Глава 11
Кончалась зима. За день солнышко прогревало воздух, снег стал вязким, дороги стали тяжелыми. Но за ночь морозцем так схватывало, рыхлый снег, что он превращался в хорошие для нас дороги.
Вот как раз в такое время и пошли мы на «железку» в те места, куда я ходил и в прошлый раз.
Проделав все как обычно, мы выждали подходящий для дела состав, но за ночь было два поезда из Витебска, а из Витебска поезда были пустыми.
[Читать дальше]
Занималась заря нового погожего дня. Мы не очень хотели того, чтоб дневать у мины, но делать нечего, надо ждать. Уже взошло солнышко над лесом и снег под его лучами искрился миллионами оскорок, что больно было глазам, стало теплее, я подставлял лицо под лучи солнышка, закрыв глаза, было приятно ощущать как из тебя выходит ночной морозец.
- Хлопцы! Фриц идет! - шепотом прошипел наблюдатель.
И в самом деле по полотну железной дороги шел немец и, странно, он был без мундира, шел легко пританцовывая, на ходу проделывая руками гимнастические упражнения.
- У них тут дот недалеко и вот он вышел на прогулку. И как мы не напоролись на него.
А немец между тем продолжал идти, подходя к месту установки мины. И вдруг фриц как бы споткнувшись стал... и стал пятиться назад.
- Ну все, хана мине... выругавшись сказал минер - видимо плохо замаскировал ночью.
Отбежав немного немец стал орать и звать своих товарищей. И правда метрах в трехстах один за другим появились три немца, они с оружием бежали к нему. Когда они приближались к нему, он начал жестикулируя руками рассказывать, видимо о том как он заметил мину.
- Подошли бы они метров на пять, я взорву мину. Все равно. Они поезд не пустят, - сказал минер.
А немцы приближались, впереди всех наш «спортсмен», вот он остановился и указывает рукой на мину стоящим сзади, было интересно видимо лучше рассмотреть, они заходили наперед другого, тем самым приближаясь к мине.
- Ну давай - шепчет товарищ, - а то как бы шнур не заметили.
- Ну! Еще немножечко, не бойтесь, чего-же вы - шептали губы минера.
И вот минер как-бы резко дернулся, а там вспышка снопа огня и грохот взрыва потряс окресность спокойного утра. Но полотне уже ничего не было видно, только, кверху выгнутый рельс, торчал в том месте.
И вдруг со стороны дзота затарахтел пулемет. Шальные пули срезая ветки, щепая кору деревьев, рекошетили, мы вжались в землю, ибо опасно было подыматься. Там, видимо он один остался, вот и палит для порядка. Но знали мы и то, что вот вот должна быть дрезина с солдатами и вот тогда нам несдобровать. И как только пулемет смолк, мы рванули с этого места. Отбежав на безопасное расстояние, минер как бы шутя говорит:
- Ну ничего, хлопцы, как говорят на безрыбье и рак рыба. А вообще жаль заряда, ну что это, четыре фрица.
Весна уже вовсю вступила в свои права, дороги совсем развезло, наступило временное затишье в действиях партизан. Воспользовавшись этим решили мы, группа партизан из местных жителей Коковгино, Ивашково, Ледневичи, навестить своих родных, по возможности раздобыть соли и других продуктов. Получив на это разрешение командования отряда, наша группа человек пятнадцать, отправились на выход из партизанской зоны.
Только к исходу вторых суток, мы вышли на границу зоны, подошли к деревне, Кулюки. На пути у нас деревня Коковгино, где немцы нередко устраивали засады, чтоб в какой-то мере знать обстановку, решили навестить дом, где жила семья сельского вет.врача. Дом этот стоял недалеко от леса, вдали от деревни и был на возвышенности откуда открывался прекрасный обзор на окресности деревни. Приветливая женщина, поведала нам, что ничего подозрительного не наблюдала за день, спокойно было и вечером.
Но мы знали и то что они устраивали засады, прибывая на место уже вод покровом темноты.
Простившись с добродушной хозяйкой, мы направились в Коновгино. При подходе к селу, мы рассыпались широкой цепью и так вошли в село.
Но все было спокойно. Из Коновгино мы разошлись каждый и группами по своим деревням. К своей деревне я подходил со стороны моха. Ночь была тихая, легкий морозец сковал тонким ледком небольшие лужицы. И вот этот ледок предатльски похрустывал под ногами. К дому я подходил огородами и проходя калитку ограды, столкнулся с матерью. Ойкнув она даже присела.
-Так это ты Иван - сказала она обрадованно, узнав меня - а я думала, что это немец.
А я и в самом деле был в форме немцев, только неизменная партизанская кубанка с красной ленточкой наискось отличали меня от фрица. За неимением другой одежды очень многие партизаны вынуждены были одевать ненавистную для нас одежду врагов.
- А я только вышла, хотела схавать бутыль самогонки, как из-за угла ныр... немец, я чуть не уронила бутыль - рассказывала мать.
Ведь для верующих эта ночь была необычной. Завтра большой религиозный праздник пасхи, а вот сегодняшняя ночь считалась великой. Верующие на всю ночь уходили в церковь на всеношную и там под монотонную проповедь попа, боролись со сном, одолевавшим их. Каждая старушка или молодица несла с собой узелок лучшей снеди для святого освещения, без этого не полагалось даже садиться за стол.
И вот такая старушка боролась, боролась бедняжка со сном, но сон одолевал ее и она засыпала, а в это время ее узелок и уведет какой-либо святой угодник. И смех и грех. Ну что сделаешь. Заходили сюда на только послушать попа, а собиралась молодежь у них свои заботы, свои интересы и сколько смеху. Мать подала на стол бутылочку и закуски, приготовленной на святой праздник. И долго мы с матерью сидели за своим столом в родной избе в эту ночь. Многое мне поведала мать. Немцы забрали отца и угнали куда-то под Витебск на «окопы». Забрали и Валю, но она убежала от них и босиком бежала всю ночь по снегу. В одной деревне встретились партизаны, ребята определили ее на ночлег и достали старые ботинки.
Забрали немцы Валентина во власовцы, заставили дать подписку о том, что не убежит иначе будет расстреляна вся семья. Вот фашисты уже на что пошли, хотят заставить людей воевать против своих, таким варварским способом. Видать плохи ваши дела, фашисты, если идете на это.
Наутро я пошел навестить свою бабушку, она жила тут-же, через один двор, со своей младшей дочкой Степанидой. Неуспели мы еще поговорить, как прибегает моя сестренка Валя и испуганно говорит.
- Немцы идут из Дагановки.
Ну и влип же - подумал я - бежать из деревни бесполезно, так как куда-бы ни побежал везде на возвышенность, конечно сразу заметят и ссекут. Вопрос решился просто, я забрался на печку, занавешенную занавеской, а на краю печки уселась бабушка и стала вязать руковичку. Степанида беспрерывно выбегала на крылечко, чтоб посмотреть что делают, куда пошли немцы. А те стали расходиться по избам по 2-3 человека.
- Идут к нам два человека - говорит Степанида.
На крыльце застучали сапоги вошедших.
- Христос воскрес - с таким приветствием вошли два власовца.
- Воистину воскрес - ответила бабушка.
- Ну что, бабушка, на печке сидим, надо христа славить за столом.
Явно набиваясь, чтоб им подали, ибо знали, что у каждого найдется стакан самогонки. Степанида подала на стол бутылку самогона и закусить. Когда власовцы выпили, закусили, начали заигрывать со Степанидой, беспрерывно курили, угощая Степаниду, а та незаметно тушила сигарету и прятала.
- Хлопцы, а вот бы сейчас зашел партизан, что-бы вы делали? - спросила Степанида.
- А сказали, чтоб он хорошенько спрятался и часа два не показывался - отвпетил один.
- Ну вам ведь приходится часто засады устраивать на портизан и стреляете по ним, по своим.
- Люди конечно, и среди нас есть такие, которые партизан, как и немцы, считают бандитами и во время стычки в засаде бьют по партизанам, но большинство из нас с радостью ушли бы в партизаны.
- Так уходите хоть сейчас.
- Нет. Наши родные завтра же будут расстреляны, так лучше погибнуть одному, чем губить всю семью.
Вскоре власовцы ушли из дому и начали собираться среди деревни. Пристроившись они покинули нашу деревню.
Во второй половине дня молодежь деревни устроили складчину, собрались в одной избе, принесли кто что мог, нашли и музыканта, нашего деревенского жителя Сергея Яковлевича, игравшего на скрипке. Он нередко выручал нашу молодежь, играл на скрипке, прижав скрипку подбородком, он все время слегка улыбался, а смычок в его руке, плавно, то в бешенном темпе скользил по струнам, а пальцы левой руки нежно извлекали из скрипки знакомые мелодии нашей белорусской польки.И завертелись в бешенном танце пары. Ребята не жалели каблуков своих сапог, выбивая дробь на деревянном полу, а девчата словно птицы летали в руках своих кавалеров. И по команде, словно дирижер танца, Адама Петрачонка, барышня переходила в руки другого кавалера и т.д., пока пройдет весь круг, гудит пол. После раскрасневшиеся, вспотевшие выходят на улицу освежиться, а тут ребята только и ждут пока девчата выйдут на улицу, подходит один, берет девушку под руку и отходят немного пройтись.
Подхватив и я, уже как настоящий парень, свою одноклассницу, Женю Макарышку, может быть неловко, но никто как-бы ничего не замечал моей неловкости и мы пошли. И мы пошли, бог знает о чем ведя беседу, и если-бы не винтовка, но ремне, можно было подумать что и войны нет. Двое суток мы гостили по домам. Уходили ночью. Знакомые женщины, мужья которых не смогли навестить их, передавали нами небольшие посылочки с неизменным стаканом соли. Получив и я такую посылку от Жени, передать Виктору.
За время нашего отсутствия отряды партизан заслоновской бригады, покинув обжитые землянки в Толочинских лесах, ушли вглубь партизанской зоны Лепельский район. Пошли незнакомые места. Как обычно дороги партизанских зон были приведены в негодность, то есть трудно проезжими. Дело в том, чтоб немцы не могли беспрепятственно проходить по дорогам, для этой цели все мосты и мостки были разобраны, а дороги, проходящие по болотистым местам были перерыты большими рвами.
Вот и мы войдя рано утром в деревню, подошли, и речка, через которую был мост, но теперь от моста остались одни балки, и только одна досочка лежала по этим балкам чтоб пройти только одному человеку. Когда мы стали проходить по досочкам этого моста, я невольно залюбовался открывшейся мне панорамной природы.
Переполненная талыми водами речка бесновалась в узком проходе дамбы, стрмительным потоком неслась вода по верхнему настилу дамбы, под мостом и с высоты трех метров падала вниз, образуя каскад белой пыли из воды. Вода бесилась, шумела в этом водовороте, ударяясь об угол здания деревяной водяной мельницы, и, наконец, словно вздознув полной грудью, она выносила свои воды на просторную гладь. И уже спокойно и правильно несла свои воды речка. Заливая низкие прибрежные луга, кусты, деревья.
То ли залюбовавшись открывшейся мне красотой, я на мгновенье забыв где нахожусь, то ли закружилась у меня голова от стремительного потока воды, несущегося внизу, то ли я поскользнулся но досочке, которая была покрыта инеем от утреннего морозца, но я полетел в несущийся поток воды. Стремительный поток не дал мне резко удариться о настил дамбы, а подхватив меня словно щепинку, швырнул в кипящий водоворот...
Говорят, что окунувшись в ледяную воду, человека сразу сводит судорогой. Ничего подобного. Никакого холода я не ощутив видимо от напрягшейся до предела моей воли, в борьбе за жизнь.
...Очутившись в водовороте, меня словно мячик завертело, сами собой открылись глаза, когда в спокойном состоянии, никак не мог держать их открытыми, я видел темную изумрудную зелень воды, а в сознании одно... Не дышать! Во что-бы то ни стало, не дышать, иначе конец...
...Вот только выбраться из водоворота, а там спокойная вода и я выберусь.
Но вот меня о что-то ударило и я невольно ухватился за это что-то. Это оказалось угол деревянной мельницы и я словно кошка, спасаясь от собаки, заработал руками и ногами. Дыхание уже было на пределе до потемнения в глазах, когда я вынырнув из воды и захлебываясь стал глотать воздух, а с моста уже крычали:
- Иванька, держись - кричал Коля Мергурьев, на ходу расстегивая ремень.
- Держись - кричали другие ребята.
Вот уже летит конец сцепленных ремней, поймав его, мертвой хваткой уцепившись в него, подняли меня ребята наверх. С меня потоком стекала вода, но я тут же вспомнив, что у меня что-то не хватает.
- Мальцы! Я ж винтовку потерял - пролепетал я.
- Ты гляди, он винтовку вспомнил, да ты скажи спасибо, что жив остался - говорит Коля - да вот хорошо, что бабы видели как мы пошли и видели как ты полетел в воду и подняли крик. Да. В этом водовороте была потеряна моя винтовка и посылка Виктору. Нам немного пришлось задержаться в этой деревне, зайдя в избу, я разделся до гола и мою одежду женщины выжимали. Одев на себя сырую одежду, мы покинули деревню. Проходя во второй раз по досочкам этого моста, я уже не засматривался на окружающую меня природу. Только к вечеру мы прибыли в деревню, где стоял наш отряд.
На другой день, узнав, что я потерял винтовку, командир отряда вызвал в штаб.
- Где хочешь, а найди себе оружие, у нас и так хватает безоружных. Ты, видимо, пьяный был, что упал.
Как было обидно слышать такое, я ведь потерял винтовку случайно, но что поделаешь, командир был прав, винтовку я потерял не на боевом задании, поэтому должен его и сам достать. У меня была пара гранат лимонок, думал войду в непартизанскую зону, что-нибудь придумаю.
Как раз в это время, группа партизан нашего отряда шла на задание в наши края и мне было по пути с ними. Но, не доходя километров 20, я покинул ребят, пошел один. Шел более опушками лесов, дорогами было опасно, шел уже по непартизанской зоне. И вдруг... Что это? Клочья одежды, обглоданные человеческие кости, голый череп человека, в стороне партизанская кубанка, кирзовые сапоги, а из них торчали кости. Начал я осматривать место и вдруг нахожу затвор немецкой винтовки, как я искал дальше, в надежде найти и самую винтовку, но ее не было. В скорби постоял я над останками человека. Эх! Дорогой товарищ. Что за беда с тобой приключилась в этом глухом месте? То ли ты был убит кем-то, или попал в зубы волкам, а их в войну развелось уйма. Прощай, друг. Прости, что не могу предать земле твои останки...
Я подходл к родным местам. Коковчино, я обошел стороной, выйдя к болоту. Уже е вечер, мне не хотелось входить в деревню засветло, что-бы меня видели все, поэтому я и не торопился.
Была ранняя весна, болото было залито талыми водами, и оно словно зеркало отражало закат вечерней зари. В воздухе носились утки над болотом выискивая для себя подругу или друга. Вот неугомонный чибис, вихляя взмыв вверх и вдруг падает вниз, оглашая окрестность своим жалобным криком, никак бедняга не найдет себе пристанища на ночь. А вот беее заблеял барашком, падая с высоты бекас. Нет! Природа в весеннюю пору не спит, это пора свершения великих таинств, да и человек в эту пору по иному видит мир пробуждающейся природы.
Для природы и войны то не существует, она вот живет и творит ей положенное и будет жить вечно, и ничто ее не поколеблет. Только вот человек, самое разумное создание природы, из времен глубокой древности, никак не может угомониться. Он еще был облачен в шкуры зверя, а уже изобрел грозное оружие того времени - дубину. Ну и дробили друг другу черепа. Далее эта дубина превратилась в пику и меч, ну и продолжали вспарывать животы друг другу. Веками эта дубина совершенствовалась, как ничто другое и дошла она до наших дней в образе: пуль, снарядов, бомб. Вот и сейчас продолжают кромсаться человеческие тела, льется человеческая кровь. И все из-за самозбродства кучки алчных зверей, в образе человека, жаждующих жить трудом другого человека, возомнивших себя венцом рода человеческого. Вот и выходит, не зря, мой предок придумал дубину, а сейчас вот настал и мой черед взять в руки вот эту дубину, чтоб постоять за себя, за свою честь и свободу.
А разве я жаждал ее взять в руки? Мне вот в самую пору только за девчонками бегать в эти чудные весенние зори, так нет же, я вот бреду, бреду как дикий волк, тайно пробираясь в свою родную деревню. Нет! Нет-же, зверюга в человеческом обличии, не выпущу я из рук своей дубины, пока не размозжим твой звериный череп. Пришел ты к нам с дубиной - ею же мы тебя вгоним в могилу.
В вечернем небе уже догорала заря, стало уже довольно темно, небо трепетало милиардами звезд. Над болотом изредка раздавалось кряканье запоздалого селезня, так и не подобравшего для себя подруги. Уже успокоился чибис найдя место для ночлега. Из деревни изредка доносился лай собак. И опять тишина, ни малейшего движения воздуха, как бы замерло все. Я встал, опершись о столбик стал его рассматривать в темноте, силясь найти дырочки в нем, когда-то сделанные нашей с Мишкой стрельбой по нему. Мне уже было пора идти.
Вот как раз в такое время и пошли мы на «железку» в те места, куда я ходил и в прошлый раз.
Проделав все как обычно, мы выждали подходящий для дела состав, но за ночь было два поезда из Витебска, а из Витебска поезда были пустыми.
[Читать дальше]
Занималась заря нового погожего дня. Мы не очень хотели того, чтоб дневать у мины, но делать нечего, надо ждать. Уже взошло солнышко над лесом и снег под его лучами искрился миллионами оскорок, что больно было глазам, стало теплее, я подставлял лицо под лучи солнышка, закрыв глаза, было приятно ощущать как из тебя выходит ночной морозец.
- Хлопцы! Фриц идет! - шепотом прошипел наблюдатель.
И в самом деле по полотну железной дороги шел немец и, странно, он был без мундира, шел легко пританцовывая, на ходу проделывая руками гимнастические упражнения.
- У них тут дот недалеко и вот он вышел на прогулку. И как мы не напоролись на него.
А немец между тем продолжал идти, подходя к месту установки мины. И вдруг фриц как бы споткнувшись стал... и стал пятиться назад.
- Ну все, хана мине... выругавшись сказал минер - видимо плохо замаскировал ночью.
Отбежав немного немец стал орать и звать своих товарищей. И правда метрах в трехстах один за другим появились три немца, они с оружием бежали к нему. Когда они приближались к нему, он начал жестикулируя руками рассказывать, видимо о том как он заметил мину.
- Подошли бы они метров на пять, я взорву мину. Все равно. Они поезд не пустят, - сказал минер.
А немцы приближались, впереди всех наш «спортсмен», вот он остановился и указывает рукой на мину стоящим сзади, было интересно видимо лучше рассмотреть, они заходили наперед другого, тем самым приближаясь к мине.
- Ну давай - шепчет товарищ, - а то как бы шнур не заметили.
- Ну! Еще немножечко, не бойтесь, чего-же вы - шептали губы минера.
И вот минер как-бы резко дернулся, а там вспышка снопа огня и грохот взрыва потряс окресность спокойного утра. Но полотне уже ничего не было видно, только, кверху выгнутый рельс, торчал в том месте.
И вдруг со стороны дзота затарахтел пулемет. Шальные пули срезая ветки, щепая кору деревьев, рекошетили, мы вжались в землю, ибо опасно было подыматься. Там, видимо он один остался, вот и палит для порядка. Но знали мы и то, что вот вот должна быть дрезина с солдатами и вот тогда нам несдобровать. И как только пулемет смолк, мы рванули с этого места. Отбежав на безопасное расстояние, минер как бы шутя говорит:
- Ну ничего, хлопцы, как говорят на безрыбье и рак рыба. А вообще жаль заряда, ну что это, четыре фрица.
Весна уже вовсю вступила в свои права, дороги совсем развезло, наступило временное затишье в действиях партизан. Воспользовавшись этим решили мы, группа партизан из местных жителей Коковгино, Ивашково, Ледневичи, навестить своих родных, по возможности раздобыть соли и других продуктов. Получив на это разрешение командования отряда, наша группа человек пятнадцать, отправились на выход из партизанской зоны.
Только к исходу вторых суток, мы вышли на границу зоны, подошли к деревне, Кулюки. На пути у нас деревня Коковгино, где немцы нередко устраивали засады, чтоб в какой-то мере знать обстановку, решили навестить дом, где жила семья сельского вет.врача. Дом этот стоял недалеко от леса, вдали от деревни и был на возвышенности откуда открывался прекрасный обзор на окресности деревни. Приветливая женщина, поведала нам, что ничего подозрительного не наблюдала за день, спокойно было и вечером.
Но мы знали и то что они устраивали засады, прибывая на место уже вод покровом темноты.
Простившись с добродушной хозяйкой, мы направились в Коновгино. При подходе к селу, мы рассыпались широкой цепью и так вошли в село.
Но все было спокойно. Из Коновгино мы разошлись каждый и группами по своим деревням. К своей деревне я подходил со стороны моха. Ночь была тихая, легкий морозец сковал тонким ледком небольшие лужицы. И вот этот ледок предатльски похрустывал под ногами. К дому я подходил огородами и проходя калитку ограды, столкнулся с матерью. Ойкнув она даже присела.
-Так это ты Иван - сказала она обрадованно, узнав меня - а я думала, что это немец.
А я и в самом деле был в форме немцев, только неизменная партизанская кубанка с красной ленточкой наискось отличали меня от фрица. За неимением другой одежды очень многие партизаны вынуждены были одевать ненавистную для нас одежду врагов.
- А я только вышла, хотела схавать бутыль самогонки, как из-за угла ныр... немец, я чуть не уронила бутыль - рассказывала мать.
Ведь для верующих эта ночь была необычной. Завтра большой религиозный праздник пасхи, а вот сегодняшняя ночь считалась великой. Верующие на всю ночь уходили в церковь на всеношную и там под монотонную проповедь попа, боролись со сном, одолевавшим их. Каждая старушка или молодица несла с собой узелок лучшей снеди для святого освещения, без этого не полагалось даже садиться за стол.
И вот такая старушка боролась, боролась бедняжка со сном, но сон одолевал ее и она засыпала, а в это время ее узелок и уведет какой-либо святой угодник. И смех и грех. Ну что сделаешь. Заходили сюда на только послушать попа, а собиралась молодежь у них свои заботы, свои интересы и сколько смеху. Мать подала на стол бутылочку и закуски, приготовленной на святой праздник. И долго мы с матерью сидели за своим столом в родной избе в эту ночь. Многое мне поведала мать. Немцы забрали отца и угнали куда-то под Витебск на «окопы». Забрали и Валю, но она убежала от них и босиком бежала всю ночь по снегу. В одной деревне встретились партизаны, ребята определили ее на ночлег и достали старые ботинки.
Забрали немцы Валентина во власовцы, заставили дать подписку о том, что не убежит иначе будет расстреляна вся семья. Вот фашисты уже на что пошли, хотят заставить людей воевать против своих, таким варварским способом. Видать плохи ваши дела, фашисты, если идете на это.
Наутро я пошел навестить свою бабушку, она жила тут-же, через один двор, со своей младшей дочкой Степанидой. Неуспели мы еще поговорить, как прибегает моя сестренка Валя и испуганно говорит.
- Немцы идут из Дагановки.
Ну и влип же - подумал я - бежать из деревни бесполезно, так как куда-бы ни побежал везде на возвышенность, конечно сразу заметят и ссекут. Вопрос решился просто, я забрался на печку, занавешенную занавеской, а на краю печки уселась бабушка и стала вязать руковичку. Степанида беспрерывно выбегала на крылечко, чтоб посмотреть что делают, куда пошли немцы. А те стали расходиться по избам по 2-3 человека.
- Идут к нам два человека - говорит Степанида.
На крыльце застучали сапоги вошедших.
- Христос воскрес - с таким приветствием вошли два власовца.
- Воистину воскрес - ответила бабушка.
- Ну что, бабушка, на печке сидим, надо христа славить за столом.
Явно набиваясь, чтоб им подали, ибо знали, что у каждого найдется стакан самогонки. Степанида подала на стол бутылку самогона и закусить. Когда власовцы выпили, закусили, начали заигрывать со Степанидой, беспрерывно курили, угощая Степаниду, а та незаметно тушила сигарету и прятала.
- Хлопцы, а вот бы сейчас зашел партизан, что-бы вы делали? - спросила Степанида.
- А сказали, чтоб он хорошенько спрятался и часа два не показывался - отвпетил один.
- Ну вам ведь приходится часто засады устраивать на портизан и стреляете по ним, по своим.
- Люди конечно, и среди нас есть такие, которые партизан, как и немцы, считают бандитами и во время стычки в засаде бьют по партизанам, но большинство из нас с радостью ушли бы в партизаны.
- Так уходите хоть сейчас.
- Нет. Наши родные завтра же будут расстреляны, так лучше погибнуть одному, чем губить всю семью.
Вскоре власовцы ушли из дому и начали собираться среди деревни. Пристроившись они покинули нашу деревню.
Во второй половине дня молодежь деревни устроили складчину, собрались в одной избе, принесли кто что мог, нашли и музыканта, нашего деревенского жителя Сергея Яковлевича, игравшего на скрипке. Он нередко выручал нашу молодежь, играл на скрипке, прижав скрипку подбородком, он все время слегка улыбался, а смычок в его руке, плавно, то в бешенном темпе скользил по струнам, а пальцы левой руки нежно извлекали из скрипки знакомые мелодии нашей белорусской польки.И завертелись в бешенном танце пары. Ребята не жалели каблуков своих сапог, выбивая дробь на деревянном полу, а девчата словно птицы летали в руках своих кавалеров. И по команде, словно дирижер танца, Адама Петрачонка, барышня переходила в руки другого кавалера и т.д., пока пройдет весь круг, гудит пол. После раскрасневшиеся, вспотевшие выходят на улицу освежиться, а тут ребята только и ждут пока девчата выйдут на улицу, подходит один, берет девушку под руку и отходят немного пройтись.
Подхватив и я, уже как настоящий парень, свою одноклассницу, Женю Макарышку, может быть неловко, но никто как-бы ничего не замечал моей неловкости и мы пошли. И мы пошли, бог знает о чем ведя беседу, и если-бы не винтовка, но ремне, можно было подумать что и войны нет. Двое суток мы гостили по домам. Уходили ночью. Знакомые женщины, мужья которых не смогли навестить их, передавали нами небольшие посылочки с неизменным стаканом соли. Получив и я такую посылку от Жени, передать Виктору.
За время нашего отсутствия отряды партизан заслоновской бригады, покинув обжитые землянки в Толочинских лесах, ушли вглубь партизанской зоны Лепельский район. Пошли незнакомые места. Как обычно дороги партизанских зон были приведены в негодность, то есть трудно проезжими. Дело в том, чтоб немцы не могли беспрепятственно проходить по дорогам, для этой цели все мосты и мостки были разобраны, а дороги, проходящие по болотистым местам были перерыты большими рвами.
Вот и мы войдя рано утром в деревню, подошли, и речка, через которую был мост, но теперь от моста остались одни балки, и только одна досочка лежала по этим балкам чтоб пройти только одному человеку. Когда мы стали проходить по досочкам этого моста, я невольно залюбовался открывшейся мне панорамной природы.
Переполненная талыми водами речка бесновалась в узком проходе дамбы, стрмительным потоком неслась вода по верхнему настилу дамбы, под мостом и с высоты трех метров падала вниз, образуя каскад белой пыли из воды. Вода бесилась, шумела в этом водовороте, ударяясь об угол здания деревяной водяной мельницы, и, наконец, словно вздознув полной грудью, она выносила свои воды на просторную гладь. И уже спокойно и правильно несла свои воды речка. Заливая низкие прибрежные луга, кусты, деревья.
То ли залюбовавшись открывшейся мне красотой, я на мгновенье забыв где нахожусь, то ли закружилась у меня голова от стремительного потока воды, несущегося внизу, то ли я поскользнулся но досочке, которая была покрыта инеем от утреннего морозца, но я полетел в несущийся поток воды. Стремительный поток не дал мне резко удариться о настил дамбы, а подхватив меня словно щепинку, швырнул в кипящий водоворот...
Говорят, что окунувшись в ледяную воду, человека сразу сводит судорогой. Ничего подобного. Никакого холода я не ощутив видимо от напрягшейся до предела моей воли, в борьбе за жизнь.
...Очутившись в водовороте, меня словно мячик завертело, сами собой открылись глаза, когда в спокойном состоянии, никак не мог держать их открытыми, я видел темную изумрудную зелень воды, а в сознании одно... Не дышать! Во что-бы то ни стало, не дышать, иначе конец...
...Вот только выбраться из водоворота, а там спокойная вода и я выберусь.
Но вот меня о что-то ударило и я невольно ухватился за это что-то. Это оказалось угол деревянной мельницы и я словно кошка, спасаясь от собаки, заработал руками и ногами. Дыхание уже было на пределе до потемнения в глазах, когда я вынырнув из воды и захлебываясь стал глотать воздух, а с моста уже крычали:
- Иванька, держись - кричал Коля Мергурьев, на ходу расстегивая ремень.
- Держись - кричали другие ребята.
Вот уже летит конец сцепленных ремней, поймав его, мертвой хваткой уцепившись в него, подняли меня ребята наверх. С меня потоком стекала вода, но я тут же вспомнив, что у меня что-то не хватает.
- Мальцы! Я ж винтовку потерял - пролепетал я.
- Ты гляди, он винтовку вспомнил, да ты скажи спасибо, что жив остался - говорит Коля - да вот хорошо, что бабы видели как мы пошли и видели как ты полетел в воду и подняли крик. Да. В этом водовороте была потеряна моя винтовка и посылка Виктору. Нам немного пришлось задержаться в этой деревне, зайдя в избу, я разделся до гола и мою одежду женщины выжимали. Одев на себя сырую одежду, мы покинули деревню. Проходя во второй раз по досочкам этого моста, я уже не засматривался на окружающую меня природу. Только к вечеру мы прибыли в деревню, где стоял наш отряд.
На другой день, узнав, что я потерял винтовку, командир отряда вызвал в штаб.
- Где хочешь, а найди себе оружие, у нас и так хватает безоружных. Ты, видимо, пьяный был, что упал.
Как было обидно слышать такое, я ведь потерял винтовку случайно, но что поделаешь, командир был прав, винтовку я потерял не на боевом задании, поэтому должен его и сам достать. У меня была пара гранат лимонок, думал войду в непартизанскую зону, что-нибудь придумаю.
Как раз в это время, группа партизан нашего отряда шла на задание в наши края и мне было по пути с ними. Но, не доходя километров 20, я покинул ребят, пошел один. Шел более опушками лесов, дорогами было опасно, шел уже по непартизанской зоне. И вдруг... Что это? Клочья одежды, обглоданные человеческие кости, голый череп человека, в стороне партизанская кубанка, кирзовые сапоги, а из них торчали кости. Начал я осматривать место и вдруг нахожу затвор немецкой винтовки, как я искал дальше, в надежде найти и самую винтовку, но ее не было. В скорби постоял я над останками человека. Эх! Дорогой товарищ. Что за беда с тобой приключилась в этом глухом месте? То ли ты был убит кем-то, или попал в зубы волкам, а их в войну развелось уйма. Прощай, друг. Прости, что не могу предать земле твои останки...
Я подходл к родным местам. Коковчино, я обошел стороной, выйдя к болоту. Уже е вечер, мне не хотелось входить в деревню засветло, что-бы меня видели все, поэтому я и не торопился.
Была ранняя весна, болото было залито талыми водами, и оно словно зеркало отражало закат вечерней зари. В воздухе носились утки над болотом выискивая для себя подругу или друга. Вот неугомонный чибис, вихляя взмыв вверх и вдруг падает вниз, оглашая окрестность своим жалобным криком, никак бедняга не найдет себе пристанища на ночь. А вот беее заблеял барашком, падая с высоты бекас. Нет! Природа в весеннюю пору не спит, это пора свершения великих таинств, да и человек в эту пору по иному видит мир пробуждающейся природы.
Для природы и войны то не существует, она вот живет и творит ей положенное и будет жить вечно, и ничто ее не поколеблет. Только вот человек, самое разумное создание природы, из времен глубокой древности, никак не может угомониться. Он еще был облачен в шкуры зверя, а уже изобрел грозное оружие того времени - дубину. Ну и дробили друг другу черепа. Далее эта дубина превратилась в пику и меч, ну и продолжали вспарывать животы друг другу. Веками эта дубина совершенствовалась, как ничто другое и дошла она до наших дней в образе: пуль, снарядов, бомб. Вот и сейчас продолжают кромсаться человеческие тела, льется человеческая кровь. И все из-за самозбродства кучки алчных зверей, в образе человека, жаждующих жить трудом другого человека, возомнивших себя венцом рода человеческого. Вот и выходит, не зря, мой предок придумал дубину, а сейчас вот настал и мой черед взять в руки вот эту дубину, чтоб постоять за себя, за свою честь и свободу.
А разве я жаждал ее взять в руки? Мне вот в самую пору только за девчонками бегать в эти чудные весенние зори, так нет же, я вот бреду, бреду как дикий волк, тайно пробираясь в свою родную деревню. Нет! Нет-же, зверюга в человеческом обличии, не выпущу я из рук своей дубины, пока не размозжим твой звериный череп. Пришел ты к нам с дубиной - ею же мы тебя вгоним в могилу.
В вечернем небе уже догорала заря, стало уже довольно темно, небо трепетало милиардами звезд. Над болотом изредка раздавалось кряканье запоздалого селезня, так и не подобравшего для себя подруги. Уже успокоился чибис найдя место для ночлега. Из деревни изредка доносился лай собак. И опять тишина, ни малейшего движения воздуха, как бы замерло все. Я встал, опершись о столбик стал его рассматривать в темноте, силясь найти дырочки в нем, когда-то сделанные нашей с Мишкой стрельбой по нему. Мне уже было пора идти.