Ненормальное юридическое положение врачей в 1907 году
Широко известный в узких кругах врач-эндоскопист Евгений Палыч Кузнецов имеет отличное чутье в отношении всяческих артефактов, в том числе исторических. Поэтому когда он увидел на трамвайной остановке алкаша, пытавшегося достать денег на очередной пузырек за счет продажи толстенного и старинного на вид тома, то не смог пройти мимо. Вот что скрывалось под черной обложкой:
Подшивки «клинической и бытовой газеты» для врачей за 1907 год
Начальная цена лота составляла 25 рублей. Других покупателей, готовых предложить большую сумму, почему-то не нашлось, поэтому ПРОДАНО!
Конечно, в руки Евгения Палыча попало сокровище. Помимо сугубо научных медицинских статей, в данной газете печатались и публицистические тексты, мягко говоря актуальные и сегодня.
Далее приводится текст одной из таких статей в современной орфографии.
К вопросу о ненормальном юридическом положении врачей
Р. Фронштейн
Все существующие законодательства в принципе стремятся к охране права собственности граждан, к неприкосновенности их личности (часто лишь на бумаге!) и труда и полагают в основание свое полное равенство всех граждан перед законом.
Нашим законодательством также приняты в основание эти принципы, и с падением позорного крепостного рабства, с переложением натуральных повинностей на денежные, с принципиальным решением вопроса о податной реформе у нас, в настоящее время, осталось только три вида принудительного труда:
а) труд воинский,
b) труд преступников, осужденных на каторгу, и
с) труд врачей, причем последние поставлены при выполнении своей задачи даже в худшие, как мы сейчас увидим, условия, чем солдаты и каторжники.
Несение воинского труда лишь одним сословием уже давно признано вопиющей несправедливостью и возложено равно на всех граждан, как неизбежная необходимость. Свободный личный труд признан великим правом всякого гражданина и охраняется законом преимущественно перед всяким другим правом на собственность, как то: капиталом, движимым и недвижимым имуществом и т.п.; и по естественным законам свобода труда, влекущая за собою соревнование и конкуренцию, должна улучшать продукт. Поэтому в принудительном труде - труде солдат и каторжников, где конкуренции, в смысле завоевания потребителей и рынков, быть не может - лучшее выполнение работы поощряется известными наградами и увеличивает время отдыха, а нерадивое выполнение работы влечет за собой наказания.
Во врачебном же труде более быстрое выполнение работы увеличивает ее, а лучшее выполнение, хоть это и покажется странным на первый взгляд - лишь увеличивает шансы на получение наказания.
Каждый труд для наилучшего выполнения требует известных, приспособленных орудий и, следовательно, некоторых материальных затрат. Вступая на арену принудительного труда, каторжник и солдат получают орудия для выполнения его, получают полное материальное обеспечение, необходимое для существования и выполнения работы, и работа их сообразуется с человеческими и физическими силами.
Врач же при том же принудительном труде не только не получает материального обеспечения, но даже не получает орудий работы.
Время работы врача беспредельно. Солдат и каторжник работают известное число часов в сутки, врач же при получении диплома обязан работать 24 часа в сутки.
Взгляд на врача слишком идеален. Его считают каким-то бесплотным духом, долженствующим везде быть и все исполнять.
Не давая врачу ни пищи, ни одежды, ни жилища, ни орудий, необходимых для выполнения работы, государство считает себя вправе требовать от врача не только выполнения принудительной тяжелой работы, но еще и работы совершенного качества. Всю свою жизнь врач обязан учиться и следить за наукой, что требует также известных материальных затрат, иначе он будет обвинен и в незнании, и в ошибках.
Ни один закон не постановляет по известным причинам для граждан быть человеколюбивым и благотворителем, но если бы и могло быть установлено такое обязательство, то справедливость и чистый разум требовали бы установления его для всех сплошь, а отнюдь не для одного лишь сословия.
Врач - раб общества.
Не обеспеченный государством, нуждаясь в самых первых потребностях жизни и здоровья, врач не имеет права ни от кого требовать удовлетворения этих потребностей. С другой стороны, каждый из граждан вправе требовать от врача сохранения себе жизни и здоровья, что обходится врачу, кроме материальных затрат и труда, еще и поступлением благами, так охраняемыми законом для всех остальных граждан - свободным трудом и неприкосновенностью личности. Никто из граждан не вправе требовать от окружающих содействия для правильного и успешного получения пособия от врача. И врач один, без помощников, обязуется нести на себе эту тяготу.
Поясним эту вопиющую несправедливость примерами: больной требует к себе немедленно врача; расстояние от дома врача до жилища больного довольно значительно. Имеет ли право больной требовать от извозчика, стоящего на бирже, чтобы тот из человеколюбия довез врача до больного? Нет! Надо заплатить извозчику по договору. По закону врач не имеет права требовать с больного больше установленной платы (15 коп?). Больший же размер платы зависит от доброй воли больного. Теперь является вопрос, имеет ли право врач заплатить извозчику за поездку часть полученного законного вознаграждения (15 коп.) или же должен отдать весь его целиком, или, наконец, он обязан приплатить еще столько своих денег, сколько требует законная извозчичья такса, или это зависит от доброй воли врача?
Быть может, посланный от опасно больного за врачом имеет право, встретив на улице экипаж, везущий кого-либо на бал или в театр, требовать, чтобы повернули лошадей и довезли его до доктора?
Наконец, предположим такой случай: больному нужно немедленно сделать операцию - имеет ли право врач зайти в хирургический магазин и взять там необходимые инструменты? Да, конечно, он может это сделать, но немедленно же должен и заплатить за них из собственного кармана.
Врач прописал лекарство - больной может и не заплатить ему за труд, но не имеет никакого права поступить так с аптекарем.
Итак, мы видим, что закон не обязывает никого, кроме врача, быть человеколюбивым и поступаться чем-либо; необязательное же спасение погибающего с опасностью для своей жизни и общество, и закон считают доблестью, достойной каждый раз награды в виде медали, ордена и т. п.
Как вообще всякий человек, так в частности и врач, поехавший к больному и попавший в полынью, не имеет права требовать, чтобы кто-нибудь бросился в воду и вытащил его; если же кто-нибудь это добровольно сделает, то граждане приходят в восторг от такого подвига, а государство награждает спасителя. Если же в доме находится больной чумой, сыпным тифом или иной инфекционной болезнью или сумасшедший в припадке белой горячки или водобоязни (бешенства), то под страхом наказания врач обязывается броситься к такому больному и подавать ему помощь с опасностью для своей жизни. Иначе говоря, с врача публика требует совершения подвига, забвения собственной безопасности и на этот подвиг смотреть как на дело, не стоящее выеденного яйца.
Когда же усталый, больной, измученный до последней физической возможности врач не идет к больному, то родственники последнего клеймят врача, как преступника, имя его треплется на столбцах уличной прессы, и толпа радуется подобно каннибалам, пляшет вокруг попавшегося к ним в плен европейца!
Покушение на самоубийство, эта попытка прекращения высшего из благ - собственной жизни, проявление, если так можно выразиться, «нечеловеколюбия к самому себе», но не облагается наказанием, так как нельзя же считать наказанием пустую формальность - церковное покаяние. Между тем врач за проявление нечеловеколюбия к лицу постороннему наказуется и обязан подать пособие и в этом случае и спасать от нередко желанной смерти покусившегося на самоубийство.
Отчуждение частной собственности допускается лишь в редких и исключительных случаях, но и тут эта обязанность обставлена такими условиями, что нередко всякий готов по принуждению уступить часть своих владений. Экспроприация частного труда в пользу общества означала бы, что общество имеет рабов; принудительный труд в пользу частных лиц равнозначен рабству. И вот врач является таким рабом общества, частных лиц, и безвозмездно экспроприируется его собственность. Я подразумеваю здесь под врачебной собственностью знание и право врачевания, приобретенное тяжелым 13-15-летним трудом и затратой солидного капитала.
Тотчас вместе с получением диплома знания врача экспроприируются государством: кроме общегражданских повинностей на него возлагается масса специальных, как то явка экспертом: 1) к полиции, 2) к следователям, 3) в различные суды, 4) в рекрутское присутствие. Профессиональная этика возлагает на него обязанности: 1) лечить по правилам медицины, 2) не делать ошибок, вредных врачуемому, 3) быть внимательным к каждому, даже капризному больному, 4) хранить семейные тайны, 5) следить за наукой и помогать успешному развитию ее и , наконец, 6) опубликовать свои открытия и изобретения для всеобщего пользования. Аптекарь, открывший новое слабительное, может нажить капитал, а профессиональная этика, которую в последнее время судят вкривь и вкось, не позволяет врачу эксплуатировать свою собственность.
Ко всем этим многосторонним и трудным обязанностям прибавляется еще обязательство явиться к каждому больному. Труд, понесенный при исполнении первых обязанностей (экспертиз и т.п.), не вознаграждается, вознаграждаются лишь понесенные убытки (прогоны, суточные, квартирные и т.д.). При исполнении же последней обязанности не вознаграждаются ни труд, ни понесенные убытки, так как те 15 копеек, которые врач может требовать от больного, отнюдь не могут быть вознаграждением.
Одновременное исправление обеих обязанностей - вещь немыслимая, конечно, тем не менее процессуальное право Российского государства совершенно игнорирует обязательство для врачей явки к больному и не упоминает об этом в числе уважительных причин для неявки в суд или к следователю.
Поэтому врач, оштрафованный за неявку в суд, вследствие необходимости посетить больного, штрафуется за исполнение закона, что несомненно является абсурдом!
Принудительная работа может иметь место лишь в физическом труде, да и то лишь в простейших формах его.
Оказание же врачебного пособия есть весьма сложный, чисто умственный труд. Следовательно, принуждение оказывать врачебную помощь есть принуждение мыслить в известном направлении. Так как, с другой стороны, контроль над процессом человеческого мышления невозможен в виду отсутствия способов точного определения его, то, конечно, о принуждении человека мыслить известным образом против его воли не может быть и речи. Таким образом, принуждение врача являться к каждому сводится лишь к простейшей форме физического труда: прийти в больному, выслушать его жалобы и прописать рецепт. Каков будет этот рецепт - безразлично, лишь бы средство было прописано не в токсической дозе. Такой труд, - а продукт принудительного труда всегда будет таков, - цены не имеет и иметь не может, и за обязательством врача являться во всякое время и ко всякому больному может стоять лишь недомыслие или нежелание глубже вдуматься в дело.
Обязательство врача явиться к каждому больному не ограничено по закону даже расстоянием. Больной, живущий во Владивостоке, имеет право требовать к себе врача из Москвы. Да таких крайностей дело, положим, не доходит, но многим из земских врачей приходилось если не самим испытывать на себе, то слышать от товарищей, что позовут за 30-50 верст, ямщику приходится заплатить 5-7 рублей, а гонорара получишь 3-5 руб. Когда же, наученный горьким опытом, врач требует деньги вперед и оговаривается о гонораре, то газеты поднимают крик о корыстолюбии и бесчеловечности врачебного сословия.
Законодатель, установивший обязательство для врачей являться к каждому больному, в то же время сам как бы несочувственно относился к своему постановлению, учреждая в то же время целые коллегии врачей с определенным содержанием и определенными обязанностями. В дальнейшем и правительство совершенно игнорировало это обязательство вступлением в добровольные соглашения с врачами. С введением земского самоуправления общество поспешило исправить недостатки правительственных сделок с врачами, и в настоящее время в государстве почти нет почти ни одного человека, который не был бы заблаговременно обеспечен врачебной помощью в силу добровольных сделок с врачами. Так, солдаты и офицеры получают помощь от военных врачей; жители городов - от городских и земских; крестьяне - от земских и уездных; рабочие - от фабричных врачей и т.д. Кроме того, различные общества открывают бесплатные лечебницы для своих членов, и частные лица нередко приглашают годовых врачей. И если при таком разграничении врач, по обширности своего района или масс больных, не в состоянии удовлетворить всех нуждающихся в его помощи, то в этом следует винить лишь само общество, которое скупится увеличить свои штаты и таким образом обеспечить своим сочленам врачебную помощь. При строгом проведении в жизнь такого разделения труда между всеми врачами право больного требовать к себе того врача, кого ему заблагорассудится, явится, во-первых, бессмысленным, а, во-вторых, и прямо вредным для него самого, так оно будет идти вразрез со стремлением различных ведомств и обществ обеспечить помощь своим сочленам. Так, например, разве может утром, в госпитале, принести пользу военный врач, после того, как он целую ночь провозился с больными, и наоборот? Вред этого отразится не только на больном, но и на самой науке - никогда не будут продуктивны занятия профессора со студентами, если больные постоянно будут отрывать его от исследований и трудов. Обязательство являться к каждому больному не допускает и врачебной специализации, и поэтому окулиста нередко требуют к роженице, а гинеколога - к больному ребенку.
Врач, вступивший в соглашение с каким-либо ведомством, тоже является между двух огней: если он не исполнит требования частных лиц, а будет лишь, как служащий, исполнять свои обязательства, то он неминуемо должен подвергнуться судебному преследованию со стороны правительства. Если же, с другой стороны, он будет исполнять требования своих клиентов и игнорирует свою службу, его будет преследовать его прямое начальство. Зачем это сдирание двух шкур, если каждый гражданин по смыслу закона обеспечен врачебной помощью? Одно из двух: или врачи не должны быть обязаны являться к каждому больному, или они не должны иметь права входить в соглашение с отдельными обществами и организациями.
Я хочу еще обратить внимание на то, откуда обыкновенно являются преследования по суду врача за неявку к больному, и кто является истцом в подобных процессах? Я лично убежден, и имею основания утверждать, что в основе всех подобных процессов лежит желание эксплуатировать труд врача, то есть желание больного воспользоваться бесплатными услугами врача. Ни в одном процессе до сих пор мы не слышали, чтобы больной, приглашая к себе врача, выдал ему вперед гонорар или хотя бы упомянул об его размере. Это не принято - врач, придя к больному, не должен - так требует профессиональная этика - спрашивать, вознаградить ли его за труд. Подобный вопрос у постели больного считается непозволительно грубым и бессердечным, а не заплатить врачу за труд отнюдь не считается неделикатным поступком.
Сама плата за труд производится больным или его родственником тайно, в виде какой-то взятки : деньги дают врачу в кулак, и он должен, не глядя, при больном положить их в карман и посмотреть только дома. Почему существует такой странный обычай? Мне кажется, потому, что больной, сознавая, что вознаграждает врача нередко несообразно своим средствам, старается гарантировать себя от неловкого положения и укора в неблагодарности.
Таким образом в основе процесса лежит корыстолюбие и месть за неудавшуюся эксплуатацию. Обвиняемыми же являются те врачи, которые своими знаниями заслужили наибольшее доверие местного общества, потому что каждый больной стремится получить пособие от лучшего доктора, считая свою болезнь за необычайно трудную для диагноза и лечения, а потому понятной не всякому врачу. Кроме того, обвиняемыми являются обыкновенно не те врачи, которые в силу упомянутых добровольных соглашений обязаны оказать помощь данному больному, а вольнопрактикующие врачи или врачи, находящиеся на службе у других ведомств и организаций.
Положим, к счастью для врачей, общество в большинстве своем вполне сознает всю несправедливость предоставленного ему права требовать к себе всякого врача, иначе суды были бы завалены жалобами на них. Так как все пожелали бы лечиться у знаменитости - и за невозможностью удовлетворить всех, за неимением оправданий: ведь утомление оправданием служить не может - знаменитость вечно должна была бы отсиживать под арестом наказание.
Степень наказания за отказ посетить больного определяется исходом болезни больного, а узнать от посланного, насколько действительно в том или другом случае необходима врачебная помощь - для врача нередко немыслимо. Так, часто посланный заявляет, что у больного чирей - врач отказывает в немедленной визитации, и больной умирает от сибирской язвы, или же наоборот, врач, отправившийся к больному, находящемуся якобы в бессознательном состоянии, натыкается на даму, симулирующую обморок для устрашения мужа…
Да, наконец, и само наказание - арест - является абсурдом: врач, добровольно не явившийся к больному, принуждается силой в течение некоторого времени не являться к своим больным. Кто же, спрашивается, является таким образом наказанным, врач ли, которому предоставляется отдых, или общество, которое лишилось врачебной помощи по своей же просьбе? Хорошо еще, если врачей в местечке несколько, а если врач один?
Из всего сказанного я осмысливаюсь вывести следующие заключения: принудительное обязательство для врача являться к каждому больному, имея вид рабства и будучи игнорировано как обществом, так и правительством, не должно иметь правового основания, и в настоящее время грядущих реформ врачи должны сплотиться и властно потребовать пересмотра положений, касающихся врачебного сословия.
ПРОДОЛЖЕНИЕ