Бытовой немецкий бюргер-фашизм (повтор)
Оригинал взят у stabrk в Бытовой немецкий бюргер-фашизм (повтор)
/Это римейк заметки « Бытовой немецкий бюргер-фашизм» от 06.12.2005 г., но только в новой разметке, а также её
cross-post в сообщество «Зверства нацистов» nazi_zveri\
Примерно через год после начала Великой Отечественной войны, когда советские солдаты с боями начали отвоёвывать свою землю, они смогли массового побывать на территориях, временно оккупированных фашистами. То, что они там увидели, молниеносно выродился в единый в клич: «Убей немца!». С середины 1942 года страна воевало уже не с фашизмом, а с немцами - наций, чьи чудовищные злодеяния во время войны на Нюрнбергском процессе получили оценку «без срока давности».
Не менее наглядно и обращение «мирных немцев» со своими рабами в самой Германии.
Отрывок из очерка Михаила Александровича Шолохова (1905-1984 гг.) «Наука ненависти» (1942 г.):
«
Вскоре перешли мы в наступление и тут действительно насмотрелись... Сожжённые дотла деревни, сотни расстрелянных женщин, детей, стариков, изуродованные трупы попавших в плен красноармейцев, изнасилованные и зверски убитые женщины, девушки и девочки-подростки…
Особенно одна осталась у меня в памяти: ей было лет одиннадцать, она, как видно, шла в школу; немцы поймали её, затащили на огород, изнасиловали и убили. Она лежала в помятой картофельной ботве, маленькая девочка, почти ребёнок, а кругом валялись залитые кровью ученические тетради и учебники... Лицо её было страшно изрублено тесаком, в руке она сжимала раскрытую школьную сумку. Мы накрыли тело плащ-палаткой и стояли молча. Потом бойцы так же молча разошлись, а я стоял и, помню, как исступленный, шептал: «Барков, Половинкин. Физическая география. Учебник для неполной средней и средней школы» 1. Это я прочитал на одном из учебников, валявшихся там же, в траве, а учебник этот мне знаком. Моя дочь тоже училась в пятом классе.
Это было неподалеку от Ружин. А около Сквиры в овраге мы наткнулись на место казни, где мучили захваченных в плен красноармейцев. Приходилось вам бывать в мясных лавках? Ну, вот так примерно выглядело это место... На ветвях деревьев, росших по оврагу, висели окровавленные туловища, без рук, без ног, со снятой до половины кожей... Отдельной кучей было свалено на дне оврага восемь человек убитых. Там нельзя было понять, кому из замученных что принадлежит, лежала просто куча крупно нарубленного мяса, а сверху стопкой, как надвинутые одна на другую тарелки, - восемь красноармейских пилоток...
<…>
Вы понимаете, что мы озверели, насмотревшись на всё, что творили фашисты, да иначе и не могло быть. Все мы поняли, что имеем дело не с людьми, а с какими-то осатаневшими от крови собачьими выродками. Оказалось, что они с такой же тщательностью, с какой когда-то делали станки и машины, теперь убивают, насилуют и казнят наших людей».
<…>
Только отошли от речки, как по пути нам встретилась колонна средних немецких танков. Они двигались нам навстречу. Водитель головного танка, рассмотрев, что мы - пленные, дал полный газ и на всем ходу врезался в нашу колонну. Передние ряды были смяты и раздавлены гусеницами. Пешие конвойные и мотоциклисты с хохотом наблюдали эту картину, что-то орали высунувшимся из люков танкистам и размахивали руками. Потом снова построили нас и погнали сбоку дороги. Весёлые люди, ничего не скажешь...
<…>
Двор какой-то МТС был густо огорожен колючей проволокой. Внутри плечом к плечу стояли пленные. Нас сдали охране лагеря, и те прикладами винтовок загнали нас за огорожу. Сказать, что этот лагерь был адом, - значит, ничего не сказать. Уборной не было. Люди испражнялись здесь же и стояли и лежали в грязи и в зловонной жиже. Наиболее ослабевшие вообще уже не вставали.
»
1 Учебник для 5-го класса А. С. Баркова (1873-1953) и А. А. Половинкина «Физическая география» выдержал 18 изданий (1935-1954 гг.).
* * *
«Говорят погибшие герои: Предсмертные письма советских борцов против немецко-фашистских захватчиков (1941-1945 гг.)» (составители: В. А. Кондратьев, З. Н. Политов, [издание 8-е, дополненное, 1986 год, издательство «Политиздат» (г. Москва), 398 страниц, тираж 300 000 экземпляров], страницы 226-228:
«
Вскоре после освобождения белорусского города Лиозно в 1944 году при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов был найден маленький жёлтый конверт, прошитый нитками. В этом конверте оказалось письмо белорусской девочки Кати Сусаниной, отданной в рабство гитлеровскому помещику. Доведённая до отчаяния, в день своего 15-летия она решила покончить свою жизнь самоубийством. Перед смертью написала последнее письмо отцу. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №... Сусанину Петру». На другой стороне карандашом написаны слова: «Дорогие дяденька или тётенька, кто найдёт это спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой труп уже будет висеть на верёвке». Номер полевой почты, написанный на конверте, устарел, и письмо не могло попасть адресату, но оно дошло до сердец всех советских людей. Опубликовано в газете «Комсомольская правда» 27 мая 1944 года.
ПИСЬМО 15-ЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ К. СУСАНИНОЙ С ФАШИСТСКОЙ КАТОРГИ
«
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Её расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил её плёткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: «Вы не запугаете меня битьём. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот...
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идёт кровь - у меня отбили лёгкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днём рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню…
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало - платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, - и солёные слёзы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет? Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю бельё, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» - так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», - сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плёткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь
Катя Сусанина…
Моё сердце верит: письмо дойдёт.
»
»
Фотокопия начала и конца письма опубликована
в более ранних выпусках сборника «Говорят погибшие герои».
* * *
Через год и один месяц после начала великой Отечественной войны писатель, поэт и публицист Илья Григорьевич 2 Эренбург (1891-1967 гг.) в газете «Красная звезда» (№ 173 [5236] от 24.07.1942 г.) опубликовал статью «Убей!», после которой в советских людей вошёл и стал воистину народным клич «Убей немца!»:
2 Настоящее отчество - Гиршевич.
«
Вот отрывки из трёх писем, найденных на убитых немцах:
Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираку:
«Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжали работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых может быть убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг лёгкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток...»
Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:
«В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью...»
Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:
«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это - люди...»
Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву, червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: «Разве это люди?..»
Мы знаем всё. Мы помним всё. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмёт твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждёшь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!
»
Фашистская пропаганда, апеллируя к национальным чувствам немцев, естественно, извратила слова И. Г. Эренбурга, к тому же напечатанные в одной из центральных советских газет (даже переврали заголовок из «Убей!» в «Убей немца!»), передав их смысл - как один из вариантов - так: «Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чём немцы не были бы не виновны - и живые, и ещё не родившиеся! Следуйте указанию товарища Сталина - раздавите фашистского зверя насмерть в его собственной берлоге. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!» Высказывания из другой его передовицы 1943 года геббельсовской пропагандой был переиначен в «тезис»: «Историческая миссия Советской Армии состоит в скромной и почётной задаче уменьшения населения Германии». Кроме этого, гитлеровская пропаганда изготовила некий плакат «Убей немца!» и приписывала его советской стороне.
* * *
Этому же настроению вторит поэт Константин Симонов в своём стихотворении «Если дорог тебе твой дом…»:
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Если мать тебе дорога -
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, - так её любил,-
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви...
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовём, -
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, -
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат, -
Это он, а не ты солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина, -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Это произведение К. М. Симонова не имело заголовка и потому называлось (и называется), как это принято в поэзии, по первой строчке - «Если дорог тебе твой дом…». В народе же его запомнили как «Убей немца!». Это стихотворение появилось не намного, но раньше 3 статьи И. Г. Эренбурга «Убей!», и речь в нём всё же шла пока об «убей фашиста», а не об «убей немца», когда как И. Г. Эренбург повернул акцент в несколько иную плоскость - именно «убей немца!». В то время К. М. Симонов, и И. Г. Эренбург работали военными корреспондентами и публиковались в одной газете «Красная звезда».
3 По непроверенным данным, на неделю раньше, а именно - 18.07.1942 г., а статья И. Г. Эренбурга - 24.07.1942 г. в той же газете «Красная звезда».
* * *
Таким образом, с определённого момента советские люди воевали не с фашистами, не с гитлеровцами, а именно с немцами. (Это, в частности, доказывает популярность лозунга «Убей немца!»). Так было и в Отечественную войну 1812 года, когда Россия содрогнулась от того, что увидела: кичившиеся своей «цивилизованностью» французы оказались дикими, кровожадными, самыми человеконенавистническими зверями, ворами и убийцами, дававшими сто очков любому мифу о жестокости и бескультурье варваров. Храм Христа Спасителя! - Стоит взглянуть на величину этого сооружения, возведенного в честь победы над предтечей европейского фашизма Наполеоном, чтобы хотя бы немного оценить величину опасности и масштаб беды, которая угрожала России и которая неимоверными усилиями похоронила захватчиков. Храм символизирует эту «пропорциональность», и здесь уже никого нельзя обвинить, что это, де, «коммунистическая пропаганда» 4.
4 Некоторые «умники» из историков сводят громадину Храма Христа Спасителя это всё к «амбициям царя» (что-то близкое к египетским пирамидам).
* * *
Ещё эпизод из воспоминаний Героя Советского Союза Абрека Аркадьевича Баршта 5 (1919 г. р.) (еврея) в беседе с директором санкт-петербургской негосударственной еврейской общеобразовательной школы «Бейт Сэфер Менахем» Валерием Борисовичем Столовым (1967 г. р.) (евреем), текст которой опубликован на сайте «ВВС России: Люди и самолёты»:
5 Имя А. А. Баршта носит средняя школа № 1 во Владивостоке. (Возможно, это та самая школа, которую А. А. Баршт заканчивал.)
«
И потом - я должен вам сказать: мы их НЕНАВИДЕЛИ всей душой, иначе воевать просто невозможно!
Когда я в первый раз оказался на освобожденной от немцев территории (это было село Старозаборье около города Малоярославец, Брянской области), нас поселили в хату, в которой жил дед с молодой женщиной. Она сошла с ума. К ним во время оккупации пришёл немец выгонять на работу; она ему говорит: «Я не могу - у меня грудной ребёнок». А он: «Да, я понимаю. Но мы сейчас эту проблему решим». Берёт ребёнка за ножки - и с размаху о печку! «Всё, теперь можете идти на работу».
Другой случай. Небольшая землянка, в которой они держали пленных. Она разделена на небольшие отсеки. И один отсек полностью завален человеческими волосами, а наверху лежала косичка с белым бантиком. Как мы после этого должны были к ним относиться?
»
* * *
А вот отрывки из другой статьи И. Г. Эренбурга - призыва «Хватит!» 6 (в газете «Красная звезда» от 11.04.1945 г.):
6 Через 3 дня, в ответ на этот материал в газете «Правда» (№ 89 [9860] от 14.04.1945 г.) появилась критическая статья «Товарищ Эренбург упрощает» за подписью некого Г. Александров (кто-то склонен в этом видеть если не самого И. В. Сталина, то, по крайней мере, его волю). В статье указывается, что не нужно всех немцев грести под одну гребёнку и не нужно заставлять каждого немца отвечать за преступления ведущей фашистской клики.
«
1 апреля 1944 года немцы убили 86 жителей французского поселка Аск. Немецкий офицер, руководивший убийством, когда его запросили о причинах расстрела, объяснил, что «по ошибке он применил приказ, относившийся к оккупированной советской территории».
<…>
Я напомню о дороге Гжатск-Вильно: о том, как тщательно, аккуратно солдаты германской армии, не гестаповцы, даже не эсэсовцы, нет, самые обыкновенные фрицы жгли Орёл, Смоленск, Витебск, Полтаву, сотни других городов. Когда немцы убили несколько английских военнопленных, зарубежные газеты справедливо писали о неслыханном варварстве. Сколько советских военнопленных немцы расстреляли, повесили, замучили голодной смертью? Если есть у мира совесть, мир должен покрыться трауром, глядя на горе Белоруссии. Ведь редко встретишь белоруса, у которого немцы не загубили близких. А Ленинград? Разве можно спокойно думать о трагедии, пережитой Ленинградом? Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылёк.
<…>
Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе - ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной берёзы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира.
Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов. Нет у меня слов, чтобы ещё раз напомнить миру о том, что сделали немцы с моей землёй. Может быть, лучше повторить одни названия: Бабий Яр, Тростянец, Керчь, Понары, Бельжец. Может быть, лучше привести холодные цифры.
В о д н о м с о е д и н е н и и о п р о с и л и 2 1 0 3 ч е л о в е к а. Вот статистика крови и слёз:
Погибло на фронтах родственников - 1288.
Расстреляно и повешено жён, детей, родных - 532.
Насильно отправлено в Германию - 393.
Родственники подверглись избиению - 222.
Разграблены и уничтожены хозяйства - 314.
Сожжены дома - 502.
Отобраны коровы, лошади, мелкий скот - 630.
Родственники вернулись с фронта инвалидами - 201.
Лично подверглись избиению на оккупированной территории - 161.
Получили ранения на фронтах - 1268.
Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырёх танкистов, почему они торопятся в Берлин.
Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом - «где русский офицер?», потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребёнка на две части, мать должна была глядеть.
Сержант Целовальников ответит, что немцы в Краснодаре удушили отца, мать, сестёр.
Все родные сержанта Шандлера были сожжены немцами в Велиже.
Семья старшины Смирнова погибла в Пушкине во время оккупации.
Это судьба четырёх танкистов, которые вместе воюют. Таких миллионы.
<…>
Корреспондент «Ассошиэйтед пресс» пишет, что солдаты 2-й танковой дивизии, увидев, как немцы мучили русских военнопленных и еврейских девушек, сказали: «Самое худшее, что мы можем сделать с немцами, будет слишком хорошо для них».
»
* * *
А вот и описание наших «союзников» (там же: статья И. Г. Эренбурга «Хватит!»):
«
Корреспонденты рассказывают, что американцы в своем продвижении на восток встречают одно препятствие: толпы пленных, которые забивают все дороги. Завидев американцев, немцы воистину с фанатическим упорством сдаются в плен. Пленные движутся без конвоя, и часовые возле лагерей поставлены не для того, чтобы помешать пленным убежать, а затем, чтобы сдающиеся фрицы, врываясь в лагеря, не раздавили бы друг друга. Забыты и бог Вотан, и Ницше, и Адольф Гитлер, он же Шикльгрубер, - сверхчеловеки подбодряют друг друга словами: «Потерпи, приятель, американцы уже близко...»
<…>
Корреспондент «Дейли геральд» описывает, как в одном [немецком] городке жители обратились к союзникам «с просьбой помочь поймать убежавших русских военнопленных». Все английские газеты сообщают, что в Оснабрюкене союзники оставили на своем посту гитлеровского полицейского; этот последний поджёг дом, в котором находились русские женщины. Корреспондент «Дейли телеграф» пишет, что немецкий фермер требовал: «Русские рабочие должны остаться, иначе я не смогу приступить к весенним работам». Причём английский журналист спешит добавить, что он вполне согласен с доводами рабовладельца. Он не одинок: военные власти выпускали листовку на пяти языках, приглашая освобожденных рабов вернуться на фермы к своим рабовладельцам, «чтобы произвести весенние полевые работы».
<…>
Никто не может себе представить следующей картины: в занятом Красной Армией городе гитлеровский полицейский, оставленный на своем посту, сжигает американцев, или немцы обращаются к красноармейцам с просьбой помочь им поймать убежавших английских военнопленных, или немцы обращаются к русским с просьбой оставить им на месяц-другой французских рабов.
»
[Но всё это не помешало И. Г. Эренбургу после смерти И. В. Сталина написать (в «политкорректных» терминах - «противоречивую») памфлет-повесть «Оттепель», которая стараниями западных «„право“„защитников“» превратилась в умах гнилой самопровозглашённой «„российской“ „интеллигенции“» в «характеристику целой эпохи» - так называемой «хрущёвской оттепели».]
* * *
А вот ещё показательный эпизод из монографии Михаила Ивановича Семиряги 7 (1922-2000 гг.) «Тюремная империя нацизма и её крах» [1991 год, издательство «Юридическая литература» (г. Москва), 384 страницы, тираж 50 000 экземпляров], страница 7:
7Увы, потом М. И. Семиряга не избежал послеперестроичного зуда: стал писать «книги»: бульварные выдумки и скороспелые слухи о «зверствах НКВД», о «тайных приложениях» к пакту Молотова-Риббентропа (о ненападении между Германией и СССР), которых никто никогда в глаза не видел, о «расстреле» в Катыни польских офицеров и прочие россказни; кроме этого известен своей попыткой оправдания коллаборационизма. Последняя из его хороших книг - «Как мы управляли Германией» (1995 г.), которую нелишне было бы изучать всем управленцам (книга рассказывает о советском и союзническом управлении на оккупированных немецких землях после разгрома Германии во второй мировой войне).
«
Выявление политических и социально-психологических корней фашизма представляет собой один из самых сложных аспектов в исследовании его истории. Несмотря на определённые достижения в разработке проблем фашизма и войны, приходится, к сожалению, констатировать, что не все молодые люди тех стран, которые пережили ужасы фашистской оккупации, имеют о ней правильное представление. Что же касается бывших нейтральных стран и в значительной мере таких воевавших стран, как Англия и США, то для них оккупация была вообще «болью других». Каков уровень информированности, например, английской молодёжи о фашистском терроре и вообще об обстановке, царившей в оккупированной Европе, свидетельствует случай, рассказанный автору этих строк видным руководителем партизанского движения в Польше П. Дембеком.
Находясь в 60-х годах по приглашению ветеранов войны в Лондоне, на одной из встреч с молодёжью П. Дембек рассказывал о том произволе, беззаконии и терроре, которые установили немецко-фашистские оккупанты в его стране. В развернувшейся затем дискуссиивыступил один молодой человек и заявил: «Вы, поляки, в годы оккупации оказались трусами. Если бы это случилось у нас, в Великобритании, мы немедленно пошли бы в полицию и потребовали призвать к порядку зарвавшихся оккупантов. Вы же не осмелились сделать это, и потому немцы над вами издевались».
»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Заслуживает самого пристального внимания полностью автобиографический роман Виталия Николаевича Сёмина (1927-1978 гг.) «Нагрудный знак „OST“» (1976 г.) (первоначальное название - «Право на жизнь»), который является главным произведением в его творчестве. В книге автор рассказывает о трёх годах неволи в «арбайтслагере» немецкого городка Фельберт, куда в 1942 году немецко-фашистские поработители угнали его в 15-летнем возрасте из Ростова-на-Дону. Роман по праву считается лучшим произведением на эту тему. Подробнее о книге здесь: ( ссылка).
(
: 24.06.2008 г. - 110)
/Это римейк заметки « Бытовой немецкий бюргер-фашизм» от 06.12.2005 г., но только в новой разметке, а также её
cross-post в сообщество «Зверства нацистов» nazi_zveri\
Примерно через год после начала Великой Отечественной войны, когда советские солдаты с боями начали отвоёвывать свою землю, они смогли массового побывать на территориях, временно оккупированных фашистами. То, что они там увидели, молниеносно выродился в единый в клич: «Убей немца!». С середины 1942 года страна воевало уже не с фашизмом, а с немцами - наций, чьи чудовищные злодеяния во время войны на Нюрнбергском процессе получили оценку «без срока давности».
Не менее наглядно и обращение «мирных немцев» со своими рабами в самой Германии.
Отрывок из очерка Михаила Александровича Шолохова (1905-1984 гг.) «Наука ненависти» (1942 г.):
«
Вскоре перешли мы в наступление и тут действительно насмотрелись... Сожжённые дотла деревни, сотни расстрелянных женщин, детей, стариков, изуродованные трупы попавших в плен красноармейцев, изнасилованные и зверски убитые женщины, девушки и девочки-подростки…
Особенно одна осталась у меня в памяти: ей было лет одиннадцать, она, как видно, шла в школу; немцы поймали её, затащили на огород, изнасиловали и убили. Она лежала в помятой картофельной ботве, маленькая девочка, почти ребёнок, а кругом валялись залитые кровью ученические тетради и учебники... Лицо её было страшно изрублено тесаком, в руке она сжимала раскрытую школьную сумку. Мы накрыли тело плащ-палаткой и стояли молча. Потом бойцы так же молча разошлись, а я стоял и, помню, как исступленный, шептал: «Барков, Половинкин. Физическая география. Учебник для неполной средней и средней школы» 1. Это я прочитал на одном из учебников, валявшихся там же, в траве, а учебник этот мне знаком. Моя дочь тоже училась в пятом классе.
Это было неподалеку от Ружин. А около Сквиры в овраге мы наткнулись на место казни, где мучили захваченных в плен красноармейцев. Приходилось вам бывать в мясных лавках? Ну, вот так примерно выглядело это место... На ветвях деревьев, росших по оврагу, висели окровавленные туловища, без рук, без ног, со снятой до половины кожей... Отдельной кучей было свалено на дне оврага восемь человек убитых. Там нельзя было понять, кому из замученных что принадлежит, лежала просто куча крупно нарубленного мяса, а сверху стопкой, как надвинутые одна на другую тарелки, - восемь красноармейских пилоток...
<…>
Вы понимаете, что мы озверели, насмотревшись на всё, что творили фашисты, да иначе и не могло быть. Все мы поняли, что имеем дело не с людьми, а с какими-то осатаневшими от крови собачьими выродками. Оказалось, что они с такой же тщательностью, с какой когда-то делали станки и машины, теперь убивают, насилуют и казнят наших людей».
<…>
Только отошли от речки, как по пути нам встретилась колонна средних немецких танков. Они двигались нам навстречу. Водитель головного танка, рассмотрев, что мы - пленные, дал полный газ и на всем ходу врезался в нашу колонну. Передние ряды были смяты и раздавлены гусеницами. Пешие конвойные и мотоциклисты с хохотом наблюдали эту картину, что-то орали высунувшимся из люков танкистам и размахивали руками. Потом снова построили нас и погнали сбоку дороги. Весёлые люди, ничего не скажешь...
<…>
Двор какой-то МТС был густо огорожен колючей проволокой. Внутри плечом к плечу стояли пленные. Нас сдали охране лагеря, и те прикладами винтовок загнали нас за огорожу. Сказать, что этот лагерь был адом, - значит, ничего не сказать. Уборной не было. Люди испражнялись здесь же и стояли и лежали в грязи и в зловонной жиже. Наиболее ослабевшие вообще уже не вставали.
»
1 Учебник для 5-го класса А. С. Баркова (1873-1953) и А. А. Половинкина «Физическая география» выдержал 18 изданий (1935-1954 гг.).
* * *
«Говорят погибшие герои: Предсмертные письма советских борцов против немецко-фашистских захватчиков (1941-1945 гг.)» (составители: В. А. Кондратьев, З. Н. Политов, [издание 8-е, дополненное, 1986 год, издательство «Политиздат» (г. Москва), 398 страниц, тираж 300 000 экземпляров], страницы 226-228:
«
Вскоре после освобождения белорусского города Лиозно в 1944 году при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов был найден маленький жёлтый конверт, прошитый нитками. В этом конверте оказалось письмо белорусской девочки Кати Сусаниной, отданной в рабство гитлеровскому помещику. Доведённая до отчаяния, в день своего 15-летия она решила покончить свою жизнь самоубийством. Перед смертью написала последнее письмо отцу. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №... Сусанину Петру». На другой стороне карандашом написаны слова: «Дорогие дяденька или тётенька, кто найдёт это спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой труп уже будет висеть на верёвке». Номер полевой почты, написанный на конверте, устарел, и письмо не могло попасть адресату, но оно дошло до сердец всех советских людей. Опубликовано в газете «Комсомольская правда» 27 мая 1944 года.
ПИСЬМО 15-ЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ К. СУСАНИНОЙ С ФАШИСТСКОЙ КАТОРГИ
«
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Её расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил её плёткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: «Вы не запугаете меня битьём. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот...
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идёт кровь - у меня отбили лёгкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днём рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню…
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало - платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, - и солёные слёзы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет? Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю бельё, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» - так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», - сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плёткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь
Катя Сусанина…
Моё сердце верит: письмо дойдёт.
»
»
Фотокопия начала и конца письма опубликована
в более ранних выпусках сборника «Говорят погибшие герои».
* * *
Через год и один месяц после начала великой Отечественной войны писатель, поэт и публицист Илья Григорьевич 2 Эренбург (1891-1967 гг.) в газете «Красная звезда» (№ 173 [5236] от 24.07.1942 г.) опубликовал статью «Убей!», после которой в советских людей вошёл и стал воистину народным клич «Убей немца!»:
2 Настоящее отчество - Гиршевич.
«
Вот отрывки из трёх писем, найденных на убитых немцах:
Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираку:
«Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжали работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит, и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых может быть убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг лёгкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток...»
Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:
«В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью...»
Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:
«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это - люди...»
Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву, червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: «Разве это люди?..»
Мы знаем всё. Мы помним всё. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмёт твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждёшь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!
»
Фашистская пропаганда, апеллируя к национальным чувствам немцев, естественно, извратила слова И. Г. Эренбурга, к тому же напечатанные в одной из центральных советских газет (даже переврали заголовок из «Убей!» в «Убей немца!»), передав их смысл - как один из вариантов - так: «Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чём немцы не были бы не виновны - и живые, и ещё не родившиеся! Следуйте указанию товарища Сталина - раздавите фашистского зверя насмерть в его собственной берлоге. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!» Высказывания из другой его передовицы 1943 года геббельсовской пропагандой был переиначен в «тезис»: «Историческая миссия Советской Армии состоит в скромной и почётной задаче уменьшения населения Германии». Кроме этого, гитлеровская пропаганда изготовила некий плакат «Убей немца!» и приписывала его советской стороне.
* * *
Этому же настроению вторит поэт Константин Симонов в своём стихотворении «Если дорог тебе твой дом…»:
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Если мать тебе дорога -
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, - так её любил,-
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви...
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовём, -
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, -
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат, -
Это он, а не ты солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина, -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Это произведение К. М. Симонова не имело заголовка и потому называлось (и называется), как это принято в поэзии, по первой строчке - «Если дорог тебе твой дом…». В народе же его запомнили как «Убей немца!». Это стихотворение появилось не намного, но раньше 3 статьи И. Г. Эренбурга «Убей!», и речь в нём всё же шла пока об «убей фашиста», а не об «убей немца», когда как И. Г. Эренбург повернул акцент в несколько иную плоскость - именно «убей немца!». В то время К. М. Симонов, и И. Г. Эренбург работали военными корреспондентами и публиковались в одной газете «Красная звезда».
3 По непроверенным данным, на неделю раньше, а именно - 18.07.1942 г., а статья И. Г. Эренбурга - 24.07.1942 г. в той же газете «Красная звезда».
* * *
Таким образом, с определённого момента советские люди воевали не с фашистами, не с гитлеровцами, а именно с немцами. (Это, в частности, доказывает популярность лозунга «Убей немца!»). Так было и в Отечественную войну 1812 года, когда Россия содрогнулась от того, что увидела: кичившиеся своей «цивилизованностью» французы оказались дикими, кровожадными, самыми человеконенавистническими зверями, ворами и убийцами, дававшими сто очков любому мифу о жестокости и бескультурье варваров. Храм Христа Спасителя! - Стоит взглянуть на величину этого сооружения, возведенного в честь победы над предтечей европейского фашизма Наполеоном, чтобы хотя бы немного оценить величину опасности и масштаб беды, которая угрожала России и которая неимоверными усилиями похоронила захватчиков. Храм символизирует эту «пропорциональность», и здесь уже никого нельзя обвинить, что это, де, «коммунистическая пропаганда» 4.
4 Некоторые «умники» из историков сводят громадину Храма Христа Спасителя это всё к «амбициям царя» (что-то близкое к египетским пирамидам).
* * *
Ещё эпизод из воспоминаний Героя Советского Союза Абрека Аркадьевича Баршта 5 (1919 г. р.) (еврея) в беседе с директором санкт-петербургской негосударственной еврейской общеобразовательной школы «Бейт Сэфер Менахем» Валерием Борисовичем Столовым (1967 г. р.) (евреем), текст которой опубликован на сайте «ВВС России: Люди и самолёты»:
5 Имя А. А. Баршта носит средняя школа № 1 во Владивостоке. (Возможно, это та самая школа, которую А. А. Баршт заканчивал.)
«
И потом - я должен вам сказать: мы их НЕНАВИДЕЛИ всей душой, иначе воевать просто невозможно!
Когда я в первый раз оказался на освобожденной от немцев территории (это было село Старозаборье около города Малоярославец, Брянской области), нас поселили в хату, в которой жил дед с молодой женщиной. Она сошла с ума. К ним во время оккупации пришёл немец выгонять на работу; она ему говорит: «Я не могу - у меня грудной ребёнок». А он: «Да, я понимаю. Но мы сейчас эту проблему решим». Берёт ребёнка за ножки - и с размаху о печку! «Всё, теперь можете идти на работу».
Другой случай. Небольшая землянка, в которой они держали пленных. Она разделена на небольшие отсеки. И один отсек полностью завален человеческими волосами, а наверху лежала косичка с белым бантиком. Как мы после этого должны были к ним относиться?
»
* * *
А вот отрывки из другой статьи И. Г. Эренбурга - призыва «Хватит!» 6 (в газете «Красная звезда» от 11.04.1945 г.):
6 Через 3 дня, в ответ на этот материал в газете «Правда» (№ 89 [9860] от 14.04.1945 г.) появилась критическая статья «Товарищ Эренбург упрощает» за подписью некого Г. Александров (кто-то склонен в этом видеть если не самого И. В. Сталина, то, по крайней мере, его волю). В статье указывается, что не нужно всех немцев грести под одну гребёнку и не нужно заставлять каждого немца отвечать за преступления ведущей фашистской клики.
«
1 апреля 1944 года немцы убили 86 жителей французского поселка Аск. Немецкий офицер, руководивший убийством, когда его запросили о причинах расстрела, объяснил, что «по ошибке он применил приказ, относившийся к оккупированной советской территории».
<…>
Я напомню о дороге Гжатск-Вильно: о том, как тщательно, аккуратно солдаты германской армии, не гестаповцы, даже не эсэсовцы, нет, самые обыкновенные фрицы жгли Орёл, Смоленск, Витебск, Полтаву, сотни других городов. Когда немцы убили несколько английских военнопленных, зарубежные газеты справедливо писали о неслыханном варварстве. Сколько советских военнопленных немцы расстреляли, повесили, замучили голодной смертью? Если есть у мира совесть, мир должен покрыться трауром, глядя на горе Белоруссии. Ведь редко встретишь белоруса, у которого немцы не загубили близких. А Ленинград? Разве можно спокойно думать о трагедии, пережитой Ленинградом? Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылёк.
<…>
Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе - ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной берёзы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира.
Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов. Нет у меня слов, чтобы ещё раз напомнить миру о том, что сделали немцы с моей землёй. Может быть, лучше повторить одни названия: Бабий Яр, Тростянец, Керчь, Понары, Бельжец. Может быть, лучше привести холодные цифры.
В о д н о м с о е д и н е н и и о п р о с и л и 2 1 0 3 ч е л о в е к а. Вот статистика крови и слёз:
Погибло на фронтах родственников - 1288.
Расстреляно и повешено жён, детей, родных - 532.
Насильно отправлено в Германию - 393.
Родственники подверглись избиению - 222.
Разграблены и уничтожены хозяйства - 314.
Сожжены дома - 502.
Отобраны коровы, лошади, мелкий скот - 630.
Родственники вернулись с фронта инвалидами - 201.
Лично подверглись избиению на оккупированной территории - 161.
Получили ранения на фронтах - 1268.
Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырёх танкистов, почему они торопятся в Берлин.
Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом - «где русский офицер?», потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребёнка на две части, мать должна была глядеть.
Сержант Целовальников ответит, что немцы в Краснодаре удушили отца, мать, сестёр.
Все родные сержанта Шандлера были сожжены немцами в Велиже.
Семья старшины Смирнова погибла в Пушкине во время оккупации.
Это судьба четырёх танкистов, которые вместе воюют. Таких миллионы.
<…>
Корреспондент «Ассошиэйтед пресс» пишет, что солдаты 2-й танковой дивизии, увидев, как немцы мучили русских военнопленных и еврейских девушек, сказали: «Самое худшее, что мы можем сделать с немцами, будет слишком хорошо для них».
»
* * *
А вот и описание наших «союзников» (там же: статья И. Г. Эренбурга «Хватит!»):
«
Корреспонденты рассказывают, что американцы в своем продвижении на восток встречают одно препятствие: толпы пленных, которые забивают все дороги. Завидев американцев, немцы воистину с фанатическим упорством сдаются в плен. Пленные движутся без конвоя, и часовые возле лагерей поставлены не для того, чтобы помешать пленным убежать, а затем, чтобы сдающиеся фрицы, врываясь в лагеря, не раздавили бы друг друга. Забыты и бог Вотан, и Ницше, и Адольф Гитлер, он же Шикльгрубер, - сверхчеловеки подбодряют друг друга словами: «Потерпи, приятель, американцы уже близко...»
<…>
Корреспондент «Дейли геральд» описывает, как в одном [немецком] городке жители обратились к союзникам «с просьбой помочь поймать убежавших русских военнопленных». Все английские газеты сообщают, что в Оснабрюкене союзники оставили на своем посту гитлеровского полицейского; этот последний поджёг дом, в котором находились русские женщины. Корреспондент «Дейли телеграф» пишет, что немецкий фермер требовал: «Русские рабочие должны остаться, иначе я не смогу приступить к весенним работам». Причём английский журналист спешит добавить, что он вполне согласен с доводами рабовладельца. Он не одинок: военные власти выпускали листовку на пяти языках, приглашая освобожденных рабов вернуться на фермы к своим рабовладельцам, «чтобы произвести весенние полевые работы».
<…>
Никто не может себе представить следующей картины: в занятом Красной Армией городе гитлеровский полицейский, оставленный на своем посту, сжигает американцев, или немцы обращаются к красноармейцам с просьбой помочь им поймать убежавших английских военнопленных, или немцы обращаются к русским с просьбой оставить им на месяц-другой французских рабов.
»
[Но всё это не помешало И. Г. Эренбургу после смерти И. В. Сталина написать (в «политкорректных» терминах - «противоречивую») памфлет-повесть «Оттепель», которая стараниями западных «„право“„защитников“» превратилась в умах гнилой самопровозглашённой «„российской“ „интеллигенции“» в «характеристику целой эпохи» - так называемой «хрущёвской оттепели».]
* * *
А вот ещё показательный эпизод из монографии Михаила Ивановича Семиряги 7 (1922-2000 гг.) «Тюремная империя нацизма и её крах» [1991 год, издательство «Юридическая литература» (г. Москва), 384 страницы, тираж 50 000 экземпляров], страница 7:
7Увы, потом М. И. Семиряга не избежал послеперестроичного зуда: стал писать «книги»: бульварные выдумки и скороспелые слухи о «зверствах НКВД», о «тайных приложениях» к пакту Молотова-Риббентропа (о ненападении между Германией и СССР), которых никто никогда в глаза не видел, о «расстреле» в Катыни польских офицеров и прочие россказни; кроме этого известен своей попыткой оправдания коллаборационизма. Последняя из его хороших книг - «Как мы управляли Германией» (1995 г.), которую нелишне было бы изучать всем управленцам (книга рассказывает о советском и союзническом управлении на оккупированных немецких землях после разгрома Германии во второй мировой войне).
«
Выявление политических и социально-психологических корней фашизма представляет собой один из самых сложных аспектов в исследовании его истории. Несмотря на определённые достижения в разработке проблем фашизма и войны, приходится, к сожалению, констатировать, что не все молодые люди тех стран, которые пережили ужасы фашистской оккупации, имеют о ней правильное представление. Что же касается бывших нейтральных стран и в значительной мере таких воевавших стран, как Англия и США, то для них оккупация была вообще «болью других». Каков уровень информированности, например, английской молодёжи о фашистском терроре и вообще об обстановке, царившей в оккупированной Европе, свидетельствует случай, рассказанный автору этих строк видным руководителем партизанского движения в Польше П. Дембеком.
Находясь в 60-х годах по приглашению ветеранов войны в Лондоне, на одной из встреч с молодёжью П. Дембек рассказывал о том произволе, беззаконии и терроре, которые установили немецко-фашистские оккупанты в его стране. В развернувшейся затем дискуссиивыступил один молодой человек и заявил: «Вы, поляки, в годы оккупации оказались трусами. Если бы это случилось у нас, в Великобритании, мы немедленно пошли бы в полицию и потребовали призвать к порядку зарвавшихся оккупантов. Вы же не осмелились сделать это, и потому немцы над вами издевались».
»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Заслуживает самого пристального внимания полностью автобиографический роман Виталия Николаевича Сёмина (1927-1978 гг.) «Нагрудный знак „OST“» (1976 г.) (первоначальное название - «Право на жизнь»), который является главным произведением в его творчестве. В книге автор рассказывает о трёх годах неволи в «арбайтслагере» немецкого городка Фельберт, куда в 1942 году немецко-фашистские поработители угнали его в 15-летнем возрасте из Ростова-на-Дону. Роман по праву считается лучшим произведением на эту тему. Подробнее о книге здесь: ( ссылка).
(
: 24.06.2008 г. - 110)