Кафка-быль...
Не думал, не гадал, что доживу
до нового прихлопа
родимой мышеловки:
история матушки-России, все время двигаяась по кругу,
довершает очередной виток,
снова задвигаясь над матушкой-Уродиной
новым "железным занавесом".
Позорищной процесс 1964-го
над рыжим юношей Йосей Бродским
был логическим завершением
хрущевской оттепели
и концом интеллигентских иллюзий.
Так и Шемякино судилище над Уся-Пусями
тоже грозит стать знаковым концом
перестроечных потуг Михаила Меченого.
По нарочитому садизму,
моралистской патетике
и кафкианскому театру абсурда
суд - расправа над "нашим рыжим",
тютелька в тютельку
напоминал сталинские судилища 30-х.
Спустя полвека суд над Уся-Пусями -
всё тот же, в стилистике маркиза де Сада
абсурдистский феатрон:
"Это не Кавка, сынок, это - мать Ваша, родимая Церковь!"
до нового прихлопа
родимой мышеловки:
история матушки-России, все время двигаяась по кругу,
довершает очередной виток,
снова задвигаясь над матушкой-Уродиной
новым "железным занавесом".
Позорищной процесс 1964-го
над рыжим юношей Йосей Бродским
был логическим завершением
хрущевской оттепели
и концом интеллигентских иллюзий.
Так и Шемякино судилище над Уся-Пусями
тоже грозит стать знаковым концом
перестроечных потуг Михаила Меченого.
По нарочитому садизму,
моралистской патетике
и кафкианскому театру абсурда
суд - расправа над "нашим рыжим",
тютелька в тютельку
напоминал сталинские судилища 30-х.
Спустя полвека суд над Уся-Пусями -
всё тот же, в стилистике маркиза де Сада
абсурдистский феатрон:
"Это не Кавка, сынок, это - мать Ваша, родимая Церковь!"