Анатолий Клёсов: Заметки научного сотрудника
...Но этого принстонским лингвистам показалось мало. Нас решили обучить американскому мату. Этот эксперимент был первым в практике ESL , во всяком случае в Школе имени Woodrow Wilson - Вудро Вилсона в Принстоне. По этому поводу там состоялись несколько заседаний с обсуждением этой революционной идеи. Вердикт был - надо обучить. Иначе они (это значит - мы) не поймут современной американской литературы, кинофильмов, да и разговоров на улицах. Последующая наша жизнь в США показала, что эти резоны были совершенно правильными.
Нам прочитали две лекции по мату и выдали учебные пособия. Лекции были основательными. Лектор рисовал на доске анатомически корректные изображения и называл слова и выражения. Мы старательно конспектировали. В аудитории, помимо нас, сидели еще две дамы из преподавательского состава и время от времени поднимали голос, типа:
- Джон, ты забыл еще одно слово для описания pussy"
- Да, Бетти, - отвечал Джон, - thank you, I appreciate it
И поднимал еще выше уровень наших познаний.
Главных учебных пособия были три. Одно называлось Fuck List, другое - Shit List и третье было книжкой хорошего размера, в русско-английском исполнении. Книжка состояла из пяти частей. Часть первая - слова. Часть вторая - комбинации слов. Часть третья - изощренные вариации слов, которые, видимо, сделали бы честь любому боцману.
Часть четвертая - частушки первых пятилеток. Этот временной период узнавался сразу, персонажи - тракторист, колхозница, трактор. Тракторист обычно приглашал колхозницу на экскурсию по осмотру трактора, ну и предлагал немного порулить. Это, так сказать, канва частушек. Часть пятая - сказки Афанасьева. Персонажи - поп, попадья, попова дочка, солдат. Тут уже про канву можно не упоминать.
На самом деле эта часть образования нам здорово помогла. Или, иначе говоря, не прошла даром. Потом, вернувшись в Москву, я на кинофестивале смотрел экранизацию романа Кена Элтона Кизи (Киси) - Can Elton Kesey "One Flew Over the Cuckoo's Nest", с синхронным переводом. На экране возникало отделение психбольницы, и персонажи, судя по синхронном переводу, переговаривались как в известном анекдоте : "Не перестанете ли, любезный Иван Иванович, капать мне на голову оловом?". А с экрана в зал неслось - ю, факин' сановабич, тэйк йор факин' хэндс офф май факин' нэк"... Fuck List был одностраничным, но емким пособием. Вначале давалась этимология этого достаточно популярного слова, и, как указывалось, это слово является "одним из самых интересных слов в современном английском языке". Описывалось, что это слово используется во многих грамматических категориях - как глагол переходный и непереходный (даются примеры про Джона и Мэри), как наречие (про Мэри), как существительное (опять же про Мэри), и как прилагательное (снова про Мэри).Там же приводились прочие примеры использования этого слова при описании fraud, ignorance, trouble, aggression, difficulty, displeasure, incompetence, suspicion, enjoyment, request и hostility. Я мог бы дать все эти примеры, но только по заявкам читателей. Поскольку это пособие храню до сих пор, тридцать лет спустя.
Второе, краткое по форме, но тоже емкое по содержанию пособие представляло собой около двухсот вариантов выражений со словом shit. Мне особенно запомнилось своей парадоксальностью одно весьма вычурное выражение.
Оно звучало так: "May the bluebird of happiness make a shit on your birthday cake". Его в принципе можно перевести на русский, но я этого делать не буду. Скажу только, что в нем упоминается Синяя Птица. Или, как говорят американцы, Синяя Птица Счастья.
Поездка в США. 1974 год. Как нас лечили от культурного шока
С самого первого дня в Принстоне наши гиды постоянно напоминали о том, что мы находимся в состоянии культурного шока. Нас это несколько обижало. Что такое Принстон по сравнению с Москвой или Ленинградом? Или с Киевом? Не говоря уже о Тбилиси! Дыра, да и только. Какой шок?
Потом стало яснее, что под культурным шоком здесь понимают попадание в непривычную среду. Ну ладно, с этим еще можно согласиться. Среда, конечно, непривычная. В первый же день после прилета я вышел прогуляться на улицу, за пределы университетского кампуса. Светофоров поблизости не было, переходов тоже. Вдруг проезжающая по улице машина останавливается и за ней другие. Движение замерло.
Я сначала не понял, в чем дело, а потом заметил, что водитель передней машины машет мне рукой, чтобы я перешел дорогу. Я перебежал, и движение снова востановилось. Я был настолько этим впечатлен, что в тот же день написал домой письмо, в котором в подробностях отразил сей крайне необычный факт. Поскольку практически все наши испытали те же самые ощущения, это тема была основной при обсуждений наших впечатлений в первый день и вечер.
Мы обратили внимание, что здесь по зеленым газонам ходят. Более того, садятся, где хотят, ложатся, читают книжки и газеты, достают бутерброды и там же, сидя или лежа, едят. Было непонятно, как им такое разрешают. И не видно привычных нам табличек "По газонам не ходить". Мы спросили у преподавателей, и изрядно их повеселили. Суть ответа была: как это могут не разрешить? Мы же платим налоги, и с этих самых налогов город разбивает газон и его поддерживает. Это - наш газон, всех и мой, в частности. Я его оплатил. Имею полное право. Это была совершенно необычная постановка вопроса. Как-то раньше никому из нас это в голову не приходило. Мы с детства декламировали "человек проходит как хозяин" и "всё вокруг - моё", но на самом деле не очень-то и моё, как оказывается. Пойди выйди, ляг на газон. Да еще с бутербродом. Мало не покажется. Это - на родине.
Прошло несколько дней, и нам сообщили, что нас повезут на день в Филадельфию для частичного снятия "культурного шока". Надо взять с собой плавки - будем купаться в океане. Ура! А потом, еще через несколько дней, поедем в Нью-Йорк. При словах "Нью-Йорк" наши гиды закатывали глаза, всем видом выражая, что вот уж там будет шок так шок. Мы, в общем-то, примерно знали.
Город желтого дьявола, и всё такое. Гангстеры на улицах, беспрестанная стрельба. Грохочущая то ли подземка, то ли надземка. Самоубийцы, стоящие в очереди к Бруклинскому мосту. А Филадельфия - это вроде ничего. Тоже, наверное, дыра, как и Принстон.
В назначенное время рано утром подкатил большой автобус, и меньше, чем через час, мы уже были в Филадельфии. Город оказался на удивление зеленым. Это было крушение еще одного стереотипа - что в американских городах совсем нет деревьев. Я с детства помню рассказ одного советского политического сатирика, в котором жители Нью-Йорка, схватив преступника, сетуют на то, что в Нью-Йорке совсем нет деревьев, поэтому не могут его сразу вздернуть.
В Филадельфии деревьев было много, были даже большие парки. Мы проезжали мимо огромных витрин магазинов, в которых часто было выставлено дамское нижнее белье. Это тоже было непривычно, но в целом понятно.
Я не раз читал в наших газетах, что в Америке так специально делают, чтобы жители возбуждались и совершали сексуальные преступления. Правда, было не очень понятно, зачем это нужно владельцам магазинов, да и вообще, ерунда, конечно. Но ведь пишут же...
Мы попросили гидов оставить нас до середины дня одних и договорились встретиться на том же месте в назначенное время. Гидов особенно упрашивать не пришлось, у них тоже были свои дела. А у нас был план - мы еще заранее решили в Филадельфии сходить на фильм категории "только для взрослых". Мы это проходили по нашей программе английского языка.
Итак, Филадельфия августа 1974 года. Так вот, в Принстоне фильмы категории Х не показывал ни один кинотеатр, и мы договорились пойти посмотреть в Филадельфии, чтобы получить представление, что это такое.
Мы, в количестве 49 человек, оперативно выдвинулись вперед к даун-тауну Филадельфии, и довольно скоро нашли соответствующий кинотеатр. Несмотря на ранний час, кинофильмы там шли. Как оказалось, 24 часа в сутки. На фронтоне красовались названия двух фильмов. Один имел индекс Х, другой ХХ. Как тут же выяснилось, фильм Х шел за два доллара, а двойной Х - за три доллара. Соответственно, к нашему удивлению, были две кассы. Мы тут же, не размышляя, выстроились к второй кассе, за трояк.
Сцена была совершенно сюрреалистическая. Ранним утром - еще не было девяти утра - к кассе кинотеатра калибра Х, и даже ХХ, выстроилась очередь из 49 человек. Это было достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса - Guinness Book of World Records. Особенно, если учитывать, что, как потом выяснилось, после пары-тройки экспериментов, даже в час пик в таких кинотеатрах больше дюжины человек обычно не сидели.
Должен сказать, что почти через год подобная история повторилась в Бостоне, в магазине журналов "для взрослых", куда я привел группу морских офицеров с советского ракетного крейсера. Об этом я еще расскажу. Так что эти события не являлись редкими или случайными. Это - modus operandi советских людей.
Войдя в кинотеатр и немного попривыкнув к темноте, я увидел двух зрителей, сидевших на пару рядов впереди и чуть в стороне. Они были в советской военно-морской офицерской форме, и, видимо, зашли сюда раньше нас. Или сидели уже давно. Я пересел на ряд сзади них, и радостно прошептал - привет своим.
Офицеры, судя по затылкам и шеям, напряглись и как-то окаменели. Не повернулись. Потом одновременно привстали и пересели на самый край ряда, к проходу. Я понял, что совершил ошибку. Не надо этого было делать. А я на радостях такого дурака свалял. Надо извиняться. Я опять передвинулся за их спины и прошептал: "Ребята, не беспокойтесь, здесь все свои. Мы из Союза".
Офицеры быстро переглянулись, встали, и, пригибаясь, быстро пошли к выходу. Нырнули под портьеру и вышли. Чёрт, надо же так. Испортил настроение себе и им.
Ну, а фильм шел своим чередом. С сюжетом было давно ясно, сюжет не был замысловатым и повторялся в нескольких разных вариантах. Было много криков и стонов, и биологические субстанции с обеих сторон хлестали неправдоподобно мощными струями. Причем женщины явно давали фору мужчинам. Что-то здесь не так... Хотя кто их знает, может, в Америке женщины такие... Раскрепощенные, что ли...
И вдруг подсели уже ко мне. Какой-то старичок, кивая на экран, спросил: "Это что, кино такое?"
- Йес, - отвечаю, - а муви
- А что, - спрашивает, - и дальше так все будет?
- Йес, - говорю, - и дальше
Старичок хмыкнул, покачал головой, что-то пробормотал, что я не уловил, и отсел. Я проверил свой карман - деньги были на месте
Потом мы встретились с гидами, опять в автобус, и мы отправились в Атлантик-Сити. Час езды. Мы погуляли по длинному деревянному бордвоку вдоль набережной, полюбовались на вычурные трехметровые деревянные замки, возведенные там же, и нас повезли на пляж. Пляж был отделен от дороги и парковки длинным холмиком, вроде бруствера.
Поднявшись на холмик, мы увидели длинную и широкую полосу загорающих. Зрелище было неожиданным и впечатляющим. Слева лежали, сидели и ходили только белые, справа - только черные. Между ними была граница. Никакой разметки не было, но граница была.
Потом, лежа на пляже, мы ехидно спросили нашего гида, мол, что это всё означает? Как это понимать? Сегрегация?
- Хорошенькое дело, - сказала гид. - Вы, когда пошли вниз на пляж, в какую сторону пошли? К черным?
- Зачем к черным? - удивились мы. - К белым, конечно.
- Ну вот и все так же, - спокойно ответила гид - Никто никого не заставляет, все делают свой добровольный выбор. И те, и другие. Видимо, так комфортабельнее.Да, действительно
В апреле 1975 два советских военных корабля посетили Бостон - в честь 30-летия Победы. Два американских USS в то же время посетили Ленинград - по тому же поводу. Я не знаю, к какому классу советские корабли относились - ракетные крейсеры, наверное.
Да это и неважно. Важно то, что для Бостона это было СОБЫТИЕ. Для меня тоже. Я уже провел в Бостоне к тому времени почти год, и натурально стал отвыкать от руского языка.
Тогда "русских" в Бостоне практически не было. За год до этого туда приехала первая партия из ста одесситов, которые практически без следа рассосались в городе. О них я только слышал несколько легенд от студентов Гарварда, изучающих русский язык, и которые тем одесситам помогали справиться с "культурным шоком", о котором так любят говорить американцы.
Я, само собой, захотел с кем-либо из "одесситов" встретиться, чтобы услышать их впечатления о США, да и немного их поэпатировать. Они-то сюда навсегда, а я (так я думал, ха-ха), буду теперь кататься из Бостона в Москву и обратно, и работать в свое удовольствие и там, в МГУ, и здесь, в Гарварде.
Худо ли? Меня ведь уже к тому времени в Гарвард на работу пригласили, и посольство наше в Вашингтоне поддержало, что, мол, замечательно, разрядка же, детант... Езжай, мол, в Москву за семьей, и как только, так сразу. В смысле, пардон, тут же и обратно, одна нога здесь, другая там.
хотелось мне на наши корабли попасть, с нашими моряками за жизнь поговорить, и вообще. Они-то небось Америки не знают, а я ого-го, бывалый уже.
А в Бостоне - форменный ажиотаж по поводу ожидаемого прихода кораблей. "Бостон Глоб" несколько статей напечатала, что, мол, советские морские офицеры - люди глубоко образованные, все по английски свободно говорят. И что вообще, эпоха новая наступает, разрядка и детант.
Янки, руси, бхай-бхай (это я уже на наш язык их статьи перевожу). Ко мне в лабораторию - буквально паломничество, сотрудники Гарвардской медшколы и Питер Бригам госпиталя, где я территориально работал (теперь называется Бригам и Вимен госпиталь, если опять же по-нашему, по-русски) в очередь становятся, чтобы я их на корабли по блату провел, через заднее крыльцо. Они-то лучше меня знали, сколько народу будет на корабли в очередях стоять.
Наступает день прихода
В утренних газетах - фотографии кораблей и экипажа, парадно построенного на палубе. Ко мне сотрудники уже с газетами идут, восторженно комментировать. Вроде - лук, лук, совсем нормальные люди. Прямо как наши. Зачем же с ними воевать-то?
Здрасьте, говорю, а я тут кто такой? Ненормальный, что ли? Чему удивляетесь? Не, говорят, ты - сайентист, это не считается. И вообще наш человек. А они - военные. Ну, ребята, говорю, это вы фильмов насмотрелись. В общем, веду правильную линию, за мир, дружбу и сотрудничество. Это сейчас все это тривиально и банально, а тогда - нестандартная была концепция.
Набилось нас человек десять в длинный старый кадиллак одного из сотрудников нашей лаборатории биофизики, и помчались мы в порт. Подъезжаем - полицейские не пускают. Оцепление. Опасаются диверсий против кораблей. Я - паспортом размахиваю, свой, говорю. Полицейских это еще более напрягло.
Вот своих, русских, говорят, мы и опасаемся. Кто еще диверсии будет устраивать? Короче, если вас сами советские моряки на борт проведут, тогда другое дело. А сегодня они на берег сходить не будут, только завтра утром. Вот тогда и подходите. Обратно поехали. Назавтра опять набились все - и туда же
По дороге в порт вижу из машины - батюшки-светы, маршируют наши по бостонской улице, натурально ать-два. Все, естественно, в форме, в бескозырках с ленточками. Чистый сюр. Взвод, или как у них там в ВМФ, человек пятнадцать-двадцать. Ну ладно, вперед. Приезжаем в порт - а там опять полицейское оцепление. Все, говорят, уже сошли на берег. Не пропустим. - Так, командую американцам, - все опять в машину, и в погоню.
Там на месте и договоримся. Помчались. Доезжаем до перекрестка - налево или направо? Или прямо? Я продолжаю оценивать обстановку - направо, говорю, поскольку в той стороне - небоскребы. Куда еще наши пойдут?
Действительно, вскоре взвод нагоняем
И дальше - совестно вспомнить. Водитель наш, видимо, желая щегольнуть, делает пируэт с разворотом и визгом колес, и застывает прямо у взвода. Я выскакиваю из машины и громко - Здорово, ребята!!
И оторопел. Поскольку "ребята" - врассыпную. Метнулись, кто куда. К стене дома прижались. Лейтенант, который их вел, прыгнул в какую-то подворотню и застыл.
Я говорю - ребята, да вы что? Я же свой.
- Знаем, какой свой... Это - лейтенант, очень неуверенно и заторможенно.
А тем временем мои коллеги по одному выползают из машины и сбиваются в кучу, не понимая, что происходит. Их обилие начинает пугать даже меня.
Я вытаскиваю паспорт, и показываю издалека, лейтенанту и всем.
- Вот, говорю, могу паспорт показать.
- Знаем, какой паспорт... Это, опять же, лейтенант. - Товарищи, стоять по местам. Я проверю.
Лейтенант медленно выходит из подворотни, и берет мой паспорт. Лицо его начинает расплываться в дрожащей улыбке. - Товарищи, в самом деле свой.
У товарищей вид такой, какой показывают в кино - когда комендантский взвод уже поставил их к стенке и прицелились, но потом объявили, что начальник передумал. Я показываю своих коллег и объясняю обстановку. Те, сами напуганные, подходят. Начинается вроде осторожного братания. Все в порядке.
Говорю лейтенанту, что мы из порта, хотим на корабль, на экскурсию. Ну, говорит, нет проблем. Подходи к двум часам, я выйду. Водка есть, можешь не приносить. Без ограничений.
Так и сложилось. К двум часам в порту уже образовалась огромная очередь жителей и гостей Бостона
Как потом оказалось, люди стояли по четыре-шесть часов, и так было всю неделю, пока корабли стояли в порту. Это еще было вызвано тем, что ни один из морских офицеров - а они водили экскурсии - ни один не говорил по английски. Все шло на уровне проводки "групп" и поднятия больших пальцев. Первый день водили почти везде, а к вечеру пришла шифровка (о чем мне рассказали офицеры), что американцы в Ленинграде показывают только верхнюю палубу, и что нашим следует, раз так, показывать тоже только верхнюю.
В меня офицеры сразу вцепились, и обрисовали проблему с экскурсиями. Переводчик на двух кораблях только один, и он постоянно при адмирале на раутах. Рауты идут постоянно, не прекращаясь. Экскурсанты задают много вопросов, и только я, как офицеры считали, мог им (офицерам) помочь. Так я и провел на кораблях практически всю неделю, водя экскурсии на пару с очередным офицером, выводя офицерские группы в город, и принимая участия в подпольных "застольях".
Дело в том, что офицеры были по ватерлинию загружены водкой, что было на самом деле категорически запрещено. Пили группами (я - об офицерах) в каютах на износ с местными полицейскими. С американскими Navy, понятно, не братались - потенциальный враг, можно и в сибирский лагерь загреметь. А полицейские - свои ребята. А поскольку опять же надо было переводить, то я был нарасхват на этих нелегальных попойках.
Стука в дверь офицеры боялись, поскольку все знали, что если это доктор - то хана, он - стукач. Поэтому при стуке в дверь водка моментально пряталась, стаканы моментально опорожнялись внутрь, равновесие из последних сил сохранялось, а пьяные полицейские - хрен с ними, они такие и пришли, бусурмане ведь...
Сцены были - потрясающие. Пример - сидим мы в кубрике, четыре лейтенанта, несколько полицейских, все лыка не вяжут, один я трезвый, поскольку вроде как на работе - переводить же надо. Полицейские, еле шлепая губами, пытаются выменять у наших офицерские кортики, предлагая взамен за каждый наручники и пистолет. Наши, из последних сил пытаясь вязать лыко, словами и броуновскими жестами просят меня объяснить, что кортики - нельзя, они номерные, номер на них - понял, дура ты полицейская, брат, понял? Копы не понимают, пытаясь в ответ полулежа объяснить, что, guys, brothers, соображать надо, understand, наши же пистолеты тоже с номером, who cares?
Запомнилась одна сцена с экскурсиями Прибыл экипаж легендарной Constitution, стоящей на причале Navy Yard в Бостоне. Корабль-музей. Моряки пришли в потешной форме того времени, во главе с капитаном-полковником, тоже музейным. Водил экскурсию доктор. Естественно, в своей морской форме. Идем группой по палубе. А металлическая палуба, покрашенная шаровой краской, вся покрыта пупырышками, миллиметра три в диаметре, и в каждом - маленькая дырочка.
Я-то сначала думал, что для удобства передвижения, чтобы ноги меньше скользили. Ну, полковник и спрашивает доктора - через меня - а зачем эти пупырышки с дырочками? Я перевожу. Смотрю, доктор засмущался так, и говорит мне - слушай, переведи ему, что я доктор, и ничего в технике не смыслю. Ну, перевожу взад. Полковник понимающе заулыбался, и мне - ничего, говорит, все в порядке, never mind.
Провели мы их, проводили, я говорю - слушай, чего это ты дурака валяешь? В чем дело? - Ну, говорит, тебе как своему могу рассказать. В случае ядерного удара включается защитная система, и через эти дырочки под давлением распыляется вода. Корабль идет, окутанный водно-капельным облаком. Радиоктивная пыль не садится. Понял? - Чего не понять, говорю, но неужели они этого не знают? - А это не мое дело, доктор говорит, еще я буду анализировать, знают они что или не знают. Мало ли что они знают... Логично, говорю ему. Молодец.
Еще событие. Подходит ко мне наш капитан первого ранга, полковник, значит, и просит провести группу офицеров с ним во главе по бостонским магазинам. Джинсы, говорит, дочери обещал привезти, и жене что-то надо. Ну ясно, говорю. О чем разговор? Пошли. Повел я их на Вашинстонскую улицу, в даунтаун. Файлинс там, Джордан Марш, и вообще. Маршируют мои моряки, во главе полковник и начальник политотдела корабля.
Я, естественно, иду гражданским шагом параллельно им. Вроде как пасу. А время - к Пасхе. Вокруг на столбах и стенах висят листочки с крестами, пожеланиями на пасху, приглашениями на пасхальные мероприятия и прочее. Ну ладно. Слышу, политрук командует - стой, раз-два. Остановились, и политрук поднимает с дороги такой листочек, с крестом-распятием Иисуса, и соответствующим текстом, на английском, разумеется.
- Так, говорит, опять провокация.
Складывает листочек аккуратно, и в карман.
- Для отчета сгодится.
Ну, думаю, явно пойдет на повышение, когда вернется и отчитается
И орден какой непременно получит. За храбрость. Или за отвагу. А может, и оба сразу. А на улице явный интерес к марширующим. Кто подходит, и что-то приветливо говорит. Типа - рус, хорошьо. Кто-то руки приветливо поднимает. Кто из машины свистит, что-то не очень приветливо. Кто кричит дурашливо. Один задницу голую из окна, проезжая, показал. Но не водитель. В целом, однако, интерес положительный.
По моей просьбе полковник согласился группе временно не маршировать. Пошли небольшой толпой. Офицеры делятся впечатлениями. Всех без исключения поразил негр, который ехал в машине. Причем не один негр, а несколько и на разных машинах. Сначали предположили, что это были негры подставные, чтобы показать советским, что и у негров машины есть. Не то чтобы провокация, но обман налицо.
Да нет, говорю, у негров тоже действительно машины есть. Может, говорят, это слуги? Или там рабы? А машина - хозяина. Что-то ты заливаешь, что у негров - и свои машины. Точно, говорю. Век воли не видать. Поверили, но с трудом и нехотя. Помогло то, что еще один негр на машине проехал, с сигарой в зубах. Это наших и доканало. Действительно, раб - и с сигарой, не вяжется.
Пришли в магазин. "Файлинс бейзмент". Что нужно, спрашиваю? Офицеры пока сами не знают, описывают обстановку. Один говорит - давай от противного рассмотрим. Вот моряки наши, они бестолковые. Тратят деньги на ерунду всякую. Один тут якорь купил бронзовый, в пластик запаян. На память. И остальные вроде этого. Что с моряков взять? Дети. А у нас у некоторых семьи. Надо что-то для хозяйства привезти.
А офицерам самим - большинству лет по двадцать с небольшим. Лейтенанты. Один, 21 год ему, - я, говорит, только три месяца женат. И жена сказала - если не привезешь из Америки что путное - в постель не пущу. Я чуть не прыснул, но смотрю, лейтенанты с большим сочувствием к этой речи отнеслись. С пониманием. - Видишь, говорят, а мы пока сами не знаем, что. Так что помогай.
Оставили мы полковника у стола с джинсами и со своим привезенным сантиметром, чтобы не смущать, и пошли вдоль рядов. И вдруг мой лейтенант завопил - вот, вот ОНО! A был это стол-прилавок с лифчиками. Все, говорит, теперь знаю, что привезти. И полезно, и приятно!
Хорошо, подходим. Девушка тут же к нам подбегает - еще бы, советские моряки, все про них в Бостоне только и говорят. Can I help you, и прочее. Смотрит мой лейтенант оторопело на изделия - слушай, говорит, да тут у них размеры другие. Как же быть? Я вот только так и помню - и складывает ладонь полусферой.
Чувствую, ему не до смеха Надо выручать. Говорю продавщице, мол, в стране, откуда товарищ, другие размеры, и товарищ в затруднении. Как ему помочь? Продавщица тут же поняла ситуацию, выпрямилась, грудь поставила в правильную позицию, и, не выходя из позиции, говорит мне: спросите у друга, у его жены такая же, как у меня, or what?
Перевожу другу. Он еще больше засмущался, и шепчет! мне: - вообще кранты. У моей в три раза больше. Как это объяснить-то?
Ну, я спрашиваю - а у вас какой размер? Она говорит - тридцать два "В". - Давайте, говорю ей практически наобум, на автопилоте, - тридцать восемь "D".
Засмеялась продавщица, - все ясно, говорит. Сделаем, мол, в лучшем виде. Купили. Повеселел мой лейтенант. Остальные тоже набрали всякого разного. И полковник уже с джинсами. Выходим. - Теперь, полковник говорит, - как насчет журналов. Ну, в общем, сам знаешь, каких. Ну, знамо дело, говорю. А как таможня? - Нет проблем, все загалдели, - мы обратно в Североморск, там таможни нет. Веди, в самом деле.
Идем, и тут мой неугомонный лейтенант-молодожен глянул на витрину небольшого магазина, мимо которого проходили. И ринулся внутрь. То был магазин женского белья, а на витрине было то, что поразило его воображение: кружевной пояс для чулок, черный, ОЧЕНЬ узенький, и на нем аппетитно и длинно болтаются, ну, эти, с защепками. Ну, все за лейтенантом. Он подбегает к прилавку, и по-русски - давай, показывай, указывая на витрину. Совсем парня заклинило.
Подхожу, объясняю. Достали, показали, привели в практический экстаз. Сколько? - это он меня спрашивает. How much? - говорю. Они называют сумму. Ни фига... стонет лейтенант, и им - опять по-русски - ЗАВОРАЧИВАЙ! - с характерным взмахом-полуоборотом руки.
- Все, облегченно стонет лейтенант, сделано дело. - Теперь и обратно можно.
Подошли к журнальному магазинчику, "только для взрослых" В Combat Zone дайнтауна, на той же Вашингтонской улице. Входим. Представляете, человек двадцать морских офицеров, все в форме. Верю, что в тот магазинчик никогда столько человек одновременно не входили. Ну просто сюр опять. Вошли, и тут же к журналам типа Плейбой, что прямо у входа на полках стоят. Были они тогда по 70 центов, как сейчас помню.
Сейчас не знаю, но чувствую, что не меньше пяти долларов потянут. Зашуршали страницами. Говорю со знанием дела - мол, не торопитесь, пройдите вглубь салона, некоторые, может, любят погорячей. Прошли. А я тем временем любезничаю с матроной, немалых размеров, которая у кассы на входе сидит. Расхваливаю советских морских офицеров.
Подходят ко мне смущенные офицеры, что, мол, на тех полиэтилен, запечатано. Смотрю, действительно, запечатано, и лист бумаги висит на стене, что здесь не библиотека. Я - обратно к матроне, так мол и так, можно ли господам офицерам посмотреть. Исключительно из любопытства, но может и купят.
Смотрю - матрона начала грузно подниматься со своего рабочего места за кассой. Ну, думаю, труба, скандал сейчас получится. Встала она во весь рост, чтобы, видимо, всем в глубине видно было, взмахнула рукой, как тот Чапаев, которого она в жизни не видела, и протрубила: - Для советских моряков ничего не жалко! Рви полиэтилен!
Сорвали мои моряки, повернулись застенчиво друг к другу спинами, чтобы не видно ЭТО было, пошелестели... Покраснели, смотрю, потом один говорит - нет, ЭТО я своей жене не смогу показать. Те, у входа, лучше. Все согласились. Купили Плейбой и подобные. Довольно много. Матрона была довольна. Моряки тоже.
Принес я в лабораторию презент от моряков - огромная банка селедки, несколько буханок черного флотского хлеба, и несколько бутылок водки. Хорошо, что в лаборатории датчанин был, который толк в селедке знал.
Мы с ним на пару и остальных попробовать уговорили. А водку еще потом долго пили, до самого моего отъезда. Потому что я им разбавлять ее не разрешал. Иначе неаутентично будет. Оставили до моего скорого возвращения из Москвы. Которое случилось только через девять лет... Но это тоже так, к слову.
А завершение визита кораблей - это была феерия
Пронзительный отход кораблей, с которых на весь Бостон играли духовые оркестры - Дунайские волны, Прощание славянки, и лицо мокрое почему-то, и толпа рыдающих девушек на берегу...
Лейтенанты-то мои действительно не промах оказались, еще и романы за неделю успели... И бостонцы, срывающие с руки часы на память нашим морякам - уже не лейтенантам, конечно, а матросам.
И матросы, царапающие в ответ записки с адресами - деревня такая-то, такой-то район, область... И водяной салют с американских кораблей, которые перекрестно и непрерывно били пышными струями куда-то вверх и навстречу друг другу, и наши крейсеры шли под этими водяными арками, сверкающими на солнце тысячами радуг. И мокрые от этих брызг корабельные оркестры все продолжали и продолжали играть духовые щемящие вальсы...
Источник
Нам прочитали две лекции по мату и выдали учебные пособия. Лекции были основательными. Лектор рисовал на доске анатомически корректные изображения и называл слова и выражения. Мы старательно конспектировали. В аудитории, помимо нас, сидели еще две дамы из преподавательского состава и время от времени поднимали голос, типа:
- Джон, ты забыл еще одно слово для описания pussy"
- Да, Бетти, - отвечал Джон, - thank you, I appreciate it
И поднимал еще выше уровень наших познаний.
Главных учебных пособия были три. Одно называлось Fuck List, другое - Shit List и третье было книжкой хорошего размера, в русско-английском исполнении. Книжка состояла из пяти частей. Часть первая - слова. Часть вторая - комбинации слов. Часть третья - изощренные вариации слов, которые, видимо, сделали бы честь любому боцману.
Часть четвертая - частушки первых пятилеток. Этот временной период узнавался сразу, персонажи - тракторист, колхозница, трактор. Тракторист обычно приглашал колхозницу на экскурсию по осмотру трактора, ну и предлагал немного порулить. Это, так сказать, канва частушек. Часть пятая - сказки Афанасьева. Персонажи - поп, попадья, попова дочка, солдат. Тут уже про канву можно не упоминать.
На самом деле эта часть образования нам здорово помогла. Или, иначе говоря, не прошла даром. Потом, вернувшись в Москву, я на кинофестивале смотрел экранизацию романа Кена Элтона Кизи (Киси) - Can Elton Kesey "One Flew Over the Cuckoo's Nest", с синхронным переводом. На экране возникало отделение психбольницы, и персонажи, судя по синхронном переводу, переговаривались как в известном анекдоте : "Не перестанете ли, любезный Иван Иванович, капать мне на голову оловом?". А с экрана в зал неслось - ю, факин' сановабич, тэйк йор факин' хэндс офф май факин' нэк"... Fuck List был одностраничным, но емким пособием. Вначале давалась этимология этого достаточно популярного слова, и, как указывалось, это слово является "одним из самых интересных слов в современном английском языке". Описывалось, что это слово используется во многих грамматических категориях - как глагол переходный и непереходный (даются примеры про Джона и Мэри), как наречие (про Мэри), как существительное (опять же про Мэри), и как прилагательное (снова про Мэри).Там же приводились прочие примеры использования этого слова при описании fraud, ignorance, trouble, aggression, difficulty, displeasure, incompetence, suspicion, enjoyment, request и hostility. Я мог бы дать все эти примеры, но только по заявкам читателей. Поскольку это пособие храню до сих пор, тридцать лет спустя.
Второе, краткое по форме, но тоже емкое по содержанию пособие представляло собой около двухсот вариантов выражений со словом shit. Мне особенно запомнилось своей парадоксальностью одно весьма вычурное выражение.
Оно звучало так: "May the bluebird of happiness make a shit on your birthday cake". Его в принципе можно перевести на русский, но я этого делать не буду. Скажу только, что в нем упоминается Синяя Птица. Или, как говорят американцы, Синяя Птица Счастья.
Поездка в США. 1974 год. Как нас лечили от культурного шока
С самого первого дня в Принстоне наши гиды постоянно напоминали о том, что мы находимся в состоянии культурного шока. Нас это несколько обижало. Что такое Принстон по сравнению с Москвой или Ленинградом? Или с Киевом? Не говоря уже о Тбилиси! Дыра, да и только. Какой шок?
Потом стало яснее, что под культурным шоком здесь понимают попадание в непривычную среду. Ну ладно, с этим еще можно согласиться. Среда, конечно, непривычная. В первый же день после прилета я вышел прогуляться на улицу, за пределы университетского кампуса. Светофоров поблизости не было, переходов тоже. Вдруг проезжающая по улице машина останавливается и за ней другие. Движение замерло.
Я сначала не понял, в чем дело, а потом заметил, что водитель передней машины машет мне рукой, чтобы я перешел дорогу. Я перебежал, и движение снова востановилось. Я был настолько этим впечатлен, что в тот же день написал домой письмо, в котором в подробностях отразил сей крайне необычный факт. Поскольку практически все наши испытали те же самые ощущения, это тема была основной при обсуждений наших впечатлений в первый день и вечер.
Мы обратили внимание, что здесь по зеленым газонам ходят. Более того, садятся, где хотят, ложатся, читают книжки и газеты, достают бутерброды и там же, сидя или лежа, едят. Было непонятно, как им такое разрешают. И не видно привычных нам табличек "По газонам не ходить". Мы спросили у преподавателей, и изрядно их повеселили. Суть ответа была: как это могут не разрешить? Мы же платим налоги, и с этих самых налогов город разбивает газон и его поддерживает. Это - наш газон, всех и мой, в частности. Я его оплатил. Имею полное право. Это была совершенно необычная постановка вопроса. Как-то раньше никому из нас это в голову не приходило. Мы с детства декламировали "человек проходит как хозяин" и "всё вокруг - моё", но на самом деле не очень-то и моё, как оказывается. Пойди выйди, ляг на газон. Да еще с бутербродом. Мало не покажется. Это - на родине.
Прошло несколько дней, и нам сообщили, что нас повезут на день в Филадельфию для частичного снятия "культурного шока". Надо взять с собой плавки - будем купаться в океане. Ура! А потом, еще через несколько дней, поедем в Нью-Йорк. При словах "Нью-Йорк" наши гиды закатывали глаза, всем видом выражая, что вот уж там будет шок так шок. Мы, в общем-то, примерно знали.
Город желтого дьявола, и всё такое. Гангстеры на улицах, беспрестанная стрельба. Грохочущая то ли подземка, то ли надземка. Самоубийцы, стоящие в очереди к Бруклинскому мосту. А Филадельфия - это вроде ничего. Тоже, наверное, дыра, как и Принстон.
В назначенное время рано утром подкатил большой автобус, и меньше, чем через час, мы уже были в Филадельфии. Город оказался на удивление зеленым. Это было крушение еще одного стереотипа - что в американских городах совсем нет деревьев. Я с детства помню рассказ одного советского политического сатирика, в котором жители Нью-Йорка, схватив преступника, сетуют на то, что в Нью-Йорке совсем нет деревьев, поэтому не могут его сразу вздернуть.
В Филадельфии деревьев было много, были даже большие парки. Мы проезжали мимо огромных витрин магазинов, в которых часто было выставлено дамское нижнее белье. Это тоже было непривычно, но в целом понятно.
Я не раз читал в наших газетах, что в Америке так специально делают, чтобы жители возбуждались и совершали сексуальные преступления. Правда, было не очень понятно, зачем это нужно владельцам магазинов, да и вообще, ерунда, конечно. Но ведь пишут же...
Мы попросили гидов оставить нас до середины дня одних и договорились встретиться на том же месте в назначенное время. Гидов особенно упрашивать не пришлось, у них тоже были свои дела. А у нас был план - мы еще заранее решили в Филадельфии сходить на фильм категории "только для взрослых". Мы это проходили по нашей программе английского языка.
Итак, Филадельфия августа 1974 года. Так вот, в Принстоне фильмы категории Х не показывал ни один кинотеатр, и мы договорились пойти посмотреть в Филадельфии, чтобы получить представление, что это такое.
Мы, в количестве 49 человек, оперативно выдвинулись вперед к даун-тауну Филадельфии, и довольно скоро нашли соответствующий кинотеатр. Несмотря на ранний час, кинофильмы там шли. Как оказалось, 24 часа в сутки. На фронтоне красовались названия двух фильмов. Один имел индекс Х, другой ХХ. Как тут же выяснилось, фильм Х шел за два доллара, а двойной Х - за три доллара. Соответственно, к нашему удивлению, были две кассы. Мы тут же, не размышляя, выстроились к второй кассе, за трояк.
Сцена была совершенно сюрреалистическая. Ранним утром - еще не было девяти утра - к кассе кинотеатра калибра Х, и даже ХХ, выстроилась очередь из 49 человек. Это было достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса - Guinness Book of World Records. Особенно, если учитывать, что, как потом выяснилось, после пары-тройки экспериментов, даже в час пик в таких кинотеатрах больше дюжины человек обычно не сидели.
Должен сказать, что почти через год подобная история повторилась в Бостоне, в магазине журналов "для взрослых", куда я привел группу морских офицеров с советского ракетного крейсера. Об этом я еще расскажу. Так что эти события не являлись редкими или случайными. Это - modus operandi советских людей.
Войдя в кинотеатр и немного попривыкнув к темноте, я увидел двух зрителей, сидевших на пару рядов впереди и чуть в стороне. Они были в советской военно-морской офицерской форме, и, видимо, зашли сюда раньше нас. Или сидели уже давно. Я пересел на ряд сзади них, и радостно прошептал - привет своим.
Офицеры, судя по затылкам и шеям, напряглись и как-то окаменели. Не повернулись. Потом одновременно привстали и пересели на самый край ряда, к проходу. Я понял, что совершил ошибку. Не надо этого было делать. А я на радостях такого дурака свалял. Надо извиняться. Я опять передвинулся за их спины и прошептал: "Ребята, не беспокойтесь, здесь все свои. Мы из Союза".
Офицеры быстро переглянулись, встали, и, пригибаясь, быстро пошли к выходу. Нырнули под портьеру и вышли. Чёрт, надо же так. Испортил настроение себе и им.
Ну, а фильм шел своим чередом. С сюжетом было давно ясно, сюжет не был замысловатым и повторялся в нескольких разных вариантах. Было много криков и стонов, и биологические субстанции с обеих сторон хлестали неправдоподобно мощными струями. Причем женщины явно давали фору мужчинам. Что-то здесь не так... Хотя кто их знает, может, в Америке женщины такие... Раскрепощенные, что ли...
И вдруг подсели уже ко мне. Какой-то старичок, кивая на экран, спросил: "Это что, кино такое?"
- Йес, - отвечаю, - а муви
- А что, - спрашивает, - и дальше так все будет?
- Йес, - говорю, - и дальше
Старичок хмыкнул, покачал головой, что-то пробормотал, что я не уловил, и отсел. Я проверил свой карман - деньги были на месте
Потом мы встретились с гидами, опять в автобус, и мы отправились в Атлантик-Сити. Час езды. Мы погуляли по длинному деревянному бордвоку вдоль набережной, полюбовались на вычурные трехметровые деревянные замки, возведенные там же, и нас повезли на пляж. Пляж был отделен от дороги и парковки длинным холмиком, вроде бруствера.
Поднявшись на холмик, мы увидели длинную и широкую полосу загорающих. Зрелище было неожиданным и впечатляющим. Слева лежали, сидели и ходили только белые, справа - только черные. Между ними была граница. Никакой разметки не было, но граница была.
Потом, лежа на пляже, мы ехидно спросили нашего гида, мол, что это всё означает? Как это понимать? Сегрегация?
- Хорошенькое дело, - сказала гид. - Вы, когда пошли вниз на пляж, в какую сторону пошли? К черным?
- Зачем к черным? - удивились мы. - К белым, конечно.
- Ну вот и все так же, - спокойно ответила гид - Никто никого не заставляет, все делают свой добровольный выбор. И те, и другие. Видимо, так комфортабельнее.Да, действительно
В апреле 1975 два советских военных корабля посетили Бостон - в честь 30-летия Победы. Два американских USS в то же время посетили Ленинград - по тому же поводу. Я не знаю, к какому классу советские корабли относились - ракетные крейсеры, наверное.
Да это и неважно. Важно то, что для Бостона это было СОБЫТИЕ. Для меня тоже. Я уже провел в Бостоне к тому времени почти год, и натурально стал отвыкать от руского языка.
Тогда "русских" в Бостоне практически не было. За год до этого туда приехала первая партия из ста одесситов, которые практически без следа рассосались в городе. О них я только слышал несколько легенд от студентов Гарварда, изучающих русский язык, и которые тем одесситам помогали справиться с "культурным шоком", о котором так любят говорить американцы.
Я, само собой, захотел с кем-либо из "одесситов" встретиться, чтобы услышать их впечатления о США, да и немного их поэпатировать. Они-то сюда навсегда, а я (так я думал, ха-ха), буду теперь кататься из Бостона в Москву и обратно, и работать в свое удовольствие и там, в МГУ, и здесь, в Гарварде.
Худо ли? Меня ведь уже к тому времени в Гарвард на работу пригласили, и посольство наше в Вашингтоне поддержало, что, мол, замечательно, разрядка же, детант... Езжай, мол, в Москву за семьей, и как только, так сразу. В смысле, пардон, тут же и обратно, одна нога здесь, другая там.
хотелось мне на наши корабли попасть, с нашими моряками за жизнь поговорить, и вообще. Они-то небось Америки не знают, а я ого-го, бывалый уже.
А в Бостоне - форменный ажиотаж по поводу ожидаемого прихода кораблей. "Бостон Глоб" несколько статей напечатала, что, мол, советские морские офицеры - люди глубоко образованные, все по английски свободно говорят. И что вообще, эпоха новая наступает, разрядка и детант.
Янки, руси, бхай-бхай (это я уже на наш язык их статьи перевожу). Ко мне в лабораторию - буквально паломничество, сотрудники Гарвардской медшколы и Питер Бригам госпиталя, где я территориально работал (теперь называется Бригам и Вимен госпиталь, если опять же по-нашему, по-русски) в очередь становятся, чтобы я их на корабли по блату провел, через заднее крыльцо. Они-то лучше меня знали, сколько народу будет на корабли в очередях стоять.
Наступает день прихода
В утренних газетах - фотографии кораблей и экипажа, парадно построенного на палубе. Ко мне сотрудники уже с газетами идут, восторженно комментировать. Вроде - лук, лук, совсем нормальные люди. Прямо как наши. Зачем же с ними воевать-то?
Здрасьте, говорю, а я тут кто такой? Ненормальный, что ли? Чему удивляетесь? Не, говорят, ты - сайентист, это не считается. И вообще наш человек. А они - военные. Ну, ребята, говорю, это вы фильмов насмотрелись. В общем, веду правильную линию, за мир, дружбу и сотрудничество. Это сейчас все это тривиально и банально, а тогда - нестандартная была концепция.
Набилось нас человек десять в длинный старый кадиллак одного из сотрудников нашей лаборатории биофизики, и помчались мы в порт. Подъезжаем - полицейские не пускают. Оцепление. Опасаются диверсий против кораблей. Я - паспортом размахиваю, свой, говорю. Полицейских это еще более напрягло.
Вот своих, русских, говорят, мы и опасаемся. Кто еще диверсии будет устраивать? Короче, если вас сами советские моряки на борт проведут, тогда другое дело. А сегодня они на берег сходить не будут, только завтра утром. Вот тогда и подходите. Обратно поехали. Назавтра опять набились все - и туда же
По дороге в порт вижу из машины - батюшки-светы, маршируют наши по бостонской улице, натурально ать-два. Все, естественно, в форме, в бескозырках с ленточками. Чистый сюр. Взвод, или как у них там в ВМФ, человек пятнадцать-двадцать. Ну ладно, вперед. Приезжаем в порт - а там опять полицейское оцепление. Все, говорят, уже сошли на берег. Не пропустим. - Так, командую американцам, - все опять в машину, и в погоню.
Там на месте и договоримся. Помчались. Доезжаем до перекрестка - налево или направо? Или прямо? Я продолжаю оценивать обстановку - направо, говорю, поскольку в той стороне - небоскребы. Куда еще наши пойдут?
Действительно, вскоре взвод нагоняем
И дальше - совестно вспомнить. Водитель наш, видимо, желая щегольнуть, делает пируэт с разворотом и визгом колес, и застывает прямо у взвода. Я выскакиваю из машины и громко - Здорово, ребята!!
И оторопел. Поскольку "ребята" - врассыпную. Метнулись, кто куда. К стене дома прижались. Лейтенант, который их вел, прыгнул в какую-то подворотню и застыл.
Я говорю - ребята, да вы что? Я же свой.
- Знаем, какой свой... Это - лейтенант, очень неуверенно и заторможенно.
А тем временем мои коллеги по одному выползают из машины и сбиваются в кучу, не понимая, что происходит. Их обилие начинает пугать даже меня.
Я вытаскиваю паспорт, и показываю издалека, лейтенанту и всем.
- Вот, говорю, могу паспорт показать.
- Знаем, какой паспорт... Это, опять же, лейтенант. - Товарищи, стоять по местам. Я проверю.
Лейтенант медленно выходит из подворотни, и берет мой паспорт. Лицо его начинает расплываться в дрожащей улыбке. - Товарищи, в самом деле свой.
У товарищей вид такой, какой показывают в кино - когда комендантский взвод уже поставил их к стенке и прицелились, но потом объявили, что начальник передумал. Я показываю своих коллег и объясняю обстановку. Те, сами напуганные, подходят. Начинается вроде осторожного братания. Все в порядке.
Говорю лейтенанту, что мы из порта, хотим на корабль, на экскурсию. Ну, говорит, нет проблем. Подходи к двум часам, я выйду. Водка есть, можешь не приносить. Без ограничений.
Так и сложилось. К двум часам в порту уже образовалась огромная очередь жителей и гостей Бостона
Как потом оказалось, люди стояли по четыре-шесть часов, и так было всю неделю, пока корабли стояли в порту. Это еще было вызвано тем, что ни один из морских офицеров - а они водили экскурсии - ни один не говорил по английски. Все шло на уровне проводки "групп" и поднятия больших пальцев. Первый день водили почти везде, а к вечеру пришла шифровка (о чем мне рассказали офицеры), что американцы в Ленинграде показывают только верхнюю палубу, и что нашим следует, раз так, показывать тоже только верхнюю.
В меня офицеры сразу вцепились, и обрисовали проблему с экскурсиями. Переводчик на двух кораблях только один, и он постоянно при адмирале на раутах. Рауты идут постоянно, не прекращаясь. Экскурсанты задают много вопросов, и только я, как офицеры считали, мог им (офицерам) помочь. Так я и провел на кораблях практически всю неделю, водя экскурсии на пару с очередным офицером, выводя офицерские группы в город, и принимая участия в подпольных "застольях".
Дело в том, что офицеры были по ватерлинию загружены водкой, что было на самом деле категорически запрещено. Пили группами (я - об офицерах) в каютах на износ с местными полицейскими. С американскими Navy, понятно, не братались - потенциальный враг, можно и в сибирский лагерь загреметь. А полицейские - свои ребята. А поскольку опять же надо было переводить, то я был нарасхват на этих нелегальных попойках.
Стука в дверь офицеры боялись, поскольку все знали, что если это доктор - то хана, он - стукач. Поэтому при стуке в дверь водка моментально пряталась, стаканы моментально опорожнялись внутрь, равновесие из последних сил сохранялось, а пьяные полицейские - хрен с ними, они такие и пришли, бусурмане ведь...
Сцены были - потрясающие. Пример - сидим мы в кубрике, четыре лейтенанта, несколько полицейских, все лыка не вяжут, один я трезвый, поскольку вроде как на работе - переводить же надо. Полицейские, еле шлепая губами, пытаются выменять у наших офицерские кортики, предлагая взамен за каждый наручники и пистолет. Наши, из последних сил пытаясь вязать лыко, словами и броуновскими жестами просят меня объяснить, что кортики - нельзя, они номерные, номер на них - понял, дура ты полицейская, брат, понял? Копы не понимают, пытаясь в ответ полулежа объяснить, что, guys, brothers, соображать надо, understand, наши же пистолеты тоже с номером, who cares?
Запомнилась одна сцена с экскурсиями Прибыл экипаж легендарной Constitution, стоящей на причале Navy Yard в Бостоне. Корабль-музей. Моряки пришли в потешной форме того времени, во главе с капитаном-полковником, тоже музейным. Водил экскурсию доктор. Естественно, в своей морской форме. Идем группой по палубе. А металлическая палуба, покрашенная шаровой краской, вся покрыта пупырышками, миллиметра три в диаметре, и в каждом - маленькая дырочка.
Я-то сначала думал, что для удобства передвижения, чтобы ноги меньше скользили. Ну, полковник и спрашивает доктора - через меня - а зачем эти пупырышки с дырочками? Я перевожу. Смотрю, доктор засмущался так, и говорит мне - слушай, переведи ему, что я доктор, и ничего в технике не смыслю. Ну, перевожу взад. Полковник понимающе заулыбался, и мне - ничего, говорит, все в порядке, never mind.
Провели мы их, проводили, я говорю - слушай, чего это ты дурака валяешь? В чем дело? - Ну, говорит, тебе как своему могу рассказать. В случае ядерного удара включается защитная система, и через эти дырочки под давлением распыляется вода. Корабль идет, окутанный водно-капельным облаком. Радиоктивная пыль не садится. Понял? - Чего не понять, говорю, но неужели они этого не знают? - А это не мое дело, доктор говорит, еще я буду анализировать, знают они что или не знают. Мало ли что они знают... Логично, говорю ему. Молодец.
Еще событие. Подходит ко мне наш капитан первого ранга, полковник, значит, и просит провести группу офицеров с ним во главе по бостонским магазинам. Джинсы, говорит, дочери обещал привезти, и жене что-то надо. Ну ясно, говорю. О чем разговор? Пошли. Повел я их на Вашинстонскую улицу, в даунтаун. Файлинс там, Джордан Марш, и вообще. Маршируют мои моряки, во главе полковник и начальник политотдела корабля.
Я, естественно, иду гражданским шагом параллельно им. Вроде как пасу. А время - к Пасхе. Вокруг на столбах и стенах висят листочки с крестами, пожеланиями на пасху, приглашениями на пасхальные мероприятия и прочее. Ну ладно. Слышу, политрук командует - стой, раз-два. Остановились, и политрук поднимает с дороги такой листочек, с крестом-распятием Иисуса, и соответствующим текстом, на английском, разумеется.
- Так, говорит, опять провокация.
Складывает листочек аккуратно, и в карман.
- Для отчета сгодится.
Ну, думаю, явно пойдет на повышение, когда вернется и отчитается
И орден какой непременно получит. За храбрость. Или за отвагу. А может, и оба сразу. А на улице явный интерес к марширующим. Кто подходит, и что-то приветливо говорит. Типа - рус, хорошьо. Кто-то руки приветливо поднимает. Кто из машины свистит, что-то не очень приветливо. Кто кричит дурашливо. Один задницу голую из окна, проезжая, показал. Но не водитель. В целом, однако, интерес положительный.
По моей просьбе полковник согласился группе временно не маршировать. Пошли небольшой толпой. Офицеры делятся впечатлениями. Всех без исключения поразил негр, который ехал в машине. Причем не один негр, а несколько и на разных машинах. Сначали предположили, что это были негры подставные, чтобы показать советским, что и у негров машины есть. Не то чтобы провокация, но обман налицо.
Да нет, говорю, у негров тоже действительно машины есть. Может, говорят, это слуги? Или там рабы? А машина - хозяина. Что-то ты заливаешь, что у негров - и свои машины. Точно, говорю. Век воли не видать. Поверили, но с трудом и нехотя. Помогло то, что еще один негр на машине проехал, с сигарой в зубах. Это наших и доканало. Действительно, раб - и с сигарой, не вяжется.
Пришли в магазин. "Файлинс бейзмент". Что нужно, спрашиваю? Офицеры пока сами не знают, описывают обстановку. Один говорит - давай от противного рассмотрим. Вот моряки наши, они бестолковые. Тратят деньги на ерунду всякую. Один тут якорь купил бронзовый, в пластик запаян. На память. И остальные вроде этого. Что с моряков взять? Дети. А у нас у некоторых семьи. Надо что-то для хозяйства привезти.
А офицерам самим - большинству лет по двадцать с небольшим. Лейтенанты. Один, 21 год ему, - я, говорит, только три месяца женат. И жена сказала - если не привезешь из Америки что путное - в постель не пущу. Я чуть не прыснул, но смотрю, лейтенанты с большим сочувствием к этой речи отнеслись. С пониманием. - Видишь, говорят, а мы пока сами не знаем, что. Так что помогай.
Оставили мы полковника у стола с джинсами и со своим привезенным сантиметром, чтобы не смущать, и пошли вдоль рядов. И вдруг мой лейтенант завопил - вот, вот ОНО! A был это стол-прилавок с лифчиками. Все, говорит, теперь знаю, что привезти. И полезно, и приятно!
Хорошо, подходим. Девушка тут же к нам подбегает - еще бы, советские моряки, все про них в Бостоне только и говорят. Can I help you, и прочее. Смотрит мой лейтенант оторопело на изделия - слушай, говорит, да тут у них размеры другие. Как же быть? Я вот только так и помню - и складывает ладонь полусферой.
Чувствую, ему не до смеха Надо выручать. Говорю продавщице, мол, в стране, откуда товарищ, другие размеры, и товарищ в затруднении. Как ему помочь? Продавщица тут же поняла ситуацию, выпрямилась, грудь поставила в правильную позицию, и, не выходя из позиции, говорит мне: спросите у друга, у его жены такая же, как у меня, or what?
Перевожу другу. Он еще больше засмущался, и шепчет! мне: - вообще кранты. У моей в три раза больше. Как это объяснить-то?
Ну, я спрашиваю - а у вас какой размер? Она говорит - тридцать два "В". - Давайте, говорю ей практически наобум, на автопилоте, - тридцать восемь "D".
Засмеялась продавщица, - все ясно, говорит. Сделаем, мол, в лучшем виде. Купили. Повеселел мой лейтенант. Остальные тоже набрали всякого разного. И полковник уже с джинсами. Выходим. - Теперь, полковник говорит, - как насчет журналов. Ну, в общем, сам знаешь, каких. Ну, знамо дело, говорю. А как таможня? - Нет проблем, все загалдели, - мы обратно в Североморск, там таможни нет. Веди, в самом деле.
Идем, и тут мой неугомонный лейтенант-молодожен глянул на витрину небольшого магазина, мимо которого проходили. И ринулся внутрь. То был магазин женского белья, а на витрине было то, что поразило его воображение: кружевной пояс для чулок, черный, ОЧЕНЬ узенький, и на нем аппетитно и длинно болтаются, ну, эти, с защепками. Ну, все за лейтенантом. Он подбегает к прилавку, и по-русски - давай, показывай, указывая на витрину. Совсем парня заклинило.
Подхожу, объясняю. Достали, показали, привели в практический экстаз. Сколько? - это он меня спрашивает. How much? - говорю. Они называют сумму. Ни фига... стонет лейтенант, и им - опять по-русски - ЗАВОРАЧИВАЙ! - с характерным взмахом-полуоборотом руки.
- Все, облегченно стонет лейтенант, сделано дело. - Теперь и обратно можно.
Подошли к журнальному магазинчику, "только для взрослых" В Combat Zone дайнтауна, на той же Вашингтонской улице. Входим. Представляете, человек двадцать морских офицеров, все в форме. Верю, что в тот магазинчик никогда столько человек одновременно не входили. Ну просто сюр опять. Вошли, и тут же к журналам типа Плейбой, что прямо у входа на полках стоят. Были они тогда по 70 центов, как сейчас помню.
Сейчас не знаю, но чувствую, что не меньше пяти долларов потянут. Зашуршали страницами. Говорю со знанием дела - мол, не торопитесь, пройдите вглубь салона, некоторые, может, любят погорячей. Прошли. А я тем временем любезничаю с матроной, немалых размеров, которая у кассы на входе сидит. Расхваливаю советских морских офицеров.
Подходят ко мне смущенные офицеры, что, мол, на тех полиэтилен, запечатано. Смотрю, действительно, запечатано, и лист бумаги висит на стене, что здесь не библиотека. Я - обратно к матроне, так мол и так, можно ли господам офицерам посмотреть. Исключительно из любопытства, но может и купят.
Смотрю - матрона начала грузно подниматься со своего рабочего места за кассой. Ну, думаю, труба, скандал сейчас получится. Встала она во весь рост, чтобы, видимо, всем в глубине видно было, взмахнула рукой, как тот Чапаев, которого она в жизни не видела, и протрубила: - Для советских моряков ничего не жалко! Рви полиэтилен!
Сорвали мои моряки, повернулись застенчиво друг к другу спинами, чтобы не видно ЭТО было, пошелестели... Покраснели, смотрю, потом один говорит - нет, ЭТО я своей жене не смогу показать. Те, у входа, лучше. Все согласились. Купили Плейбой и подобные. Довольно много. Матрона была довольна. Моряки тоже.
Принес я в лабораторию презент от моряков - огромная банка селедки, несколько буханок черного флотского хлеба, и несколько бутылок водки. Хорошо, что в лаборатории датчанин был, который толк в селедке знал.
Мы с ним на пару и остальных попробовать уговорили. А водку еще потом долго пили, до самого моего отъезда. Потому что я им разбавлять ее не разрешал. Иначе неаутентично будет. Оставили до моего скорого возвращения из Москвы. Которое случилось только через девять лет... Но это тоже так, к слову.
А завершение визита кораблей - это была феерия
Пронзительный отход кораблей, с которых на весь Бостон играли духовые оркестры - Дунайские волны, Прощание славянки, и лицо мокрое почему-то, и толпа рыдающих девушек на берегу...
Лейтенанты-то мои действительно не промах оказались, еще и романы за неделю успели... И бостонцы, срывающие с руки часы на память нашим морякам - уже не лейтенантам, конечно, а матросам.
И матросы, царапающие в ответ записки с адресами - деревня такая-то, такой-то район, область... И водяной салют с американских кораблей, которые перекрестно и непрерывно били пышными струями куда-то вверх и навстречу друг другу, и наши крейсеры шли под этими водяными арками, сверкающими на солнце тысячами радуг. И мокрые от этих брызг корабельные оркестры все продолжали и продолжали играть духовые щемящие вальсы...
Источник