Revolutionary Road (2008)
Небо над головой было привычно скучным, однообразно серым. Под ним в призрачной крепости из белого дощатого домика на пронзительно-зеленой лужайке жили Уиллеры, среднестатистическая семья со светящимися от счастья лицами. Миловидный Фрэнк и похожая на ангела Эйприл. Иззубренные и чуждые во всем районе; самая красивая парочка на Революшнери роуд. Кто не знал Уиллеров? Спросите каждого, все их знали. Фрэнк и красотка Эйприл. Встретились. Влюбились. Женились. Двое детей. Всё как у всех, но в общей тусовке их считали особенными. Мы будем по-своему жить, в отсутствие ориентиров, твердо решили они, а вы как хотите. Короче, уедем во Францию, сказала однажды Эйприл. А Фрэнк - почему бы и нет, давай, уедем. Они единственные верили, что избегут тленности жизни, что впереди всё - много денег, карьера, счастье и любовь до гроба. Но никто почему-то не предупредил, что реальность куда сложнее и циничнее.
Доложу, пока не забыл: «Дорога Перемен» простая и великая в своем совершенстве, местами страшная, да, местами пугающая до безумия. Не этого фильма ждали полгода, но именно такого, наверное, заслуживали. Когда мы снова видим на экране сладкую парочку 90-х, а она, вопреки всем ожиданиям, в первой же сцене закатывает совершенно ошеломляющую, наполненную какой-то феноменальной грязью диалогов, истерику, хочется сделать одно: сильнее зажмуриться и сбавить звук потише. Зареванная в красную помаду Уинслет, унизительно глядя на него снизу вверх, с чувством жалости и глубокого отвращения неистово кричит: «Это какой же фантазией нужно обладать, чтобы назвать тебя мужчиной!», ДиКаприо отчаянно бьется кулаками об крышу авто и с диким желанием залепить ей сочную оплеуху. Из таких невозможных моментов, к слову, смонтирована вся лента. На весь фильм, кажется, всего два счастливых эпизода и те украдкой: знакомство, покупка дома. Всё остальное - страшные в своей обыденности склоки, истерика, психоз, сплошной оголенный нерв.
Перехваленный сверх всякой меры, заигравшийся сперва в странно красивые образы («Красота по-американски»), затем в жанр гангстерского нуара («Проклятый путь») и под конец в Кубрика с Камю («Морпехи»), театральный режиссер Мендес подошел к четвертому фильму с инструментарием и холодной головой опытного хирурга. Это необыкновенный фильм про обыкновенных людей. С идеальной геометрией кадра, с очень трепетным монтажом, с метко набросанным на пленку пейзажем маленького городка из среднеамериканского захолустья. Атмосфера по-своему беззаботных 50-х, которая здесь явлена со всеми своими белыми фраками, хрустальными бокалами, костюмами в стиле «Шанель», большими машинами и большими надеждами, невыносима и обманчива. Что пятидесятые, что сегодняшние нулевые, ничего в общей сложности не изменилось, человеческие отношения также хрупки, как хрусталь: чуть толкнешь - рассыплются в прах.
К тому же Мендес впервые снимает - а это очень сильно по фильму заметно - без амбиций. Он не создает историю, он тут, как и все мы, прихватив с собой оператора Дикинса, забегает на пару минут в гости. Аккуратно расставляет по периметру свет, включает камеру и отсекает все ненужное, чтобы свести в одном кадре насупленную бровь Уинслет и беспомощный взгляд ДиКаприо, столкнуть двух самых красивых людей на свете, которые разнесут друг друга в клочья. Здесь он выступает в роли мясника-обманщика. Ролики обещали нам ретро-мелодраму о поздней любви, но то и дело лента соскальзывает в камерную сонату по упущенным возможностям. И те, кто ни разу не врал в глаза «все будет хорошо, родная», кто не засыпал со слезами на глазах от невыносимости мысли, что не смогут дать любимой то, чего она заслуживает, едва различают видимую обочь нашей жалкой дороги. Дороги жизни, где нет места переменам.
Доложу, пока не забыл: «Дорога Перемен» простая и великая в своем совершенстве, местами страшная, да, местами пугающая до безумия. Не этого фильма ждали полгода, но именно такого, наверное, заслуживали. Когда мы снова видим на экране сладкую парочку 90-х, а она, вопреки всем ожиданиям, в первой же сцене закатывает совершенно ошеломляющую, наполненную какой-то феноменальной грязью диалогов, истерику, хочется сделать одно: сильнее зажмуриться и сбавить звук потише. Зареванная в красную помаду Уинслет, унизительно глядя на него снизу вверх, с чувством жалости и глубокого отвращения неистово кричит: «Это какой же фантазией нужно обладать, чтобы назвать тебя мужчиной!», ДиКаприо отчаянно бьется кулаками об крышу авто и с диким желанием залепить ей сочную оплеуху. Из таких невозможных моментов, к слову, смонтирована вся лента. На весь фильм, кажется, всего два счастливых эпизода и те украдкой: знакомство, покупка дома. Всё остальное - страшные в своей обыденности склоки, истерика, психоз, сплошной оголенный нерв.
Перехваленный сверх всякой меры, заигравшийся сперва в странно красивые образы («Красота по-американски»), затем в жанр гангстерского нуара («Проклятый путь») и под конец в Кубрика с Камю («Морпехи»), театральный режиссер Мендес подошел к четвертому фильму с инструментарием и холодной головой опытного хирурга. Это необыкновенный фильм про обыкновенных людей. С идеальной геометрией кадра, с очень трепетным монтажом, с метко набросанным на пленку пейзажем маленького городка из среднеамериканского захолустья. Атмосфера по-своему беззаботных 50-х, которая здесь явлена со всеми своими белыми фраками, хрустальными бокалами, костюмами в стиле «Шанель», большими машинами и большими надеждами, невыносима и обманчива. Что пятидесятые, что сегодняшние нулевые, ничего в общей сложности не изменилось, человеческие отношения также хрупки, как хрусталь: чуть толкнешь - рассыплются в прах.
К тому же Мендес впервые снимает - а это очень сильно по фильму заметно - без амбиций. Он не создает историю, он тут, как и все мы, прихватив с собой оператора Дикинса, забегает на пару минут в гости. Аккуратно расставляет по периметру свет, включает камеру и отсекает все ненужное, чтобы свести в одном кадре насупленную бровь Уинслет и беспомощный взгляд ДиКаприо, столкнуть двух самых красивых людей на свете, которые разнесут друг друга в клочья. Здесь он выступает в роли мясника-обманщика. Ролики обещали нам ретро-мелодраму о поздней любви, но то и дело лента соскальзывает в камерную сонату по упущенным возможностям. И те, кто ни разу не врал в глаза «все будет хорошо, родная», кто не засыпал со слезами на глазах от невыносимости мысли, что не смогут дать любимой то, чего она заслуживает, едва различают видимую обочь нашей жалкой дороги. Дороги жизни, где нет места переменам.