Начало века
Константин Лопушанский, которого мы любим за «Письма мертвого человека» и особенно за «Гадких лебедей», творчески переосмыслил классический сюжет «Профессии - репортер» Антониони. Получилась блестящая, но незаконченная «Роль».
Грандиозный Максим Суханов играет сначала театральную звезду Евлахова, потом красного командира Плотникова, и, наконец, Евлахова в роли амнезийного Плотникова. Жизнь русской интеллигенции в Финляндии почти ничем не отличается от ее жизни в дореволюционной России, зато в самой России теперь большевики, и питерцы начала двадцатых годов живут в комнатах, похожих на гробы с ободранными обоями, а выходя на улицу, попадают в заснеженно-заледенелый ад, перекликающийся с Москвой «Собачьего сердца» Бортко. Наблюдать это - эстетическое удовольствие, которым можно наслаждаться, не чувствуя хода времени.
Но время, тем не менее, идет, и через два с небольшим часа, когда главный герой вместе со своей ролью уходит в глубокий кризис, закадровый голос неожиданно возвещает занавес. Все сюжетные линии, второстепенные и главные, включая линию красивой финской жены героя (Мария Ярвенхельми, загримированная под Любовь Полищук, и, как и доктор из «Конца века», говорящая с акцентом на слишком правильном русском), не завершены, а обрезаны ножом. Так начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивают в сторону свой ход, теряя имя действия.
Окончательно рушат впечатление от двух часов исключительно тщательно, детально проработанного великолепия, издевательские финальные титры - рябь на компьютерной воде, по которой плывут фотографии.
Да, мы знаем, что Лопушанский вырезал половину «Писем мертвого человека» и треть «Конца века», но в данном случае создается впечатление, что на фильм попросту не хватило полмиллиона, и после того, как режиссер уже отснял два акта, ему сказали: «Все, снимай Суханова уходящим в снежную пустыню, и шапка».
Грандиозный Максим Суханов играет сначала театральную звезду Евлахова, потом красного командира Плотникова, и, наконец, Евлахова в роли амнезийного Плотникова. Жизнь русской интеллигенции в Финляндии почти ничем не отличается от ее жизни в дореволюционной России, зато в самой России теперь большевики, и питерцы начала двадцатых годов живут в комнатах, похожих на гробы с ободранными обоями, а выходя на улицу, попадают в заснеженно-заледенелый ад, перекликающийся с Москвой «Собачьего сердца» Бортко. Наблюдать это - эстетическое удовольствие, которым можно наслаждаться, не чувствуя хода времени.
Но время, тем не менее, идет, и через два с небольшим часа, когда главный герой вместе со своей ролью уходит в глубокий кризис, закадровый голос неожиданно возвещает занавес. Все сюжетные линии, второстепенные и главные, включая линию красивой финской жены героя (Мария Ярвенхельми, загримированная под Любовь Полищук, и, как и доктор из «Конца века», говорящая с акцентом на слишком правильном русском), не завершены, а обрезаны ножом. Так начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивают в сторону свой ход, теряя имя действия.
Окончательно рушат впечатление от двух часов исключительно тщательно, детально проработанного великолепия, издевательские финальные титры - рябь на компьютерной воде, по которой плывут фотографии.
Да, мы знаем, что Лопушанский вырезал половину «Писем мертвого человека» и треть «Конца века», но в данном случае создается впечатление, что на фильм попросту не хватило полмиллиона, и после того, как режиссер уже отснял два акта, ему сказали: «Все, снимай Суханова уходящим в снежную пустыню, и шапка».