Как закалялась сталь - 2
Отчаянно грохоча тяжелыми ботами, мы бежали вниз по склону сопки. Там, внизу, каждому доставался огромный тяжелый камень. Схватив этот камень в охапку, сжав зубы, и отчаянно отпихивая подошвами заледенелую землю, мы снова поднимались наверх. На самой верхушке сопки стоял старшина. Последнего из бегущих он оставлял рядом с собой, стараясь тем самым вызвать к нему ненависть и презрение взвода. Остальные продолжали бегать.
Мы были на Русском острове уже целый месяц. Это казалось невероятно. Каждый день этого месяца длился дольше, чем год. Это была особая школа. Даже сейчас, про такие не принято особо рассказывать. Днем нас учили драться, учили стрелять, учили переносить холод и дикие, нечеловеческие нагрузки. АКМ больно бил в плечо, оставляя на нем синяки. В кино не видно, насколько силен у Калашникова отбой. Потом мы привыкли. Мы научились собирать и разбирать его за 40 секунд, и «выгонять» всю обойму одним залпом, стоя. Еще нас учили выживать в любых условиях. Нас мало кормили, но много держали на морозе. Нас выжимали до отказа, и потом жали из остатков еще столько же. Стоял конец ноября, давно уже выпал снег, и температура доходила до 25 градусов ниже нуля. Иногда в бане не было горячей воды, и тогда мы мылись ледяной. После бани нам выдавали мокрое нижнее белье и так вели до казармы, - строем, без шинелей и шапок. Туалетами служили строения снаружи, без окон и дверей, с простыми дырками в полу, по которым гулял ледяной ветер. По всему периметру пола располагались кучки, оставленные теми, кто так и не дошел до дырки. Впрочем, в мороз это было не страшно - все застыло. Как туалетную бумагу мы использовали любые подручные листки, в основном - письма из дома. Ничего другого для этих целей здесь не было, разве что снег.
Скоро первоначальные стычки прекратились - произошла расстановка сил, и утвердилась определенная структура, где было ясно, кого трогать нельзя, а на ком можно ездить, как на верблюде. Теперь источником боли стали лишь только старшины, не упускавшие возможности показать себя - от скуки ли, или же в воспитательных целях? Часто это бывало по ночам, когда командиров в казарме не было. Часа в три ночи нам устраивали «подъем», строили по среднему проходу, а потом командовали «отбой» и в тех, кто не успел разбежаться, кидали табуреткой. Иногда она попадала кому-нибудь по голове; иногда - по другим частям тела.
Конечно, эту школу выдерживали не все. Тех, на ком "можно было ездить", стали куда-то забирать. Другие уходили сами. Один парень отрубил себе палец топором. Он пытался убедить следователя, что подбрасывал топор, и тот «случайно» упал ему на палец. Ему дали два года штрафбата. Другой убежал в лес. Он долго прятался там, наелся каких-то грибов и отравился. Нашли его уже полумертвым. Были и те, что глотали карбид. Карбид прожигал дырку в желудке и вызывал язву. С язвой ложились в больницу, а потом и списывались домой «по здоровью».
Но были и те, кто выдержал все. Я оказался одним из них. Как мне это удалось, я не понимаю до сих пор…
Ноябрь 1986, о. Русский, 18 лет.
Мы были на Русском острове уже целый месяц. Это казалось невероятно. Каждый день этого месяца длился дольше, чем год. Это была особая школа. Даже сейчас, про такие не принято особо рассказывать. Днем нас учили драться, учили стрелять, учили переносить холод и дикие, нечеловеческие нагрузки. АКМ больно бил в плечо, оставляя на нем синяки. В кино не видно, насколько силен у Калашникова отбой. Потом мы привыкли. Мы научились собирать и разбирать его за 40 секунд, и «выгонять» всю обойму одним залпом, стоя. Еще нас учили выживать в любых условиях. Нас мало кормили, но много держали на морозе. Нас выжимали до отказа, и потом жали из остатков еще столько же. Стоял конец ноября, давно уже выпал снег, и температура доходила до 25 градусов ниже нуля. Иногда в бане не было горячей воды, и тогда мы мылись ледяной. После бани нам выдавали мокрое нижнее белье и так вели до казармы, - строем, без шинелей и шапок. Туалетами служили строения снаружи, без окон и дверей, с простыми дырками в полу, по которым гулял ледяной ветер. По всему периметру пола располагались кучки, оставленные теми, кто так и не дошел до дырки. Впрочем, в мороз это было не страшно - все застыло. Как туалетную бумагу мы использовали любые подручные листки, в основном - письма из дома. Ничего другого для этих целей здесь не было, разве что снег.
Скоро первоначальные стычки прекратились - произошла расстановка сил, и утвердилась определенная структура, где было ясно, кого трогать нельзя, а на ком можно ездить, как на верблюде. Теперь источником боли стали лишь только старшины, не упускавшие возможности показать себя - от скуки ли, или же в воспитательных целях? Часто это бывало по ночам, когда командиров в казарме не было. Часа в три ночи нам устраивали «подъем», строили по среднему проходу, а потом командовали «отбой» и в тех, кто не успел разбежаться, кидали табуреткой. Иногда она попадала кому-нибудь по голове; иногда - по другим частям тела.
Конечно, эту школу выдерживали не все. Тех, на ком "можно было ездить", стали куда-то забирать. Другие уходили сами. Один парень отрубил себе палец топором. Он пытался убедить следователя, что подбрасывал топор, и тот «случайно» упал ему на палец. Ему дали два года штрафбата. Другой убежал в лес. Он долго прятался там, наелся каких-то грибов и отравился. Нашли его уже полумертвым. Были и те, что глотали карбид. Карбид прожигал дырку в желудке и вызывал язву. С язвой ложились в больницу, а потом и списывались домой «по здоровью».
Но были и те, кто выдержал все. Я оказался одним из них. Как мне это удалось, я не понимаю до сих пор…
Ноябрь 1986, о. Русский, 18 лет.