Последняя Чаша
Если дело духовного просвещения
во времена советского лихолетья
образно себе представить в виде чаши весов:
на одну из каких уложить все академные диссертации
(среди них - трёхтомную Святейшего
и всё, что было издано
издательским отделом владыки Питирима Нечаева -
все, за сорок лет скурпулёзно редактированныя им
подшивки его жалких мыслей - ЖМП),
а на другую чашу положить несколько
(удачно и не без таланту скомпанованых)
компиляций отца Александра Меня, -
то, безусловно, перевесит последняя чаша.
Отца Александра холили, нежили и берегли
и "баба Юля", и "баба Филя":
владыченька Ювеналий дал ему митру,
а минский Филарет,
с кем Сашенька в детские годы понамарствовал в одном алтаре
в самые печально шмонныя для меневской общины денёчки,
прикрыл его своей грудью,
но испепеляюще ненавидел протоиерея Александра Меня
и яростливо ему завидовал,
как мог только ненавидеть и завидовать тогда
только один в русском православии,
другой владыченька - Питирим Нечаев
http://kalakazo.livejournal.com/1161.html.
Помнится, как в 87-м отец Александр Мень
необыкновенно наивно представил
в Ленинградскую Духовную академию
свою работу - шеститомно-машинописный "Библейский словарь",
на соискание докторской степени.
Беднягу дружно "прокатили",
даже не вчитываясь в эти кирпичи,
а только пролистав,
с язвительно-издёвочной отпиской,
сочинённой "библеистом" игуменом Сергием Кузьминым:
"Этот словарь не мог написать один человек -
это плод работы целого коллектива..."
В 86-м ту же работу отверг и
учёный совет Троицы-Сергиевой Академии -
нетрудно догадаться, что особливо там неистовал и изрыгал хульныя глаголы
профессор Питирим Нечаев...
В августе 90-го в одном из московских залов
выступал митрополит Питирим,
но, как только в него вошёл
приглашённый туда же
протоиерей Александр Мень,
владыку Питирима внезапу перестали слушать
и вдруг перестали замечать.
И после этого прошло всего три недели,
когда почти на день Усекновени Иоанна Крестителя
чья-то палаческая рука опустила
на голову отца Александра топор.
Это была мистически натуральная,
образцово-показательная казнь.
Судя по почерку, это смог сделать только какой-нибудь вертухай -
выпущенный из лагерю на денёк работы
не очень опытный мокрушник.
А накануне могла состояться приватная "тет-а-тет",
за бутылочкой прехорошенького коньяка,
беседа начальника исправительного лагеря из Торжка
и его наперстного друга - "Констатина Воладимировича Питирима",
где он мог пресурьёзно жалиться о поруганной чести.
О казни отца Александра я узнал
уже через два часа после ея совершения
(сарафанное радио работает тотчас)
стоючи в алтаре Никольского собору:
даже настоятель, отец Богдан Сойко - преярой антисемит,
и тот был потрясён и ошарашен.
И когда в тот же день
по телефону из Москвы из окружения отца Александра
мне озвучили, среди многих других,
и Питиримовскую версию,
то она более всего мне показалась правдоподобной...
во времена советского лихолетья
образно себе представить в виде чаши весов:
на одну из каких уложить все академные диссертации
(среди них - трёхтомную Святейшего
и всё, что было издано
издательским отделом владыки Питирима Нечаева -
все, за сорок лет скурпулёзно редактированныя им
подшивки его жалких мыслей - ЖМП),
а на другую чашу положить несколько
(удачно и не без таланту скомпанованых)
компиляций отца Александра Меня, -
то, безусловно, перевесит последняя чаша.
Отца Александра холили, нежили и берегли
и "баба Юля", и "баба Филя":
владыченька Ювеналий дал ему митру,
а минский Филарет,
с кем Сашенька в детские годы понамарствовал в одном алтаре
в самые печально шмонныя для меневской общины денёчки,
прикрыл его своей грудью,
но испепеляюще ненавидел протоиерея Александра Меня
и яростливо ему завидовал,
как мог только ненавидеть и завидовать тогда
только один в русском православии,
другой владыченька - Питирим Нечаев
http://kalakazo.livejournal.com/1161.html.
Помнится, как в 87-м отец Александр Мень
необыкновенно наивно представил
в Ленинградскую Духовную академию
свою работу - шеститомно-машинописный "Библейский словарь",
на соискание докторской степени.
Беднягу дружно "прокатили",
даже не вчитываясь в эти кирпичи,
а только пролистав,
с язвительно-издёвочной отпиской,
сочинённой "библеистом" игуменом Сергием Кузьминым:
"Этот словарь не мог написать один человек -
это плод работы целого коллектива..."
В 86-м ту же работу отверг и
учёный совет Троицы-Сергиевой Академии -
нетрудно догадаться, что особливо там неистовал и изрыгал хульныя глаголы
профессор Питирим Нечаев...
В августе 90-го в одном из московских залов
выступал митрополит Питирим,
но, как только в него вошёл
приглашённый туда же
протоиерей Александр Мень,
владыку Питирима внезапу перестали слушать
и вдруг перестали замечать.
И после этого прошло всего три недели,
когда почти на день Усекновени Иоанна Крестителя
чья-то палаческая рука опустила
на голову отца Александра топор.
Это была мистически натуральная,
образцово-показательная казнь.
Судя по почерку, это смог сделать только какой-нибудь вертухай -
выпущенный из лагерю на денёк работы
не очень опытный мокрушник.
А накануне могла состояться приватная "тет-а-тет",
за бутылочкой прехорошенького коньяка,
беседа начальника исправительного лагеря из Торжка
и его наперстного друга - "Констатина Воладимировича Питирима",
где он мог пресурьёзно жалиться о поруганной чести.
О казни отца Александра я узнал
уже через два часа после ея совершения
(сарафанное радио работает тотчас)
стоючи в алтаре Никольского собору:
даже настоятель, отец Богдан Сойко - преярой антисемит,
и тот был потрясён и ошарашен.
И когда в тот же день
по телефону из Москвы из окружения отца Александра
мне озвучили, среди многих других,
и Питиримовскую версию,
то она более всего мне показалась правдоподобной...