Jun 25, 2007 13:48
И после самой короткой белой ночи
душа почему-то предчувствовать начинает
те уже скорые времена,
когда птицы поначалу замолкнут,
а потом и начнут
из наших ненастных мест
тихохонько отлетать,
распростершись средь
уже сплошь низко-асфальтного неба,
зыбко трепещущими треугольничками,
на прощание
с печалью и тоской
вспОлошно курлыча...
И чтоб разогнать подступающую
столь внезапно хандру,
завсегда в четыре утра
оказываюсь на Елагином острову.
Сколько-то жду,
присматриваясь к лиловому туманцу
на Заячьем лугу
и заслышав, наконец,
лошадину поступь
по дровяным мосткам,
сам отправляюсь вдогонку
за воронёной тенью.
Павел Петрович завсегда
пускает лошака своего
галопом,
искры секутся
из-под копыт,
шлейф мальтийскаго плаща
развевается огненными закрылками,
и сам он,
прижавшись к вороному крупу,
пребывает в истовом экстазе
романтических бредней.
Самому мне было, может, лет семь,
когда вот так,
Божией милостию,
я стал
Павла Петровича оруженосцем,
верным Санчо Пансо,
а иногда и его
двойником.
На шкуре своей испытал
и нестерпимый гнев его,
и взбалмошную ярость,
и отправляем был даже
навечно в Сибирь,
но посредине пути -
милостиво возвращаем обратно.
Русский Гамлет -
рыцарь без страха и упрёку
и иногда мне уже кажется,
что и без меня
он уже вовсе
не смог бы существовать.
Я - его тень,
его ревнитель и
его сопечальник.
Многим кажется комичной и его
малоростность и курносость,
и любовь к церемониям пышным,
и странный роман с Нелидовой,
но мне-то вестимо-ведомо и
благородство его сердца,
и его светлая печаль...
И какие бы ни наступили
ненастны дни,
полные тоски и истомы,
мы всё одно
и это с ним переживём...
Велогон,
Белыя ночи