Реквием
Евгений Шварц «Одна ночь» РАМТ, режиссёр Алексей Бородин, 1995
Это, пожалуй, не столько спектакль, сколько действо или обряд. Режиссёр-постановщик Алексей Бородин и художник Станислав Бенедиктов перенесли сценическую площадку и зрительские места под сцену, и нашли там настоящее пространство для спектакля об одной ночи ленинградской блокады, а не декорацию. Там, под сценой, среди неоштукатуренных бетонных стен, металлических труб, вентиляционного и электрического оборудования, словно в блокадном подвале, зрителей мучила та же беда, что и блокадников - холод.
В этом настоящем пространстве актёры играли тоже по-настоящему, скорее они даже не играли, а были теми людьми из зимы 1942 года, точнее, это были представители театра от того времени. И они иногда обращались к замёрзшим зрителям, как люди из того, военного времени: «Бодрее! Бодрее!» Во время двух небольших пауз (не антрактов) приносили то ли липовый, то ли морковный чай в гранёных стаканах и сухарики из чёрного хлеба. «Одна ночь» - это одна очень простая история, и главное в ней - это позиция театра, который погружает зрителей в прошлое и открывает им глаза - сколько бескорыстия и доброты было в тех простых людях, попавших в нечеловеческие условия. Какой СВЕТ шёл от каждого, казалось бы, кондового бюрократа или мещанина (как их называли в то время), от каждого человека!
Театр создал спектакль-реквием, реквием по поколению, на долю которого выпала война.
Встречные волны сочувствия и соучастия накрывают зрителей и участников спектакля после его окончания, когда один из актёров, Виктор Цымбал, предлагает помянуть погибших и умерших в блокаду - девушки приносят подносы с гранёными стопками с водкой, зрители вместе с актёрами молча поминают. В эти мгновения слёзы потекли уже и у тех зрителей, которые не успели ещё прослезиться. Часто ли в нашей жизни бывают спектакли, на которых зрители плачут?
Это, пожалуй, не столько спектакль, сколько действо или обряд. Режиссёр-постановщик Алексей Бородин и художник Станислав Бенедиктов перенесли сценическую площадку и зрительские места под сцену, и нашли там настоящее пространство для спектакля об одной ночи ленинградской блокады, а не декорацию. Там, под сценой, среди неоштукатуренных бетонных стен, металлических труб, вентиляционного и электрического оборудования, словно в блокадном подвале, зрителей мучила та же беда, что и блокадников - холод.
В этом настоящем пространстве актёры играли тоже по-настоящему, скорее они даже не играли, а были теми людьми из зимы 1942 года, точнее, это были представители театра от того времени. И они иногда обращались к замёрзшим зрителям, как люди из того, военного времени: «Бодрее! Бодрее!» Во время двух небольших пауз (не антрактов) приносили то ли липовый, то ли морковный чай в гранёных стаканах и сухарики из чёрного хлеба. «Одна ночь» - это одна очень простая история, и главное в ней - это позиция театра, который погружает зрителей в прошлое и открывает им глаза - сколько бескорыстия и доброты было в тех простых людях, попавших в нечеловеческие условия. Какой СВЕТ шёл от каждого, казалось бы, кондового бюрократа или мещанина (как их называли в то время), от каждого человека!
Театр создал спектакль-реквием, реквием по поколению, на долю которого выпала война.
Встречные волны сочувствия и соучастия накрывают зрителей и участников спектакля после его окончания, когда один из актёров, Виктор Цымбал, предлагает помянуть погибших и умерших в блокаду - девушки приносят подносы с гранёными стопками с водкой, зрители вместе с актёрами молча поминают. В эти мгновения слёзы потекли уже и у тех зрителей, которые не успели ещё прослезиться. Часто ли в нашей жизни бывают спектакли, на которых зрители плачут?