Давно не виделись!
Я ведь отчего так долго не писал!
Сначала по области всё мотались. Пытались с духовенством говорить. В основном безуспешно.
А потом...
Дернул меня черт зайти в этот храм в Люберецком районе. Причем, про черта это я не для красного словца. Он там меня действительно дернул.
Это Люцик постарался. Когда я его «от руля» отстранил, он же не просто обиделся. Он же третью часть ангелов с собой увел.
Я давно заметил, что обида - это навроде змеиного клубка. Обида к себе тянет, превращая Личности, во что-то мерзкое, копошащееся, ядом исходящее.
И весь этот клубок теперь по свету расползся. Бывает в человека заползет и не выкуришь никак. Кому в сердце заползает, кому в разум.
И станет так: был человек, Личность, а стал не пойми кто! Причем гипертрофируется страшно. Вот есть же такое выражение: он весь обратился в слух…
А когда эта змеиная свадьба в человека заползает, он тоже весь обращается, кто в желчь, кто в жадность, кто в половой орган.
Жалко до невозможности.
А чтобы люди этого не замечали, Люцик придумал фильмы про экзорцистов снимать. Посмотрит человек такой фильм (да ведь еще глупые какие фильмы-то), зевнет и скажет: ну кинуха!
И пойдет домой попкорн переваривать. А змея сидит в нем, да ухмыляется…
Я таких вижу за версту. Да, почитай, вы все такие. Только в ком-то вся это гадость тихо сидит и не рыпается до поры до времени. А у кого-то как попрет!
Вот и в четверг (все как с ума посходили, мое крещение взялись отмечать). Прямо возле храма один как заорет:
- Вон отсюда, чурки поганые! Замучили совсем! (Я, кстати, и сам на кавказца похож, а мои друзья армяне и того больше!)
А этот орет:
- Ишь, пришли мучить нас! Святоши сраные! Суки черножопые!
И матом… да пальцем в нас тычет.
А я ж понимаю, что это не он. Его эта рептилия поганая изнутри жрет.
***
Тут померкло все вокруг.
Я словно в другом измерении оказался. Вижу и храм, и орущего мужика, и толпа хмурая собирается, и армяне мои испуганно озираются. Но все это, как через заляпанную известкой полиэтиленовую пленку. Вроде как в другой комнате.
И стою я, а напротив он. Смотрю в его белые бешеные глаза и плакать хочется.
Я вам не буду объяснять, о чем мы там молча разговаривали. Ни к чему вам это.
Кончилось все хорошо.
Короче, уполз он из мужика того.
***
Стою я опять у храма, только стихло все. Словно звук выключили. Народ в ужасе на меня пялится. Мужик тот стоит на коленях и лицо медленно так снегом трет. Глаза беспомощные, непонимающие. Сгорбился он как-то, сжался. А чего теперь-то? Теперь уж ничего. Страшное позади.
Эх, люди!
Сколько еще пресмыкающихся вас пресмыкаться заставляют! Не противно ли?