Смольный дурдом...
Церковные князья в советское лихолетие
пествовались уже на эталонах своей эпохи и
вылуплялись пусть и из храмовой скорлупки,
но абсолютно советскими людьми.
Соцреализм искал своего "положительного героя"
и находил его, конечно же, в партийной номеклатуре:
"Секретарь райкома" - так и назывался буквально роман Георгия Мокеича Маркова,
отхвативший в конце 70-х государью премию по литературе.
А брошюрные воспоминания "красного комиссара" Леонида Ильича Брежнева,
писанныя за него Ляксандром Чаковским,
и вообще схлопотали Ленинскую по литературе премию,
вручённую автору под бурныя и
несмолкаемые писательски аплодисменты,
и, сколько я помню, Сергеем Михалковым
тут же ретиво провозглашённыя
"вершиной русской классической литературы".
Церковная иерархия хоть и пребывала
отделённой в сугубо маргинальный отстойник,
тоже тянулась и подражала "героям нашего времени".
В Смольном царствовал безраздельно "крошка Цахес" -
раболепный холуй с замашками Наполеона -
партайгеноссе Григорий Васильевич Романов,
уроженец деревни Зихново, Новгородской глубинки.
В "тиатре одного актёра" вызываемых на ковёр
он умел сверлить
своими оловянными глазенапами
и высочайшее эротоманское наслаждение обретал,
когда градские клерки на этом самом ковре падали в обморок
ещё до начала всяких самодурственных разборок.
Театральная цензура была в Ленинграде при нём
на порядок жёстче, чем в той самой Москве:
в город трёх революций не пускали с гастролями
крамольный московский "Современник".
А из самого "Ленингаду" были выдавлены
позорившия град "четыре жида":
Аркадий Райкин и Сергей Юрский нашли приют в Москве,
а Сергей Довлатов и Иосиф Бродский - в далёкой Америце.
Общаться с "тиатральной богемою" Григорий Васильевич брезгливился
и все десятилетия своего градского владычества
в театре побывал всего один раз в жизни,
когда БДТ вручали Ленинскую премию
за Бог весть какую сыгранную там Лениниану.
А зря, ибо кто видел "Мещан" с "семейными сценами",
неподражаемо заводимыми Евгением Лебедевым,
говаривали, что уж больно это напоминает
Смольный дурдом...
пествовались уже на эталонах своей эпохи и
вылуплялись пусть и из храмовой скорлупки,
но абсолютно советскими людьми.
Соцреализм искал своего "положительного героя"
и находил его, конечно же, в партийной номеклатуре:
"Секретарь райкома" - так и назывался буквально роман Георгия Мокеича Маркова,
отхвативший в конце 70-х государью премию по литературе.
А брошюрные воспоминания "красного комиссара" Леонида Ильича Брежнева,
писанныя за него Ляксандром Чаковским,
и вообще схлопотали Ленинскую по литературе премию,
вручённую автору под бурныя и
несмолкаемые писательски аплодисменты,
и, сколько я помню, Сергеем Михалковым
тут же ретиво провозглашённыя
"вершиной русской классической литературы".
Церковная иерархия хоть и пребывала
отделённой в сугубо маргинальный отстойник,
тоже тянулась и подражала "героям нашего времени".
В Смольном царствовал безраздельно "крошка Цахес" -
раболепный холуй с замашками Наполеона -
партайгеноссе Григорий Васильевич Романов,
уроженец деревни Зихново, Новгородской глубинки.
В "тиатре одного актёра" вызываемых на ковёр
он умел сверлить
своими оловянными глазенапами
и высочайшее эротоманское наслаждение обретал,
когда градские клерки на этом самом ковре падали в обморок
ещё до начала всяких самодурственных разборок.
Театральная цензура была в Ленинграде при нём
на порядок жёстче, чем в той самой Москве:
в город трёх революций не пускали с гастролями
крамольный московский "Современник".
А из самого "Ленингаду" были выдавлены
позорившия град "четыре жида":
Аркадий Райкин и Сергей Юрский нашли приют в Москве,
а Сергей Довлатов и Иосиф Бродский - в далёкой Америце.
Общаться с "тиатральной богемою" Григорий Васильевич брезгливился
и все десятилетия своего градского владычества
в театре побывал всего один раз в жизни,
когда БДТ вручали Ленинскую премию
за Бог весть какую сыгранную там Лениниану.
А зря, ибо кто видел "Мещан" с "семейными сценами",
неподражаемо заводимыми Евгением Лебедевым,
говаривали, что уж больно это напоминает
Смольный дурдом...