(no subject)
ГЛАВНОЕ - ЖИВИ, СЁМКА!
Наши родители Ида и Лева, 1929 год.
Мама Ида Давыдовна Шуман и папа Лев Соломонович Фердман - родом из города Новоград-Волынск Житомирской губернии. В начале 30-х годов приехала юная пара в Москву, поселилась в бараке в Покровско-Стрешнево. После окончания рабфака Лёва стал учиться в Лесотехническом институте, а Ида - после окончания учёбы в фармацевтическом техникуме была принята на работу в аптеку Феррейна, что на Никольской улице, недалеко от Кремля.
Родился мальчик - обожаемый Сёмочка.
Прошла в стране кампания - мобилизация молодых специалистов в Красную армию. И Лёва стал работать военспецом по снабжению армии лесоматериалами в Наркомлесе (название, наверно, не точное). Получил звание лейтенанта. Наркомлес перед войной построил себе ведомственное жильё - четыре барака "улучшенной планировки". А именно - не коридорного типа, с водопроводной колонкой и общим туалетом на улице, - а квартирного.
Это "элитное" жильё располагалось на далёкой тогда окраине Москвы - в Ростокино, что за ВДНХ (именовавшейся ВСХВ), возле строящегося здания ВГИКа. Окрестные жители называли новые бараки "еврейскими" за их повышенную комфортабельность: ванна, туалет, кухня на три семьи. Впрочем, как и в обычных бараках, - печка в каждой комнате и сарай для дров во дворе. Каждая комната (15 кв. м) предназначалась для одной семьи.
И только семье видного начальника в Наркоматлесе по имени Иосиф Григорьевич Ресин (благословенна его память!) была выделена трёхкомнатная квартира полностью. Ресину сказали, что у некоего лейтенанта Фердмана Льва Соломоновича только что родился второй ребёнок, девочка, и что жена лейтенанта не хочет из роддома возвращаться в свой полуразрушенный барак в Покровское-Стрешнево. Иосиф Григорьевич, не раздумывая, согласился отдать одну комнату в своей квартире семье незнакомого ему лейтенанта.
Родители с дитями. 1941 год.
С тех пор две семьи прожили вместе в том самом бараке 30 лет и были друг другу ближе, чем иные родственники, - до самого конца жизненного пути родителей.
В каждой семье росло по мальчику. Тут же крутилась кучерявая Женька, боготворившая старшего брата Сёму. К тому же была она "обезьяна":
- если Сёма увлекался шахматами, то и сестрёнка училась играть в шахматы;
- если Сёма любил футбол, сестрёнка тоже почитала футбольного кумира тех лет Гринина, помогала брату чертить таблицы футбольных чемпионатов, таскала тайком от мамы на стадион бутсы, гетры, щитки и прочую амуницию;
- если Сёма изучал в девятом классе по литературе "Войну и мир", то сестра-третьеклассница тоже читала эпопею;
- если Сёма заиграл на трубе, влюбившись в "растленный" (по понятиям 50-х годов) джаз, то и Женька подхватила увлечение джазом.
При виде Сёмы люди почему-то сразу начинали улыбаться и смеяться. А он говорил удивлённо: "Ну, чего вы смеётесь, я же ещё ничего не сказал".
Вовка Ресин, на два года младше Сёмы, был, вообще-то, оболтусом, и ему часто ставили в пример Сёму - образцового хорошего ученика. Бывало, мальчишки друг друга поколачивали. Потом они выросли, и судьба их сложилась вопреки детским ожиданиям. Сёма стал актёром Семёном Фарадой. А Вовка - первым вице-премьером Москвы, главным строителем города на протяжении многих лет, Владимиром Иосифовичем Ресиным.
Часто удивляются, как еврей Ресин достиг столь высокого положения. Я же при этом вспоминаю его молодого - вначале прораба, старшего прораба, потом начальника строительного управления горнопроходческих работ. Домой являлся не раньше десяти часов вечера, всегда в резиновых сапогах. Красавица жена, обожаемая всю жизнь Марточка, злилась из-за его поздних возвращений. "Сладкая каторга" - так называл Иосиф Григорьевич работу сына. И гордился его ответственным отношением к делу и быстрым продвижением в строительной отрасли.
В книге Семёна "Уно моменто" приведены слова Владимира Ресина: "Семёна я знаю не понаслышке, и не как известного артиста Фараду, а как своего бывшего соседа по коммунальной квартире - Сеню Фердмана. Мы прожили под одной крышей тридцать лет. Хорошо помню его семью: отца - Льва Соломоновича, я называл его дядя Лёва. К сожалению, он очень рано умер, вскоре после войны. Помню маму - Иду Давыдовну, добрую женщину. Я всегда вспоминаю её как родного человека. У неё было двое детей - Семён и Женя. Но, несмотря на это, Ида Давыдовна занималась и моим воспитанием".
Наши бараки простояли до 1973 года, притом, что мы с десяток лет в ожидании сноса "сидели на чемоданах". Семья Ресиных выехала на 5 лет раньше, получив первую подобающую растущему Володиному статусу квартиру на улице Димитрова. Когда я уезжала в Израиль в 1992 году, Володя и Марта Ресины жили в одном подъезде с Ельциным.
Стадион "Искра", куда я таскала Сёмкину футбольную амуницию, находился через дорогу от нашего двора. Его футбольная команда принимала участие в играх на первенство Москвы среди юношеских коллективов. Помню, что в годы войны на поле стадиона "паслись" заградительные аэростаты. За стадионом обрыв, под которым протекала Яуза, вся в кувшинках и лилиях, из которых плелись венки. Сейчас на том месте, за грязной речушкой, которой стала чистейшая Яуза моего детства, располагается станция метро "Ботанический сад" и путепровод по направлению в Медведково. Под этой дорогой - засыпанная огромная воронка, образовавшаяся из-за попадания немецкой бомбы, предназначавшейся для внушительного здания Коминтерна на нашей улице. Помню посещения этого заведения Вячеславом Молотовым - тогда за забором нашего дома выстраивались шеренги милиционеров в белых перчатках, с жезлами. Напротив здания Коминтерна стояло недостроенное здание ВГИКа, ожидавшее конца войны.
Гостиницы "Турист" тогда не было в помине. Её начали строить в начале 50-ых годов. (Надо же, описание моего уголка детства, видение которого ежедневно!, без преувеличения, перед моими глазами, я встретила неожиданно у писателя Александра Бизяка в его "Алкогольных прогулках по Москве". Отрывки из повести Бизяка о том, как он служил деканом сценарного факультета ВГИКа, я впервые прочла в вестевских "Окнах", и эта публикация послужила началом нашей дружбы с Александром, дважды земляком - по Яузе и по Хайфе).
Вернусь к послевоенным годам, когда отец после четырёх лет на фронте работал в ГАУ - Главном артиллерийском управлении Наркомата обороны, ездил с пересадками на трамваях через всю Москву из Ростокино на Фрунзенскую набережную. Занимался всё тем же делом - снабжением армии лесоматериалами. Во время борьбы с космополитами майора Фердмана уволили "по сокращению штатов". После того, как папа промаялся без работы полгода, он был вынужден согласиться служить на военной базе на "периферии", и уехал в Харьковскую область, город Балаклея. А мы остались, не поехали за ним: Семён поступал в институт, да и потеряли бы комнату в Москве... Вечное угрызение мамы - мы как будто променяли жизнь отца на московскую прописку.
продолжение http://jennyferd.livejournal.com/439180.html
Наши родители Ида и Лева, 1929 год.
Мама Ида Давыдовна Шуман и папа Лев Соломонович Фердман - родом из города Новоград-Волынск Житомирской губернии. В начале 30-х годов приехала юная пара в Москву, поселилась в бараке в Покровско-Стрешнево. После окончания рабфака Лёва стал учиться в Лесотехническом институте, а Ида - после окончания учёбы в фармацевтическом техникуме была принята на работу в аптеку Феррейна, что на Никольской улице, недалеко от Кремля.
Родился мальчик - обожаемый Сёмочка.
Прошла в стране кампания - мобилизация молодых специалистов в Красную армию. И Лёва стал работать военспецом по снабжению армии лесоматериалами в Наркомлесе (название, наверно, не точное). Получил звание лейтенанта. Наркомлес перед войной построил себе ведомственное жильё - четыре барака "улучшенной планировки". А именно - не коридорного типа, с водопроводной колонкой и общим туалетом на улице, - а квартирного.
Это "элитное" жильё располагалось на далёкой тогда окраине Москвы - в Ростокино, что за ВДНХ (именовавшейся ВСХВ), возле строящегося здания ВГИКа. Окрестные жители называли новые бараки "еврейскими" за их повышенную комфортабельность: ванна, туалет, кухня на три семьи. Впрочем, как и в обычных бараках, - печка в каждой комнате и сарай для дров во дворе. Каждая комната (15 кв. м) предназначалась для одной семьи.
И только семье видного начальника в Наркоматлесе по имени Иосиф Григорьевич Ресин (благословенна его память!) была выделена трёхкомнатная квартира полностью. Ресину сказали, что у некоего лейтенанта Фердмана Льва Соломоновича только что родился второй ребёнок, девочка, и что жена лейтенанта не хочет из роддома возвращаться в свой полуразрушенный барак в Покровское-Стрешнево. Иосиф Григорьевич, не раздумывая, согласился отдать одну комнату в своей квартире семье незнакомого ему лейтенанта.
Родители с дитями. 1941 год.
С тех пор две семьи прожили вместе в том самом бараке 30 лет и были друг другу ближе, чем иные родственники, - до самого конца жизненного пути родителей.
В каждой семье росло по мальчику. Тут же крутилась кучерявая Женька, боготворившая старшего брата Сёму. К тому же была она "обезьяна":
- если Сёма увлекался шахматами, то и сестрёнка училась играть в шахматы;
- если Сёма любил футбол, сестрёнка тоже почитала футбольного кумира тех лет Гринина, помогала брату чертить таблицы футбольных чемпионатов, таскала тайком от мамы на стадион бутсы, гетры, щитки и прочую амуницию;
- если Сёма изучал в девятом классе по литературе "Войну и мир", то сестра-третьеклассница тоже читала эпопею;
- если Сёма заиграл на трубе, влюбившись в "растленный" (по понятиям 50-х годов) джаз, то и Женька подхватила увлечение джазом.
При виде Сёмы люди почему-то сразу начинали улыбаться и смеяться. А он говорил удивлённо: "Ну, чего вы смеётесь, я же ещё ничего не сказал".
Вовка Ресин, на два года младше Сёмы, был, вообще-то, оболтусом, и ему часто ставили в пример Сёму - образцового хорошего ученика. Бывало, мальчишки друг друга поколачивали. Потом они выросли, и судьба их сложилась вопреки детским ожиданиям. Сёма стал актёром Семёном Фарадой. А Вовка - первым вице-премьером Москвы, главным строителем города на протяжении многих лет, Владимиром Иосифовичем Ресиным.
Часто удивляются, как еврей Ресин достиг столь высокого положения. Я же при этом вспоминаю его молодого - вначале прораба, старшего прораба, потом начальника строительного управления горнопроходческих работ. Домой являлся не раньше десяти часов вечера, всегда в резиновых сапогах. Красавица жена, обожаемая всю жизнь Марточка, злилась из-за его поздних возвращений. "Сладкая каторга" - так называл Иосиф Григорьевич работу сына. И гордился его ответственным отношением к делу и быстрым продвижением в строительной отрасли.
В книге Семёна "Уно моменто" приведены слова Владимира Ресина: "Семёна я знаю не понаслышке, и не как известного артиста Фараду, а как своего бывшего соседа по коммунальной квартире - Сеню Фердмана. Мы прожили под одной крышей тридцать лет. Хорошо помню его семью: отца - Льва Соломоновича, я называл его дядя Лёва. К сожалению, он очень рано умер, вскоре после войны. Помню маму - Иду Давыдовну, добрую женщину. Я всегда вспоминаю её как родного человека. У неё было двое детей - Семён и Женя. Но, несмотря на это, Ида Давыдовна занималась и моим воспитанием".
Наши бараки простояли до 1973 года, притом, что мы с десяток лет в ожидании сноса "сидели на чемоданах". Семья Ресиных выехала на 5 лет раньше, получив первую подобающую растущему Володиному статусу квартиру на улице Димитрова. Когда я уезжала в Израиль в 1992 году, Володя и Марта Ресины жили в одном подъезде с Ельциным.
Стадион "Искра", куда я таскала Сёмкину футбольную амуницию, находился через дорогу от нашего двора. Его футбольная команда принимала участие в играх на первенство Москвы среди юношеских коллективов. Помню, что в годы войны на поле стадиона "паслись" заградительные аэростаты. За стадионом обрыв, под которым протекала Яуза, вся в кувшинках и лилиях, из которых плелись венки. Сейчас на том месте, за грязной речушкой, которой стала чистейшая Яуза моего детства, располагается станция метро "Ботанический сад" и путепровод по направлению в Медведково. Под этой дорогой - засыпанная огромная воронка, образовавшаяся из-за попадания немецкой бомбы, предназначавшейся для внушительного здания Коминтерна на нашей улице. Помню посещения этого заведения Вячеславом Молотовым - тогда за забором нашего дома выстраивались шеренги милиционеров в белых перчатках, с жезлами. Напротив здания Коминтерна стояло недостроенное здание ВГИКа, ожидавшее конца войны.
Гостиницы "Турист" тогда не было в помине. Её начали строить в начале 50-ых годов. (Надо же, описание моего уголка детства, видение которого ежедневно!, без преувеличения, перед моими глазами, я встретила неожиданно у писателя Александра Бизяка в его "Алкогольных прогулках по Москве". Отрывки из повести Бизяка о том, как он служил деканом сценарного факультета ВГИКа, я впервые прочла в вестевских "Окнах", и эта публикация послужила началом нашей дружбы с Александром, дважды земляком - по Яузе и по Хайфе).
Вернусь к послевоенным годам, когда отец после четырёх лет на фронте работал в ГАУ - Главном артиллерийском управлении Наркомата обороны, ездил с пересадками на трамваях через всю Москву из Ростокино на Фрунзенскую набережную. Занимался всё тем же делом - снабжением армии лесоматериалами. Во время борьбы с космополитами майора Фердмана уволили "по сокращению штатов". После того, как папа промаялся без работы полгода, он был вынужден согласиться служить на военной базе на "периферии", и уехал в Харьковскую область, город Балаклея. А мы остались, не поехали за ним: Семён поступал в институт, да и потеряли бы комнату в Москве... Вечное угрызение мамы - мы как будто променяли жизнь отца на московскую прописку.
продолжение http://jennyferd.livejournal.com/439180.html