Интервью с Захарченко. О войне, ДНР, Донецке, Стрелкове, шахтерах и др. Часть 1
Начальник Донбасса
09 окт 2014, 00:00
Источник, «Русский репортер» №39 (367).
Автор: Марина Ахмедова
2 ноября на территории, которая находится под контролем донецкого ополчения, пройдут выборы в парламент и выборы главы республики. С большой вероятностью первым избранным лидером ДНР станет Александр Захарченко, боевой командир, нынешний премьер ДНР. До войны Захарченко был горным электромехаником, работал в шахте. Его выдвижение поддержали другие лидеры ополчения, такие как Андрей Пургин и Денис Пушилин. Корреспондент «РР» встретилась с Захарченко в Донецке - не только поговорила с ним о разнице между командиром и чиновником, боевом братстве и высоких интригах, но и попала под минометный обстрел
За столом, покрытым красной скатертью, сидит Захарченко. В его руке дымится сигарета. Прочие столики во всем зале с колоннами пусты. Лишь официант, бесшумно передвигаясь, время от времени меняет один чайник на другой, словно давно уже знает привычки премьер-министра Донецкой Народной Республики. За спиной Захарченко - высокие окна с тяжелыми занавесками. Над головой - широкая люстра. Одет он в тельняшку и защитного цвета куртку. Из-за стены слышен звон утренней посуды и голоса охраны, смягченные высоким ворсом ковров, величиной ресторана гостиницы «Столичная» и его пустотой. Захарченко вздыхает.
- Зайдешь в мой верховный совет и поймешь, что там верить никому нельзя, - делает затяжку. - Он тут у нас, на углу. Самое страшное, что для некоторых война - способ зарабатывания денег, передел сфер влияния… Моя мечта… Вы же спросили, какая у меня мечта, - стряхивает пепел. - Да, у меня есть мечта. Может, она идиотская. Может, вы будете над ней смеяться. Многие так и делают - смеются. И я на месте этих людей тоже смеялся бы над такой мечтой. Но… я же прекрасно понимаю структуру и экономику Донбасса, поэтому хочу, чтобы уровень жизни моих земляков был выше, чем в Польше. Край у нас уникальный, тут полезные ископаемые… ("ПП" Вопрос: почему журналистом тогда так быстро закрывается тема социально-экономических преобразований в Донбассе?..)
- Донбасс показал мне бедные деревни и шахтеров из копанок, которые… ("ПП" ... Ага, потому что у журналиста свое собственное представление об экономике Донбасса. На момент начала интервью - чуть ли не "из окна туристического автобуса").
- Нет, - закуривая, перебивает он. - Давайте сразу отделим шахты от копанок. Есть шахта, а есть копанка. Так вот, спуск в копанку - унизителен для шахтера. Мой отец тридцать с лишним лет отработал в забое. У меня самого полтора года подземного стажа. Но как профессиональный шахтер мой батя никогда не спустился бы в копанку. Спускаться туда - ниже своего достоинства.
- Почему?
- Шахта - это мужская работа. Копанка - просто способ изъятия угля из земли.
- Вы помните свой первый спуск в шахту?
- Да, я помню. И не забуду никогда. Хоть в семье и шахтеры, и они всегда про шахту рассказывали - когда я лез, я знал, что меня там ждет, но все было… дико.
- Страшно?
- Нет. Интересно. Страшно не было. Страшно становилось только два раза. Там бывает страшно во время выбросов и когда срываются вагонетки, а ты у них на пути стоишь. Но все это не так страшно, как то, что я каждый день вижу тут.
- Что вы тут видите?
- Только что приходил Абхаз - командир интернациональной бригады. Во вчерашнем бою у него есть трехсотые. Одному оторвало кисть руки. Инвалид. Я его сегодня видел, - смотрит на запястье, сжимает пальцы. - У меня тоже кисть была почти оторвана. Может, это и не так страшно. Страшнее было бы, если бы ему оторвало руку по плечо. Или пробило осколком голову.
«Цена того, за что мы боремся, гораздо выше цены нашей жизни»
- Разве вы еще не привыкли к потерям?
- Мы можем привыкнуть к количеству убитых. Для вас шесть убитых человек, которых нашли в захоронении, - трагедия. А мы тут не понимаем, почему шестеро для вас стали трагедией (речь идет о широком обсуждении в российской прессе и на дипломатическом уровне захоронений, найденных на территории ДНР. - «РР»), когда тут умирают десятками каждый день. Почему эти шестеро оказались особыми для журналистов? Почему?
- А как вы думаете, почему?
- Некоторые ответы, которые приходят мне в голову… Мне даже самому страшно произносить их у себя в голове. Когда убивают каждый день - это статистика. А когда нашли беременную женщину в том захоронении… и при этом совпали нужные политические моменты… А до этого они не совпадали - эти моменты. Или космические лучи не так сходились в нужной точке. Значит, те смерти были никому не интересны… Но у нас самих совсем другое отношение к смерти. Нас поймут, знаешь кто? Шахтеры, например, в Воркуте. В Кузбассе нас поймут. Каждый день я спускался в шахту, а брат - поднимался. Я поднимался, брат - спускался. Мать, жена - они ждут. Мы все понимаем, что можем спустившегося больше никогда не увидеть.
- А человек способен не переставая волноваться все эти часы, пока длится смена?
- Не способен… Поэтому для нас смерть - это притупленное ее осознание, которое с нами всегда. Мысль о смерти сидит в каждом шахтере и его близких.
- Эта мысль, когда смерть наконец происходит, помогает вам справиться с болью?
- Нет. Все равно больно. Но сама мысль о смерти сидит всегда и никогда не уходит.
- Если больно все равно, то какой от этой мысли прок?
- Она дает нам силу. Мы становимся сильнее от того, что постоянно готовимся к тому, что кто-то из нас не вернется. Почему на полях сражений нас не сломили, как в Харькове и Одессе? Для Одессы случившееся стало шоком, и она замерла. А мы были готовы к смерти, и для нас произошедшие события стали поводом к восстанию. Понимаете, смерть… тут важно, как ты к ней будешь относиться. За что ты должен умереть? Если ты понимаешь, за что, то ты уже готов отдать свою жизнь.
- За что?
- Я могу объяснить, - говорит он тихо и наливает из чайника. - Но я лучше покажу. Мы сейчас поговорим и поедем туда, где я тебе покажу, за что готов умереть я.
- А вы готовы умереть?
- У меня два ранения на этой войне.
- Я не спрашивала - прячетесь вы от опасности или нет. Я спросила - неужели вы прямо сейчас готовы умереть? - говорю я.
Он молчит. Пьет чай. Солнце широким пластом заходит через окно за спиной премьер-министра. Смешивается со светом, бьющим из люстры прямо над его головой. Захарченко пьет и смотрит в красную скатерть.
- Начнется завтра, - произношу я. - Солнце встанет над городом, как сейчас. Зайдет в это окно. И официанты будут так же тихо ходить с подносами по этим коврам. Но вас уже не будет за этим столиком. Вас вообще не будет. Поэтому позвольте мне повторить вопрос - неужели вы готовы умереть?
- Я буду говорить честно, - негромко отвечает он. - Смерти не боятся только идиоты. Я не идиот. Я боюсь смерти. Но если надо совершить действие, которое приведет нас к нашей цели, то я его совершу. Даже если ценой будет моя жизнь. Но я его совершу лишь в том случае, когда буду уверен, что этот бой либо эта война, взявшая у меня жизнь, приблизит нас к цели. Цена того, за что мы боремся, гораздо выше цены нашей жизни.
5 сентября, Минск. Момент, когда была объявлена договоренность о перемирии. Слева направо: бывший президент Украины Леонид Кучма, премьер ДНР Александр Захарченко, представитель ОБСЕ Хайди Таглиавини, посл России на Украине Михаил Зурабов, лидер ЛНР Игорь Плотницкий rr3914_031_2.jpg Фото: Vasily Maximov/AFP/East News
5 сентября, Минск. Момент, когда была объявлена договоренность о перемирии. Слева направо: бывший президент Украины Леонид Кучма, премьер ДНР Александр Захарченко, представитель ОБСЕ Хайди Таглиавини, посл России на Украине Михаил Зурабов, лидер ЛНР Игорь Плотницкий
«Сделали из нас, гордых славян, рабов»
- О чем вы плакали в детстве?
- Машина переехала мою собаку. Я очень плакал, - невесело смеется. - Это была моя собака. Я готов был убить этого водителя. Я ему отомстил - пробил все колеса.
- Сколько лет вам было?
- Восемь. То впечатление, когда беззащитная собачка умирала на моих руках, оно… Мне было дико.
- Во время этой войны вам было так же дико?
- Слез не было, врать не буду. Но мне было дико, когда маленькая девочка умирала на моих глазах. Маленькая. Мне было страшно. Но я уже не восьмилетний мальчик. Плакать не стал. Только в душе остался какой-то такой налет - ржавчина какая-то. Я понял, что все поменялось. Что мы уже не будем прежними. Что наши души стали другими. И во мне появилось какое-то желание… я с ним борюсь. Желание заставить других почувствовать то, что чувствуем мы.
- Заставить кого?
- Я бы с удовольствием сходил в Варшаву, - ровным голосом говорит он. - Есть у меня счеты с поляками. Я бы посмотрел в подзорную трубу на город Львов… Хотя у меня целое подразделение из Львова воюет - львовский «Беркут». Но и у них сильное желание сходить к себе в город.
- Вы были пионером?
- Да, а комсомольцем не успел.
- Вы помните, как на вас надевали пионерский галстук?
- Да, меня и еще одного ученика из класса приняли в пионеры на полгода раньше остальных. Я выиграл олимпиаду по истории, - вздыхает. - Советский Союз, хотя в нем и было много неправильных моментов, был великой могучей империей. И мы чувствовали себя уверенно, гордо, мы смело и открыто смотрели в лицо любому. Мы не чувствовали себя униженными и пришибленными. А потом нам поменяли психологию и сделали из нас, гордых славян, рабов.
- Вы когда-нибудь чувствовали себя рабом?
- Два раза в жизни. Первый - когда не смог наказать человека, который сбил на моих глазах другого человека. Я прошел все инстанции, но не получилось - его оправдали. И я понял, что для системы я - раб.
- А вы думаете, в России все по-другому?
- Нет… Скажу даже больше. Ошибка России в том, что многие из вас - россиян - воспринимают нас как людей, которые от нищеты и от голода взялись за оружие. На самом деле Донбасс - один из богатейших регионов Украины. И дай бог каждому региону России жить так, как жил при Украине Донбасс. Мы жили богаче и дружней россиян. ("ПП" Вот такие неосторожные высказывания потом подхватываются укропскими СМИ и раздуваются до неузнаваемости,а то и выворачиваются наизнанку. Вот для примера заголовок сообщения на сайте информационного агентства УНИАН, принадлежащего Коломойскому: "Дай бог каждому региону России жить так, как жил при Украине Донбасс" - Захарченко").
- Отчего же вам захотелось в Россию? В России все будет не по-вашему, а по-нашему. Наша система ломает быстро. Особенно таких, как вы.
- Почему вы думаете, что система меня сломала?
- Я не думаю, что она вас уже сломала.
- Система ломает людей, которые не умеют гнуться. Если я иду во власть, значит, я должен гнуться? А я не буду гнуться. Я просто уйду из власти.
- И вы думаете, что вас отпустят - живым?
- На меня уже было два покушения. Не считая тех боев, в которых я участвовал. Я очень горячий по натуре человек, и мое подразделение участвовало во всех крупных сражениях этой войны. И почти во всех боях я был со своим подразделением. То есть я не бросал никогда своих пацанов. Ходил с ними. Во все рукопашные. Во все танковые атаки. И так далее, и так далее, и так далее… В освобождении Шахтерска. Шахтерск - это для нас как Сталинград. Возможность потерять свою жизнь я имел неоднократно.
1 октября, Донецк. День, когда дети пошли в школу. Александр Захарченко на пороге одной из школ города, пострадавшей в результате обстрела украинской артиллерией
«Мы должны идти своим путем - плох он или хорош»
- Когда вы чувствовали себя рабом во второй раз?
- Когда смотрел по телевизору на Майдан и понимал, что мы для них - рабы. Они воспринимают нас как рабов. И вот чтобы не стать рабом, я достал лопату и выкопал из своей клумбы личный автомат.
- Зачем мирному человеку автомат?
- Помимо автомата у меня там еще лежали два пистолета, ящик гранат и снайперская винтовка.
- Но вы же этим раньше не пользовались?
- Но это не значит, что я этого не имел. В этом плане я - настоящий украинец: шоб було.
- А вы русский или украинец?
- Я по матери русский, а по отцу - украинец. Но хотите посмеяться? Моя русская мать всю жизнь прожила в Украине, а отец - в России. Вот кто я такой? Кто?
- Кем вы себя ощущаете?
- Сейчас модно рассказывать про идею русского мира. Каждый ее понимает по-своему. Я отлично знаю, откуда есть пошла земля русская. Я прекрасно понимаю, что Русь святая была киевской. Русский мир - это объединение всех славян. Не то, как мы сейчас живем, - русские отдельно, белорусы отдельно, украинцы отдельно. Мы должны жить вместе, - вздыхает. - Но прекрасно понимая, что вместе - это не всегда означает быть равными, нам приходится выбирать из двух зол меньшее. И вот выбирая зло меньшее, я предпочитаю убивать все-таки фашистов и нацистов. Радикалов. Не знаю, как еще их можно назвать.
- Прямо убивать?
- Ну… перед тобой сидит боевой офицер. Правда у каждого - своя. Просто есть правда твоя и есть правда - его. И если я не буду стрелять, он выстрелит в меня первый. Понимаешь… есть разделение по территории. Есть разделение по политическим взглядам. А есть разделение кровью… Мы разделены кровью.
- Что вы чувствовали, когда на вас повязывали пионерский галстук?
- Гордость. И когда смотрел парад Победы. А на парад смотришь совсем по-другому, когда понимаешь, что один из наших вождей со спокойной совестью может снять с себя туфлю и стучать ею по трибуне ООН с угрозой «Я вам покажу кузькину мать». Но знаешь, когда встал вопрос, куда нам идти, я как человек здравомыслящий, а согласно справкам СБУ, у меня неплохо получается анализировать ситуацию, наверное, был единственным в своем кругу, кто говорил: «Знаете, ребята, нельзя нам ни в Таможенный союз, ни в Европу». Мы должны идти своим путем - плох он или хорош. Быть рабом в Европе - стыдно, это - унижение. А быть народом, который присоединился к России… Надо сделать так, чтобы мы были равными.
- Если Путин позовет вас на совещание, в чем вы придете?
- Я даже не знаю, в чем ходят к Путину.
- В чем придете вы?
- В костюме.
- Куда еще вы ходите в костюме?
- Я на работу ходил в костюме.
- Вы купите костюм для Путина специально?
- У меня есть костюм. Достаточно хороший. Я не был нищим.
- Но Европа не может воспринимать человека, который пошел и выкопал из клумбы автомат, иначе как дикаря.
- Они воспринимают нас варварами не потому, что мы для них - варвары. Они воспринимают тот образ нашего человека, который им навязали. А образ этот - варварский. Для них мы - воры, коррупционеры, тягающие медведей.
Продолжение следует