, и прощелыгу-банкира, погоревшего на финансовых махинациях в ущерб королевской казне.
Возможно, именно благодаря столь разностороннему общению со своими подопечными, Люссак еще не разучился думать, и потому был не слишком доволен последними политическими событиями в Абедонии. Я склонен предполагать, что его дружеское расположение ко мне было лишь оборотной стороной неприязни к Теодору-Лошаднику, коего Люссак считал выскочкой и невеждой с замашками деспота. Живи он в столице, его за подобные чувства наверняка арестовали бы и сослали куда подальше, но Птичий остров и так был самым отдаленным уголком на территории, принадлежавшей короне. Так что умеренно-диссидентские настроения, царившие среди местного населения, и отчасти разделявшиеся комендантом, никоим образом не могли обеспокоить господ в далекой столице.
По поводу моего собственного появления в этом краю туманов и пронзительных ветров ходили разные слухи. Насколько я мог судить по отрывочным разговорам, намекам и косым взглядам, у значительной части обитателей острова складывалось впечатление, что двое беспринципных вельмож - военный и дипломат - устроили в столице заговор с целью убийства доброго (может быть, слишком доброго) короля Анри и его жены. Успешно выполнив первую часть плана, два хищника подрались из-за добычи - не смогли поделить власть к обоюдному удовольствию. В результате один гад хотел сожрать другого, но вовремя спохватился и решил сразу не доедать соперника, а приберечь до поры до времени - вдруг его мозги еще понадобятся...
Меня, в общем и целом, устраивала такая версия. Она облегчала мою дальнейшую задачу - в том случае, если когда-нибудь я сумею вернуться в столицу и занять там прежнее положение. К счастью, никому и в голову не приходила истинная подоплека всей этой истории. Люди вообще мало верят в мистику, когда речь идет о смене власти. О Голубой розе, и о странной ее роли в жизни королевской четы и маленького принца, судя по всему, никто даже слыхом не слыхивал. А все- таки, куда же она делась? Чутье подсказывало мне, что это чертовски важно.
Прогуливаясь утром и вечером по берегу моря (мой обычный маршрут - от замка до маяка, и обратно, с заходом в таверну - занимал около двух часов), я снова и снова перебирал в памяти все, что мне самому было точно известно о трагедии в королевской семье, и пытался проникнуть в тайный смысл того, о чем приходилось только догадываться. Увы, логика, при помощи которой я собирал воедино пестрые кусочки головоломки, не помогала смягчить тоску по любимой женщине, разлученной со мной волей обстоятельств. Но не только прошлое и настоящее были предметом моих раздумий и забот. Свежий воздух и моцион делали свое дело: у меня снова появились планы на будущее.
(…) Той глухой осенней ночью в замке было особенно неуютно. За стенами разыгралась настоящая буря: в непроглядной темноте хлестал дождь, выл ветер, сотрясая оконные рамы и заставляя дребезжать кованые решетки, ревело море, злобно бросаясь на каменистые берега и покрывая их клочьями мертвенно-белой пены. По небу, как армия сатаны, неслись рваные черные тучи, и между ними время от времени мелькал мутно-желтый свет ущербной луны.
Я не мог заснуть, но не шум непогоды был тому причиной; просто это была одна из тех «дивных» ночей, когда не помогают ни свечи, ни шампанское, когда книга выпадает из рук, а сердце теснит недоброе предчувствие. Кровать, стоящая в стенной нише, под голубоватым пологом, казалась мне разверстой могилой, и оставалось только сидеть в кресле перед камином, укрывшись в теплом и ярком круге, нарисованном огнем на полу, от заполнявших комнату мрачных теней. Страшные образы из недавнего прошлого снова и снова проходили перед моим внутренним взором: дом на болотах, бесстрастные лица людей в черных и серых капюшонах, сидевших за дощатым столом, закапанным свечным воском, испуганное лицо Анри, склонившегося над шахматной доской; странный синий цветок, цветущий круглый год в оранжерее, и связанная с ним роковая тайна Эммы; Вишневый человек, так напугавший своим появлением маленького принца; король и королева, берущиеся за руки, прежде чем выпить свой последний кубок - кубок обреченных; красная кровь на белом плаще; и две синие тени, уходящие за горизонт…
Как, как могло это случиться? Почему мы трое (нет - четверо…) внезапно перестали принадлежать сами себе и оказались заложниками чьей-то злой воли? И удастся ли когда-нибудь преодолеть проклятье, павшее на наши головы, и коснувшееся всего королевства тенью своих холодных крыльев? В то время я не знал этого.
Больнее всего было осознавать свою вину в случившемся - и бессилие изменить ситуацию.
Громкий стук в дверь заставил меня подскочить и выронить бокал с глинтвейном (я тщетно пытался согреть душу этим напитком). Глядя, как рубиновая влага растекается по ковру, перемешиваясь с осколками, я покачал головой: черт побери, становлюсь настоящей развалиной…Надо взять себя в руки.
Стук повторился, и я спросил, придав своему голосу металл и лед тех времен, когда был первым министром Абедонии:
- Кому там неймется в такое время? Что, у нас опять переворот?
- Господин граф, прошу простить, - донесся глуховатый голос Люссака. - Но для вас есть новости. Мне только что передали с корабля…
- Неужели нельзя дождаться утра? - проворчал я с притворным недовольством, но, пока возился с засовом, успел произнести про себя короткую молитву: «Боже, сделай так, чтобы это была весточка от нее…»
Увы, в эту ночь ангелы особенно плотно затворили окна в небесном чертоге, и мой призыв не достиг ушей Создателя.
Едва я отворил дверь и оказался лицом к лицу с Люссаком, он выпалил:
- А подождать, граф, было никак нельзя, потому как корабль пришел с Острова Берцовой кости! Вам просил кое-что передать некий Жан-Жак Веснушка…Знаете такого?
- Знаю, - сдержанно ответил я: у меня не было уверенности, что мне в очередной раз не расставляют ловушку, и я решил дать Люссаку возможность высказаться до конца, без наводящих вопросов.
- Вы, наверное, удивляетесь, что это капитан устав нарушает - вести передает, запрещено ведь…
Ну да. Ужасно удивлен, особенно, если учесть, что я сам разрабатывал устав для тюрем (на пару с незабвенным господином Фейертагом), и сам придумал то правило, на которое собирается сослаться Люссак.
- Что там еще?
- Но мы не нарушаем ничего. Все по уставу, по пункту 166, часть вторая, «б» - право последнего желания. Этот …как его…Жан-Жак умирает. И он хочет вам что-то сообщить до того, как отправится к Богу или на сковородку ко всем чертям.
Я надеялся, что Люссак не заметил, как побелели мои пальцы, стиснувшие дверную ручку. Ад и пламя, всего два месяца прошло с тех пор, как мы с Веснушкой оказались узниками на островах - правда, на разных. И вот я жив, а он умирает…
-Давайте письмо, - я протянул руку, надеясь, что достаточно хорошо владею собой, и ни один мускул на моем лице не выдает волнения и жгучего беспокойства.
Комендант покачал головой:
- А письма никакого нет, граф. Придется нам пуститься вплавь. Этот Жан-Жак хочет говорить с вами лично, с глазу на глаз.
Это уж ни в какие ворота не лезло: комендант является ночью к ссыльному, чтобы передать весть от другого ссыльного, да еще так запросто предлагает съездить на соседний остров.
-Лично? Но каким образом? Ведь мне запрещено покидать замок.
- Ну да, - добродушно заметил Люссак. - Но ведь не под страхом смерти, так? А до особого распоряжения. Я вот уже двенадцать лет комендантствую, так скажу вам по совести: по-моему, тут как раз такой особый случай. Говорят, этот Жан-Жак прежнему королю нашему, Анри II, служил, и хорошо служил, честно. За что его в железо да на каторгу - не знаю, да только вот не возьму греха на душу - отказать умирающему в такой пустяковой просьбе! А то он мне потом по ночам являться будет, очень надо…
Я усмехнулся:
- Милосердный вы мой… А вдруг он мне расскажет страшную государственную тайну? Или план побега передаст?
- Так вы ж, граф, прошу прощения, и так все государственные тайны знаете, за то и в ссылке сидите…А бежать вы не сбежите, куда бежать-то - кругом море одно. Ну разве что на Острове Берцовой кости решите остаться, только вряд ли вам там понравится.
В этом Люссак был чертовски прав.
- Хорошо. Я готов ехать немедленно.
ОСТРОВ БЕРЦОВОЙ КОСТИ
Во времена правления Анри II, и моего пребывания в должности первого министра Абедонии, на Остров Берцовой кости, работать на рудниках, отправляли только преступников, осужденных за особо тяжкие преступления: убийц, разбойников, насильников и растлителей. Но Теодор решил, что всю эту компанию неплохо было бы разбавить политическими заключенными - слишком опасными, чтобы держать их в обычной тюрьме, слишком бедными и незнатными, чтобы отправиться в ссылку на более приличный остров, и в то же время причинившими слишком много неприятностей, чтобы облагодетельствовать их легкой смертью через повешение или расстрел. По мысли находчивого полковника, художники, поэты, артисты, смешавшись с каторжниками, несколько облагородят этот грубый люд, да и сами повеселятся на славу. Ожидания оправдались: жизнь на Острове Берцовой кости стала гораздо веселее, правда, художники, поэты, артисты в том климате мерли, как мухи, но кто ж виноват, что все эти остроумцы и острословы оказались на поверку такими неженками?..
По странной иронии судьбы, я много слышал об Острове Берцовой кости, легко находил его на карте, был знаком с его подробным топографическим планом, и, конечно, подписал немало «направлений» в это местечко разным негодяям и душегубам (в чем ни мало не раскаиваюсь), но мне ни разу не довелось побывать там лично. Почему-то каждый раз, когда Анри намеревался предпринять очередную инспекцию по тамошним тюрьмам (что бывало нечасто, ибо место было гиблое и опасное даже для короля), я оказывался или болен, или отозван с дипломатической миссией в сопредельное государство, или до предела занят в другом конце страны. И вот теперь мне предстояло увидеть Остров Берцовой кости во всей его красе и при таких обстоятельствах, что даже ко всему привычный Люссак с большой неохотой вызвался быть моим сопровождающим. И я совсем не был уверен, что готов к предстоящему испытанию.
Но до острова еще предстояло добраться, так что у меня было несколько часов в запасе, чтобы привести в порядок свои мысли и закалить сердце. И прежде всего, мне следовало тщательно одеться для нашей увеселительной поездки на утлом суденышке через узкий, но бурный и глубокий пролив. Я застегнул поверх рубашки кожаный жилет и надел сверху камзол из плотной ткани, натянул ботфорты, доходившие до середины бедер, и закутался в длинный темно-лиловый плащ с капюшоном; этот плащ, несмотря на свою величину, не стеснял движений и почти не промокал. Никакого оружия при мне не было, если не считать заткнутого за пояс гибкого хлыста.
Когда мы с Люссаком, в сопровождении двух гвардейцев из его личной охраны, вышли из замка и почти бегом направились к гавани, ветер немного стих, но дождь продолжал идти, и море не желало успокаиваться, оставаясь бурным и неприветливым; барашки белой пены на гребнях черных волн напоминали оскаленные зубы. Корабль-паром, ожидавший нас у причала, мотало в воде, как ореховую скорлупку, и на миг у меня мелькнула мысль, что это сущее безумие - выходить в море ночью, и в такую собачью погоду, чтоб отправиться на Остров Берцовой кости - повидать человека, возможно, уже превратившегося в холодный труп…Но этот призыв о помощи, долетевший до меня через пустое холодное пространство, был таким явственным и пронзительным, что я вовек не нашел бы покоя, если бы оставил его без ответа.
В то же время я не мог поверить, что Веснушка умирает - этот баловень короля, господин НИ-ДНЯ-БЕЗ-ВЫДУМКИ, казался бессмертным, потому что был способен рассмешить саму Смерть. Увы, Остров Берцовой кости, серый каменный мешок, остался равнодушным к его шуткам, и медленно удавил, вытянув из груди жизненные соки.
Вопреки ожиданиям, путешествие не заняло много времени, и даже не слишком утомило нас: корабль привычно подчинялся руке искусного шкипера, видевшего в своей жизни и не такие бури, и шнырял между скалами, как морское чудовище, в поисках безопасной стоянки. Отсюда, с моря, Птичий остров, усыпанный крохотными светлячками - окнами, горящими в человеческом жилье - и приветливо подмигивающий оранжево-голубым глазом высокого маяка - казался уютным и теплым, как маленький рай. Впереди, со стороны Острова Берцовой кости, не было видно ничего, кроме серо-черной гряды зубчатых скал.
Меня все-таки немного мутило от качки, и, чтобы отвлечься о этого замечательного ощущения, я обратился к Люссаку, сидевшему рядом со мной на свернутом канате:
-Скажите, комендант…Если забыть обо всей этой меланхольной ерунденасчет последней воли умирающего…Зачем ВАМ все это нужно? С какой целью вы решились отвезти меня на встречу с Веснушкой?
Комендант помолчал, затем сплюнул и проговорил:
- Я же сказал - этот парень служил королю Анри. И вы ему служили, граф. И я тоже. Так вот, если бы я верил россказням, что вы вдвоем с Теодором-Лошадником убили нашего короля с его королевушкой…Наверное, я бы вас утопил собственными руками. Но я не верю. Нет. Не верю. Но и в несчастный случай я тоже не верю.
- Вот как?- я продолжал испытующе смотреть на него; он немного занервничал под моим взглядом, но справился с собой, и, видимо, решив, что терять ему нечего, продолжил:
- Вы, граф, явно знаете больше, чем говорите. И вы очень хитрый, себе на уме…Да…Но отчего-то мне кажется, что только вы сможете спасти нашего принца. Плохо ему - в газетах пишут. И раз Веснушка помирает и вас зовет, так, стало быть, неспроста, и повидаться вам надо.
Я охотно согласился бы с его мнением, но тогда, по пути на остров Берцовой кости, у меня и представления не было, зачем я понадобился Жан-Жаку Веснушке в его последний час.
To be continued...