Собственноручные показания д-ра К. Клодиуса «Англо-германские отношения», ч.2
Во время официального посещения Берлина премьер-министром Бальфуром и министром иностранных дел Иденом имели место обстоятельные беседы с Гитлером об общем политическом положении.
Летом 1936 года на олимпиаду в Берлин прибыл постоянный секретарь английского министерства иностранных дел Ванситтарт, который, собственно, как долголетний руководитель профессиональной дипломатии имел большое влияние и был известен не как друг Германии, а как особый представитель французской линии в английской внешней политике. В Берлине он встречался с целым рядом политических деятелей. В Берлине также было немало защитников англо-германского сближения.
Нейрат, который до своего назначения министром иностранных дел был послом в Лондоне, располагал тесными связями с авторитетными политическими кругами Лондона и пользовался там большим уважением.
Герцог Кобургский, который в качестве близкого родственника английского королевского дома провел свою юность при английском дворе, предоставил в пользу англо-германского сближения свои обширные связи и, как президент германо-английского общества, старался пригласить в Германию многих видных англичан и свести их с авторитетными кругами Германии.
В Англии в то время не только лорд Мослей поддерживал стремления германо-английского общества, но также многие представители стоявших близко к герцогу Кобургскому кругов английского общества были готовы действовать в этом же смысле. В Германии также и среди руководителей национал-социалистической партии были сторонники сближения с Англией. В первую очередь здесь следует назвать Гесса, который вырос в Египте и хорошо знал английский склад ума и располагал впоследствии влиятельными связями в Лондоне. Далее идет Розенберг, который в течение долгих лет считался кандидатом для возможной замены Нейрата на посту министра иностранных дел. Он также был сторонником английской ориентации во внешней политике Германии.
Различные официальные выступления и неофициальные контакты все же, кроме как заключение соглашения о флоте, которое последовало еще в 1935 году, ни к каким конкретным результатам не привели. Это объясняется, прежде всего, не тем, что существовали непреодолимые действительные противоречия, а в первую очередь тем, что не могла быть найдена психологическая база для сближения.
Беседы Гитлера с английскими государственными деятелями кончались всегда разногласиями, если даже в соответствующем отдельном случае не имелось к тому никакого повода. Точно такая же картина получалась, когда руководящие лица национал-социалистической партии вели подобные переговоры с английскими представителями.
Естественно, что для немца невозможно с уверенностью сказать, какие причины вызвали недовольство англичан, в какой мере это объясняется конкретными противоречиями интересов, методами политики Гитлера, общей антипатией англичан к национал-социализму или, наконец, недипломатическим и жестким языком, которым велись часто переговоры с немецкой стороны и к которым английская сторона была не привычна.
Немцы же в свою очередь чувствовали постоянное опекание со стороны Англии. Возмущались тем, что Англия считала само собой разумеющимся, чтобы Германия каждое свое политическое действие предварительно согласовывала с Англией, и когда она этого не делала, она получала от Англии выговор.
Далее было оскорбительным то, что Англия равным образом считала вполне естественным, что во всех англо-германских переговорах постоянно речь шла о справедливых и несправедливых пожеланиях или требованиях Германии, в то время как ни одному англичанину не пришло на ум в каком-либо вопросе внешней английской политики поинтересоваться также германским мнением, и каждая попытка немцев высказать свое мнение встречала резкий отпор как неслыханное и совершенно несправедливое вмешательство в суверенные права Англии.
Гитлер и сторонники его партии внутренне никогда не соглашались с тем особым положением, которое возникло для Германии после поражения в первой мировой войне. Они никогда не понимали, что мирный пересмотр Версальского договора возможен только путем трудных и кропотливых переговоров с участниками договора и что этот договор давал иностранным державам, и в первую очередь Англии, по крайней мере формальное право принимать участие почти во всех вопросах германской политики. Чем больше Гитлер привыкал управлять диктаторски во внутренних делах, не спрашивая даже мнения своей собственной партии, тем тяжелее становилось ему в своей внешней политике считаться с возражением третьих лиц, которые, по его мнению, совсем не участвовали в решении соответствующего вопроса.
Старая германская профессиональная дипломатия, разумеется, понимала данное положение вещей. Ей было известно не только особое положение, возникшее для Германии в результате Версальского договора и последующих к нему дополнений. Она знала также, что в концерте европейских держав внешнеполитические действия, независимо от настоящего, особого положения Германии в новейшей истории, были почти без исключения связаны с трудными дипломатическими переговорами.
Она знала, что германская империя во времена Бисмарка, хотя ему и не было навязано в то время никаких условий, достигала своих внешнеполитических целей только в дипломатическом сотрудничестве с великими державами.
Она знала также, что по неизменным географическим, историческим и другим причинам некоторые великие державы, как Германия, Франция, Италия и бывшая Австро-Венгрия, в своих внешнеполитических действиях в особой мере были зависимы от согласия других государств в то время, как группа таких великих держав, как Англия, Америка и до некоторой степени также Россия были более независимыми и свободными в своих внешнеполитических решениях.
Она рассматривала это раз и навсегда существующее положение не с точки зрения престижа и поэтому не испытывали чувства неполноценности по отношению к англичанам, как, например, так называемые национал-социалистические внешние политики.
Кроме того, в период с 1919 по 1932 год, когда они во времена Веймарской республики имели решающее влияние на внешнюю политику, они доказывали, что существовала возможность путем дипломатических переговоров, как бы трудны и кропотливы они ни были, осуществить действительно обоснованные и справедливые требования Германии о пересмотре Версальского договора без того, чтобы нарушить или нанести ущерб миру Германии и Европы.
Но эти старые профессиональные дипломаты, начиная с 1933 года, день ото дня все больше и больше исключались из дипломатической жизни. Если они и занимали еще руководящие должности, как, например, должности статс-секретарей в министерстве иностранных дел (в первую очередь Булер и Вайцзеккер), то к обсуждению важных внешнеполитических вопросов они не привлекались.
Нейрат, который в качестве министра иностранных дел часто участвовал во всех обсуждениях, видел, как его влияние, если таковое и было в первое время, постепенно уменьшалось, пока он совершенно неожиданно, без всякого предварительного уведомления, не был смещен с поста.
Последний английский посол в Берлине Гендерсон энергично и во всеуслышание жаловался на то, что он с отставкой Нейрата в феврале 1938 года не имеет в Берлине никого из руководящих лиц, с которыми он мог бы серьезно и доверчиво обсудить внешнеполитические вопросы.
Особое затруднение для англо-германского сближения являла собой персона Риббентропа. Еще летом 1936 года, когда Риббентроп заменил в Лондоне посла Геша*7, его личность произвела парализующее действие на дипломатические отношения. Хотя год тому назад он и заключил соглашение о флоте, он не умел вообще ладить с авторитетными английскими кругами. Трудно сказать, что было больше, его антипатия и недоверие к англичанам или же антипатия и недоверие англичан к нему. С обеих сторон эта антипатия обуславливалась не только деловыми причинами, но также и личными. Когда Риббентроп затем как внешнеполитический представитель партии (после того, как он побил своего конкурента Розенберга) стал министром иностранных дел, это, естественно, в еще большей мере повлияло тормозяще на успех всякого внешнеполитического сближения и самих переговоров с Англией.
Выше я изложил довольно обстоятельно психологические и личные мотивы потому, что их знание является необходимой предпосылкой для понимания развития англо-германских отношений в период 1933-1939 гг.
После воссоединения Австрии с Германией, подобно тому, как после введения немецких гарнизонов в Рейнской области, между Лондоном и Парижем происходил обмен мнениями о необходимых мероприятиях. В дни воссоединения, Риббентроп находился как раз с официальным визитом в Лондоне. По имевшейся в то время на этот счет в Берлине информациям, вопрос войны против Германии по этому случаю не принимался в соображение так серьезно, как в 1936 году.
Во Франции, как я уже указал выше, влиятельные круги теперь были также значительно сдержанней.
Хотя общественное мнение в Англии было очень взволновано, но английское правительство воспринимало вещи спокойнее, чему способствовало осторожное поведение Франции, так как оппозиция против присоединения в последние 20 лет исходила не от Англии, а от Франции. Протест против таможенной унии в 1932 году Англия заявила также под принуждением Франции.
В случае воссоединения Австрии с империей с английской точка зрения против самого действия можно было бы меньше сказать, чем против методов, которыми при выполнении этого мероприятия действовал Гитлер. Кроме того, для англичан это было вообще большим огорчением, что Гитлер, а не демократическая Германия, осуществил присоединение.
Английское и французское правительство согласились тогда с тем, что эти соображения, которые могли быть так несимпатичны им и общественному мнению их стран в связи с операцией Гитлера, все же недостаточно вески для войны. Английское правительство все же упрекнуло Гитлера за то, что он дал приказ войскам о вступлении в Австрию и за то, что воссоединение Австрии с империей противоречило договору, заключенному в Германии, и протоколу о займе, заключенному в 1932 году, с которыми была связана только Австрия, а не империя. В связи с этим несомненным юридическим нарушением прав английское правительство ограничилось формальным протестом.
Ни английское правительство, ни английский народ в основном не возражали бы против объединения германского народа в одном государстве, которое до 1870 года существовало в течение многих десятилетий и которое более требовалось немцам, проживающим в Австрии, чем народу самой империи.
Кроме того, фактом, оказывающим влияние на поведение английского правительства, являлось также и то, что на этот раз не только Франция не требовала интервенции, а также по географическим причинам непосредственно причастная к этому Италия на этот раз, в противоположность своей оппозиции против таможенной унии, тотчас же заявила о своем согласии с новым положением.
Вскоре после присоединения Австрии Англия направила в Берлин делегацию для ведения переговоров по экономическим и финансовым вопросам, которые возникли для германо-английских отношений в связи с воссоединением, признав фактически вновь созданное положение.
Трудным местом в англо-германских отношениях являлся вопрос с Судетской областью. В этом случае речь шла не об объединении двух германских государств, которые были заинтересованы в этом, а о потере этой области одной страной и передаче другому иностранному государству.
Гитлер настаивал на своем требовании. Чехословакия не хотела ему уступать и, если бы Франция, согласно союзному договору с Чехословакией, осталась бы верна ей, то война была бы неизбежна и Англия не могла бы оставить Францию на произвол и должна была бы объявить войну Германии. Английская дипломатия, и прежде всего премьер-министр Чемберлен, сделали в эти недели сверхчеловеческие усилия в поисках мирного разрешения вопроса.
Так как английское правительство считало германское требование на Судетскую область справедливым, то усилия английской дипломатии были направлены к тому, чтобы склонить Чехословакию к добровольной уступке области.
Это положение для английского правительства было облегчено тем, что отношения между Лондоном и Прагой были особенно тесны, Чехословакия находилась постоянно под особой опекой Франции. Так как Франция не была склонна к ведению войны из-за Судетской области, то Англия со своей стороны могла легче действовать в Праге в направлении уступки области. После окончания кризиса с Судетской областью Чемберлен стал пользоваться в Германии такой популярностью, как никакой другой английский государственный деятель или какой-либо англичанин до сих пор.
Германский народ был ему благодарен, так как он сочувствовал требованию на самоопределение и помогал ему в достижении успеха. Еще благодарнее были ему за то, что он воспрепятствовал угрожающей войне. Кроме того, его личная деятельность в этом направлении, его три поездки в Германию, произвели большое впечатление. В то время в германском народе, как никогда ранее, была подготовлена почва для дружественного сотрудничества с Англией.
Однако официальная политика шла совершенно по другим путям. Хотя и удалось избежать войны, все же после трех встреч в Мюнхене и Годесберге снова сказалось вышеупомянутое мною дурное настроение, которое с 1933 года явилось характерным сопутствующим явлением германо-английского обмена мнениями. Хотя причина к этому дурному настроению в этом случае могла исходить только с английской стороны, оно все же сказывалось на обеих сторонах.
Вскоре после возвращения Чемберлена в Лондон в Берлине заговорили о том, что будто бы Чемберлен в связи с критикой оппозиции заявил о том, что он попал под давление Германии и должен был советовать чехам пойти на уступки, так как Англия не закончила еще вооружаться. Это вооружение производилось теперь ускоренными темпами.
Правдивы ли эти сведения и насколько, я не знаю и не могу вспомнить о том, говорил ли Чемберлен что-либо в этом направлении, чтобы защититься от критики оппозиции в Палате Общин.
Достоверным все же является то, что отношение к Англии зимой 1938- [19]39 г., в противоположность надеждам и чувствам германского народа, который более правильно оценивал проводимую в то время деятельность английской политики, и прежде всего Чемберлена, для Германии и мира, чем это делало свое политическое руководство, не улучшилось, но, наоборот, стало хуже. Все эти нюансы были совершенно незначительны, когда весной 1939 года оккупировал Прагу.
Этим закончился период германо-английских переговоров и английского посредничества. Оккупация Праги являлась для Англии решительным поворотным моментом в оценке политики Гитлера.
Все ранее проведенные Гитлером мероприятия, как восстановление германского военного величия, создание гарнизонов в Рейнской области, воссоединение Австрии с империей, занятие Судетской области, хотя и вызвали английские протесты против формы, в которой они были проведены, и так как они противоречили юридическим обязательствам, все же они не были восприняты как несправедливые.
Это были ревизионистские пожелания, о которых демократическая Германия уже объявила и с которыми когда-либо должны были согласиться. Однако при оккупации Праги речь шла о вторжении в иностранное государство, чья неприкосновенность была признана в торжественной обстановке за несколько месяцев до того.
Англия по праву чувствовала себя позорно обманутой как раз в тот момент, когда ее политика оказала решительную услугу Германии при занятии Судетской области. Кроме того, было ясно, что цели Гитлера в области внешней политики не ограничивались объединением чисто германских пограничных областей с империей, которые сами хотели возвратиться в лоно Германии, о чем он всегда торжественно заявлял.
Оккупация Праги была для Англии слишком неожиданной, чтобы действовать. Но уже стало ясно, что английское правительство при следующем поводе объявит войну Германии.
Я должен сделать здесь небольшое отступление. Подобные чувства, как у английского народа и английского правительства, после оккупации Праги имело также преобладающее большинство немецкого народа. Германский народ, несмотря на его внутриполитическую оппозицию к национал-социализму, был согласен со значительными внешнеполитическими мероприятиями Гитлера (за исключением участия в гражданской войне в Испании). Народ критиковал нервные и насильственные методы Гитлера, он никогда не желал для достижения одной из этих целей вести войну, однако он имел мнение, что до момента занятия Судетской области речь шла о политических целях, которые поощряло всякое демократическое правительство. И наоборот, оккупация Праги вызвала единодушное отрицательное отношение, за исключением небольшого количества людей внутри партии.
Также и восстановление вооруженного величия рисовалось теперь в совершенно другом свете. Не то было опасно, что Гитлер требовал создания вооруженных сил в Германии, как и во всех странах мира, а то, как он будет теперь использовать новое вооружение.
Настроение в Германии в течение многих лет было не так подавлено, как летом 1939 года. Этому еще способствовало и то, что поворот настроения в Англии, в Германии, конечно, не был известен. Англичане совершенно открыто заявляли своим друзьям в Германии: «При следующем благоприятном случае мы вас изобьем».
Одной из английских реакций на оккупацию Чехословакии, наряду с усиленными и ускоренными темпами вооружения, явилась также возобновленная попытка установления политических взаимоотношений с Советским Союзом.
Когда миссия сэра Стаффорда Криппса внезапно закончилась в связи с заключением договора между Германией и Советским Союзом в августе 1939 года*8, вскоре после этого, 25 августа 1939 года, Англия заключила союзный договор с Польшей. Так как германо-польский кризис уже тогда вступил в неотложную стадию, то цель этого союзного договора в этот момент была совершенно ясна: он должен был поддерживать Польшу против Германии и одновременно заверить Гитлера в том, о чем английская дипломатия уже заявила до этого в Берлине: что Англия в этом случае не будет действовать так, как год тому назад в качестве посредника в пользу Германии, а, наоборот, будет поддерживать Польшу против Германии (до 1932 года с английской стороны неоднократно неофициальным путем давали знать в Берлин о том, что в Англии также считают необходимым пересмотр границы в германо-польском «коридоре»*9).
В связи с тем, что прогрессивные круги германского народа всегда считали несправедливым ранее проведенный раздел территории Польши между Пруссией и царской Россией и выступали за восстановление Польши в ее национальных границах, то со стороны Германии не имели места никакие территориальные ревизионистские пожелания по отношению к Польше. Только вопрос с «коридором» требовал, якобы, урегулирования. Однако речь идет только о проблеме с сообщением. Об этом, так же как и о статусе города Данциг, при других обстоятельствах должна была быть обусловлена договоренность с Польшей непосредственно. Во всяком случае, настроение германского народа по отношению к гитлеровской операции против Польши было таким же, как и при оккупации Праги.
2 сентября*10 казалось, что в последний момент дело все же окончится компромиссом и войны удастся избежать. Муссолини предложил новую конференцию. Германия и Франция приняли предложение, а также и английское правительство в предварительном ответе обнадежило прием Англии.
Большинство Палаты общин под руководством Черчилля в ночь с 2 на 3 сентября побудило английское правительство отклонить предложение Муссолини и утром 3 сентября английский посол явился в министерство иностранных дел в Берлине и передал английское заявление об объявлении войны, причем это, вопреки всяким дипломатическим обычаям, привело еще к бурной дискуссии между Риббентропом и Гендерсоном. Вскоре после этого явился также французский посланник. Франция хотела этой последовательностью выразить то, что на этот раз инициатива исходила от Англии и что Франция неохотно после нажима Англии объявила войну Германии.
О неофициальном германо-английском общении во время войны мне ничего неизвестно.
Различные объяснения о готовности Германии к миру, которые содержались в речах Гитлера, произнесенных им в рейхстаге во время первого военного года, насколько мне известно, остались без ответа. Они были так составлены, что не могли являться основанием для переговоров, если они не были одновременно сопровождаемы конкретными предложениями, направленными конфиденциальными путями.
О подобных предложениях я никогда ничего не слышал. Вряд ли кто серьезно воспринимал видимую готовность Гитлера к миру.
С 1933 года я не занимался больше политическими вопросами, а только экономическими, так что некоторые сведения по политическим вопросам мне известны, хотя непосредственного участия в их разрешении я не принимал. Фактом является то, что о возможном политическом общении Англии с Германией я не знаю, но это не доказывает того, что оно действительно не могло иметь места. Особенно во время войны подобные вещи держались в большом секрете.
Когда Гесс улетел в Англию, то, конечно, очень много дискутировали о том, не получил ли он все же секретное задание от Гитлера. Но я ничего подлинного об этом не слышал. Наоборот, в то время рассказывали, что адъютанты, которые помогали ему при «бегстве», были, якобы, арестованы и, по-видимому, даже расстреляны. Об этом мне также ничего подлинного не известно.
В ходе войны я пытался при каждой представившейся возможности убедить статс-секретаря, а также и самого Риббентропа в том, что нужно пытаться всеми средствами закончить войну дипломатическим путем.
Так как я не был компетентен заботиться об этих вопросах, я, в связи с опытом из моих экономических переговоров или бесед с иностранными дипломатами и впечатлением от моих поездок, воспользовался случаем, чтобы выразить свои взгляды. Из отрицательной позиции, с которой встречались мои представления, я мог только заключить, что Гитлер не хотел предпринимать попыток окончить войну дипломатическим путем или потому, что он вообще считал это бессмысленным, или потому, что он знал, что он никогда не достигнет выносимых условий мира, или потому, что он все еще действительно воображал, что он сможет военным путем добиться победы в этой войне.
При таком изложении я постарался объективно передать понимание различных политических факторов в Англии и Германии в отдельные периоды развития германо-английских отношений и суждение этих факторов об определенных политических мероприятиях, так как полагаю, что подобному объективному изложению будет придано большое значение.
Ниже я еще раз коротко обобщаю важнейшие точки зрения, которые имеют значение для оценки этого развития.
По-моему мнению, первые видимые и временные внешнеполитические успехи Гитлера в 1935-[19] 38 годах нужно объяснить тем, что они основывались на доверии, которое завоевала внешняя политика демократической Германии в мире. Это было облегчено еще и тем, что он сначала сделал вид, что он, якобы, продолжает эту внешнюю политику и что он пользуется той же самой терминологией, как до сего времени демократическая внешняя политика.
В большинстве стран мира, прежде всего в Англии, а также среди преобладающего большинства германского народа, утешались тем, что Гитлер, хотя и пользовался насильственными методами, однако он хотел осуществить справедливые ревизионистские пожелания и что он хотел добиться этого мирным путем, без войны.
Затем наступило жестокое пробуждение как с этой, так и с той стороны германских границ. Было ясно, что если Гитлер требовал равенства в вооружении, то он не думал о равноправии и самообороне германского народа, а о вооружении для подготовки к войне.
Было ясно, что если Гитлер требовал возвращения в империю немцев, проживающих за границей, то он не думал о правах нации на самоопределение, их свободе и правах этих немцев вообще, а об аннексии областей для завоевания новых политических и военных позиций.
Было ясно, что Гитлер не удовлетворялся своей мнимой программой объединения всех немцев в одно государство, а что он хотел захватить чужую область и подчинить себе другие народы.
Было ясно, что Гитлер, таким образом, дискредитировал перед всем миром справедливые требования германского народа и создавал для фашистской Германии все новых врагов.
Было ясно, что Гитлер не был намерен соблюдать заключенные договора, и не только ранее заключенные договора Германии, а также и заключенные им самим. Это было окончательно ясно, что Гитлер совершенно не хотел мирной договоренности с европейскими народами, и что он искал только такие державы в качестве союзников, которые проводили агрессивную политику, как и он сам.
Когда это все стало известно миру, и прежде всего Англии, то последний остаток доверия к Германии, который достался Гитлеру от Веймарской республики, окончательно пропал, и для него не имелось больше никакой возможности добиться «мирным путем» хотя бы незначительного внешнеполитического «успеха». Так как он, несмотря на это, с ожесточением и фанатизмом и не слушая ничьих советов, настаивал на своих планах, то это развитие неизбежно привело к войне.
КЛОДИУС
Перевел: переводчик 4 отдела 3 ГУКР МГБ СССР гв[ардии] мл[адший] лейтенант СМИРНИЦКИЙ
Примечания:
*1 Так в документе, речь идет о британском государственном деятеле и дипломате Эдгаре Винценте Д'Аберноне.
*2 Так в тексте, речь идет о французском политическом и государственном деятеле Александре Мильеране, в 1920-1924 гг. президенте Франции.
*3 Так в документе, возможно, речь идет о французском государственном и политическом деятеле Эдуаре Эррио.
*4 Так в документе, здесь и далее речь идет о плане Дауэса.
*5 Речь идет о британском государственном и политическом деятеле Артуре Гендерсоне.
*6 Речь идет о британском банкире Коллете Нормане Монтагю.
*7 Речь идет о немецком дипломате Леопольде фон Геше.
*8 Речь идет о пакте Молотова-Риббентропа, подписанном в Москве 23 августа 1939 г.
*9 Речь идет о т.н. Данцигском коридоре.
*10 Так в документе, нацистская Германия напала на Польшу утром 1 сентября 1939 г.
https://istmat.org/node/24772
16 октября 1947 г.
Москва
[Перевод с немецкого]
Лейбористская партия
Отношения между лейбористской партией и германскими социал-демократами были очень тесными. Особенно ясно это стало видно в 1928- [19]30 годы после того, как германские социал-демократы одержали на выборах большую победу и их партия приобрела значительный вес, а вождь партии Герман Мюллер стал рейхсканцлером. Со стороны англичан эти отношения поддерживались и оберегались главным образом Макдональдом и Сноуден, а со стороны немцев - Рудольфом Брейтштейдом, который в то время неоднократно бывал в Англии.
На происходивших в те годы международных конференциях Макдональд и, особенно, Сноуден неоднократно выступали против Франции в защиту германских интересов. Эттли не играл тогда еще никакой значительной роли.
Партия консерваторов и Черчилль
В период, последовавший после первой мировой войны, консервативные правительства Англии часто оказывали Германии политическую поддержку. Но эти правительства никогда не выражали желания установления более тесных отношений между Германией и Англией. Английские консерваторы и, главным образом, Черчилль - это «люди, считавшиеся с фактическим положением дел», которые не интересовались Германией, пока она была настолько слаба в политическом и военном отношении, что не могло быть и речи видеть в ней серьезного соперника.
Лишь приблизительно после 1935 или 1936 года появились симптомы, говорящие о том, что в кругах английских консерваторов желают установить более тесные политические отношения с Германией. Вскоре после этого представители Консервативной партии - английский премьер Болдуин вместе с министром иностранных дел (Иденом) - нанесли официальный визит Берлину. Впоследствии Берлин неофициально посетил постоянный второй секретарь английского министерства иностранных дел Ванситтарт, близко стоявший к партии консерваторов, который прежде был оппозиционно настроен к Германии и являлся сторонником профранцузской ориентации.
Влиятельные члены Консервативной партии стали пытаться установить связь с руководителями германской внешней политики, даже используя для этой цели председателя Англо-германского общества герцога Кобургского, который находился в тесных родственных связях с Английским королевским домом и большую часть своей жизни провел в Англии. В германских дипломатических кругах в то время сложилось впечатление, как будто все эти попытки к сближению делаются с полного одобрения Черчилля.
Резкое изменение настроения в кругах английских консерваторов произошло в связи с назначением Риббентропа на пост министра иностранных дел, который еще до этого, будучи германским послом в Лондоне, был как бы одной из причин, тормозивших установление отношений взаимопонимания между Англией и Германией.
Обстоятельства, сопровождавшие разрешение Судетского вопроса осенью 1938 года, и немецкая манера вести переговоры подобно Мюнхену и, тем более, как они велись в Годесберге, ознаменовались дальнейшим ухудшением отношений с кругами английских консерваторов.
Оккупация Чехословакии весной 1939 года лишила возможности даже просто помышлять об установлении отношений взаимопонимания с Англией. Начиная с этого момента Черчилль даже открыто выступал за войну с Германией. Он был убежден, что Германия стала настолько сильным государством, что уже не могла представлять собой интереса как союзник, а, наоборот, превратилась в угрозу для Англии.
Кроме того, консерваторы были убеждены в том, что какое-либо взаимопонимание с Гитлером невозможно. Так как личное вмешательство Черчилля 2.9.1939 года против сопротивления Чемберлена привело к отклонению посредничества со стороны Муссолини и к объявлению Германии войны со стороны Англии.
О попытках Черчилля в период войны установить контакт с влиятельными германскими кругами каким-либо окольным путем мне ничего неизвестно.
КЛОДИУС
16.10.[19]47 г.
Перевел: Оперативный] уполномоченный] 4 отдела 3 Гл[авного] управления] МГБ СССР ст[арший] лейтенант БУБНОВ
https://istmat.org/node/24784
Летом 1936 года на олимпиаду в Берлин прибыл постоянный секретарь английского министерства иностранных дел Ванситтарт, который, собственно, как долголетний руководитель профессиональной дипломатии имел большое влияние и был известен не как друг Германии, а как особый представитель французской линии в английской внешней политике. В Берлине он встречался с целым рядом политических деятелей. В Берлине также было немало защитников англо-германского сближения.
Нейрат, который до своего назначения министром иностранных дел был послом в Лондоне, располагал тесными связями с авторитетными политическими кругами Лондона и пользовался там большим уважением.
Герцог Кобургский, который в качестве близкого родственника английского королевского дома провел свою юность при английском дворе, предоставил в пользу англо-германского сближения свои обширные связи и, как президент германо-английского общества, старался пригласить в Германию многих видных англичан и свести их с авторитетными кругами Германии.
В Англии в то время не только лорд Мослей поддерживал стремления германо-английского общества, но также многие представители стоявших близко к герцогу Кобургскому кругов английского общества были готовы действовать в этом же смысле. В Германии также и среди руководителей национал-социалистической партии были сторонники сближения с Англией. В первую очередь здесь следует назвать Гесса, который вырос в Египте и хорошо знал английский склад ума и располагал впоследствии влиятельными связями в Лондоне. Далее идет Розенберг, который в течение долгих лет считался кандидатом для возможной замены Нейрата на посту министра иностранных дел. Он также был сторонником английской ориентации во внешней политике Германии.
Различные официальные выступления и неофициальные контакты все же, кроме как заключение соглашения о флоте, которое последовало еще в 1935 году, ни к каким конкретным результатам не привели. Это объясняется, прежде всего, не тем, что существовали непреодолимые действительные противоречия, а в первую очередь тем, что не могла быть найдена психологическая база для сближения.
Беседы Гитлера с английскими государственными деятелями кончались всегда разногласиями, если даже в соответствующем отдельном случае не имелось к тому никакого повода. Точно такая же картина получалась, когда руководящие лица национал-социалистической партии вели подобные переговоры с английскими представителями.
Естественно, что для немца невозможно с уверенностью сказать, какие причины вызвали недовольство англичан, в какой мере это объясняется конкретными противоречиями интересов, методами политики Гитлера, общей антипатией англичан к национал-социализму или, наконец, недипломатическим и жестким языком, которым велись часто переговоры с немецкой стороны и к которым английская сторона была не привычна.
Немцы же в свою очередь чувствовали постоянное опекание со стороны Англии. Возмущались тем, что Англия считала само собой разумеющимся, чтобы Германия каждое свое политическое действие предварительно согласовывала с Англией, и когда она этого не делала, она получала от Англии выговор.
Далее было оскорбительным то, что Англия равным образом считала вполне естественным, что во всех англо-германских переговорах постоянно речь шла о справедливых и несправедливых пожеланиях или требованиях Германии, в то время как ни одному англичанину не пришло на ум в каком-либо вопросе внешней английской политики поинтересоваться также германским мнением, и каждая попытка немцев высказать свое мнение встречала резкий отпор как неслыханное и совершенно несправедливое вмешательство в суверенные права Англии.
Гитлер и сторонники его партии внутренне никогда не соглашались с тем особым положением, которое возникло для Германии после поражения в первой мировой войне. Они никогда не понимали, что мирный пересмотр Версальского договора возможен только путем трудных и кропотливых переговоров с участниками договора и что этот договор давал иностранным державам, и в первую очередь Англии, по крайней мере формальное право принимать участие почти во всех вопросах германской политики. Чем больше Гитлер привыкал управлять диктаторски во внутренних делах, не спрашивая даже мнения своей собственной партии, тем тяжелее становилось ему в своей внешней политике считаться с возражением третьих лиц, которые, по его мнению, совсем не участвовали в решении соответствующего вопроса.
Старая германская профессиональная дипломатия, разумеется, понимала данное положение вещей. Ей было известно не только особое положение, возникшее для Германии в результате Версальского договора и последующих к нему дополнений. Она знала также, что в концерте европейских держав внешнеполитические действия, независимо от настоящего, особого положения Германии в новейшей истории, были почти без исключения связаны с трудными дипломатическими переговорами.
Она знала, что германская империя во времена Бисмарка, хотя ему и не было навязано в то время никаких условий, достигала своих внешнеполитических целей только в дипломатическом сотрудничестве с великими державами.
Она знала также, что по неизменным географическим, историческим и другим причинам некоторые великие державы, как Германия, Франция, Италия и бывшая Австро-Венгрия, в своих внешнеполитических действиях в особой мере были зависимы от согласия других государств в то время, как группа таких великих держав, как Англия, Америка и до некоторой степени также Россия были более независимыми и свободными в своих внешнеполитических решениях.
Она рассматривала это раз и навсегда существующее положение не с точки зрения престижа и поэтому не испытывали чувства неполноценности по отношению к англичанам, как, например, так называемые национал-социалистические внешние политики.
Кроме того, в период с 1919 по 1932 год, когда они во времена Веймарской республики имели решающее влияние на внешнюю политику, они доказывали, что существовала возможность путем дипломатических переговоров, как бы трудны и кропотливы они ни были, осуществить действительно обоснованные и справедливые требования Германии о пересмотре Версальского договора без того, чтобы нарушить или нанести ущерб миру Германии и Европы.
Но эти старые профессиональные дипломаты, начиная с 1933 года, день ото дня все больше и больше исключались из дипломатической жизни. Если они и занимали еще руководящие должности, как, например, должности статс-секретарей в министерстве иностранных дел (в первую очередь Булер и Вайцзеккер), то к обсуждению важных внешнеполитических вопросов они не привлекались.
Нейрат, который в качестве министра иностранных дел часто участвовал во всех обсуждениях, видел, как его влияние, если таковое и было в первое время, постепенно уменьшалось, пока он совершенно неожиданно, без всякого предварительного уведомления, не был смещен с поста.
Последний английский посол в Берлине Гендерсон энергично и во всеуслышание жаловался на то, что он с отставкой Нейрата в феврале 1938 года не имеет в Берлине никого из руководящих лиц, с которыми он мог бы серьезно и доверчиво обсудить внешнеполитические вопросы.
Особое затруднение для англо-германского сближения являла собой персона Риббентропа. Еще летом 1936 года, когда Риббентроп заменил в Лондоне посла Геша*7, его личность произвела парализующее действие на дипломатические отношения. Хотя год тому назад он и заключил соглашение о флоте, он не умел вообще ладить с авторитетными английскими кругами. Трудно сказать, что было больше, его антипатия и недоверие к англичанам или же антипатия и недоверие англичан к нему. С обеих сторон эта антипатия обуславливалась не только деловыми причинами, но также и личными. Когда Риббентроп затем как внешнеполитический представитель партии (после того, как он побил своего конкурента Розенберга) стал министром иностранных дел, это, естественно, в еще большей мере повлияло тормозяще на успех всякого внешнеполитического сближения и самих переговоров с Англией.
Выше я изложил довольно обстоятельно психологические и личные мотивы потому, что их знание является необходимой предпосылкой для понимания развития англо-германских отношений в период 1933-1939 гг.
После воссоединения Австрии с Германией, подобно тому, как после введения немецких гарнизонов в Рейнской области, между Лондоном и Парижем происходил обмен мнениями о необходимых мероприятиях. В дни воссоединения, Риббентроп находился как раз с официальным визитом в Лондоне. По имевшейся в то время на этот счет в Берлине информациям, вопрос войны против Германии по этому случаю не принимался в соображение так серьезно, как в 1936 году.
Во Франции, как я уже указал выше, влиятельные круги теперь были также значительно сдержанней.
Хотя общественное мнение в Англии было очень взволновано, но английское правительство воспринимало вещи спокойнее, чему способствовало осторожное поведение Франции, так как оппозиция против присоединения в последние 20 лет исходила не от Англии, а от Франции. Протест против таможенной унии в 1932 году Англия заявила также под принуждением Франции.
В случае воссоединения Австрии с империей с английской точка зрения против самого действия можно было бы меньше сказать, чем против методов, которыми при выполнении этого мероприятия действовал Гитлер. Кроме того, для англичан это было вообще большим огорчением, что Гитлер, а не демократическая Германия, осуществил присоединение.
Английское и французское правительство согласились тогда с тем, что эти соображения, которые могли быть так несимпатичны им и общественному мнению их стран в связи с операцией Гитлера, все же недостаточно вески для войны. Английское правительство все же упрекнуло Гитлера за то, что он дал приказ войскам о вступлении в Австрию и за то, что воссоединение Австрии с империей противоречило договору, заключенному в Германии, и протоколу о займе, заключенному в 1932 году, с которыми была связана только Австрия, а не империя. В связи с этим несомненным юридическим нарушением прав английское правительство ограничилось формальным протестом.
Ни английское правительство, ни английский народ в основном не возражали бы против объединения германского народа в одном государстве, которое до 1870 года существовало в течение многих десятилетий и которое более требовалось немцам, проживающим в Австрии, чем народу самой империи.
Кроме того, фактом, оказывающим влияние на поведение английского правительства, являлось также и то, что на этот раз не только Франция не требовала интервенции, а также по географическим причинам непосредственно причастная к этому Италия на этот раз, в противоположность своей оппозиции против таможенной унии, тотчас же заявила о своем согласии с новым положением.
Вскоре после присоединения Австрии Англия направила в Берлин делегацию для ведения переговоров по экономическим и финансовым вопросам, которые возникли для германо-английских отношений в связи с воссоединением, признав фактически вновь созданное положение.
Трудным местом в англо-германских отношениях являлся вопрос с Судетской областью. В этом случае речь шла не об объединении двух германских государств, которые были заинтересованы в этом, а о потере этой области одной страной и передаче другому иностранному государству.
Гитлер настаивал на своем требовании. Чехословакия не хотела ему уступать и, если бы Франция, согласно союзному договору с Чехословакией, осталась бы верна ей, то война была бы неизбежна и Англия не могла бы оставить Францию на произвол и должна была бы объявить войну Германии. Английская дипломатия, и прежде всего премьер-министр Чемберлен, сделали в эти недели сверхчеловеческие усилия в поисках мирного разрешения вопроса.
Так как английское правительство считало германское требование на Судетскую область справедливым, то усилия английской дипломатии были направлены к тому, чтобы склонить Чехословакию к добровольной уступке области.
Это положение для английского правительства было облегчено тем, что отношения между Лондоном и Прагой были особенно тесны, Чехословакия находилась постоянно под особой опекой Франции. Так как Франция не была склонна к ведению войны из-за Судетской области, то Англия со своей стороны могла легче действовать в Праге в направлении уступки области. После окончания кризиса с Судетской областью Чемберлен стал пользоваться в Германии такой популярностью, как никакой другой английский государственный деятель или какой-либо англичанин до сих пор.
Германский народ был ему благодарен, так как он сочувствовал требованию на самоопределение и помогал ему в достижении успеха. Еще благодарнее были ему за то, что он воспрепятствовал угрожающей войне. Кроме того, его личная деятельность в этом направлении, его три поездки в Германию, произвели большое впечатление. В то время в германском народе, как никогда ранее, была подготовлена почва для дружественного сотрудничества с Англией.
Однако официальная политика шла совершенно по другим путям. Хотя и удалось избежать войны, все же после трех встреч в Мюнхене и Годесберге снова сказалось вышеупомянутое мною дурное настроение, которое с 1933 года явилось характерным сопутствующим явлением германо-английского обмена мнениями. Хотя причина к этому дурному настроению в этом случае могла исходить только с английской стороны, оно все же сказывалось на обеих сторонах.
Вскоре после возвращения Чемберлена в Лондон в Берлине заговорили о том, что будто бы Чемберлен в связи с критикой оппозиции заявил о том, что он попал под давление Германии и должен был советовать чехам пойти на уступки, так как Англия не закончила еще вооружаться. Это вооружение производилось теперь ускоренными темпами.
Правдивы ли эти сведения и насколько, я не знаю и не могу вспомнить о том, говорил ли Чемберлен что-либо в этом направлении, чтобы защититься от критики оппозиции в Палате Общин.
Достоверным все же является то, что отношение к Англии зимой 1938- [19]39 г., в противоположность надеждам и чувствам германского народа, который более правильно оценивал проводимую в то время деятельность английской политики, и прежде всего Чемберлена, для Германии и мира, чем это делало свое политическое руководство, не улучшилось, но, наоборот, стало хуже. Все эти нюансы были совершенно незначительны, когда весной 1939 года оккупировал Прагу.
Этим закончился период германо-английских переговоров и английского посредничества. Оккупация Праги являлась для Англии решительным поворотным моментом в оценке политики Гитлера.
Все ранее проведенные Гитлером мероприятия, как восстановление германского военного величия, создание гарнизонов в Рейнской области, воссоединение Австрии с империей, занятие Судетской области, хотя и вызвали английские протесты против формы, в которой они были проведены, и так как они противоречили юридическим обязательствам, все же они не были восприняты как несправедливые.
Это были ревизионистские пожелания, о которых демократическая Германия уже объявила и с которыми когда-либо должны были согласиться. Однако при оккупации Праги речь шла о вторжении в иностранное государство, чья неприкосновенность была признана в торжественной обстановке за несколько месяцев до того.
Англия по праву чувствовала себя позорно обманутой как раз в тот момент, когда ее политика оказала решительную услугу Германии при занятии Судетской области. Кроме того, было ясно, что цели Гитлера в области внешней политики не ограничивались объединением чисто германских пограничных областей с империей, которые сами хотели возвратиться в лоно Германии, о чем он всегда торжественно заявлял.
Оккупация Праги была для Англии слишком неожиданной, чтобы действовать. Но уже стало ясно, что английское правительство при следующем поводе объявит войну Германии.
Я должен сделать здесь небольшое отступление. Подобные чувства, как у английского народа и английского правительства, после оккупации Праги имело также преобладающее большинство немецкого народа. Германский народ, несмотря на его внутриполитическую оппозицию к национал-социализму, был согласен со значительными внешнеполитическими мероприятиями Гитлера (за исключением участия в гражданской войне в Испании). Народ критиковал нервные и насильственные методы Гитлера, он никогда не желал для достижения одной из этих целей вести войну, однако он имел мнение, что до момента занятия Судетской области речь шла о политических целях, которые поощряло всякое демократическое правительство. И наоборот, оккупация Праги вызвала единодушное отрицательное отношение, за исключением небольшого количества людей внутри партии.
Также и восстановление вооруженного величия рисовалось теперь в совершенно другом свете. Не то было опасно, что Гитлер требовал создания вооруженных сил в Германии, как и во всех странах мира, а то, как он будет теперь использовать новое вооружение.
Настроение в Германии в течение многих лет было не так подавлено, как летом 1939 года. Этому еще способствовало и то, что поворот настроения в Англии, в Германии, конечно, не был известен. Англичане совершенно открыто заявляли своим друзьям в Германии: «При следующем благоприятном случае мы вас изобьем».
Одной из английских реакций на оккупацию Чехословакии, наряду с усиленными и ускоренными темпами вооружения, явилась также возобновленная попытка установления политических взаимоотношений с Советским Союзом.
Когда миссия сэра Стаффорда Криппса внезапно закончилась в связи с заключением договора между Германией и Советским Союзом в августе 1939 года*8, вскоре после этого, 25 августа 1939 года, Англия заключила союзный договор с Польшей. Так как германо-польский кризис уже тогда вступил в неотложную стадию, то цель этого союзного договора в этот момент была совершенно ясна: он должен был поддерживать Польшу против Германии и одновременно заверить Гитлера в том, о чем английская дипломатия уже заявила до этого в Берлине: что Англия в этом случае не будет действовать так, как год тому назад в качестве посредника в пользу Германии, а, наоборот, будет поддерживать Польшу против Германии (до 1932 года с английской стороны неоднократно неофициальным путем давали знать в Берлин о том, что в Англии также считают необходимым пересмотр границы в германо-польском «коридоре»*9).
В связи с тем, что прогрессивные круги германского народа всегда считали несправедливым ранее проведенный раздел территории Польши между Пруссией и царской Россией и выступали за восстановление Польши в ее национальных границах, то со стороны Германии не имели места никакие территориальные ревизионистские пожелания по отношению к Польше. Только вопрос с «коридором» требовал, якобы, урегулирования. Однако речь идет только о проблеме с сообщением. Об этом, так же как и о статусе города Данциг, при других обстоятельствах должна была быть обусловлена договоренность с Польшей непосредственно. Во всяком случае, настроение германского народа по отношению к гитлеровской операции против Польши было таким же, как и при оккупации Праги.
2 сентября*10 казалось, что в последний момент дело все же окончится компромиссом и войны удастся избежать. Муссолини предложил новую конференцию. Германия и Франция приняли предложение, а также и английское правительство в предварительном ответе обнадежило прием Англии.
Большинство Палаты общин под руководством Черчилля в ночь с 2 на 3 сентября побудило английское правительство отклонить предложение Муссолини и утром 3 сентября английский посол явился в министерство иностранных дел в Берлине и передал английское заявление об объявлении войны, причем это, вопреки всяким дипломатическим обычаям, привело еще к бурной дискуссии между Риббентропом и Гендерсоном. Вскоре после этого явился также французский посланник. Франция хотела этой последовательностью выразить то, что на этот раз инициатива исходила от Англии и что Франция неохотно после нажима Англии объявила войну Германии.
О неофициальном германо-английском общении во время войны мне ничего неизвестно.
Различные объяснения о готовности Германии к миру, которые содержались в речах Гитлера, произнесенных им в рейхстаге во время первого военного года, насколько мне известно, остались без ответа. Они были так составлены, что не могли являться основанием для переговоров, если они не были одновременно сопровождаемы конкретными предложениями, направленными конфиденциальными путями.
О подобных предложениях я никогда ничего не слышал. Вряд ли кто серьезно воспринимал видимую готовность Гитлера к миру.
С 1933 года я не занимался больше политическими вопросами, а только экономическими, так что некоторые сведения по политическим вопросам мне известны, хотя непосредственного участия в их разрешении я не принимал. Фактом является то, что о возможном политическом общении Англии с Германией я не знаю, но это не доказывает того, что оно действительно не могло иметь места. Особенно во время войны подобные вещи держались в большом секрете.
Когда Гесс улетел в Англию, то, конечно, очень много дискутировали о том, не получил ли он все же секретное задание от Гитлера. Но я ничего подлинного об этом не слышал. Наоборот, в то время рассказывали, что адъютанты, которые помогали ему при «бегстве», были, якобы, арестованы и, по-видимому, даже расстреляны. Об этом мне также ничего подлинного не известно.
В ходе войны я пытался при каждой представившейся возможности убедить статс-секретаря, а также и самого Риббентропа в том, что нужно пытаться всеми средствами закончить войну дипломатическим путем.
Так как я не был компетентен заботиться об этих вопросах, я, в связи с опытом из моих экономических переговоров или бесед с иностранными дипломатами и впечатлением от моих поездок, воспользовался случаем, чтобы выразить свои взгляды. Из отрицательной позиции, с которой встречались мои представления, я мог только заключить, что Гитлер не хотел предпринимать попыток окончить войну дипломатическим путем или потому, что он вообще считал это бессмысленным, или потому, что он знал, что он никогда не достигнет выносимых условий мира, или потому, что он все еще действительно воображал, что он сможет военным путем добиться победы в этой войне.
При таком изложении я постарался объективно передать понимание различных политических факторов в Англии и Германии в отдельные периоды развития германо-английских отношений и суждение этих факторов об определенных политических мероприятиях, так как полагаю, что подобному объективному изложению будет придано большое значение.
Ниже я еще раз коротко обобщаю важнейшие точки зрения, которые имеют значение для оценки этого развития.
По-моему мнению, первые видимые и временные внешнеполитические успехи Гитлера в 1935-[19] 38 годах нужно объяснить тем, что они основывались на доверии, которое завоевала внешняя политика демократической Германии в мире. Это было облегчено еще и тем, что он сначала сделал вид, что он, якобы, продолжает эту внешнюю политику и что он пользуется той же самой терминологией, как до сего времени демократическая внешняя политика.
В большинстве стран мира, прежде всего в Англии, а также среди преобладающего большинства германского народа, утешались тем, что Гитлер, хотя и пользовался насильственными методами, однако он хотел осуществить справедливые ревизионистские пожелания и что он хотел добиться этого мирным путем, без войны.
Затем наступило жестокое пробуждение как с этой, так и с той стороны германских границ. Было ясно, что если Гитлер требовал равенства в вооружении, то он не думал о равноправии и самообороне германского народа, а о вооружении для подготовки к войне.
Было ясно, что если Гитлер требовал возвращения в империю немцев, проживающих за границей, то он не думал о правах нации на самоопределение, их свободе и правах этих немцев вообще, а об аннексии областей для завоевания новых политических и военных позиций.
Было ясно, что Гитлер не удовлетворялся своей мнимой программой объединения всех немцев в одно государство, а что он хотел захватить чужую область и подчинить себе другие народы.
Было ясно, что Гитлер, таким образом, дискредитировал перед всем миром справедливые требования германского народа и создавал для фашистской Германии все новых врагов.
Было ясно, что Гитлер не был намерен соблюдать заключенные договора, и не только ранее заключенные договора Германии, а также и заключенные им самим. Это было окончательно ясно, что Гитлер совершенно не хотел мирной договоренности с европейскими народами, и что он искал только такие державы в качестве союзников, которые проводили агрессивную политику, как и он сам.
Когда это все стало известно миру, и прежде всего Англии, то последний остаток доверия к Германии, который достался Гитлеру от Веймарской республики, окончательно пропал, и для него не имелось больше никакой возможности добиться «мирным путем» хотя бы незначительного внешнеполитического «успеха». Так как он, несмотря на это, с ожесточением и фанатизмом и не слушая ничьих советов, настаивал на своих планах, то это развитие неизбежно привело к войне.
КЛОДИУС
Перевел: переводчик 4 отдела 3 ГУКР МГБ СССР гв[ардии] мл[адший] лейтенант СМИРНИЦКИЙ
Примечания:
*1 Так в документе, речь идет о британском государственном деятеле и дипломате Эдгаре Винценте Д'Аберноне.
*2 Так в тексте, речь идет о французском политическом и государственном деятеле Александре Мильеране, в 1920-1924 гг. президенте Франции.
*3 Так в документе, возможно, речь идет о французском государственном и политическом деятеле Эдуаре Эррио.
*4 Так в документе, здесь и далее речь идет о плане Дауэса.
*5 Речь идет о британском государственном и политическом деятеле Артуре Гендерсоне.
*6 Речь идет о британском банкире Коллете Нормане Монтагю.
*7 Речь идет о немецком дипломате Леопольде фон Геше.
*8 Речь идет о пакте Молотова-Риббентропа, подписанном в Москве 23 августа 1939 г.
*9 Речь идет о т.н. Данцигском коридоре.
*10 Так в документе, нацистская Германия напала на Польшу утром 1 сентября 1939 г.
https://istmat.org/node/24772
16 октября 1947 г.
Москва
[Перевод с немецкого]
Лейбористская партия
Отношения между лейбористской партией и германскими социал-демократами были очень тесными. Особенно ясно это стало видно в 1928- [19]30 годы после того, как германские социал-демократы одержали на выборах большую победу и их партия приобрела значительный вес, а вождь партии Герман Мюллер стал рейхсканцлером. Со стороны англичан эти отношения поддерживались и оберегались главным образом Макдональдом и Сноуден, а со стороны немцев - Рудольфом Брейтштейдом, который в то время неоднократно бывал в Англии.
На происходивших в те годы международных конференциях Макдональд и, особенно, Сноуден неоднократно выступали против Франции в защиту германских интересов. Эттли не играл тогда еще никакой значительной роли.
Партия консерваторов и Черчилль
В период, последовавший после первой мировой войны, консервативные правительства Англии часто оказывали Германии политическую поддержку. Но эти правительства никогда не выражали желания установления более тесных отношений между Германией и Англией. Английские консерваторы и, главным образом, Черчилль - это «люди, считавшиеся с фактическим положением дел», которые не интересовались Германией, пока она была настолько слаба в политическом и военном отношении, что не могло быть и речи видеть в ней серьезного соперника.
Лишь приблизительно после 1935 или 1936 года появились симптомы, говорящие о том, что в кругах английских консерваторов желают установить более тесные политические отношения с Германией. Вскоре после этого представители Консервативной партии - английский премьер Болдуин вместе с министром иностранных дел (Иденом) - нанесли официальный визит Берлину. Впоследствии Берлин неофициально посетил постоянный второй секретарь английского министерства иностранных дел Ванситтарт, близко стоявший к партии консерваторов, который прежде был оппозиционно настроен к Германии и являлся сторонником профранцузской ориентации.
Влиятельные члены Консервативной партии стали пытаться установить связь с руководителями германской внешней политики, даже используя для этой цели председателя Англо-германского общества герцога Кобургского, который находился в тесных родственных связях с Английским королевским домом и большую часть своей жизни провел в Англии. В германских дипломатических кругах в то время сложилось впечатление, как будто все эти попытки к сближению делаются с полного одобрения Черчилля.
Резкое изменение настроения в кругах английских консерваторов произошло в связи с назначением Риббентропа на пост министра иностранных дел, который еще до этого, будучи германским послом в Лондоне, был как бы одной из причин, тормозивших установление отношений взаимопонимания между Англией и Германией.
Обстоятельства, сопровождавшие разрешение Судетского вопроса осенью 1938 года, и немецкая манера вести переговоры подобно Мюнхену и, тем более, как они велись в Годесберге, ознаменовались дальнейшим ухудшением отношений с кругами английских консерваторов.
Оккупация Чехословакии весной 1939 года лишила возможности даже просто помышлять об установлении отношений взаимопонимания с Англией. Начиная с этого момента Черчилль даже открыто выступал за войну с Германией. Он был убежден, что Германия стала настолько сильным государством, что уже не могла представлять собой интереса как союзник, а, наоборот, превратилась в угрозу для Англии.
Кроме того, консерваторы были убеждены в том, что какое-либо взаимопонимание с Гитлером невозможно. Так как личное вмешательство Черчилля 2.9.1939 года против сопротивления Чемберлена привело к отклонению посредничества со стороны Муссолини и к объявлению Германии войны со стороны Англии.
О попытках Черчилля в период войны установить контакт с влиятельными германскими кругами каким-либо окольным путем мне ничего неизвестно.
КЛОДИУС
16.10.[19]47 г.
Перевел: Оперативный] уполномоченный] 4 отдела 3 Гл[авного] управления] МГБ СССР ст[арший] лейтенант БУБНОВ
https://istmat.org/node/24784