В подражание Тихону Шевкунову
описывая житие "святого несвятого"
Георгия Петровича Бутикова,
нельзя не помянуть
и подлинно драматических
дней его земнаго бытия.
А именно, событий, последовавших сразу же
после ГКЧП: запрет КПСС, развал СССР
и вместе с ними - попытку отъёма
"нехорошими церковниками"
спасённых им соборов: Исаакия, Спаса на Крови, Смольного.
Именно тогда, воспользовавшись
царившей повсюдушно -
на одной шестой земной суши -
анархией и полным разбродом
в буйных головушках,
митрополит Иоанн Снычёв
и стоявшая за ним Питерская епархия
попытались оттягать у Георгия Петровича
его кормовую вотчину.
Документы на возвращение
музейно-соборной собственности
дореволюционному хозяину
движились из кабинета в кабинет
по коридорам Смольного,
обрастая одобрительными подписями.
"Не против" возврата был и Анатолий Собчак.
Однако "спасение" пришло нежданно-негаданно
со стороны другого, покамест "несвятого"
и "хорошего церковника",
Его Святейшества Алексия Ридигера.
Георгий Петрович Бутиков
вспомнил о своём "старом друге",
с коим фуршетился на всех церковных приёмах,
и, сломя голову, ринулся в Москву
в Чистый переулок:
"И только когда патриарсь Алексий Ридигер
дал слабину, и сразу же, даже и не споря,
согласился на "совместное использование" Исаакия,
Георгий Бутиков и догадался,
что никакого "возрождения духовности"
ожидать в нашем отечестве и не следует.
Как научили церковников иметь душу в пятках,
так она у них там и покоится,
и как раньше были они премного довольны
пайкой хлебушка, то этой же пайкой
будут кормится и впредь.
"Я ведь, дурак старый, - говорил мне Петрович, -
просто позабыл, что мы все вместе -
люди одной системы
и совместно делаем одно и тоже дело"...
И заместо епископа, чтоб меньше прикипались,
Жора велел сварганить себе диссертацию,
став профессором,
а потом и академиком Академии образования -
и это с его-то начальным образованием.
В диссертации той дамская ручка премило,
чёрным по белому понаписала,
что в самых заглавных соборах Питера
приходов никогда и не было,
да и служили в них раз или два в году - не боле,
и что до революции они и были этими самыми музеями
и к Церкви отношение имели крайне косвенное.
И, скрипя сердцем,
Жора раз в году пускал церковников
служить в Исаакии пасхальну вечерню,
и после этого собор предолго ещё отмывали,
точно заново освящая его от их
зловонного присутствия.
А в своей любимой игрушке - Спасе на крови -
Петрович неукоснительно блюл завет своей молодости:
"Пока я жив, я и на порог, ни одного попа не пущу"..."
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19607889/