На епархиальном собрании
вместо пускающегося в разнос
зычного фельдфебеля,
деспота Евстратьюшка
оскалом своего вставного
тридцати двух зубия
нежданно разыграл
роль наседки,
любвеобильно кудахтающей
над только что
вылупившимися птенцами.
И на то были у него
свои весткие основания:
в зале сбоку-припёку восседала
делегация зарубежников
из Германской епархии
вместе со своим епископом Мраком.
Кутейной клир,
привыкший понимать своего Карабаса
по памаванию бровей,
смышлённо кукловодился
всё одно как пластилин
в руках мастеровитого трёхлетки.
Выборы церковного суда
вершились с лёту,
и само собрание неслось,
закусив удила,
церковенной Русь-тройкой,
при полном поповском согласии и единодушии
являя явственное присутствие
собравшей их
благодати Святаго Духа.
Владыка Мрак, утирая скупыя немчурныя слёзки,
умилённо думал про себя:
"Вот же оне плоды
нашего объединения!
Вот он действенный ответ
нашим критиканам и отступникам!
И кто мог подумать,
что ещё вчерашние гомосоветикус
так скоро вспомнят о своём
человечьем достоинстве
и столь поспешно
приобщатся к плодам
захидных свобод?!"
Немецкой клир
вслед за своим владыченькой
тёр свои,
широко отверстыя на русский мир,
слёзкотекучая очи
и столь же фисгармоненно
от обволакивающего умиления же
рыдал громким басом.
Накануне оне в инете сыскали
отзыв о деспоте Е.
некоего
kalakazo,
озлобленного мерзавца и отщепенца,
негодяйно пытавшегося
очернить праведника:
"Да ведь столь любвеобильного епископа
и в Зарубежке ведь днём с огнём не сыщешь!!!"