Тетерский Олег Павлович. Финансист. Простой советский банкир.
"...Моя трудовая деятельность началась в Отделе банковских кредитов Внешторгбанка СССР (ныне Внешэкономбанк) в декабре 1971 года в период прохождения практики. И уже к моменту окончания института в 1972 году я был зачислен в элитную экономическую валютно-кредитную группу, занимавшуюся организацией долгосрочных кредитов для импорта оборудования из западных стран, и сразу активно вовлечен в практическую работу по организации этих кредитов.
Большую роль в то время в развитии данного направления деятельности Внешторгбанка СССР сыграл Р. Б. Серажетдинов. Под его руководством Отдел банковских кредитов буквально на глазах превратился в Управление иностранных банковских кредитов, из маленькой группы сформировались два профессионально сильных экономических отдела: валютно-кредитный и отдел компенсационных сделок, которые в последующие годы организовали финансовые операции на многие десятки миллиардов долларов
Мне повезло, что студенту-практиканту изначально давались, порой казалось, невыполнимые и сложные задания. Я сразу был поставлен на самый перегруженный
и провальный в то время участок работы - кредитные отношения с банками США.
В рамках межгосударственного договора, подписанного Л. И. Брежневым и Р. Никсоном, Соединенные Штаты нам давали лимит на 500 млн долларов и предлагали альтернативу: получить под них государственную гарантию Экспортно-импортного банка США («Эксимбанк») либо долгосрочные кредиты того же банка. Мы, конечно, сразу
выбрали кредиты. Зачем нам гарантии?! У нас самих рейтинг тогда был очень высокий. На свободных финансовых рынках в Европе банк мог привлекать ресурсы до 5 лет по
цене ЛИБОР плюс 0,5% годовых, а депозиты до 6 месяцев по ставке ЛИБОР.
Американское государство финансировало только 45% суммы сделки, остальное следовало собирать на открытом рынке. В США тогда было около 11 тысяч банков!
Однако следовало спешить - в Конгрессе США уже обсуждалось письмо, подписанное более чем ста конгрессменами, протестовавшими против кредитных сделок
с Советским Союзом, обсуждалась поправка Джексона Вэника. Операции с СССР использовались в политической борьбе за импичмент президента Никсона. Задача
выбрать предоставленный лимит буквально за полгодагод, оформив его конкретными кредитными соглашениями и контрактами, становилась политической.
В свою очередь первоначально никто в банке не мог даже определить общую стоимость американского кредита для заемщика, поскольку он состоял из разных частей с совершенно несопоставимыми условиями. Соответственно, отсутствовала возможность сравнивать эту стоимость с кредитами, получаемыми в Европе по простой и понятной
для всех единой фиксированной процентной ставке (6,0-6,25% годовых) и, соответственно, с директивами, установленными по этим вопросам.
Например, по кредиту для КАМАЗа по доле кредита «Эксимбанка» на 45% стоимости оборудования, срок кредита составлял 17 лет с началом
погашения через 11 лет, с фиксированной процентной ставкой 6% годовых. Оставшиеся для кредитования 45% стоимости должны были финансироваться частными банками на рыночных условиях на срок 11 лет.
По каждой части применялись различные процентные ставки, комиссии, различные сроки и процедуры использования и их погашения. Переговоры показали, что и американские банки, как правило, также не могли посчитать конечную общую стоимость.
Именно тогда по поручению Р. Б. Серажетдинова я, будучи еще практикантом и не понимая до конца целей этой работы, выполнил примерные расчеты стоимости таких кредитов и подтвердил с точностью до 1 тыс. долларов США их полное соответствие бухгалтерским расчетам.
Общая стоимость кредита для КАМАЗа составила, в частности, менее 6,4% годовых. Другие специалисты, как выяснилось позднее, давали результаты в диапазоне 6,9-8,0%. Мало того, что каждая 0,1% в этой сделке равнялась более чем 1,5 млн долларов США, но указанные неточности расчетов фактически блокировали завершение переговоров с американцами. Оказывалось, что их кредиты значительно дороже европейских,на которые были ориентированы директивы по ведению переговоров.
Для практической работы по поручению руководства банка я перевел свои расчеты на универсальную математическую формулу оценки единой стоимости американских кредитов. На ее базе подготовил для пользователей специальные расчетные таблицы на 240 вариантов кредитования. И за эту работу получил благодарность лично от Председателя Правления Внешторгбанка СССР Ю. А. Иванова, после чего был переведен из практикантов в указанную элитную группу. Вскоре я стал главным экономистом.
Должность эта в то время была более редкой в штатном расписании банка, чем зам. начальника отдела. Это, наряду с хорошим знанием английского языка, окончательно определило мое направление на работу с кредитами США.
В те годы финансовый рынок США многократно превышал по объемам разъединенные рынки Западной Европы и на нем мы столкнулись не
только с необычной ликвидностью рынка, большими сроками возможных операций, но также небывалой изощренностью рыночных финансовых условий и юридического оформления сделок.
Работа на этом рынке за короткое время дала значительный опыт всем сотрудникам управления и банка в целом. Отдельным направлением разрабатывалась и применялась методика оценки эффективности кредитно-инвестиционных проектов, которая по профессиональному уровню превосходила разработки в этой области Госплана СССР и других ведомств.
Я также участвовал в формировании позиции Внешэкономбанка СССР по вопросам кредитной политики и реализации крупных внешнеторговых проектов. И руководству банка удавалось нередко внести поправки или даже заблокировать прохождение в Правительстве крупных программ импорта оборудования, плохо проработанных с экономической
точки зрения.
В частности, вспоминается крупный проект «Северная звезда», поставок сжиженного природного газа в США, в том числе, с использованием метановозов ледокольного типа или даже поставок газа подводными лодками через Северный полюс, лоббировавшийся в начале 70-х годов Армандом Хаммером. США в любом случае получали бы газ по мировой или внутренней цене, заработали бы на поставках оборудования и выданных кредитах. Вся же убыточность этого, даже по нынешним временам, фантастического проекта ложилась на СССР.
По такой же схеме можно было бы беспроигрышно навязывать СССР горные разработки на Луне. Тогда, на мой взгляд, это представляло одну из экономических диверсий США против СССР на десятки миллиардов долларов. Тем не менее, проект получил поддержку на уровне ЦК КПСС. Из подписей ведущих ведомств стояли подписи Госплана, Минвнешторга, Миннефтегазапрома, Миннефтегазстроя СССР! Лишь самое незначительное в иерархии ведомство - Внешторгбанк СССР блокировало подписание документа, до тех пор, пока практическая нереализуемость проекта не стала очевидной для всех. Все это требовало существенной профессиональной твердости и мужества со стороны руководства банка и его руководителя Юрия Александровича Иванова
Возвращаясь к кредитным отношениям с США, необходимо отметить,что все 17 договоров были оформлены в кратчайшие сроки. Причем последние - буквально накануне прекращения межгосударственных экономических отношений с США и известного заявления ТАСС по этому вопросу. По ним было профинансировано около тысячи контрактов
с фирмами США.
Всего в кредитовании по программе «Эксимбанка» участвовало 29 разных коммерческих банков. По наиболее престижному проекту кредитования КАМАЗа на 220 млн долларов США сроком на 11 лет поступило более 15 конкурентных предложений! При этом следует учитывать, что по покупательной способности доллар тех времен был в 2-3 раза дороже нынешнего, а рынок капиталов был значительно уже, чем сейчас.
В список профинансированных по этим кредитам объектов входили: строительство КАМАЗа (первая и вторая очередь) - 220 и 110 миллионов долларов США, комплекс по производству и экспорту аммиака, (в него входили Тольяттинский аммиачный завод, аммиакопровод на Одессу, Одесский припортовый завод, заводы азотных удобрений в Тольятти, Горловке и др.) - всего около 360 млн долларов США, гостиница «Международная» и Международный торговый центр в Москве - 110 миллионов и ряда других объектов.
...Однажды по просьбе В/О «Судоимпорт» удалось уменьшить уже до предела уторгованную стоимость закупаемого судна почти на 20%. В те годы нарождающегося рынка хеджирования валютных и процентных рисков за счет долгосрочных процентных и валютных свопов и других инструментов можно было достичь порой фантастических результатов. При этом судно пришлось дважды перепродавать и перекредитовывать с использованием различных кредитных налоговых и лизинговых льгот
трех стран, прежде чем оно сумело так сильно подешеветь. За эту операцию по письму руководства Минвнешторга мне была объявлена благодарность приказом по банку.
Речь в данном случае шла даже не о затратах, а о судьбе самой закупки, поскольку без такого удешевления внешнеторговая организация не укладывалась в директивную цену.
Сложная бюрократическая система принятия решений того времени давала как положительный, так и отрицательный эффект. В сочетании с монополией Внешторгбанка она позволила успешно противостоять деятельности США по унификации и ужесточению условий экспортных кредитов в рамках упомянутого международного картеля. Но та же система делала затруднительным оперативную корректировку внешнеторговых решений.
Например, до сих пор вспоминаю трудности, которые все испытывали при попытках «уложить» стоимость затрат по строительству аэропорта «Шереметьево-2» к Олимпиаде-80 в директивную сумму. Первоначальная фирма проектант и генподрядчик «Берлин Консалт» заранее не учла и не смогла выделить из небольшой сметы деньги, требовавшиеся для субсидирования немецким банкам ставки по кредиту, до ставки, применявшейся в то время другими странами Западной Европы. Проект был под угрозой срыва! Лишь внезапная утрата заказов крупной немецкой фирмой «Зальцгиттер» на поставку металлоконструкций для атомных электростанций ФРГ из-за успешных действий немецкой партии зеленых по запрещению строительства АЭС в ФРГ позволила решить этот вопрос.
При этом из всех возможных проектов был выбран самый дешевый, я бы сказал, убогий. Я до сих пор придерживаюсь мнения, что великая страна, с огромными кредитными ресурсами и наводненная в конце 70-х годов нефтедолларами, безусловно, достойна парадного терминала не хуже, чем международный аэропорт «Орли» в Париже.
Так что в тот период у нас имелась значительная переговорная сила и возможность влияния на условия кредитуемых сделок. Естественно, что наряду с другими задачами, мы стремились использовать эти возможности для направления финансовых потоков и рентабельных операций в совзагранбанки. Однако возможности совзагранбанков по участию в этих операциях были весьма ограничены. Тем не менее, Донау-банк в Вене и Ост-Вест Хандельсбанк во Франкфурте-на-Майне вели счета и расчеты по поставкам газа в Австрию и ФРГ по сделкам газ - трубы. Эйробанк активно участвовал в экспортных кредитах Франции под гарантии КОФАС. Совзагранбанки выполняли агентские и иные функции по кредитуемым операциям, и, как отмечалось, активно участвовали в обороте векселей советских внешнеторговых организаций.
Выполняя разнообразную ответственную работу, до 35 лет я был беспартийным. Возможно, из-за этого меня никак не отправляли на стажировку за рубеж. Хотя ценили как специалиста. Этим и аргументировали дискриминацию: «Зачем тебе, Олег, стажировка? Ты у нас итак все знаешь!» Полученный в те годы опыт мне чрезвычайно пригодился, когда по поручению руководства банка, я без отрыва от основной деятельности, был делегирован читать курс международных кредитных отношений студентам
специального факультета по подготовке кадров в совзагранбанки Московского финансового института.
А также на работу независимым экспертом в Государственную экспертную комиссию по особо важным проектам при Госплане СССР. Я участвовал в экспертизе таких проектов, как: газопровод Уренгой-Помары-Ужгород, разработка Астраханских газоконденсатных высокосернистых месторождений, разработка месторождений шельфа Сахалина и других. Вместе с другими экспертами в ходе работы удавалось вносить существенные корректировки в различные проекты, а некоторые рекомендовали Правительству и отклонить.
Самое сложное и главное очень конфликтное задание было - экспертиза проекта «Сахалин-1». Был план инвестировать по этому проекту 10-15 млрд долларов в месторождения Чайво и Одопту. При довольно больших запасах газа, нефти и конденсата проект получался нерентабельным из-за огромных затрат и рисков! У японцев была понятная задача -повесить на Советский Союз долги.
Сделку лоббировали три члена Политбюро, председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков, министр газовой промышленности СССР С. А. Оруджев и министр внешней торговли СССР Н. С. Патоличев! Против же была только часть экспертной комиссии. По проекту получалось, что СССР гарантировал поставки в Японию сырья по мировым ценам, давал гарантированные прибыли японским и американским банкам и фирмам по поставкам оборудования и платежам по кредитам, возвратность которых, безусловно, гарантировалась государством.
В свою очередь СССР получал убытки по инвестициям в объеме до 20 млрд долларов в течение 20 лет. При этом Отдел внешней торговли Госплана СССР поддерживая позицию своего ведомства, давал расчеты эффективности проекта, дающими благостную картину. И это не считая невосполнимой утраты более 300 млн тонн углеводородов для будущих поколений!
Даже сейчас, спустя 20 лет, когда значительно улучшились и удешевились технологии добычи, к проекту добавлено, открытое СССР собственными силами богатое нефтью Луньское месторождение, сильно выросли цены на нефть, улучшилась инфраструктура проекта - проект «Сахалин-1» едва рентабелен. Тогда же я узнал, что являюсь агентом ЦРУ и других страшных организаций! Давление оказывал и посол в Японии. Не разбиравшийся в сути дела, но много писавший в обращения во все высшие инстанции
о якобы подрывной нашей деятельности. Спасибо, меня поддержали мужественные, высокопорядочные специалисты и в первую очередь руководители банка Ю. А. Иванов и его заместитель В. В. Геращенко. Мы сумели победить. Не случайно все-таки позже в марте 1988 года Министерство внешней торговли СССР было расформировано и на его базе создано Министерство внешнеэкономических связей СССР.
Одновременно, чтобы дистанцироваться от Минвнешторга в апреле 1987 г. Внешторгбанк СССР официально изменил свое название на Внешэкономбанк СССР. Принятие этого решения было вызвано справедливым недовольством работой министерства. Через его аппарат стране навязывалось большое число невыгодных сделок. Позднее за работу по Сахалинскому проекту я был награжден Орденом знак Почета.
Пикантность ситуации придавало то, что председатель Госбанка СССР В. С. Алхимов был бывшим внешнеторговцем. При всем моем уважении к Владимиру Сергеевичу, в тот момент он, если бы мог, с удовольствием бы задавил Внешторгбанк!
Дискуссии по «Сахалину-1» совпали по времени с выдвижением моей кандидатуры на работу в сингапурское отделение Моснарбанка. Обсуждение происходило на правлении Госбанка. И аргументируя тем, что Тетерский не был ни разу на стажировке за рубежом, мою кандидатуру Председатель Госбанка СССР лично зарубает, как недостаточно опытную! Обычно кадровые вопросы решали до официальных публичных заседаний и, как мне потом сказали, такое случилось впервые в истории Госбанка СССР. Чрезвычайно удивлен был и Ю. А. Иванов. Он спросил меня: «И Вы, что? Молчали?» А, что, мне надо было в публичную полемику с председателем Госбанка вступать? Юрий Александрович одобрил мое поведение и начал подбирать мне новое место для командирования.
Между прочим, после истории с Сахалином меня приняли в партию.
Следующее предложение было поехать в Париж. Французский язык я знал ровно настолько, чтобы получить за него надбавку к зарплате. Основным у меня всегда был английский. В феврале 1986 года я приступил к работе содиректором (заместителем директора) в Эйробанке.
Всем в банке верховодили французы. В мое время председателем был Бернар Дюпюи. В банке работало еще пять советских служащих и около 400 (!) французов. Главным нашим был Вячеслав Сергеевич Симаков, а его заместителем (генеральным директором) - Томас Иванович Алибегов.
В правлении было только два советских сотрудника, остальные местные. Это был тогда самый большой совзагранбанк. И по численности, и по балансу (42 млрд франков, при курсе 6 фр. за доллар). Моснарбанк был больше только с отделениями (бейрутским и сингапурским).
Советских сотрудников к практической работе не подпускали, они должны были только наблюдать! Французы очень ревностно относились к любым нашим инициативам. Этому во многом способствовало то, что кадры направляли сюда из Главного Валютно-Экономического управления Госбанка СССР мало знакомые с практической банковской работой. Это подразделение в основном занималось справочно-аналитической работой, отчетностью и общим руководством деятельности совзагранбанков. Отсюда вместе с маразмом управления, идущим по линии ЦК КПСС, возникали общие направляющие указания. Невмешательство в деятельность местного персонала, ограничения на развитие местной клиентской базы и операций с ценными бумагами.
То есть делалось многое, чтобы банки были убогими, не развивались, были неустойчивыми и держались исключительно на деньгах из Москвы. В свою очередь на этом фоне периодически возникали естественные последствия самоуправства, по существу бесконтрольности местного персонала в виде убытков на сотни миллионов долларов по делу отделения в Сингапуре (операции с клиентами) и нашего банка в Цюрихе (операции с золотом). В общем, французы нас воспринимали как группу контроля, регулярно отправляющую в Москву отчеты, то есть занимающуюся разной «фигней»!
А что такое французский банковский капитал? Про него еще Ленин писал, что это капитал рантье. «Капитализм, начавший свое развитие с мелкого ростовщического капитала, кончает свое развитие гигантским ростовщическим капиталом».
Ситуация к концу 80-х годов не изменилась. Основной принцип работы французских банков был, в отличие от немецких и тем более американских, разбросать деньги по
большому количеству проектов, не вникая в их суть.
Не имея своих проектов, мы шли в фарватере других банков. Но и это было не самое страшное. Хуже то, что основная политика проведения операций Эйробанка формулировалась где угодно, но только не в Москве! Поэтому, когда французское правительство распорядилось зарыть деньги в убыточном Евротоннеле, руководство нашего банка сказало: «Есть!» Пришло предложение через Креди Лионе, и мы безропотно вступили в синдикат. Едет французский президент в Африку в свои франкофонные страны (а их много!) - нужно представить политические кредиты на развитие какого-нибудь Сенегала. Пожалуйста! Эйробанк уже в консорциуме дает кредит! Ну а при чем здесь мы?!
В результате к моему приезду накопилось около 1 млрд долларов проблемных долгов только развивающимся странам. Их практически требовалось списывать. Частично (на 25-30 %) они были закрыты резервами.
Конечно, среди этого долга были и «наши» грехи. Процентов на 30-40%. Невозвращенные кредиты, выданные странам «социалистического содружества» - Кубе, Польше, Югославии. Это был уже прямой вклад политики ЦК КПСС и ГВЭУ Госбанка СССР.С проблемными долгами надо было работать Однако опытный Симаков (работавший в банке с 1982 года) спросил както меня: «Олег Павлович, что Вы лезете в производственные вопросы? Без Вас так все хорошо было! У Вас хороший кабинет, Вам постоянно газеты подают. Вам, что, беспокойной жизни нужно? В коллективе может сложиться впечатление, что Вы неуживчивы!»
А я не могу просто сидеть с газеткой в кабинете. Я профессионал и должен действовать! Особенно, когда вижу возможности улучшения работы в управлении банком. Я хотел реально вмешаться в проводимые операции! И то, что у меня был слабенький французский, не было проблемой. Если я знаю процесс, я с партнерами по-чукотски договорюсь. Первое время было действительно сложно. Я, как Макар Нагульнов, осваивал язык. Каждый день я читал от начала до конца газету «Монд»,смотрел телевизор и общался по-французски со своим персоналом. Причем заставлял их поправлять меня во время разговора. В результате ужечерез полгода, выполняя общественную работу, я на Елисейских полях читал лекцию французским банкирам на их родном языке, без бумажки.
О советско-французских финансовых отношениях. Вскоре я услышал, как Поль Де Регар из международного департамента делился впечатлением со своим коллегой: «Если месье Тетерского десантировать к папуасам, он через полгода станет, как папуас!» Так он отметил степень моей адаптации к обстановке.
Очень важно было доказать местному персоналу, что мы не простые наблюдатели! А владельцы банка, и нам не безразличны результаты его деятельности! Наконец, то, что мы профессионалы и у нас в Москве есть специалисты сильнее, чем они. Сделать это можно было только на конкретных примерах.
А мы, благодаря тому, что оперировали огромными суммами всего Советского Союза (банк все-таки был монополист), работали совершенно на ином уровне! И привнесли новое видение банковского дела. Я стал проявлять инициативу, на меня начали «стучать» Дюпюи. Тем не менее, я продолжал гнуть свою линию, и вскоре моим оппонентам крыть
было нечем!
Французские коллеги привыкли к текучке. Позвонят партнеры из другого банка, предложат поучаствовать в том или ином синдикате, договорятся о доле и продолжают кофе пить. Собственных операций они фактически не делали. Основной же бизнес Эйробанку приходил из Москвы, Внешторгбанк включал его оператором во всевозможные сделки. В частности, были агентом (вместе с еще одним французским банком) по обслуживанию межгосударственного кредита на постройку гостиницы «Космос» в Москве. Благодаря этому и стали крупнейшим из 200 иностранных банков Франции.
Вначале мне доверили курировать портфель ценных бумаг банка и международные кредиты. По сути там была львиная доля всех активов.
Плюс к этому я участвовал и в советских операциях, поскольку в порядке инициативы занимался разработкой и внедрением нестандартных
финансовых схем.
На очереди стояла задача улучшения порядка выдачи кредитов. Предоставляли их по звонкам из других банков, абсолютно не имея на это своей стратегии. Оправдывались тем, что надо на чем-то свою маржу иметь!
Правда, уже не столь напористо, как раньше, до всех рассказанных выше историй. Но зарабатывать можно и иначе! Вы разбрасываете миллиард, а зарабатываете десять миллионов. Не интересно! Возьмите лучше наших десять миллионов и заработайте - миллиард! «Вы все шутите, месье Тетерский, - отвечают мне, - такое невозможно!» Тогда мы начинаем работать с руководителем департамента Сергеем Бюшбомом с реструктурированными долгами. Если кредит дается на пять лет, то риск его возвратности поддается оценке.
Если же срок возврата превышает 10 лет, риск оценить нельзя! На вторичном рынке, организованном американскими банками, котировались тогда проблемные долги. И международные кредиты Югославии стоили 55% от номинала, а «бедной и несчастной» Польши только 26%. И я предложил купить долги Польши или выменять их, например, за долги Югославии.
При обмене разницу брать наличными! Французы удивились: «Вы, что,предлагаете плохие долги брать, а хорошие отдавать?» Да кто сказал, что через 20 лет Польша будет хуже Югославии? Именно таким был срок погашения. На такой срок для меня они одинаковы! Всю разницу надо немедленно забирать, пока она есть. Пока рынок не понял!
Так мы и сделали. В результате за счет прибыли увеличили резерв по проблемным долгам. Кроме того, я доказал, что польским долгам по цене 26 центов за доллар погашения кредита вовсе не требуется! Пусть худобедно проценты платят. И предложил дополнительно купить эти долги.
Это была очень выгодная операция. Нам ведь требовались средства на наш миллиард. Так мы стали качать резервы. И подобных операций провели много.
Очень интересная история с долгами Бразилии. На них по межгосударственному договору Франции были особые налоговые льготы. Я ознакомившись с документами, выяснил, что если обычно в целях помощи развивающимся странам, даются льготы только на маржу, т. е. собственный доход банка (при «Libor плюс 0,5%», льготируюся 0,5%), в договоре с Бразилией по ошибке льготу распространили на все проценты! «Так это же меняет дело! - сказал я, - мы можем делать финансовые убытки и списывать их на налоги, которые ежегодно платит Эйробанк!»
В результате будет конечная чистая прибыль. Чтобы было проще понять этот механизм, надо сказать, что себестоимость фондирования в размере 10% уже списывалась в общеустановленном порядке на доналоговую базу, а двойное списание, соответственно, было на уровне 20% годовых. При цене бразильских облигаций примерно 20% от номинала сумма начисленных процентов и налоговых льгот дополнительно возрастала в пять раз! Да и налоговое обложение во Франции производится по методу начисления,
а не фактического получения. Поэтому мне даже проценты не нужны от Бразилии. Мне вообще ничего не было нужно, от этой хорошей, но бедной страны. Следовало только срочно их бумаги поставить на баланс,чтобы быстрее получить реальный финансовый результат и убедить, французов, что это здоровая финансовая операция.
Тем временем цены на эти бумаги упали до 19 центов за доллар. Ну не платила Бразилия! И более того, все тогда были в ужасе - к власти рвался кандидат в президенты, почти коммунист. Все боятся, что, победив на ближайших выборах, он вообще откажется выполнять обязательства страны. Самое время покупать! Покупая ниже номинала, мы ставили бумаги на баланс по номиналу. А разница около 80% увеличивала средний размер наших резервов. После этого можно без проблем простить Бразилии 40% долга.
Кстати, надо еще было дать объяснения своим действиям руководству в Москве.
Вопрос проблемных долгов был самой болезненной темой. По ней мы постоянно отчитывались во все инстанции, вплоть до ЦК КПСС. А тут я скупаю их. Как это понять? Здесь надо отдать должное смелости Т. И. Алибегова, он у Дюпюи меня подержал. Появившийся к этому времени Юрий Владимирович Полетаев тоже встал на мою защиту. И выделил мне лимит. На все операции подобного рода - 10 миллионов долларов. Круто на фоне портфеля в миллиард!
И я срочно поручил покупать правительственный долг Бразилии. Для этого я посоветовал выходить на американские банки, которые в этом регионе сильны. Так и получилось - одним куском мы приобрели долгов на 40 млн долларов. К сожалению, правление на месяц или полтора задержало решение. И цена на бумаги стала подниматься. «Скоро пройдут выборы, - подталкивал я, - картина определиться и покупка уже не будет иметь смысла!» Приобрели мы пакет по цене 21 цент за доллар.
Правда, коллеги проявили невнимательность: вместе с государственными бумагами приобрели некоторое количество региональных долгов бразильских штатов. Но в выделенные лимиты с учетом процентов я влез.
Через месяц действительно ситуация изменилась - как обычно, победивший левый кандидат оказался не таким уже и левым, делая даже очень ответственные заявления. Тогда в Париж приехала интересная дама, лет тридцати пяти - вице президент Chase Manhattan Bank. Она сделала мне предложение, от которого трудно было отказаться. «Зачем нам приобретенные бумаги переоформлять через Центральный банк Бразилии? - сказала банкирша, - Это долго и сложно! Я дам вашему банку десять
миллионов долларов отступного, и аннулируем нашу сделку!» Мы с Сержем Бюшбомом, который занимался этой операцией, не стали портить себе и даме настроение, съели по порции устриц и договорились.
Получилось: вложив десять миллионов, через два месяца мы получили десять миллионов прибыли! Это практически то, что я обещал коллегам.Надо следить за рынком!
Хорошо мы заработали и на долгах Румынии. Когда лидер Румынии Чаушеску заявил, что любыми способами погасит долги врагам, умрет, но рассчитается, я понял, что надо действовать! Реструктурированные долги Румынии тогда стоили около 60%. После заявления подскочили до 78-79. Я пришел к Ю. В. Полетаеву, говорю: «Надо срочно Румынию скупать! Она долги в течение полугода погасит!» Нам как раз надо было резервы создавать по африканским странам и другим соцстранам. На чем их сделать? Не на наших же осьмушках сверх Libor! Вижу, не верят мне собеседники. Я дополнительно аргументирую свою позицию: «Вы что, диктаторов не знаете?
Вспомните нашего Сталина. Если бы он такое сказал, кто бы посмел протестовать? Кто решится не выполнить такое указание! Штаны у всех треснут, но указание будет выполнено!»
Так и было - свет отключили по всей стране, развалили экономику, но долги румыны погасили досрочно. В результате мы по 15-20 центов на долларе получили еще для создания резервов. А когда согласовывали операцию с Геращенко, он даже просил нас поделиться идеей с коллегами из других совзагранбанков. Может быть, они тоже захотят поучаствовать. Но все задавали один и тот же вопрос: «А что ты с ними собираешься делать?» Ну, прямо, как в «Мертвых душах» Чичикова допрашивали. Мое объяснение сыграло со мной злую шутку. Вдруг я обнаружил, что вверх поползла цена у продавцов-канадцев, когда мы с Сержем Бюшбомом с ними почти договорились. Явно они вели переговоры о переуступке румынского долга еще с кем-то! И вскоре выяснилось, что моим конкурентом был Моснарбанк! Которому накануне я предлагал поучаствовать в сделке. В результате брать бумаги нам уже приходилось по 82-83 цента.
Через три месяца Румыния рассчиталась с долгами полностью по номиналу, это, конечно, подорвало экономику страны и вызвало известные политические последствия. За эту и другие ошибки Чаушеску заплатил жизнью. Здесь просматривается вновь параллель с событиями в Югославии и СССР, в выборе между судьбой собственной страны и внешними расчетами, интересы внутренней экономики и ее стабильности должны превалировать! Учитесь этому у американцев, которым всегда было наплевать на своих партнеров. По вышеописанным операциям следует дать отдельный комментарий.
Некоторые неспециалисты высказывали мнение, что мы зарабатывали на трудностях Бразилии, Польши, Румынии, Югославии. А банковский бизнес самый высокоморальный. Такие трактовки не только в корне неверны, но даже оскорбительны. Речь идет о помощи этим странам в трудных для них ситуациях. А чем труднее, рискованней ситуация, тем справедливей и выше заработок банкира. Для эффективного вывода страны из долгосрочного кризиса нужно, прежде всего, стабилизировать вторичный рынок оборота долга, устранить панические настроения и поддержать своих кредиторов ликвидностью. Инвестиции на вторичный рынок, в этом случае, работают в 100 крат сильнее, чем расходы по обычному обслуживанию долга. Я это понимал и помогал этим странам быстрей выйти из кризиса!
Вопрос о смене первого лица на советского специалиста в конце 80-х годов ставилась неоднократно. Тяжело было смотреть, какой ущерб несет страна, из-за того, что политическое руководство в банке не наше, а советские специалисты слабо вовлечены в практическую работу.
Примером может служить упоминаемая сделка с Евротуннелем. Посмотрите в архивы: синдицировал кредит больше, чем наполовину СССР и Китай! Вел проект Credit Lyonnais. В списке не было ни одного американского банка! Не участвовали и государственные бюджеты заинтересованных стран. Когда мне для камуфляжа принесли талмуд в пять или шесть тысяч (!) страниц на английском языке, называемый обоснованием строительства, я быстро разобрался в этом надувательстве. Полистал это ТЭО и надиктовал заключение на французском языке, что «Евротуннель» - акт вредительства. Затраты на строительство явно вырастут. В ТЭО не заложены многие риски. В результате о возвратности вложенных денег можно будет только мечтать!...
Вызвали меня Полетаев и Дюпюи спрашивают, что делать. Они уже успели подтвердить участие в проекте. Кажется, на 300 миллионов долларов! Полетаев попытался остановить сделку, но он был не первым лицом. В результате активных действий удалось лишь многократно снизить наше участие в проекте.
Слова мои подтвердились, «колбасить» проект начало уже через полгода после начала строительства.
Можно вспомнить еще одну сделку, которую пришлось уничтожить.
Надо сказать, что человек я кабинетный, лишний раз ездить в командировки не люблю. В банке в Париже мне даже приклеили кличку «невыездной». Ю. В. Полетаев меня очень уважал и, когда нужно было в выходные встречать ту или иную делегацию, лишний раз не трогал. Коллеги обижались, а Юрий Владимирович отвечал наиболее громко возмущавшимся по этому поводу на партсобрании: «Вот будешь, как Тетерский, тогда и выступай!» В какой-то степени я «льготу» компенсировал, часто работая над своими инициативными идеями и дома, в основном по ночам.
Однако в три запоминающиеся командировки мне пришлось съездить. В Генуе пять лет (или три, в общем, долго!) велись переговоры, насколько помню, внешнеторговым объединением с некой фирмой на поставку в Италию нашего оборудования. Эйробанк кредитовал авансовый платеж. Мне сразу показалось подозрительным следующее: наше нефтехимическое оборудование не брали даже в Африке, а тут берет Италия!
Выехал по поручению Ю. В. Полетаева на место. Началось с того, что меня в Генуе никто не встретил. Я устроился самостоятельно и прошелся по местным партнерским банкам. И не зря! Столько мне про фирмупокупателя рассказали! Она оказалась банкротом, а поступления оборудования многие ждали, чтобы поставить его в конкурсную массу.
Самое интересное, что руководители советского объединения знали об этом. Но не могли отказаться от стабильных загранкомандировок в Италию. Когда выяснилось, что я раскрыл ситуацию, появился молодой итальянец - владелец и руководитель фирмы и стал меня обхаживать и обрабатывать. Намекал, что, может быть, мне лучше не говорить о том, что я узнал. Сделки мы заключать, конечно, не стали. Для этого мне хватило четырех дней.
Следующий раз я поехал в Белград. Думаю, что это был 1989 год. Вызвали однажды в посольство и вручили депешу с поручением принять участие в создании совместного банка в Югославии. Устно мне объяснили, что, возможно, мне придется его возглавить. В Белграде я встретился с двумя посланцами из Москвы. Одним из них
был уже упоминаемый Васяткин.
Но в Белграде близость конца страны еще не сильно чувствовалась, всетаки столица. Поэтому определенные планы там все еще строили. В первую очередь я получил накачку от нашего посла, чтобы чувствовал важность возложенной на меня миссии. Как оказалось, именно он пробивал решение, возникшее в голове Горбачева или какого-то другого
мудреца из ЦК.
Я начал выяснять ситуацию, и оказалось, что финансовая система страны практически разрушена. До трети баланса у банков - черные дыры, ничем не покрытые. Система расчетов на грани полного исчезновения. За десять дней нахождения в Югославии мы убедились, что страну охватил раздрай. Незадолго до этого несколько югославских банкиров из разных республик приезжали в Париж для реструктуризации долгов. Так они чуть ли не подрались на наших глазах! Тогда я написал заключение: «Страна находится на грани финансового коллапса, ее ждет печальное будущее, вплоть до распада - в начале рынка, а потом - страны». В этих условиях закачивать туда сто миллионов долларов было безумием. Мои выводы, по секрету, подтвердил президент одного из местных банков: «Нечего здесь сейчас делать! Вы ставите абсолютно правильные вопросы».
1971-1976 Старший консультант Валютно-кредитного отдела Внешторгбанка СССР.
1976-1986 Заместитель начальника отдела компенсационных сделок Внешторгбанка СССР.
1986-1990 Директор Эйробанка в Париже.
1990 Заместитель начальника департамента Внешэкономбанка СССР.
1993-2012 Председатель Правления Народного доверительного банка.
Источник http://letopis.org/hero/207
Большую роль в то время в развитии данного направления деятельности Внешторгбанка СССР сыграл Р. Б. Серажетдинов. Под его руководством Отдел банковских кредитов буквально на глазах превратился в Управление иностранных банковских кредитов, из маленькой группы сформировались два профессионально сильных экономических отдела: валютно-кредитный и отдел компенсационных сделок, которые в последующие годы организовали финансовые операции на многие десятки миллиардов долларов
Мне повезло, что студенту-практиканту изначально давались, порой казалось, невыполнимые и сложные задания. Я сразу был поставлен на самый перегруженный
и провальный в то время участок работы - кредитные отношения с банками США.
В рамках межгосударственного договора, подписанного Л. И. Брежневым и Р. Никсоном, Соединенные Штаты нам давали лимит на 500 млн долларов и предлагали альтернативу: получить под них государственную гарантию Экспортно-импортного банка США («Эксимбанк») либо долгосрочные кредиты того же банка. Мы, конечно, сразу
выбрали кредиты. Зачем нам гарантии?! У нас самих рейтинг тогда был очень высокий. На свободных финансовых рынках в Европе банк мог привлекать ресурсы до 5 лет по
цене ЛИБОР плюс 0,5% годовых, а депозиты до 6 месяцев по ставке ЛИБОР.
Американское государство финансировало только 45% суммы сделки, остальное следовало собирать на открытом рынке. В США тогда было около 11 тысяч банков!
Однако следовало спешить - в Конгрессе США уже обсуждалось письмо, подписанное более чем ста конгрессменами, протестовавшими против кредитных сделок
с Советским Союзом, обсуждалась поправка Джексона Вэника. Операции с СССР использовались в политической борьбе за импичмент президента Никсона. Задача
выбрать предоставленный лимит буквально за полгодагод, оформив его конкретными кредитными соглашениями и контрактами, становилась политической.
В свою очередь первоначально никто в банке не мог даже определить общую стоимость американского кредита для заемщика, поскольку он состоял из разных частей с совершенно несопоставимыми условиями. Соответственно, отсутствовала возможность сравнивать эту стоимость с кредитами, получаемыми в Европе по простой и понятной
для всех единой фиксированной процентной ставке (6,0-6,25% годовых) и, соответственно, с директивами, установленными по этим вопросам.
Например, по кредиту для КАМАЗа по доле кредита «Эксимбанка» на 45% стоимости оборудования, срок кредита составлял 17 лет с началом
погашения через 11 лет, с фиксированной процентной ставкой 6% годовых. Оставшиеся для кредитования 45% стоимости должны были финансироваться частными банками на рыночных условиях на срок 11 лет.
По каждой части применялись различные процентные ставки, комиссии, различные сроки и процедуры использования и их погашения. Переговоры показали, что и американские банки, как правило, также не могли посчитать конечную общую стоимость.
Именно тогда по поручению Р. Б. Серажетдинова я, будучи еще практикантом и не понимая до конца целей этой работы, выполнил примерные расчеты стоимости таких кредитов и подтвердил с точностью до 1 тыс. долларов США их полное соответствие бухгалтерским расчетам.
Общая стоимость кредита для КАМАЗа составила, в частности, менее 6,4% годовых. Другие специалисты, как выяснилось позднее, давали результаты в диапазоне 6,9-8,0%. Мало того, что каждая 0,1% в этой сделке равнялась более чем 1,5 млн долларов США, но указанные неточности расчетов фактически блокировали завершение переговоров с американцами. Оказывалось, что их кредиты значительно дороже европейских,на которые были ориентированы директивы по ведению переговоров.
Для практической работы по поручению руководства банка я перевел свои расчеты на универсальную математическую формулу оценки единой стоимости американских кредитов. На ее базе подготовил для пользователей специальные расчетные таблицы на 240 вариантов кредитования. И за эту работу получил благодарность лично от Председателя Правления Внешторгбанка СССР Ю. А. Иванова, после чего был переведен из практикантов в указанную элитную группу. Вскоре я стал главным экономистом.
Должность эта в то время была более редкой в штатном расписании банка, чем зам. начальника отдела. Это, наряду с хорошим знанием английского языка, окончательно определило мое направление на работу с кредитами США.
В те годы финансовый рынок США многократно превышал по объемам разъединенные рынки Западной Европы и на нем мы столкнулись не
только с необычной ликвидностью рынка, большими сроками возможных операций, но также небывалой изощренностью рыночных финансовых условий и юридического оформления сделок.
Работа на этом рынке за короткое время дала значительный опыт всем сотрудникам управления и банка в целом. Отдельным направлением разрабатывалась и применялась методика оценки эффективности кредитно-инвестиционных проектов, которая по профессиональному уровню превосходила разработки в этой области Госплана СССР и других ведомств.
Я также участвовал в формировании позиции Внешэкономбанка СССР по вопросам кредитной политики и реализации крупных внешнеторговых проектов. И руководству банка удавалось нередко внести поправки или даже заблокировать прохождение в Правительстве крупных программ импорта оборудования, плохо проработанных с экономической
точки зрения.
В частности, вспоминается крупный проект «Северная звезда», поставок сжиженного природного газа в США, в том числе, с использованием метановозов ледокольного типа или даже поставок газа подводными лодками через Северный полюс, лоббировавшийся в начале 70-х годов Армандом Хаммером. США в любом случае получали бы газ по мировой или внутренней цене, заработали бы на поставках оборудования и выданных кредитах. Вся же убыточность этого, даже по нынешним временам, фантастического проекта ложилась на СССР.
По такой же схеме можно было бы беспроигрышно навязывать СССР горные разработки на Луне. Тогда, на мой взгляд, это представляло одну из экономических диверсий США против СССР на десятки миллиардов долларов. Тем не менее, проект получил поддержку на уровне ЦК КПСС. Из подписей ведущих ведомств стояли подписи Госплана, Минвнешторга, Миннефтегазапрома, Миннефтегазстроя СССР! Лишь самое незначительное в иерархии ведомство - Внешторгбанк СССР блокировало подписание документа, до тех пор, пока практическая нереализуемость проекта не стала очевидной для всех. Все это требовало существенной профессиональной твердости и мужества со стороны руководства банка и его руководителя Юрия Александровича Иванова
Возвращаясь к кредитным отношениям с США, необходимо отметить,что все 17 договоров были оформлены в кратчайшие сроки. Причем последние - буквально накануне прекращения межгосударственных экономических отношений с США и известного заявления ТАСС по этому вопросу. По ним было профинансировано около тысячи контрактов
с фирмами США.
Всего в кредитовании по программе «Эксимбанка» участвовало 29 разных коммерческих банков. По наиболее престижному проекту кредитования КАМАЗа на 220 млн долларов США сроком на 11 лет поступило более 15 конкурентных предложений! При этом следует учитывать, что по покупательной способности доллар тех времен был в 2-3 раза дороже нынешнего, а рынок капиталов был значительно уже, чем сейчас.
В список профинансированных по этим кредитам объектов входили: строительство КАМАЗа (первая и вторая очередь) - 220 и 110 миллионов долларов США, комплекс по производству и экспорту аммиака, (в него входили Тольяттинский аммиачный завод, аммиакопровод на Одессу, Одесский припортовый завод, заводы азотных удобрений в Тольятти, Горловке и др.) - всего около 360 млн долларов США, гостиница «Международная» и Международный торговый центр в Москве - 110 миллионов и ряда других объектов.
...Однажды по просьбе В/О «Судоимпорт» удалось уменьшить уже до предела уторгованную стоимость закупаемого судна почти на 20%. В те годы нарождающегося рынка хеджирования валютных и процентных рисков за счет долгосрочных процентных и валютных свопов и других инструментов можно было достичь порой фантастических результатов. При этом судно пришлось дважды перепродавать и перекредитовывать с использованием различных кредитных налоговых и лизинговых льгот
трех стран, прежде чем оно сумело так сильно подешеветь. За эту операцию по письму руководства Минвнешторга мне была объявлена благодарность приказом по банку.
Речь в данном случае шла даже не о затратах, а о судьбе самой закупки, поскольку без такого удешевления внешнеторговая организация не укладывалась в директивную цену.
Сложная бюрократическая система принятия решений того времени давала как положительный, так и отрицательный эффект. В сочетании с монополией Внешторгбанка она позволила успешно противостоять деятельности США по унификации и ужесточению условий экспортных кредитов в рамках упомянутого международного картеля. Но та же система делала затруднительным оперативную корректировку внешнеторговых решений.
Например, до сих пор вспоминаю трудности, которые все испытывали при попытках «уложить» стоимость затрат по строительству аэропорта «Шереметьево-2» к Олимпиаде-80 в директивную сумму. Первоначальная фирма проектант и генподрядчик «Берлин Консалт» заранее не учла и не смогла выделить из небольшой сметы деньги, требовавшиеся для субсидирования немецким банкам ставки по кредиту, до ставки, применявшейся в то время другими странами Западной Европы. Проект был под угрозой срыва! Лишь внезапная утрата заказов крупной немецкой фирмой «Зальцгиттер» на поставку металлоконструкций для атомных электростанций ФРГ из-за успешных действий немецкой партии зеленых по запрещению строительства АЭС в ФРГ позволила решить этот вопрос.
При этом из всех возможных проектов был выбран самый дешевый, я бы сказал, убогий. Я до сих пор придерживаюсь мнения, что великая страна, с огромными кредитными ресурсами и наводненная в конце 70-х годов нефтедолларами, безусловно, достойна парадного терминала не хуже, чем международный аэропорт «Орли» в Париже.
Так что в тот период у нас имелась значительная переговорная сила и возможность влияния на условия кредитуемых сделок. Естественно, что наряду с другими задачами, мы стремились использовать эти возможности для направления финансовых потоков и рентабельных операций в совзагранбанки. Однако возможности совзагранбанков по участию в этих операциях были весьма ограничены. Тем не менее, Донау-банк в Вене и Ост-Вест Хандельсбанк во Франкфурте-на-Майне вели счета и расчеты по поставкам газа в Австрию и ФРГ по сделкам газ - трубы. Эйробанк активно участвовал в экспортных кредитах Франции под гарантии КОФАС. Совзагранбанки выполняли агентские и иные функции по кредитуемым операциям, и, как отмечалось, активно участвовали в обороте векселей советских внешнеторговых организаций.
Выполняя разнообразную ответственную работу, до 35 лет я был беспартийным. Возможно, из-за этого меня никак не отправляли на стажировку за рубеж. Хотя ценили как специалиста. Этим и аргументировали дискриминацию: «Зачем тебе, Олег, стажировка? Ты у нас итак все знаешь!» Полученный в те годы опыт мне чрезвычайно пригодился, когда по поручению руководства банка, я без отрыва от основной деятельности, был делегирован читать курс международных кредитных отношений студентам
специального факультета по подготовке кадров в совзагранбанки Московского финансового института.
А также на работу независимым экспертом в Государственную экспертную комиссию по особо важным проектам при Госплане СССР. Я участвовал в экспертизе таких проектов, как: газопровод Уренгой-Помары-Ужгород, разработка Астраханских газоконденсатных высокосернистых месторождений, разработка месторождений шельфа Сахалина и других. Вместе с другими экспертами в ходе работы удавалось вносить существенные корректировки в различные проекты, а некоторые рекомендовали Правительству и отклонить.
Самое сложное и главное очень конфликтное задание было - экспертиза проекта «Сахалин-1». Был план инвестировать по этому проекту 10-15 млрд долларов в месторождения Чайво и Одопту. При довольно больших запасах газа, нефти и конденсата проект получался нерентабельным из-за огромных затрат и рисков! У японцев была понятная задача -повесить на Советский Союз долги.
Сделку лоббировали три члена Политбюро, председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков, министр газовой промышленности СССР С. А. Оруджев и министр внешней торговли СССР Н. С. Патоличев! Против же была только часть экспертной комиссии. По проекту получалось, что СССР гарантировал поставки в Японию сырья по мировым ценам, давал гарантированные прибыли японским и американским банкам и фирмам по поставкам оборудования и платежам по кредитам, возвратность которых, безусловно, гарантировалась государством.
В свою очередь СССР получал убытки по инвестициям в объеме до 20 млрд долларов в течение 20 лет. При этом Отдел внешней торговли Госплана СССР поддерживая позицию своего ведомства, давал расчеты эффективности проекта, дающими благостную картину. И это не считая невосполнимой утраты более 300 млн тонн углеводородов для будущих поколений!
Даже сейчас, спустя 20 лет, когда значительно улучшились и удешевились технологии добычи, к проекту добавлено, открытое СССР собственными силами богатое нефтью Луньское месторождение, сильно выросли цены на нефть, улучшилась инфраструктура проекта - проект «Сахалин-1» едва рентабелен. Тогда же я узнал, что являюсь агентом ЦРУ и других страшных организаций! Давление оказывал и посол в Японии. Не разбиравшийся в сути дела, но много писавший в обращения во все высшие инстанции
о якобы подрывной нашей деятельности. Спасибо, меня поддержали мужественные, высокопорядочные специалисты и в первую очередь руководители банка Ю. А. Иванов и его заместитель В. В. Геращенко. Мы сумели победить. Не случайно все-таки позже в марте 1988 года Министерство внешней торговли СССР было расформировано и на его базе создано Министерство внешнеэкономических связей СССР.
Одновременно, чтобы дистанцироваться от Минвнешторга в апреле 1987 г. Внешторгбанк СССР официально изменил свое название на Внешэкономбанк СССР. Принятие этого решения было вызвано справедливым недовольством работой министерства. Через его аппарат стране навязывалось большое число невыгодных сделок. Позднее за работу по Сахалинскому проекту я был награжден Орденом знак Почета.
Пикантность ситуации придавало то, что председатель Госбанка СССР В. С. Алхимов был бывшим внешнеторговцем. При всем моем уважении к Владимиру Сергеевичу, в тот момент он, если бы мог, с удовольствием бы задавил Внешторгбанк!
Дискуссии по «Сахалину-1» совпали по времени с выдвижением моей кандидатуры на работу в сингапурское отделение Моснарбанка. Обсуждение происходило на правлении Госбанка. И аргументируя тем, что Тетерский не был ни разу на стажировке за рубежом, мою кандидатуру Председатель Госбанка СССР лично зарубает, как недостаточно опытную! Обычно кадровые вопросы решали до официальных публичных заседаний и, как мне потом сказали, такое случилось впервые в истории Госбанка СССР. Чрезвычайно удивлен был и Ю. А. Иванов. Он спросил меня: «И Вы, что? Молчали?» А, что, мне надо было в публичную полемику с председателем Госбанка вступать? Юрий Александрович одобрил мое поведение и начал подбирать мне новое место для командирования.
Между прочим, после истории с Сахалином меня приняли в партию.
Следующее предложение было поехать в Париж. Французский язык я знал ровно настолько, чтобы получить за него надбавку к зарплате. Основным у меня всегда был английский. В феврале 1986 года я приступил к работе содиректором (заместителем директора) в Эйробанке.
Всем в банке верховодили французы. В мое время председателем был Бернар Дюпюи. В банке работало еще пять советских служащих и около 400 (!) французов. Главным нашим был Вячеслав Сергеевич Симаков, а его заместителем (генеральным директором) - Томас Иванович Алибегов.
В правлении было только два советских сотрудника, остальные местные. Это был тогда самый большой совзагранбанк. И по численности, и по балансу (42 млрд франков, при курсе 6 фр. за доллар). Моснарбанк был больше только с отделениями (бейрутским и сингапурским).
Советских сотрудников к практической работе не подпускали, они должны были только наблюдать! Французы очень ревностно относились к любым нашим инициативам. Этому во многом способствовало то, что кадры направляли сюда из Главного Валютно-Экономического управления Госбанка СССР мало знакомые с практической банковской работой. Это подразделение в основном занималось справочно-аналитической работой, отчетностью и общим руководством деятельности совзагранбанков. Отсюда вместе с маразмом управления, идущим по линии ЦК КПСС, возникали общие направляющие указания. Невмешательство в деятельность местного персонала, ограничения на развитие местной клиентской базы и операций с ценными бумагами.
То есть делалось многое, чтобы банки были убогими, не развивались, были неустойчивыми и держались исключительно на деньгах из Москвы. В свою очередь на этом фоне периодически возникали естественные последствия самоуправства, по существу бесконтрольности местного персонала в виде убытков на сотни миллионов долларов по делу отделения в Сингапуре (операции с клиентами) и нашего банка в Цюрихе (операции с золотом). В общем, французы нас воспринимали как группу контроля, регулярно отправляющую в Москву отчеты, то есть занимающуюся разной «фигней»!
А что такое французский банковский капитал? Про него еще Ленин писал, что это капитал рантье. «Капитализм, начавший свое развитие с мелкого ростовщического капитала, кончает свое развитие гигантским ростовщическим капиталом».
Ситуация к концу 80-х годов не изменилась. Основной принцип работы французских банков был, в отличие от немецких и тем более американских, разбросать деньги по
большому количеству проектов, не вникая в их суть.
Не имея своих проектов, мы шли в фарватере других банков. Но и это было не самое страшное. Хуже то, что основная политика проведения операций Эйробанка формулировалась где угодно, но только не в Москве! Поэтому, когда французское правительство распорядилось зарыть деньги в убыточном Евротоннеле, руководство нашего банка сказало: «Есть!» Пришло предложение через Креди Лионе, и мы безропотно вступили в синдикат. Едет французский президент в Африку в свои франкофонные страны (а их много!) - нужно представить политические кредиты на развитие какого-нибудь Сенегала. Пожалуйста! Эйробанк уже в консорциуме дает кредит! Ну а при чем здесь мы?!
В результате к моему приезду накопилось около 1 млрд долларов проблемных долгов только развивающимся странам. Их практически требовалось списывать. Частично (на 25-30 %) они были закрыты резервами.
Конечно, среди этого долга были и «наши» грехи. Процентов на 30-40%. Невозвращенные кредиты, выданные странам «социалистического содружества» - Кубе, Польше, Югославии. Это был уже прямой вклад политики ЦК КПСС и ГВЭУ Госбанка СССР.С проблемными долгами надо было работать Однако опытный Симаков (работавший в банке с 1982 года) спросил както меня: «Олег Павлович, что Вы лезете в производственные вопросы? Без Вас так все хорошо было! У Вас хороший кабинет, Вам постоянно газеты подают. Вам, что, беспокойной жизни нужно? В коллективе может сложиться впечатление, что Вы неуживчивы!»
А я не могу просто сидеть с газеткой в кабинете. Я профессионал и должен действовать! Особенно, когда вижу возможности улучшения работы в управлении банком. Я хотел реально вмешаться в проводимые операции! И то, что у меня был слабенький французский, не было проблемой. Если я знаю процесс, я с партнерами по-чукотски договорюсь. Первое время было действительно сложно. Я, как Макар Нагульнов, осваивал язык. Каждый день я читал от начала до конца газету «Монд»,смотрел телевизор и общался по-французски со своим персоналом. Причем заставлял их поправлять меня во время разговора. В результате ужечерез полгода, выполняя общественную работу, я на Елисейских полях читал лекцию французским банкирам на их родном языке, без бумажки.
О советско-французских финансовых отношениях. Вскоре я услышал, как Поль Де Регар из международного департамента делился впечатлением со своим коллегой: «Если месье Тетерского десантировать к папуасам, он через полгода станет, как папуас!» Так он отметил степень моей адаптации к обстановке.
Очень важно было доказать местному персоналу, что мы не простые наблюдатели! А владельцы банка, и нам не безразличны результаты его деятельности! Наконец, то, что мы профессионалы и у нас в Москве есть специалисты сильнее, чем они. Сделать это можно было только на конкретных примерах.
А мы, благодаря тому, что оперировали огромными суммами всего Советского Союза (банк все-таки был монополист), работали совершенно на ином уровне! И привнесли новое видение банковского дела. Я стал проявлять инициативу, на меня начали «стучать» Дюпюи. Тем не менее, я продолжал гнуть свою линию, и вскоре моим оппонентам крыть
было нечем!
Французские коллеги привыкли к текучке. Позвонят партнеры из другого банка, предложат поучаствовать в том или ином синдикате, договорятся о доле и продолжают кофе пить. Собственных операций они фактически не делали. Основной же бизнес Эйробанку приходил из Москвы, Внешторгбанк включал его оператором во всевозможные сделки. В частности, были агентом (вместе с еще одним французским банком) по обслуживанию межгосударственного кредита на постройку гостиницы «Космос» в Москве. Благодаря этому и стали крупнейшим из 200 иностранных банков Франции.
Вначале мне доверили курировать портфель ценных бумаг банка и международные кредиты. По сути там была львиная доля всех активов.
Плюс к этому я участвовал и в советских операциях, поскольку в порядке инициативы занимался разработкой и внедрением нестандартных
финансовых схем.
На очереди стояла задача улучшения порядка выдачи кредитов. Предоставляли их по звонкам из других банков, абсолютно не имея на это своей стратегии. Оправдывались тем, что надо на чем-то свою маржу иметь!
Правда, уже не столь напористо, как раньше, до всех рассказанных выше историй. Но зарабатывать можно и иначе! Вы разбрасываете миллиард, а зарабатываете десять миллионов. Не интересно! Возьмите лучше наших десять миллионов и заработайте - миллиард! «Вы все шутите, месье Тетерский, - отвечают мне, - такое невозможно!» Тогда мы начинаем работать с руководителем департамента Сергеем Бюшбомом с реструктурированными долгами. Если кредит дается на пять лет, то риск его возвратности поддается оценке.
Если же срок возврата превышает 10 лет, риск оценить нельзя! На вторичном рынке, организованном американскими банками, котировались тогда проблемные долги. И международные кредиты Югославии стоили 55% от номинала, а «бедной и несчастной» Польши только 26%. И я предложил купить долги Польши или выменять их, например, за долги Югославии.
При обмене разницу брать наличными! Французы удивились: «Вы, что,предлагаете плохие долги брать, а хорошие отдавать?» Да кто сказал, что через 20 лет Польша будет хуже Югославии? Именно таким был срок погашения. На такой срок для меня они одинаковы! Всю разницу надо немедленно забирать, пока она есть. Пока рынок не понял!
Так мы и сделали. В результате за счет прибыли увеличили резерв по проблемным долгам. Кроме того, я доказал, что польским долгам по цене 26 центов за доллар погашения кредита вовсе не требуется! Пусть худобедно проценты платят. И предложил дополнительно купить эти долги.
Это была очень выгодная операция. Нам ведь требовались средства на наш миллиард. Так мы стали качать резервы. И подобных операций провели много.
Очень интересная история с долгами Бразилии. На них по межгосударственному договору Франции были особые налоговые льготы. Я ознакомившись с документами, выяснил, что если обычно в целях помощи развивающимся странам, даются льготы только на маржу, т. е. собственный доход банка (при «Libor плюс 0,5%», льготируюся 0,5%), в договоре с Бразилией по ошибке льготу распространили на все проценты! «Так это же меняет дело! - сказал я, - мы можем делать финансовые убытки и списывать их на налоги, которые ежегодно платит Эйробанк!»
В результате будет конечная чистая прибыль. Чтобы было проще понять этот механизм, надо сказать, что себестоимость фондирования в размере 10% уже списывалась в общеустановленном порядке на доналоговую базу, а двойное списание, соответственно, было на уровне 20% годовых. При цене бразильских облигаций примерно 20% от номинала сумма начисленных процентов и налоговых льгот дополнительно возрастала в пять раз! Да и налоговое обложение во Франции производится по методу начисления,
а не фактического получения. Поэтому мне даже проценты не нужны от Бразилии. Мне вообще ничего не было нужно, от этой хорошей, но бедной страны. Следовало только срочно их бумаги поставить на баланс,чтобы быстрее получить реальный финансовый результат и убедить, французов, что это здоровая финансовая операция.
Тем временем цены на эти бумаги упали до 19 центов за доллар. Ну не платила Бразилия! И более того, все тогда были в ужасе - к власти рвался кандидат в президенты, почти коммунист. Все боятся, что, победив на ближайших выборах, он вообще откажется выполнять обязательства страны. Самое время покупать! Покупая ниже номинала, мы ставили бумаги на баланс по номиналу. А разница около 80% увеличивала средний размер наших резервов. После этого можно без проблем простить Бразилии 40% долга.
Кстати, надо еще было дать объяснения своим действиям руководству в Москве.
Вопрос проблемных долгов был самой болезненной темой. По ней мы постоянно отчитывались во все инстанции, вплоть до ЦК КПСС. А тут я скупаю их. Как это понять? Здесь надо отдать должное смелости Т. И. Алибегова, он у Дюпюи меня подержал. Появившийся к этому времени Юрий Владимирович Полетаев тоже встал на мою защиту. И выделил мне лимит. На все операции подобного рода - 10 миллионов долларов. Круто на фоне портфеля в миллиард!
И я срочно поручил покупать правительственный долг Бразилии. Для этого я посоветовал выходить на американские банки, которые в этом регионе сильны. Так и получилось - одним куском мы приобрели долгов на 40 млн долларов. К сожалению, правление на месяц или полтора задержало решение. И цена на бумаги стала подниматься. «Скоро пройдут выборы, - подталкивал я, - картина определиться и покупка уже не будет иметь смысла!» Приобрели мы пакет по цене 21 цент за доллар.
Правда, коллеги проявили невнимательность: вместе с государственными бумагами приобрели некоторое количество региональных долгов бразильских штатов. Но в выделенные лимиты с учетом процентов я влез.
Через месяц действительно ситуация изменилась - как обычно, победивший левый кандидат оказался не таким уже и левым, делая даже очень ответственные заявления. Тогда в Париж приехала интересная дама, лет тридцати пяти - вице президент Chase Manhattan Bank. Она сделала мне предложение, от которого трудно было отказаться. «Зачем нам приобретенные бумаги переоформлять через Центральный банк Бразилии? - сказала банкирша, - Это долго и сложно! Я дам вашему банку десять
миллионов долларов отступного, и аннулируем нашу сделку!» Мы с Сержем Бюшбомом, который занимался этой операцией, не стали портить себе и даме настроение, съели по порции устриц и договорились.
Получилось: вложив десять миллионов, через два месяца мы получили десять миллионов прибыли! Это практически то, что я обещал коллегам.Надо следить за рынком!
Хорошо мы заработали и на долгах Румынии. Когда лидер Румынии Чаушеску заявил, что любыми способами погасит долги врагам, умрет, но рассчитается, я понял, что надо действовать! Реструктурированные долги Румынии тогда стоили около 60%. После заявления подскочили до 78-79. Я пришел к Ю. В. Полетаеву, говорю: «Надо срочно Румынию скупать! Она долги в течение полугода погасит!» Нам как раз надо было резервы создавать по африканским странам и другим соцстранам. На чем их сделать? Не на наших же осьмушках сверх Libor! Вижу, не верят мне собеседники. Я дополнительно аргументирую свою позицию: «Вы что, диктаторов не знаете?
Вспомните нашего Сталина. Если бы он такое сказал, кто бы посмел протестовать? Кто решится не выполнить такое указание! Штаны у всех треснут, но указание будет выполнено!»
Так и было - свет отключили по всей стране, развалили экономику, но долги румыны погасили досрочно. В результате мы по 15-20 центов на долларе получили еще для создания резервов. А когда согласовывали операцию с Геращенко, он даже просил нас поделиться идеей с коллегами из других совзагранбанков. Может быть, они тоже захотят поучаствовать. Но все задавали один и тот же вопрос: «А что ты с ними собираешься делать?» Ну, прямо, как в «Мертвых душах» Чичикова допрашивали. Мое объяснение сыграло со мной злую шутку. Вдруг я обнаружил, что вверх поползла цена у продавцов-канадцев, когда мы с Сержем Бюшбомом с ними почти договорились. Явно они вели переговоры о переуступке румынского долга еще с кем-то! И вскоре выяснилось, что моим конкурентом был Моснарбанк! Которому накануне я предлагал поучаствовать в сделке. В результате брать бумаги нам уже приходилось по 82-83 цента.
Через три месяца Румыния рассчиталась с долгами полностью по номиналу, это, конечно, подорвало экономику страны и вызвало известные политические последствия. За эту и другие ошибки Чаушеску заплатил жизнью. Здесь просматривается вновь параллель с событиями в Югославии и СССР, в выборе между судьбой собственной страны и внешними расчетами, интересы внутренней экономики и ее стабильности должны превалировать! Учитесь этому у американцев, которым всегда было наплевать на своих партнеров. По вышеописанным операциям следует дать отдельный комментарий.
Некоторые неспециалисты высказывали мнение, что мы зарабатывали на трудностях Бразилии, Польши, Румынии, Югославии. А банковский бизнес самый высокоморальный. Такие трактовки не только в корне неверны, но даже оскорбительны. Речь идет о помощи этим странам в трудных для них ситуациях. А чем труднее, рискованней ситуация, тем справедливей и выше заработок банкира. Для эффективного вывода страны из долгосрочного кризиса нужно, прежде всего, стабилизировать вторичный рынок оборота долга, устранить панические настроения и поддержать своих кредиторов ликвидностью. Инвестиции на вторичный рынок, в этом случае, работают в 100 крат сильнее, чем расходы по обычному обслуживанию долга. Я это понимал и помогал этим странам быстрей выйти из кризиса!
Вопрос о смене первого лица на советского специалиста в конце 80-х годов ставилась неоднократно. Тяжело было смотреть, какой ущерб несет страна, из-за того, что политическое руководство в банке не наше, а советские специалисты слабо вовлечены в практическую работу.
Примером может служить упоминаемая сделка с Евротуннелем. Посмотрите в архивы: синдицировал кредит больше, чем наполовину СССР и Китай! Вел проект Credit Lyonnais. В списке не было ни одного американского банка! Не участвовали и государственные бюджеты заинтересованных стран. Когда мне для камуфляжа принесли талмуд в пять или шесть тысяч (!) страниц на английском языке, называемый обоснованием строительства, я быстро разобрался в этом надувательстве. Полистал это ТЭО и надиктовал заключение на французском языке, что «Евротуннель» - акт вредительства. Затраты на строительство явно вырастут. В ТЭО не заложены многие риски. В результате о возвратности вложенных денег можно будет только мечтать!...
Вызвали меня Полетаев и Дюпюи спрашивают, что делать. Они уже успели подтвердить участие в проекте. Кажется, на 300 миллионов долларов! Полетаев попытался остановить сделку, но он был не первым лицом. В результате активных действий удалось лишь многократно снизить наше участие в проекте.
Слова мои подтвердились, «колбасить» проект начало уже через полгода после начала строительства.
Можно вспомнить еще одну сделку, которую пришлось уничтожить.
Надо сказать, что человек я кабинетный, лишний раз ездить в командировки не люблю. В банке в Париже мне даже приклеили кличку «невыездной». Ю. В. Полетаев меня очень уважал и, когда нужно было в выходные встречать ту или иную делегацию, лишний раз не трогал. Коллеги обижались, а Юрий Владимирович отвечал наиболее громко возмущавшимся по этому поводу на партсобрании: «Вот будешь, как Тетерский, тогда и выступай!» В какой-то степени я «льготу» компенсировал, часто работая над своими инициативными идеями и дома, в основном по ночам.
Однако в три запоминающиеся командировки мне пришлось съездить. В Генуе пять лет (или три, в общем, долго!) велись переговоры, насколько помню, внешнеторговым объединением с некой фирмой на поставку в Италию нашего оборудования. Эйробанк кредитовал авансовый платеж. Мне сразу показалось подозрительным следующее: наше нефтехимическое оборудование не брали даже в Африке, а тут берет Италия!
Выехал по поручению Ю. В. Полетаева на место. Началось с того, что меня в Генуе никто не встретил. Я устроился самостоятельно и прошелся по местным партнерским банкам. И не зря! Столько мне про фирмупокупателя рассказали! Она оказалась банкротом, а поступления оборудования многие ждали, чтобы поставить его в конкурсную массу.
Самое интересное, что руководители советского объединения знали об этом. Но не могли отказаться от стабильных загранкомандировок в Италию. Когда выяснилось, что я раскрыл ситуацию, появился молодой итальянец - владелец и руководитель фирмы и стал меня обхаживать и обрабатывать. Намекал, что, может быть, мне лучше не говорить о том, что я узнал. Сделки мы заключать, конечно, не стали. Для этого мне хватило четырех дней.
Следующий раз я поехал в Белград. Думаю, что это был 1989 год. Вызвали однажды в посольство и вручили депешу с поручением принять участие в создании совместного банка в Югославии. Устно мне объяснили, что, возможно, мне придется его возглавить. В Белграде я встретился с двумя посланцами из Москвы. Одним из них
был уже упоминаемый Васяткин.
Но в Белграде близость конца страны еще не сильно чувствовалась, всетаки столица. Поэтому определенные планы там все еще строили. В первую очередь я получил накачку от нашего посла, чтобы чувствовал важность возложенной на меня миссии. Как оказалось, именно он пробивал решение, возникшее в голове Горбачева или какого-то другого
мудреца из ЦК.
Я начал выяснять ситуацию, и оказалось, что финансовая система страны практически разрушена. До трети баланса у банков - черные дыры, ничем не покрытые. Система расчетов на грани полного исчезновения. За десять дней нахождения в Югославии мы убедились, что страну охватил раздрай. Незадолго до этого несколько югославских банкиров из разных республик приезжали в Париж для реструктуризации долгов. Так они чуть ли не подрались на наших глазах! Тогда я написал заключение: «Страна находится на грани финансового коллапса, ее ждет печальное будущее, вплоть до распада - в начале рынка, а потом - страны». В этих условиях закачивать туда сто миллионов долларов было безумием. Мои выводы, по секрету, подтвердил президент одного из местных банков: «Нечего здесь сейчас делать! Вы ставите абсолютно правильные вопросы».
1971-1976 Старший консультант Валютно-кредитного отдела Внешторгбанка СССР.
1976-1986 Заместитель начальника отдела компенсационных сделок Внешторгбанка СССР.
1986-1990 Директор Эйробанка в Париже.
1990 Заместитель начальника департамента Внешэкономбанка СССР.
1993-2012 Председатель Правления Народного доверительного банка.
Источник http://letopis.org/hero/207