Магомед, Мамед, Мамиш. Ильхом. Ташкент
повесть со сновидениями, их разгадкой,с наивными символами, сказочным гротеском,
сентиментальными отступлениями,с эпилогом, похожим на пролог,-
в собственном переводе автора с родного азербайджанского на родной русский.
"Жил-был плешивый, и влюбился он в шахскую дочь...
А он хитрый, плешивый. Шах послал его на верную смерть, чтоб от дочери отвадить, а ему дракон и не страшен: взял меч, спрятался у арыка, ночью появится дракон и плешивый его перехитрит; дракон учуял человека, раскрыл пасть, чтоб сожрать плешивого, а тот взял меч руками за оба конца, выставил его вперед, дракон думает, что ест плешивого, и ему невдомек, что располосовал его меч, до самого кончика хвоста рассек плешивый дракона, вышел и обмыл свой меч в арыке»; Плешивому что, ему было легко! Захотел - и сам шах принял его. Пришел и сел на большой камень у шахского дворца. «Что тебе надобно, плешивый?» - «А я к шаху на прием».- «Проходи, плешивый, шах ждет». И выслушал шах. И, верный своему слову, выдал за него дочь. А какой наивный дракон!.. Ест и ест, и боли никакой. «Пусть,- думает дракон,- плешивый утешится, что меня надвое перерезал».
* * *
К тому времени, когда Амираслан стал задумываться о женитьбе, у него сложились житейские принципы, которые он сформулировал и которым пытался следовать; тут и «необходимость делать биографию», и связи, прямые и косвенные, и умение играть на слабостях сильных мира сего, и теория смелости и риска. «Надо, чтобы биография была чистая, как окна, вымытые перед весенним праздником новруз-байрам»; теория трамплинов - двигаться не постепенно, не эволюционно, а скачкообразно, прыжками; или уходить в сторону, обходить преграду, чтобы затем неожиданно оказаться намного впереди; добиться должности, чтоб иметь возможность делать добро - реальное, весомое, ощутимое.
Упустишь момент и застрянешь навсегда; надо перескочить - и вверх; времени в обрез, но нельзя и спешить!.. Пытался как-то пойти на откровенный разговор с Джафаром-муэллимом, хотя знал, что тот помогать не любит, а возьмется помочь, испортит дело, что-нибудь непременно будет не так. «Выдвини моего начальника»,- говорит ему Амираслан, имея в виду Хасая, а заодно и себя.
Женитьба - на век, любовь - на миг»,- Амираслан, решив жениться, составил «картотеку невест»; потом на основе картотеки возникла схема должностных и семейных связей, которая затем обновлялась, разветвлялась и уточнялась; появлялись новые линии, обрывались исчерпавшие себя...
Захватывающее занятие!.. Амираслан составил список лиц (скажем, первая десятка!), затем узнал, у кого из них есть дочери, получалась любопытнейшая картина: у первого в десятке детей нет;
у второго старшая дочь после третьего развода, кажется, дома сидит, а младшая еще не доросла; у третьего - ровесница, даже чуть старше Амираслана, а это плохо, надо, чтобы жена была моложе, но не в этом суть; уж очень эта дочь серьезна, очкаста и некрасива;
у четвертого - единственная, лелеют, с телохранителем ходит; а когда сессия, телохранитель с зачеткой от одного преподавателя к другому, аккуратно и предметы вписаны, и оценки, любо поглядеть, круглая отличница, лучше не связываться;
у пятого - это надо разузнать, кажется, сын... Да нет же! Дочка, красивая, умная, кончает школу, надо чуть-чуть подождать, в резерв ее. Пойдем дальше (а пока составлял, она и упорхнула, стала невесткой Хасая!..), у шестого три дочери, сам красавец, жена красавица, а дочери уродки;
у седьмого одна дочь, весь город о ее нарядах и жизнелюбии говорит, гроза знаменитостей, особенно по ведомству искусства;
у восьмого дочь в маму, а мать, упаси аллах, такая боевая, никакой жизни не будет; у девятого... жених у нее, и неплохой парень; у десятого - сами они еще молоды, но надо держать на примете, авось у Амираслана родится сын или дочь и, кто знает, может, к тому времени... И унесли-унесли Амираслана думы далеко-далеко!..
Первый список исчерпан, Амираслан принялся за картотеку знаменитостей второй десятки; продумал, каким требованиям должен отвечать идеал: скромность, здоровье, красота, образование, рост, фигура; но на первом месте - скромность как синоним верности, домовитости; чтоб взглядом - ни-ни (рты потом не закроешь!). И тут же на одиннадцатом - стоп! Вот она! Ко всему прочему еще и добра!.. Стал приглядываться и узнал, что дружит с девушкой, которая живет во дворе Саттара; тут же к сестре за советом, та - к мужу, муж - подробности об отце: прекрасный человек, превосходная семья; пока то да се, сглазил будто кто семью: отец девушки надолго выбыл из строя (вирусный грипп и, как осложнение, катастрофически прогрессирующая слепота), а уже и Саттар был подключен, уже и сваты нашлись, даже обручение состоялось. Отец, предчувствуя недоброе, не стал тянуть; но попросил, чтоб без пышности; свадьбу сыграли, а через неделю он умер, Амираслан с болью заштриховал на своей схеме линии, которые вели к тестю. Некоторое время спустя сбоку на своей схеме Амираслан записал: «Стремясь к большему, довольствуйся малым»; он счастлив, жена - его тыл, жена - его любовь, жена - это все для него. Схема, схема...
Есть, конечно, момент везения, счастья, но главное, чтобы утвердилась за тобой молва как о везучем. И, кроме того, надо, чтоб люди видели и знали, что ты осведомлен, знаешь мельчайшие подробности из жизни тех, кто «наверху»,- кто с кем, кто против кого, кто как думает о том или другом.
Схема разветвляется: кто на ком женился; кого куда переставили, кто кого обошел; неожиданная смерть - и надолго клетка не заполнена, и Амираслан думает, глядя на нее: «Кто же?» И догадки рождаются: этот? Он связан с тем-то по материнской линии, а с этим через жену; но есть еще один, кто может эту клетку заполнить: внучатый племянник такого-то и зять такого-то!.. А если догадка кажется ему стоящей, сообщает о ней Сеяре при Джафаре, та еще кому-то, тот дальше, и пошло гулять по городу: «Б. идет на повышение, занимает место Г., и Ш. идет на место Б».- «А куда же Г.?» -«А он на свое старое место и возвращается». Линии появляются, прочерчиваются, приходится новые узлы завязывать - жизнь-то идет, кто-то на пенсию, кто-то умер, кого-то ушли, кто-то подрос, кто-то женился, перемещения всякие, неожиданности. Иногда для ясности Амираслан выделяет какой-то важный участок, отдельно рисует микросхему, и порой она причудливый вид обретает, эта схемка: вроде акула из воды высунулась или удивленный бегемот пасть разинул.
Неплохо бы, думает Амираслан, сигнализацию придумать, чтобы сразу видеть, если потянул нужную тебе нитку, как она приводит другие в движение.
* * *
- Анонимки - это же целая наука! - говорил Амираслан, разливая из чайника в грушевидные стаканчики чай цвета петушиного гребешка.- Чудак человек думает: возьму-ка я и оболью другого грязью. И кидает в него не то что камешки, от них больно может стать, а козлиные кругляшки (и это взял Гюльбала на вооружение от Амираслана). Ты, по-моему, знаешь, что на отца в свое время писали преподленькие анонимки (Гюльбала, кажется, поперхнулся, сахарок поцарапал горло). Я как-то разбирал архив наш, чтобы что надо сдать, а ненужное актировать и сжечь. И попались мне эти анонимки, хохотал до упаду, хотел собрать и на память Хасаю-муэллиму подарить, да нельзя, этика не позволяет. Какой наивный и глупый человек их писал! Хасай, мол, и взяточник, и карьерист, и пьяница, и бабник!.. Ну кто всерьез станет обращать внимание на такие банальности? Анонимка - дело подлое, конечно, но наука ох какая хитрющая! Возьми даже твоего отца и моего дорогого начальника. Он прекрасный организатор, человек многоопытный, с огромными связями, знающий свое дело и так далее. Согласен? (Еще бы не согласиться сыну, думает Амираслан. Так тебе и поверил я, лиса лысая, думает Гюльбала. Но чай вкусен, один пьет маленькими глотками и слушает, а другой ждет, чтоб чай чуть остыл,- горло у него катаральное). Ну, в общем, не мне его тебе расхваливать. Надо соблюдать чувство меры, не валить на одного все человеческие пороки. Надо знать, кому ты пишешь, психологию того, кто прочтет эту твою писанину. Есть люди, которые с первой строчки угадывают, что в корзину, а что в дело. Удивляюсь, как эти анонимки не угодили сразу в корзину. И в каждом обвинении должно быть подобие правды. Это же искусство, точный математический расчет, ажурная вязь! Надо знать, чего больше всего опасается твой враг.
- Извини меня, Амираслан, ты рассказываешь так, будто сам этим занимался,- подколол его Гюльбала.
- Я? Бороться анонимками - это примитивно! Лучше подписывать.
- Чтоб узнали?
- Чудак, не свою фамилию, а чужую! Я же говорю, изучить связи! Знать, кто в данный момент может иметь зуб на твоего врага! Кого он может заподозрить! Тем самым вовлекаешь в игру нового человека! Твой враг непременно пристыдит того, а тот, естественно, будет отпираться. Вчера еще нейтральное лицо становится врагом твоего врага! Но непременно в таких случаях в анонимке должны быть детали, известные именно тому, чья подпись стоит под письмом! Есть, кстати, одна любопытная форма анонимок - автоанонимки! Это когда ты сам пишешь на себя анонимку! Чрезвычайно поучительная форма саморекламы!
* * *
В доперестроечную эпоху театр выстоял, потому что у него хватило гибкости в отношениях с тогдашней властью. Интервал свободы, который предоставляли существование под эгидой театрального общества Узбекистана и комсомолом, а также относительная независимость от Министерства культуры позволили андерграунду идти на полколеса впереди идеологического локомотива советской истории и иногда даже слегка вразрез с ним. Система могла не только допустить этот плюрализм - дело молодое! - но даже и инициировать его: не случайно ведь "Ильхом" создается в год выхода постановления ЦК КПСС "О работе с творческой молодежью", а через десять лет получает премию Ленинского комсомола Узбекистана. К тому же, различие официального и неофициального часто были надуманным. Скажем, огромное впечатление на ташкентскую богему произвела выставка 1982 года ферганского живописца Л.Снегирева (тогда его полушепотом называли модернистом), а не менее условные, полуабстрактные полотна Д.Умарбекова казались воплощением официоза: ведь автор был членом правления Союза Художников СССР и в том же году получил звание заслуженного деятеля искусств Узбекистана.
Пожалуй, лишь в случае с "Драконом" (1982г.) театр действительно зашел необычно далеко: во-первых, потому что замахнулся на деспотическое государство на опасно близком расстоянии и во-вторых, потому что дракон обнаружился внутри нас. Возникал мотив личной ответственности за несправедливый миропорядок и это выводило ильхомовскую субкультуру за рамки того свода качеств, которые придавали интеллигентскому кругу его жизненную устойчивость. Оба момента были нехарактерны для Ташкента, и последовательное движение в этом направлении скорее всего привело бы руководителей театра к диссидентству. Но над политикой взяла верх эстетика, и "Дракон - сказка 1943" остался наиболее рисковой акцией театра. Думаю, эта история доставила молодежному коллективу немало хлопот, но в любом случае никто не рисковал большим, чем Е.Шварц, создавший пьесу в сороковые годы. Иные времена, иные драконы, иные меры пресечения инициативы: Не углубляясь далее в заведомо запретные кущи, театр убедил чиновников, что издержки, связанные с его разгоном, окажутся пагубнее той эфемерной опасности для общественных устоев, которую он из себя представлял.
Вообще, эта странная власть часто обращалась с творческой интеллигенцией мягче, чем последняя относилась к власти. Парадоксальность их отношений интригует, этим врагам, кажется, было трудно обойтись друг без друга. А.Эткинд, замечательный историк психоанализа, так описывает их амбивалентную связь: "Интеллигенция была как объектом, так и субъектом идеологического контроля. На верхних уровнях "идейного руководства" сосредоточивались люди, прямо связанные по работе и образу жизни с интеллигенцией и либо остро ненавидящие ее, либо, наоборот, тайно и иногда явно ей симпатизировавшие. Как те, так и другие выходили из одного и того же околоинтеллигентского социального слоя, а их вкусы, при всем их значении для судеб страны, могли иметь более или менее случайный характер."Так случилось, что во властных структурах Ташкента нашлись функционеры, чей случайный вкус посодействовал сохранению одного из своеобразнейших театральных коллективов позднесоветского и пост-советского пространства.
взлету "Ильхома" поспособствовал расцвет советского мещанства. "Чайкой" стала "Мещанская свадьба". То, что именно этот спектакль оказался объектом наиболее острой журналистской критики, можно считать чистым недоразумением: он идеально соответствовал органичной потребности советского искусства в его неравной борьбе с обывателем. Еще лучший и талантливейший поэт социалистической эпохи успел посвятить тому немало остроумных строк, и посвятил бы, наверно, много больше, не разбейся о быт его любовная лодка. Если говорить о театре, здесь особенно не везло мебели: она считалась синонимом проклятого быта, и именно на борьбу с ней устремлялись положительные герои. До апогея конфликт дошел у В.Розова, один из персонажей которого изничтожил полированную обстановку буденовской шашкой. В "Мещанской свадьбе" на сцене "Ильхома" мебель разваливается сама - т.е. положительным героем, столь необходимым социалистическому искусству, становится объективный ход событий.
Марк Вайль: "Мы впервые, в годы советской власти, когда это было невозможно, поставили повесть под названием «Магомед, Мамед, Мамиш». Еще никто не знал, как взорвется Восток, и какой будет интерес к мусульманству, еще никто не знал, что из-за карикатур полмира будет вставать и взрывать весь западный мир. Формула нашего спектакля: Магомед - пророк и Мамиш, советский усредненный мальчик, который уже не понимает, восточный он мальчик или советский. В этой формуле уже была эстетика «Ильхома». Вот тогда Чингиз Гусейнов научил меня мудрой вещи. Когда я ему сказал, что это невозможно, непонятно, как нам дали поставить, и как ему дали напечатать, он мне сказал: «Наши партийные лидеры все время думают, что раз не в Москве, то это далеко, это на Востоке». И, потом, добавил: «Но вся наша страна на Востоке». Поэтому, все, что в Узбекистане, это, честно говоря, более сюрреалистическое выражение России. И если я скажу, что в России все замечательно, а в Узбекистане все плохо, мы опять разделим наше геополитическое пространство, на самом деле, что все шито одними нитками. Там - более восточно выражено, здесь - европейско-прикрытая чиновничья братия одевшаяся в другие костюмы."
"ГЛАВА ДЕСЯТАЯ и последняя - ЭПИЛОГ, похожий на ПРОЛОГ, то есть такое окончание, которое может сойти за начало. Мамиш спешит. «Надо, непременно надо!» Вдруг остановился, поднял голову и неотрывно смотрит на низко бегущие хмурые облака, гонимые северным ветром. Случайная крупная холодная капля обожгла висок, а тучи бегут и бегут. И впечатление такое, что угловой дом, похожий на старый, но все еще крепкий корабль, стремительно несется по вспыльчивому Каспию и отвисшие клочья туч цепляются за телевизионные антенны.
Мамиш спешит.
Не угонишься за ним.
Идет и идет.
Ветер сорвал с петель оконную раму, осколки стекла посыпались на улицу. Лето, а какой злой ветер!.. Запахло шашлыком. Шашлык и вправду ждать не любит. Он вкусен, когда только что снят с красноглазых углей, обжигает пальцы. Но запах этот обманчив: то ли барашек на вертеле, то ли осла клеймят."
1975
Чингиз Гусейнов
МАГОМЕД, МАМЕД, МАМИШ
Copyright - «Художественная литература», Москва 1988 г.
http://www.azeribook.com/proza/ch_guseynov/magomed_mamed_mamish.htm
ТЕАТР "ИЛЬХОМ" И ТАШКЕНТСКИЙ АНДЕРГРАУНД
Источник: Автор - Борис ЧУХОВИЧ. Собственность материала Ferghana.ru (Данил Кислов)
http://xonatlas.uz/print73.html
Ильхом в Москве
http://www.svobodanews.ru/articlete.aspx?exactdate=20060504154437093
Update: 07.09.2007
В Ташкенте убит Марк Вайль
Трагическая новость из Ташкента. Минувшей ночью убит режиссер Марк Вайль. Художественный руководитель всемирно известного ташкентского театра "Ильхом". Он ставил спектакли в Узбекистане, России, Болгарии, Югославии, США.
Вчера около 11 часов ночи Марк Вайль возвращался домой после генеральной репетиции спектакля "Орестея", премьера которого была назначена на сегодня. В подъезде дома его уже поджидали двое неизвестных в черных бейсболках и майках. Они нанесли режиссеру несколько ножевых ранений в живот. Смертельно раненного режиссера увезли в больницу, где он скончался во время операции. Театр "Ильхом" - это легенда театральной культуры, единственный всемирно известный театр из Средней Азии, первый негосударственный театр в СССР. Марк Вайль был деятельной, кипучей натурой, он умел работать как со своей труппой, так и с чужими звездами. Себя он называл человеком мира. Вайль ставил классику - Чехова, Шекспира, занимался и современной драматургией, фольклором, узбекским театральным жанром масхарабоз, смешением различных культур. В драматические спектакли вводил восточную пластику. В последние годы театр занялся античной драмой.
Актеры театра "Ильхом" решили, что премьеру античной трагедии Эсхила "Орестея" в Ташкенте они сыграют несмотря ни на что, сегодня, 7-го сентября.