Глава 7
И тут я надумал а нельзя ли достать из Буевичева колодца ту злополучную винтовку, что забросили туда наши мужики прошлый год. Ну как туда забраться спрашивал я себя. Веревка? Но где ее достать достаточной длины и главное надежной. А что если использовать проволоку от телефонной связи, что шла по деревянным опорам из Богушевска до Смольян. Но вот за время войны все опоры жители окрестных сел поспиливали, а проволока так и была растянута по полям.
[Читать дальше]
Надо попытать, решил я. В свой замысел я посвятил Мишку. Он конечно был согласен. Он так страстно хотел, чтобы у нас что-либо было. Ну вот выбрав подходящий для этого дела день, мы с Мишкой сходили под Звяги за этой проволокой. Выбрали более ровные жилы и взяли достаточно, чтоб хватило в две нитки на весь ствол колодца.
Пришли на этот хутор, у колодца уже не было сруба над землей, и он зиял открытой дырой в землю. И как это еще никто туда не попал, ведь ничем не прикрыт, и скотина могла туда попасть. Ну притащили мы тут откуда-то кусок плахи, чтоб хватило перекрыть проем колодца, растянули проволоку равномерно в две жилы, хорошо привязали перекладину, на которую мне предстояло сесть. Как-то жутковато стало, колодец был очень старый и глубокий, его деревянный сруб давно обветшал и его напором земли поискривила так, что дна его не было видно. Но раз я сам это затеял, отступать было поздно. Я уселся на перекладину, пропустив проволоку между ног, сам ухватился за проволоку
- Ну, Мишка, держи проволоку.
- Давай.
Проволока натянулась, и я повис над бездной колодца. Мишка стал медленно отпускать проволоку, и проволока врезаясь в плаху над колодцем медленно уходила. Я поплыл вниз, стало холодновато. Я старался не смотреть вниз. Стенки сруба были скользкие, покрытые зеленой плесенью. Я слегка отталкивался от стеной сруба и все «ехал» и «ехал» вниз. Вот я уже ушел за искревление ствола колодца и не стало видно квадратика неба, стало полутемно и еще более холоднее. Вот одно бревно сруба сгнило и вышла из гнезд и торчала в ствол колодца, и сруб предательски ощерился, а оттуда выпирала земля.
- Да тут только тронь, и все рухнет, пропади ты пропадом моя эта затея с винтовкой - подумал я.
Становится совсем темно, еле различаю детали сруба, и вдруг мои ноги коснулись нагромождения скользких бревен сруба. Я легонько остановился на них, проволока ослабла.
- Ну как там? - донеслось до меня
- Да нихалера тут ничего не видно
- Ну ты смотри там, где-то же должна быть - кричал мне Мишка сверху.
Я всматривался, как мог, может где торчит часть винтовки. Ну нет тут было навалено бревна сруба, камни, кирпич и просто земля.
- Ну нет, рыться я уж не стану, гори ты огнем эта винтовка - подумал я.
- Слушай, Мишка, ни черта нет, давай тяни назад - крикнул я.
Чувствую проволока дернулась, выпрямилась, чуть оторвав меня от бревен и стоп…
- Иван - донеслось до меня - не могу, проволока врезалась в перекладину, и я не вытяну.
- Да ты что сдурел что ли, тяни как-нибудь - вскричал я, а сам не на шутку струхнул, даже мой голос как-то неестественно задрожал.
Проволока раз, другой дернулась, но ни с места.
- Нет, Иван, ничего не получится - вскричал Мишка.
У меня ажно холодный пот выступил на спине.
- Слушай, Мишка, беги скорей в деревню за кем-нибудь, да скорей.
- Ну ладно я мигом ты посиди там.
Вот это я затеял на свою голову.
Ну и дубина же дурная- ругал я мысленно себя. Здалась мне эта проклятая винтовка немцы вот не доканали, так сам себя в могилу загнал, а вдруг Мишка не приедет от этой мысли даже дурно стало. Самому мне по проволоке не выбраться до и проволока вот не закреплена.
- Ну где этот Мишка?- спрашивал я.
Наконец я услышал глухие голоса.
- Иванька ты там живой еще- услышал я.
- Да вот еще цел.
- Ну держись.
Проволока натянулась и оторвала меня от «земли» и я легонько «поехал» вверх. Вот и светло стало уже на душе веселее, все ближе и ближе верх колодца и вот я уже ухватился руками за плаху перекладины и Виктор ухватил меня руками, выдворив из колодца.
- Ты Иванька чего нибудь дурнее ничего не мог придумать как залезти в эту пропасть ведь колодец вот вот рухнет, тут около него стоять опасно не то что спуститься туда- ругал меня Виктор.
Ругай меня Виктор ругай действительно дурака такого. Я только теперь осмыслил нелепость своего поступка но что сделаешь что уже сделано.
- Хорошо вот тут я недалеко проходил вижу Мишка летит сломя голову, а как увидел меня заорет.
- Помогай Виктор Ивана из колодца выцягнуть а у самого аж вогы вылупились- рассказывал Виктор.
- Так испугаешься тут я уже думал, что не увижу тебя.
- Да ну ерунда все- храбрился я, когда немного пришел в себя.
Виктор Гураненок так его звали за его фамилию Гурин, немного позже стал мужем моей тети Жени.
Незаметно подошла зима второго года войны. Зима выдалась не так морозная, как снежная это в начале зимы, а снег, как в феврале. А у нас еще осталось молотить жито. Какая эта нудная работа брякать цепом целый день. Я знал, что для нас это все временно, пока вот война, а вот деды ведь наши не знали иных механизмов кроме цепа и так из года в год.
В нашем колхозе были две конные молотилки. Молотилки эти устанавливались на топу (помещение, предназначенном для молотьбы хлебов) и посредством длинных валов соединялась с конным приводом, установленному на улице. Конный привод имел два длинных дышла, к которым пристегивали по паре лошадей. И гоняли этих лошадей по кругу, приводя в движение молотилку. И далеко разносился малиновый звон шестеренок и барабана молотилки. Во время молотьбы на току целый базар. У молотилки стоял самый опытный, что бы пустить сноп жита в барабан нужно иметь сноровку и опыт у нас был мастак на это дело - Иван Кандрашонок. Ему на полок падают сноп с разрезанной уже вязкой, и он его, мастерски подхватив, распускал веером и не весь сразу, а так помалу пускал в барабан. Барабан бешено вертясь, подхватывал и сразу заглатывал с каким-то глухим визгом. А из молотилки непрерывным потоком вылетала солома, зерно, полова пыль столбом. Солому тут же подхватывала женщина, деревянными двурогими вилами и перебрасывала другой женщине, а та уже мужчине, который собирал солому в хорошую ношку и относил на улицу к стогу. Там эту ношку подхватывали другие вилами с длинной ручкой и подавали на стог. Вот так и молоти целый день с небольшими перекурами. А вот сейчас нам с отцом предстояло помолотить цепами. Но дня за три мы справились с этой работой.
Однажды в нашей деревне появились бойцы Красной армии. Все честь по чести в форме с оружием. Сельчане недоумевали, откуда они взялись ведь фронт-то далеко. Кое-кто начал делать предположение, что это наши десант высадили. Между тем они начали квартироваться по избам. В нашей избе остановился штаб роты, подтянули телефонную связь, на улице уже стоял часовой, а у телефона все время сидел боец. Я все время вертелся около них, мне так и хотелось поделиться с ними своими мыслями. Но я во время сдержался, ибо я заметил во время их обеда, что в состав их сухого пайка входили продукты не нашего производства. Хотя один из них говорит
- На днях удалось потрепать обоз немцев и вот трофеи…
Но я все же засомневался, ибо больно уж они вели себя беззаботно, не расспрашивали часто ли бывают в деревнях немцы, как это обычно делали свои партизаны. Только к вечеру выявилось, что это никакие не бойцы нашей армии, а власовцы. По деревне уже ходили немцы - офицеры. Их штаб остановился в бывшей конторе колхоза. По концам деревни были установлены посты с пулеметами «Максим», чтоб пулемет не застыл, постовые их периодически прогревали, длинными очередями открывали стрельбу. С некоторыми из них отец как бы невзначай вел беседы:
- Как там ребята ведь вы идете своих же бить?
- А что нам оставалось делать в плену все одно смерть, а тут вот переживем зиму и все уйдем к своим, а придется встретиться с партизанами, то пусть не бояться, мы будем стрелять поверху.
Кто их знает, как можно открывать душу. Но жизнь показала, что большинство из этих ушло по весне в партизаны. Зима прошла без каких-либо происшествий и перемен. Наступила голодная весна, хлеба не было. Почти все подобрали немцы. Питались одной картошкой, да еще была пока корова - кормилица. Свиней, овец у жителей уже не было, так как надо было кормить армию партизан. И немцы знали, что партизаны снабжаются за счет населения, стали забирать поголовно все и последнюю кормилицу коровенку. В партизанских зонах коров уже не было ни у кого. Но вне партизанских зон еще коровы держались до конца 1943 года.
Наступила пора посевной. Поля были разбиты на полоски и землю обрабатывали, кто как мог. Лошади к этому времени почти все передохли. Мы с отцом начали вспашку при помощи коровы. Как мне больно было смотреть на это бедное животное. Я плакал, слезно умоляя отца не мучить корову. Даже отца обозвал «зверем». Но что он мог сделать лопатой, ведь участок не вскопаешь, а жить надо. После такой вот работы я допоздна пас корову, где только можно было найти более или менее лучшую траву. Валя с Мишей по кустам собирали траву для коровы. Молоко, после таких работ, было даже с кровью кое-как отсеялись, посадили картошку, основной продукт питания того времени. Но мы были с отцом можно сказать два мужики, да еще корова, а что делать женщине без мужчины, да еще без коровы. Вспоминать даже больно, не то, чтобы видеть это. Собирались вот такие женщины горемыки и впрягались в плуг или борону и сами, надеясь на свою силу, а сила-то какая, если питание как кто мог. Как отсеялись, стало легче небольшой отдых, но предстоял сенокос, а на ком возить сено за 15 километров.
Однажды ранним летним утром мы были разбужены страшным грохотом потрясшим землю. Удар был настолько сильным, что у нас в избе повылетали стекла из окон, да и не только у нас. Поразваливались дымоходные трубы. Изба была полна пыли, дети подняли крик, мы с отцом как обезумевшие выскочили на улицу. На краю деревни стояло черное облако пыли дыма в небе, тонко звенел гул самолета. Чей это был самолет мы не знали, но видели то, что спусти он бомбы на 100 метров, краю деревни досталось бы.
Все жители были разбужены и повыходили на улицу, и на все лады обсуждали то, что произошло. Я вижу, что и Мишка вертится на улице. Я побежал к нему, и мы вдвоем пошли туда, где упали бомбы. Бомбы упали на посевы ржи воронки от бомб правда небольшие, но вот взрывной волной рожь была уничтожена на большом участке. Земля в воронках была еще теплая и отдавала сладковато-приторным запахом взрывчатки. Шесть воронок, шесть бомб взорвалось, а вот седьмая бомба не взорвалась и полностью въехала в землю, только землю вспучило в том месте.
- А может она замедленного действия и вот сейчас рванет - говорит один мужик.
Все невольно попятились. И то правда подальше от греха.
- Но она рано или поздно но рванет, вот начнет ржаветь капсюль - вставил другой.
- Ее бы как-то надо выкопать и убрать. Но энтузиастов не нашлось, и как бы не слышав ничего, все начали расходиться.
Когда первый страх уже прошел, все уже разошлись, мы с Мишкой решили «освободить» от постоянного страха в ожидании, что бомба вот-вот ахнет, собрались ее откопать.
Взяв лопаты, мы начали копать. Копали вокруг бомбы, чтоб случайно не задеть ее лопатой. По мере углубления, земля осыпалась; наконец, мы увидели как начало обнажаться хвостовое оперение. Часа два мы копали, пока она полностью не обнажилась. Бомба была здорова, килограмм на 100 и выглядела внушительно. Я осторожно прикладывал ухо к телу бомбы, надеясь услышать тиканье часов, если это бомба с сюрпризом. В этот момент к нам подошел хозяин крайней избы Микола Свистун. Он еще в прошлую войну с немцами был в их плену. Сейчас он нередко служил переводчиком при случайном приезде немцев. Так вот, подходит Микола в тот момент, когда я там в яме ослушивал эту чушку. Увидел все это и каким-то сдавленным голосом ахнул - айкнув - и дай Бог когти рвать от нас.
- Слухай, Иван, а вдруг она рванет, когда мы начнем ее ворочать.
- Да-а. А мы давай привяжем веревку, сами отойдем и раскачаем ее в гнезде. Так и решили. Достали две веревки, срастили их, получилось метров 25: в случае,если рванет, так хоть сами живы останемся.
Охватив петлей оперение бомбы, мы осторожно растянули во всю длину веревку. Сами легли на землю и давай тянуть за веревку, но взрыва не было. Подойдя к яме, мы видим, что бомба лежит на боку.
- А давай ее теперь на другой бок перевернем на всякий случай - говорю я.
Так и сделали, завернув веревку в другую сторону, мы потянули ее, но взрыва опять нет. Тут мы уже смелее подошли к яме.
- Ну, и как ее вытянуть из ямы? - спросил Мишка.
- Давай сроем в яме край, сделаем откос и за веревку ее и вытащим.
Так и сделали. Вскоре бомба была уже наверху. Мишка сбегал домой за двуколкой и дровами. В скором времени бомба лежала на тележке, и мы легонько ее потащили. Конечно, тележку катили не по асфальту, а по полевой дороге, и бомба на тележке испытывала резкие толчки.
Отвезли бомбу с километр от деревни в небольшой ровок (овражек). Положив ее на землю, обложили дровами, зажгли их, а сами рвать в деревню. Ждать пришлось недолго. Рвануло так, что кажется сильнее, чем утром. Дети, игравшие на улице, подняли визг, а за горой поднимался столб черного дыма. Мы с Мишкой поспешили в ровок. Да, этот взрыв почему-то произвел гораздо большую воронку, склоны ровка были веером прочерчены осколками. Второй раз в этот день деревню потряс грохот взрыва.
В течение этой зимы все население было переписано, взято на учет и всем были выданы немецкие временные паспорта «аусвас». С приходом весны немцы стали отбирать молодежь для поездки в Германию отбывать трудовую повинность. Не минула такой участи и наша деревня. Однажды получили повестки и молодежь нашей деревни, человек восемь. Среди которых были и я с Мишкой. Нас стали готовить, собирали помаленьку масло, резали последних кур. И вот настал день, когда нас повезли на подводах в Богушевск. Я по своей юношеской наивности хотел перемены жизни, хотел видеть другие места, другую жизнь, хотя и не сулившей ничего хорошего. Но поехать нам не пришлось, так как этап уже был отправлен, и нам велено было ждать повторного вызова. Домой мы возвращались втроем: мой отец (он проводил меня), Мишка и я.
В деревне Пасад мы заночевали, зашли в одну пуню, где было еще сено. Поели из наших запасов. Мишка навалился и съел всю свою курицу и не медля побежал на улицу за пуню, и давай там по куриному кудахтать. Мы с отцом рассмеялись Мишкиной выдумке. Мы еще долго не спали, отец нам рассказывал о том, что нас ожидает в Германии. А для нас это короткая отсрочка все равно возьмут.
[Читать дальше]
Надо попытать, решил я. В свой замысел я посвятил Мишку. Он конечно был согласен. Он так страстно хотел, чтобы у нас что-либо было. Ну вот выбрав подходящий для этого дела день, мы с Мишкой сходили под Звяги за этой проволокой. Выбрали более ровные жилы и взяли достаточно, чтоб хватило в две нитки на весь ствол колодца.
Пришли на этот хутор, у колодца уже не было сруба над землей, и он зиял открытой дырой в землю. И как это еще никто туда не попал, ведь ничем не прикрыт, и скотина могла туда попасть. Ну притащили мы тут откуда-то кусок плахи, чтоб хватило перекрыть проем колодца, растянули проволоку равномерно в две жилы, хорошо привязали перекладину, на которую мне предстояло сесть. Как-то жутковато стало, колодец был очень старый и глубокий, его деревянный сруб давно обветшал и его напором земли поискривила так, что дна его не было видно. Но раз я сам это затеял, отступать было поздно. Я уселся на перекладину, пропустив проволоку между ног, сам ухватился за проволоку
- Ну, Мишка, держи проволоку.
- Давай.
Проволока натянулась, и я повис над бездной колодца. Мишка стал медленно отпускать проволоку, и проволока врезаясь в плаху над колодцем медленно уходила. Я поплыл вниз, стало холодновато. Я старался не смотреть вниз. Стенки сруба были скользкие, покрытые зеленой плесенью. Я слегка отталкивался от стеной сруба и все «ехал» и «ехал» вниз. Вот я уже ушел за искревление ствола колодца и не стало видно квадратика неба, стало полутемно и еще более холоднее. Вот одно бревно сруба сгнило и вышла из гнезд и торчала в ствол колодца, и сруб предательски ощерился, а оттуда выпирала земля.
- Да тут только тронь, и все рухнет, пропади ты пропадом моя эта затея с винтовкой - подумал я.
Становится совсем темно, еле различаю детали сруба, и вдруг мои ноги коснулись нагромождения скользких бревен сруба. Я легонько остановился на них, проволока ослабла.
- Ну как там? - донеслось до меня
- Да нихалера тут ничего не видно
- Ну ты смотри там, где-то же должна быть - кричал мне Мишка сверху.
Я всматривался, как мог, может где торчит часть винтовки. Ну нет тут было навалено бревна сруба, камни, кирпич и просто земля.
- Ну нет, рыться я уж не стану, гори ты огнем эта винтовка - подумал я.
- Слушай, Мишка, ни черта нет, давай тяни назад - крикнул я.
Чувствую проволока дернулась, выпрямилась, чуть оторвав меня от бревен и стоп…
- Иван - донеслось до меня - не могу, проволока врезалась в перекладину, и я не вытяну.
- Да ты что сдурел что ли, тяни как-нибудь - вскричал я, а сам не на шутку струхнул, даже мой голос как-то неестественно задрожал.
Проволока раз, другой дернулась, но ни с места.
- Нет, Иван, ничего не получится - вскричал Мишка.
У меня ажно холодный пот выступил на спине.
- Слушай, Мишка, беги скорей в деревню за кем-нибудь, да скорей.
- Ну ладно я мигом ты посиди там.
Вот это я затеял на свою голову.
Ну и дубина же дурная- ругал я мысленно себя. Здалась мне эта проклятая винтовка немцы вот не доканали, так сам себя в могилу загнал, а вдруг Мишка не приедет от этой мысли даже дурно стало. Самому мне по проволоке не выбраться до и проволока вот не закреплена.
- Ну где этот Мишка?- спрашивал я.
Наконец я услышал глухие голоса.
- Иванька ты там живой еще- услышал я.
- Да вот еще цел.
- Ну держись.
Проволока натянулась и оторвала меня от «земли» и я легонько «поехал» вверх. Вот и светло стало уже на душе веселее, все ближе и ближе верх колодца и вот я уже ухватился руками за плаху перекладины и Виктор ухватил меня руками, выдворив из колодца.
- Ты Иванька чего нибудь дурнее ничего не мог придумать как залезти в эту пропасть ведь колодец вот вот рухнет, тут около него стоять опасно не то что спуститься туда- ругал меня Виктор.
Ругай меня Виктор ругай действительно дурака такого. Я только теперь осмыслил нелепость своего поступка но что сделаешь что уже сделано.
- Хорошо вот тут я недалеко проходил вижу Мишка летит сломя голову, а как увидел меня заорет.
- Помогай Виктор Ивана из колодца выцягнуть а у самого аж вогы вылупились- рассказывал Виктор.
- Так испугаешься тут я уже думал, что не увижу тебя.
- Да ну ерунда все- храбрился я, когда немного пришел в себя.
Виктор Гураненок так его звали за его фамилию Гурин, немного позже стал мужем моей тети Жени.
Незаметно подошла зима второго года войны. Зима выдалась не так морозная, как снежная это в начале зимы, а снег, как в феврале. А у нас еще осталось молотить жито. Какая эта нудная работа брякать цепом целый день. Я знал, что для нас это все временно, пока вот война, а вот деды ведь наши не знали иных механизмов кроме цепа и так из года в год.
В нашем колхозе были две конные молотилки. Молотилки эти устанавливались на топу (помещение, предназначенном для молотьбы хлебов) и посредством длинных валов соединялась с конным приводом, установленному на улице. Конный привод имел два длинных дышла, к которым пристегивали по паре лошадей. И гоняли этих лошадей по кругу, приводя в движение молотилку. И далеко разносился малиновый звон шестеренок и барабана молотилки. Во время молотьбы на току целый базар. У молотилки стоял самый опытный, что бы пустить сноп жита в барабан нужно иметь сноровку и опыт у нас был мастак на это дело - Иван Кандрашонок. Ему на полок падают сноп с разрезанной уже вязкой, и он его, мастерски подхватив, распускал веером и не весь сразу, а так помалу пускал в барабан. Барабан бешено вертясь, подхватывал и сразу заглатывал с каким-то глухим визгом. А из молотилки непрерывным потоком вылетала солома, зерно, полова пыль столбом. Солому тут же подхватывала женщина, деревянными двурогими вилами и перебрасывала другой женщине, а та уже мужчине, который собирал солому в хорошую ношку и относил на улицу к стогу. Там эту ношку подхватывали другие вилами с длинной ручкой и подавали на стог. Вот так и молоти целый день с небольшими перекурами. А вот сейчас нам с отцом предстояло помолотить цепами. Но дня за три мы справились с этой работой.
Однажды в нашей деревне появились бойцы Красной армии. Все честь по чести в форме с оружием. Сельчане недоумевали, откуда они взялись ведь фронт-то далеко. Кое-кто начал делать предположение, что это наши десант высадили. Между тем они начали квартироваться по избам. В нашей избе остановился штаб роты, подтянули телефонную связь, на улице уже стоял часовой, а у телефона все время сидел боец. Я все время вертелся около них, мне так и хотелось поделиться с ними своими мыслями. Но я во время сдержался, ибо я заметил во время их обеда, что в состав их сухого пайка входили продукты не нашего производства. Хотя один из них говорит
- На днях удалось потрепать обоз немцев и вот трофеи…
Но я все же засомневался, ибо больно уж они вели себя беззаботно, не расспрашивали часто ли бывают в деревнях немцы, как это обычно делали свои партизаны. Только к вечеру выявилось, что это никакие не бойцы нашей армии, а власовцы. По деревне уже ходили немцы - офицеры. Их штаб остановился в бывшей конторе колхоза. По концам деревни были установлены посты с пулеметами «Максим», чтоб пулемет не застыл, постовые их периодически прогревали, длинными очередями открывали стрельбу. С некоторыми из них отец как бы невзначай вел беседы:
- Как там ребята ведь вы идете своих же бить?
- А что нам оставалось делать в плену все одно смерть, а тут вот переживем зиму и все уйдем к своим, а придется встретиться с партизанами, то пусть не бояться, мы будем стрелять поверху.
Кто их знает, как можно открывать душу. Но жизнь показала, что большинство из этих ушло по весне в партизаны. Зима прошла без каких-либо происшествий и перемен. Наступила голодная весна, хлеба не было. Почти все подобрали немцы. Питались одной картошкой, да еще была пока корова - кормилица. Свиней, овец у жителей уже не было, так как надо было кормить армию партизан. И немцы знали, что партизаны снабжаются за счет населения, стали забирать поголовно все и последнюю кормилицу коровенку. В партизанских зонах коров уже не было ни у кого. Но вне партизанских зон еще коровы держались до конца 1943 года.
Наступила пора посевной. Поля были разбиты на полоски и землю обрабатывали, кто как мог. Лошади к этому времени почти все передохли. Мы с отцом начали вспашку при помощи коровы. Как мне больно было смотреть на это бедное животное. Я плакал, слезно умоляя отца не мучить корову. Даже отца обозвал «зверем». Но что он мог сделать лопатой, ведь участок не вскопаешь, а жить надо. После такой вот работы я допоздна пас корову, где только можно было найти более или менее лучшую траву. Валя с Мишей по кустам собирали траву для коровы. Молоко, после таких работ, было даже с кровью кое-как отсеялись, посадили картошку, основной продукт питания того времени. Но мы были с отцом можно сказать два мужики, да еще корова, а что делать женщине без мужчины, да еще без коровы. Вспоминать даже больно, не то, чтобы видеть это. Собирались вот такие женщины горемыки и впрягались в плуг или борону и сами, надеясь на свою силу, а сила-то какая, если питание как кто мог. Как отсеялись, стало легче небольшой отдых, но предстоял сенокос, а на ком возить сено за 15 километров.
Однажды ранним летним утром мы были разбужены страшным грохотом потрясшим землю. Удар был настолько сильным, что у нас в избе повылетали стекла из окон, да и не только у нас. Поразваливались дымоходные трубы. Изба была полна пыли, дети подняли крик, мы с отцом как обезумевшие выскочили на улицу. На краю деревни стояло черное облако пыли дыма в небе, тонко звенел гул самолета. Чей это был самолет мы не знали, но видели то, что спусти он бомбы на 100 метров, краю деревни досталось бы.
Все жители были разбужены и повыходили на улицу, и на все лады обсуждали то, что произошло. Я вижу, что и Мишка вертится на улице. Я побежал к нему, и мы вдвоем пошли туда, где упали бомбы. Бомбы упали на посевы ржи воронки от бомб правда небольшие, но вот взрывной волной рожь была уничтожена на большом участке. Земля в воронках была еще теплая и отдавала сладковато-приторным запахом взрывчатки. Шесть воронок, шесть бомб взорвалось, а вот седьмая бомба не взорвалась и полностью въехала в землю, только землю вспучило в том месте.
- А может она замедленного действия и вот сейчас рванет - говорит один мужик.
Все невольно попятились. И то правда подальше от греха.
- Но она рано или поздно но рванет, вот начнет ржаветь капсюль - вставил другой.
- Ее бы как-то надо выкопать и убрать. Но энтузиастов не нашлось, и как бы не слышав ничего, все начали расходиться.
Когда первый страх уже прошел, все уже разошлись, мы с Мишкой решили «освободить» от постоянного страха в ожидании, что бомба вот-вот ахнет, собрались ее откопать.
Взяв лопаты, мы начали копать. Копали вокруг бомбы, чтоб случайно не задеть ее лопатой. По мере углубления, земля осыпалась; наконец, мы увидели как начало обнажаться хвостовое оперение. Часа два мы копали, пока она полностью не обнажилась. Бомба была здорова, килограмм на 100 и выглядела внушительно. Я осторожно прикладывал ухо к телу бомбы, надеясь услышать тиканье часов, если это бомба с сюрпризом. В этот момент к нам подошел хозяин крайней избы Микола Свистун. Он еще в прошлую войну с немцами был в их плену. Сейчас он нередко служил переводчиком при случайном приезде немцев. Так вот, подходит Микола в тот момент, когда я там в яме ослушивал эту чушку. Увидел все это и каким-то сдавленным голосом ахнул - айкнув - и дай Бог когти рвать от нас.
- Слухай, Иван, а вдруг она рванет, когда мы начнем ее ворочать.
- Да-а. А мы давай привяжем веревку, сами отойдем и раскачаем ее в гнезде. Так и решили. Достали две веревки, срастили их, получилось метров 25: в случае,если рванет, так хоть сами живы останемся.
Охватив петлей оперение бомбы, мы осторожно растянули во всю длину веревку. Сами легли на землю и давай тянуть за веревку, но взрыва не было. Подойдя к яме, мы видим, что бомба лежит на боку.
- А давай ее теперь на другой бок перевернем на всякий случай - говорю я.
Так и сделали, завернув веревку в другую сторону, мы потянули ее, но взрыва опять нет. Тут мы уже смелее подошли к яме.
- Ну, и как ее вытянуть из ямы? - спросил Мишка.
- Давай сроем в яме край, сделаем откос и за веревку ее и вытащим.
Так и сделали. Вскоре бомба была уже наверху. Мишка сбегал домой за двуколкой и дровами. В скором времени бомба лежала на тележке, и мы легонько ее потащили. Конечно, тележку катили не по асфальту, а по полевой дороге, и бомба на тележке испытывала резкие толчки.
Отвезли бомбу с километр от деревни в небольшой ровок (овражек). Положив ее на землю, обложили дровами, зажгли их, а сами рвать в деревню. Ждать пришлось недолго. Рвануло так, что кажется сильнее, чем утром. Дети, игравшие на улице, подняли визг, а за горой поднимался столб черного дыма. Мы с Мишкой поспешили в ровок. Да, этот взрыв почему-то произвел гораздо большую воронку, склоны ровка были веером прочерчены осколками. Второй раз в этот день деревню потряс грохот взрыва.
В течение этой зимы все население было переписано, взято на учет и всем были выданы немецкие временные паспорта «аусвас». С приходом весны немцы стали отбирать молодежь для поездки в Германию отбывать трудовую повинность. Не минула такой участи и наша деревня. Однажды получили повестки и молодежь нашей деревни, человек восемь. Среди которых были и я с Мишкой. Нас стали готовить, собирали помаленьку масло, резали последних кур. И вот настал день, когда нас повезли на подводах в Богушевск. Я по своей юношеской наивности хотел перемены жизни, хотел видеть другие места, другую жизнь, хотя и не сулившей ничего хорошего. Но поехать нам не пришлось, так как этап уже был отправлен, и нам велено было ждать повторного вызова. Домой мы возвращались втроем: мой отец (он проводил меня), Мишка и я.
В деревне Пасад мы заночевали, зашли в одну пуню, где было еще сено. Поели из наших запасов. Мишка навалился и съел всю свою курицу и не медля побежал на улицу за пуню, и давай там по куриному кудахтать. Мы с отцом рассмеялись Мишкиной выдумке. Мы еще долго не спали, отец нам рассказывал о том, что нас ожидает в Германии. А для нас это короткая отсрочка все равно возьмут.