Возможность трагедии
В 1975-м Дмитрий Дмитриевич Шостакович
накануне своего ухода
совсем уже мучительно обездвиженный,
держа карандаш зубами,
по бессоным ночам выводил - дописывал
своё последнее произведение:
Сочинение 147-е. Сонату для альта и фортепьяно -
минорную элегию прощаний,
с какой из века двадцатого,
казалось, уже насовсем уходит
трагическое начало,
а вместе с ним и метанойя
и возможность катарсиса.
Оставалась только совсем неслышная
муза младого Альфреда Шнитке,
http://kalakazo.livejournal.com/34517.html
тогда писавшего в стол и совсем
в СССР не исполнявшегося,
а само густопсовобровное,
брежневского замесу
безвременье
лихо отплясывало еньку
в очевидном желании вдупель себя
проплясать и просвистать.
В советском театре становилось характерным понижение жанра:
драма - сводилась к мелодраме,
мелодрама - к опереточного разлива фарсу.
Трагедия тем более была невозможна и в советской Церкви,
клятвенно и тогда продолжавшей отрекаться
от своих страдальцев и исповедников.
И в том мире горизонтальной плоскости,
совсем лишённой бытийственной глубины,
оставалось веселиться и
судорожно подёргиваться в поскакунстве вместе со всеми,
точно под воздействием "веселящего газу"
или столь же судоржно превозмогать удушье
в том разряженном пространстве небытия,
если бы вдруг именно тогда и не появился Владимир Малыщицкий
со своими "спектаклями потрясения".
В "Отпуске по ранению" толстая девочка Нина Усатова
два часа безмолвно выстаивала у корыта, стирая бельё,
и это уже становилось, как комок в горле,
надеждой на возможность трагедии...
накануне своего ухода
совсем уже мучительно обездвиженный,
держа карандаш зубами,
по бессоным ночам выводил - дописывал
своё последнее произведение:
Сочинение 147-е. Сонату для альта и фортепьяно -
минорную элегию прощаний,
с какой из века двадцатого,
казалось, уже насовсем уходит
трагическое начало,
а вместе с ним и метанойя
и возможность катарсиса.
Оставалась только совсем неслышная
муза младого Альфреда Шнитке,
http://kalakazo.livejournal.com/34517.html
тогда писавшего в стол и совсем
в СССР не исполнявшегося,
а само густопсовобровное,
брежневского замесу
безвременье
лихо отплясывало еньку
в очевидном желании вдупель себя
проплясать и просвистать.
В советском театре становилось характерным понижение жанра:
драма - сводилась к мелодраме,
мелодрама - к опереточного разлива фарсу.
Трагедия тем более была невозможна и в советской Церкви,
клятвенно и тогда продолжавшей отрекаться
от своих страдальцев и исповедников.
И в том мире горизонтальной плоскости,
совсем лишённой бытийственной глубины,
оставалось веселиться и
судорожно подёргиваться в поскакунстве вместе со всеми,
точно под воздействием "веселящего газу"
или столь же судоржно превозмогать удушье
в том разряженном пространстве небытия,
если бы вдруг именно тогда и не появился Владимир Малыщицкий
со своими "спектаклями потрясения".
В "Отпуске по ранению" толстая девочка Нина Усатова
два часа безмолвно выстаивала у корыта, стирая бельё,
и это уже становилось, как комок в горле,
надеждой на возможность трагедии...