Для нас начались обычные дни прифронтовой жизни всеми днями занимались тактическими занятиями. В скором времени нам предстояло идти в бой. - Ну Андрусяк в первом же бою чтоб раздобыл себе автомат- сказал я, видя как ему неудобно обращаться с винтовкой и двумя коробками лент, во время занятий.
[Читать дальше] На днях я получил свой орден Славы 3ст. и пришил две красные полоски на свои погоны. Мои товарищи в расчете видели мою радость и Клименко сказал: - Для меня лучшей наградой будет то, если я останусь жив до конца войны, а награда к чему мне награда если буду убит. - Ну Коля! Какие у тебя мысли не красивые. Солдату никак не годится думать о смерти с таким настроем и в бой тяжело идти. Своей наградой солдат должен гордиться ведь он ее заслужил в бою. - Ну а если убьют вот тебе и награда. - Так на то и война. Да и воюем мы не за награды. Идя в бой лучше думать о жизни и верить в то что мы победим и останемся живы. - Но в бою сам знаешь так не бывает, непременно кто- то да будет убит. - А с верой в жизнь и помирать легче. Я хотел бы одного если быть убитым так сразу раз и все.
Вскоре наша часть направилась к фронту. Была уже глубокая осень ночи были темные, а продвигались только по ночам. Шли очень тихо, курили на привалах «в рукав» недалеко были немцы. Прорыв был осуществлен другими частями, а сейчас ввели и нашу часть для развития хода наступления. А откуда- то издали редко била фашистская пушка, снаряды рвались где- то за лесом. Но вот один выстрел был более удачным для фашистов, снаряд рванул буквально рядом с нашей колонной. Тугая взрывная волна шибанула по колонне. Несколько наших солдат были ранено в их числе и наш Ракитин. Ему большой осколок попал в самое мягкое место зада и он лежа на боку страдальчески стонал. Раненых быстро подобрали санитары и колона продолжала путь.
Утром вступили в бой и мы. Километрах в двух от нас, недалеко от леса, стояло три фашистских танка которые начали бить по нас из пушек. Наша колонна быстро рассредоточилась в цель, в ожидании того, что танки пойдут на нас, а с нами артиллерии не было кроме ПТР. Но танки почему- то не шли а палили по нас стоя на месте их снаряды с громким треском рвались около нас.
Вдруг нам стало видно как из лесного массива начала выползать колонна автомашин фашистов, стремясь уйти за гребень холма. Хотя было и далековато но нами был открыт ружейно- пулеметный огонь. Резко ударили ПТР. Одна машина загорелась и ткнувшись в кювет остановилась. Другая, полыхнув скопом пламени разлетелась до нас долетел грохот взрыва. Фашисты видимо старались увезти боеприпасы. Но все- же машин восемь ушло. После этого скрылись и их танки. Наши цепями двинулись вперед. Прошли мы километров пять, как по нас открыла огонь фашистская батарея. - Вперед! Вперед!- послышалась команда. Не останавливаться, быстро уходи из зоны обстрела. Нам, с пулеметом было очень тяжело, на место Ракитина пока не дали никого и нам втроем не легко было угнаться за бойцами- стрелками. Наконец мы достигли редкого лесного массива на опушке которого были траншеи фашистов. Мы укрылись в них. Один снаряд угодил в вершину дерева недалеко от траншеи. Один наш солдат айкнув потом выскочив из траншеи подняв в верх руку, с оторванной кистью крикнул: - Ну братцы, наверное отвоевался- и понес что есть силы в тыл. - Вот чудак, ему оторвало руку, а он наверно, не наверно, а уже точно отвоевался- сказал Клименко.
Вскоре обстрел прекратился и наши цепи опять двинулись вперед. К ночи мы вновь вышли на шоссейную дорогу и продолжали следование. Время уже приближалось к полночи как по колонне фашисты открыли пулеметный огонь. Бесприцельный их огонь не причинил нам вреда, наши бойцы быстро рассредоточились по фронту. - Пулеметчики огонь!- послышалась команда. Мы с Клименко быстро изготовили пулемет к стрельбе и наш Максим заработал. Веер трассирующих пуль фашиста прорезал ночную мглу и вдруг наш Максим смолк. - Братцы, убило, убило, убило.- вскричал Клименко и с каждым словом голос его затухал пока не затух совсем. Он как сидел на корточках так и остался сидеть только голова его поникла на рукоятки пулемета. Стало тихо, тихо только звон какой- то стоял в ушах, я оцепенел не мог поверить что Коля убит. - Коля, Коля- стал я тормошить его но он безжизненно упал набок. Я ухватив рукоятки пулемета открыл огонь пулемет лихорадочно задрожал пока не кончилась лента. Отбросив пустую коробку, ухватив новую начав было заправлять ленту как послышалась команда по цели - «На полкилометра отходи».
Стрелки один за другим быстро скрылись в темени ночи. А мне одному нужно было управиться с пулеметом. Андрусяк при обстреле остался где- то в стороне или тоже был убит. Слева от меня метрах в ста было шоссе и я решил выбраться на него. Иначе мне по полю с его кюветами пулемет было не одолеть. Перекинув связанные коробки через короб, повесив автомат на шею. - Ну Коля прощай. Прости что и похоронить нет возможности. Ухватив за хобот свой Максим я вышел из кювета и покатил вдоль него к шоссе. Выбравшись на гравийную дорогу шоссе, я припустил что есть мочи до своих.
Наконец я достиг своих, которые спешно окапывались поперек шоссе. Первым кого я встретил из командования был комбат. Я доложил: - Товарищ капитан, пулемет остался без расчета, Клименко только что убит, а Андрусяк неизвестно где. - А ты сам с пулеметом разве не расчет? А пока давай с пулеметом на КП батальона это по шоссе метров 200 на хуторе. Там оборудуешь ОП, а расчет пополним. - Есть товарищ капитан.
Быстро добравшись до хутора у шоссе я облюбовал для себя ОП метров в десяти от шоссе рядом с сараем. А метрах в двадцати от меня артиллеристы устанавливали сорокапятку. Не теряя времени быстро начал отрывать огневую для пулемета. Одному человеку на это требуется не менее часа хорошего труда. Установив пулемет, заправив ленту, я мог спокойно отдохнуть. Старшина, не теряя времени, выдавал по сто «фронтовых» и горячий суп. - Здорово Ваня- раздалось у меня позади. Обернувшись, я увидел подходившего Митю. - Здорово Митя- обрадовался я. - Как жизнь? - Видишь какая жизнь, остался один. - Что во время этого обстрела? - Клименко тут убило, огонь вел, Андрусяк неизвестно то ли убил или отбился, а Ракитина ранило еще на марше шальной снаряд угодил рядом с колонной. - Ну а ты как? Все связной? - Да все так же. Письма получал? - Получил одно от сестры. Пишет про отца. Был ранен. И интересно как ранен во время атаки видимо, пуля угодила прямо в рот не повредив ни одного зуба и вышла в затылок не задев костей. Две недели повалялся в медсанбате и вот опять воюет. - А тебе что пишут? - Да я что- то долго уже не получал. - Тяжело им там сейчас может даже нет времени письмо написать. - Сам- то пишешь? - Пишу а как- же. - Ты уже завтракал, а то у меня есть хорошее сало? Митя достал из вещмешка, в самом деле чудесное сало пахнувшее копченостью. Свежего хлеба у нас не было и мы захрустели сухарями с салом…
Кто знал, что мы беседовали и закусывали сидя у пулемета, ранним осенним утром, в последний раз. Месяц спустя, во время боя, он был убит. Я тяжело воспринял весть о его смерти. Вот и не стало моего близкого товарища, товарища по партизанской жизни, одну и ту- же девушку мы любили своей первой невинной любовью. Тот и другой зная об этом, никогда не обмолвились друг другу. Так и ушел из жизни мой дорогой товарищ с недопетой песней своей любви.
… Вскоре Митя от меня ушел. День обещал быть погожим, небо было чистым, солнце еще не взошло, но было уже светло. На переднем крае было спокойно, было хорошо видно, как наши бойцы хлопотали у своих ячеек. Незаметно для себя я уснул, свернувшись на дне своей ячейки. И не удивительно ведь эта ночь была нелегкой. Спал я долго и крепко, но все- же проснулся от грохота вокруг. Я вскочил и выглянул из ячейки, вокруг было множество фашистских самоходок «фердинант» они были уже и в моем тылу. Наш передок был пуст, стоявшая рядом сорокапятка была разбита и перевернута. Шедшая по шоссе самоходка вдруг остановилась против моей ОП, видимо что б произвести очередной выстрел. А пулеметчик, мне с фронта было хорошо видно, строчил из пулемета и остервенело водил стволом. «Ах ты гад! Это же он бьет по нашим»- я ухватил свой автомат приложился и дал короткую очередь по его голове. Фашист сник, ствол пулемета задрался вверх. «Ну что гад получил»? и стал высматривать еще живую цель, но кругом были стальные черепахи. И тут я заметил впереди метрах в шестьсот, по кювету, возле шоссе двигалась масса фашистской пехоты считая себя в безопасности. «Ну Максимушка не подведи» я открыл огонь длинной очередью. Фашистов словно ветром сдуло все попадали в кювет. Но не много мне удалось бить, видимо меня заметили из какой-то самоходки и саданули фугасным. В меня с пулеметом фашист не попал, но снаряд угодил в сарай, который был в пяти метрах позади меня. Взрыва я не слышал, сила взрывной волны меня шибанула, стало темно, я ничего больше не помнил.
Очнулся я примерно часа через два, сильно болела голова, было тихо или я ничего не слышал и был здорово засыпан землей. Когда я начал шевелиться, то почувствовал сильную боль спины, лицо было в крови, проведя рукой по лицу, ощутил боль у левого глаза. Я был ранен. Но раз шевелюсь и боль терпимо, значит не сильно.
Тут я начал сбрасывать с себя землю, стал выбираться из под нее. Освободив себя, я увидел, что ячейка моя обрушена, во втором роге моей подковообразной ячейки был вдавлен мой пулемет. Тут я понял, что меня проутюжила самоходка. Спасло меня то, что ячейка была оборудована с крепким дерновым верхом в грунте и в кювете. Пулемету моему было хана, в месте соединения короба с кожухом- был прогиб.
Я осторожно выглянул из ячейки чтобы как-то выяснить обстановку. Хорошо рассмотреть свой тыл мешал догоравший сарай, но посмотрев на шоссе, я понял что тут были немцы. Я понял и то, что фрицы далеко не прошли, была слышна пулеметная стрельба и издали била наша пушка, ее снаряды рвались по полю недалеко от шоссе.
По шоссе сновали фашистские мотоциклы и что б не быть ими замеченным я не стал более высовываться. Мне ничего не оставалось другого как ждать ночи, если к этому времени наши не турнут фрицев обратно. У меня был автомат и два считай полных диска с патронами и пару гранат лимонок. Я решил дождавшись темноты ползти по кювету от шоссе, а там километрах в полутора темнела полоса леса или зарослей кустарников.
До позднего вечера я лежал в своей ячейке боясь, что могут подойти немцы и обнаружить меня, что я живой. Я решил в случае, если это произойдет, рубануть из автомата, хоть не даром умру, поэтому автомат держал наготове во взведенном состоянии. Но, пронесло.
Уже довольно хорошо стемнело, когда я поднялся из своего окопа. За хутором слышалась немецкая речь, шумели моторы машин, мне надо было вести себя очень тихо. Моим движениям очень мешало мое ранение, движением белья я беспокоил неперевязанную рану, тем самым причиняя себе сильную боль. Но делать не чего, надо как- то выбираться, коль сумел проспать и попал вот в такой переплет. Я знал, что немцы сплошной линии обороны создать еще не могли поэтому есть возможность пробраться мимо их постов охранения. Я решил, пока не доберусь до леса, из кювета не выходить и не подыматься, а ползти. Наконец, впереди, затемнела масса леса, что еще более придавало мне осторожности.
Если в поле распластавшись на земле можно было на фоне неба рассмотреть впереди лежащую местность, то на фоне леса ни черта не видно. Приходилось по долгу сидеть и прислушиваться. Как вдруг слышу, что кто- то идет по кювету со стороны леса. Ну хотя бы одно какое слово услышать что- б определить кто это фриц или свой. Стало тихо, видно остановился, слышно как сбросил амуницию, а немного спустя услышал звук, от которого стало понятно, что человек справляет нужду. Звук был настолько громким, что кто- то там впереди загоготал и послышалась речь: - Вас махт ду- и опять гоготание. Ну Фриц и вовремя же тебе приспичило, иначе я как пить дать напоролся на их гнездо. Наконец фриц справил свое дело и пошел по кювету от меня. Я решил воспользоваться шумом, что производил сам фриц, выскочил из кювета и пополз в сторону от него, чтобы обойти этот пост.
Вдруг щелкнул выстрел, раздалось шипение и местность осветилась бледным светом. Я замер и припал к земле, но ракета была пущена не в мою сторону и вскоре она погасла. Изредка была слышна их возня, их говор и не может быть того, если есть впереди второй пост, что- б там сидели без единого звука. Но все было тихо и я осторожно продолжал огибать этот пост. Ну вот и лес, а вернее молодая поросль смешанного леса, в который я буквально нырнул. Уже зная, что по опушке леса нет наших передовых частей, их нет и в этом лесном массиве. Значит надо выходить из леса.
По лесу я так- же шел осторожно, а вдруг напорюсь в темени на своих разведчиков, и те подумают, что я фриц. Наконец я прошел лес и вышел на опушку, где стал ожидать рассвета, так как впереди могут быть наши охранения и могут секануть без предупреждения, было слышно на нашей стороне гул моторов, видно проходили наши самоходки и танки. Когда засерел рассвет и было различимо метров на сто, я вышел из лесу. Ну вот наконец- то впереди я увидел бруствер свежевырытых траншей. Наши славяне как обычно не очень- то бдительно следили, что я чуть ли не в траншею ввалился. Наконец: - Стой, кто идет? - Свой. Не видишь что ли? - Мы- то видим, а вот кто ты на самом деле? Ну иди сюда, только руки подыми. - Та пошел ты. Подыми ему руки, не видишь что ли автомат за плечами. Ну здорово ребята, всю ночь вот пробирался до вас. Трепанули нас вчера, вот мне и досталось.
Попал я в расположение 2- го батальона нашего- же полка. Направили меня сначала в медсанбат. Ранение под глазом совсем ерунда, когда ударной волной меня шибануло, я глазом и угодил в рукоятку пулемета. А под лопаткой, на мое счастье касательное, рассекло см 5 только и всего. Промыли, зашили, заклеили и будь здоров парень. Дня 3 попрохлаждался в медсанбате, а потом в свою часть.
Не далеко фрицам удалось вклиниться в нашу оборону на 2- 3 км., а дня через два наши так долбанули, отбросив их км на 20. Через 3 дня я был уже в своей части, получил «новый» пулемет, был укомплектован полностью расчет.
Пришла глубокая осень, самое поганое для солдат на фронте. Траншеи заливает водой, постоянно вычерпываем консервной банкой, шинели намокли, портянки то- же. Разуешься, повернешь портянку мокрой стороной на лодыжку, обмотаешь обмоткой на сутки хорош. Операции прекратилась. Как ни рвались фрицы прорваться, ничего у них не получилось, остались так в мешке «Курляндской» группировки до конца войны.
Ох как нелегко нам далась зима 44- 45 г.г. Местность, где проходила линия обороны, шла по заболоченной местности, вот где досталось нашему солдату. К весне готовилось большое наступление и что- б доставить тяжелую артиллерию на огневые позиции, что- б дать возможность пройти нашим танкам, приходилось гатить дороги. Для этого в ночное время пилили небольшой толщины деревья, сосны, ели березы и укладывали сплошным полотном всю дорогу.
Подошла весна 45г. Наши войска уже давно громили врага на его территории, по всему чувствовалось приближение конца войны. Вот- вот должны будем и мы доколачивать группировку. Был выдан всем сухой паек продуктов НЗ, пополнено наличие боеприпасов, но точного дня и время пока никто из солдат не знал.
Ранним утром 8 мая мы находились на исходном рубеже, я лежал у своего пулемета «Максима» и лезвием бритвы стал вырезать на рукоятке свою фамилию. Может убьют, так по фамилии будут вспоминать меня. Старшина, как обычно прошел с термосом водки по траншеи, а за ним и завтрак. Уже взошло солнышко, солдаты повылазили из своих бункеров и наслаждались его лучами, на которых так скупа Прибалтика.
И вдруг послышался непонятно шум, солдаты один за другим начали подниматься на бруствер вот весь рост. Вскочил и я взглянув на позиции немцев и не и не поверил своим глазам, а там колыхалась серая масса немецких войск шли к нам, выставив на палках серые полотнища. Конец войне!
Всех нас обуяла невообразимая радость, что остались живы, конец мучениям, конец смертям. Подбежал к нам от соседнего расчета наводчик Степанов и возбужденно вскричал: - Славяне. Конец войне, поздравляю с Победой. - И давай мы с ним целоваться. У некоторых на глазах показались слезы. Это были слезы радости. Немцы подходили. К этому месту начали подходить наши офицеры, нас предупредили, чтоб никакого мародерства не допустить. Впереди шли их офицеры, за ними трое солдат несли шесты с белыми флагами. Подойдя к нашему брустверу, один офицер отдал честь нашим офицерам и начал что- то говорить чего нам не было слышно.
После этого немцы стали перепрыгивать через траншею и складывать оружие и сразу же строились в колонну по четыре. Когда прошел последний немецкий солдат, у траншеи высилась настоящая гора из разнообразного оружия. Колонна немцев в сопровождении наших офицеров двинулась в тыл. Уже вечером старшина начал выдавать по 200 гр. Победных ну а закусить у каждого было чем.
Сколько разговоров, воспоминаний о прошедших боях, о товарищах, которые погибли, а солдаты постарше вели разговор скоро демобилизируют. Когда стало темно, без какой либо команды солдаты открыли огонь из всех видов оружия вверх, через минуту засверкала вся наша передовая. Мы своим Максимом выпустили весь боезапас снаряженных лент. Считай всю ночь шла беспрерывная стрельба Победы. На другой день мы начали сниматься со своих позиций. Подошла колонна немецких машин, на которые грузили трофейное оружие.
Неверилось, что мы прощаемся с фронтовой жизнью, прощаемся с сырыми траншеями и норами под бруствером, где спали по очереди. Нашей дивизии предстоял большой марш из Латвии в Эстонию и как всегда торопились, как будто на фронт, делали в сутки по 40 км. С той лишь разницей, что шли днем и тяжелые пулеметы везли на телеге. Страшно уставшие мы наконец пришли в район г. Выру, остановились в красивом сосновом бору.
В Выру я прослужил до марта 1946г. Из состава нашего полка был сформирован батальон, которому предстояло поехать в г. Ленинград для участия в параде на первомайские праздники. Вот в этот батальон попал и я. Не стану описывать ежедневные тренировки, шагистики и вот наконец, Первое Мая. Парад прошел торжественно, это со стороны смотреть красиво, а вот как это красота доставалась нам, знали только мы участники. После парада отдохнуть бы, так нет, нас пехом погнали за город в район г. Териоки (ныне Зеленогорск). Где сразу же стали обустраивать летний лагерь. Но не долго я прослужил здесь, нас опять же около батальона перевели в Бобочино (ныне Каменка), где я попал в 3- ю роту 2- го батальона и эта рота была занята исключительно на хоз. работах. Это и помощь колхозам в уборке урожая, копка картофеля, заготовка дров на зиму для части, косьба и прессовка в тюки сена. И так до осени 1948г. Где нас человек пятьдесят перевели в другую часть округа в роту сопровождение воинских грузов в г. Ленинград.
И где я только не побывал благодаря этим сопровождениям: от Мурманска до Владивостока. Туда едем в теплушках товарняка, сопровождая (охраняя) груз, а обратно в пассажирском поезде. И так два годика.
Наконец пришел мой долгожданный день демобилизации в Апреле 1950г. Сел я в поезд с Московского вокзала Ленинграда до г. Новосибирск. Поехал за своей любовью. Но это уже другая история.