Глава 4
Отсутствия у меня какого-либо оружия не давало мне покоя. Решил я сходить в Богушевск походить по местам боев да и в самый Богушевск заглянуть. Выбрав один погожий день, матери сказал, что пойду на болото сложить торф (там многие готовили себе на топливо торф), а сам подался на Ледневичи, через бор на Богушевск. Побродив по местам боев там я ничего не нашел, кроме скелетов обгорелых машин, пустых ящиков, колючей проволоки. Подался я в поселок Богушевск. Каким неузнаваемым стал он, куда подевался народ, ведь до войны я не раз приезжал сюды продавать поросят, так было море людей. А теперь редкие прохожие торопливо скрывались в калитках дворов по улицам валялся всевозможный мусор.
[Читать дальше]
Над зданием бывшего райисполкома развевался большой флаг со свастикой, над входом была прибита, распластав крылья подобно орлу обыкновенная ворона. А под крышей в полстены красовалась огромная вывеска по черному фону, было написано по-немецки ОРСТКОМАНДАТУР, во дворе стояли машины, слышалась гортанная речь. Ну, нет, тут делать мне нечего, надо рвать отседова, пока не сцапали. Вот уже окраина поселка и сразу начинался сосновый бор, красивый бор.
До войны сюда приезжало много дачников, растянут между деревьями сетки (гамаки) и отдыхают люди. Много было гуляющих, рядом было большое озеро.
- И как это люди находят время отдыхать вот так. Тут вот зиму и лето работа, работа и было бы еще две руки так и им было бы дело, вели разговоры сельчане.
Так вот я уже шел по этому дачному лесу, как вдруг вижу среди зарослей травы в кювете лежит себе родная. Я что юла крутанулся, чтоб посмотреть нет ли кого поблизости на дороге была пустынной, я быстро схватив ее скрылся в лесу. Но винтовка оказалась без затвора. Ну и везет же мне на беззатворные. Ну делать нечего, достал винтовку, как-нибудь достану и затвор.
Ну вот задача, как ее донести до дому, ведь идти нужно 20 километров. В лесу я наломал молодых деревьев сосенок, очистив их от сучков, и среди этих вот жердинок уложил и ее. Получилась увесистая вязанка полок, взвалив все это на плечо, я пошел. Впереди меня были три, лесные деревушки. Я знал, что немцев там нет, да и утром я их сам проходил, поэтому решил идти по деревням. Вошел в первую деревню Яновщина. Деревушка, как вымерла, никого. Но вот один мужик перепахивал картофельный огород на лошади. Когда я поравнялся с ним, он остановил лошадь и с интересом стал меня рассматривать. Наверное догадывается, что я несу, мелькнуло у меня. Нет так дело не пойдет, по деревням идти опасно. Свернул я к лесу и пошел по высокому кустарнику, что рос возле небольшой речушки. Подхожу к деревне Калонтаево уже за огородами по пути мне попала около кустов тут банька, и что-то меня потянуло заглянуть в нее. Банька как банька каких на Витебщине полно. Каждый, уважающий себя хозяин норовил иметь свою баньку, вот такую по-черному В углу печь, подобно груде камней дымохода никакого нет, дым идет через дверь. Воду нагревали до красна нагретыми в печке камнями, подхватишь вот такой камень вилами и бултых в бочку с водой, ажно треск раздастся в бочке. К вечеру баньку делают «готовой». Выгребают все угли из печки, выносят на улицу, а на камни нужно плеснуть 2-3 ковшика воды. Банька наполнится паром, смешанным с пеплом, но это все быстро выходит. После этого пропаривают березовые веники. Берут веник, только что снятый с чердака и на камнях поворачивают потряхивая, по баньке так и пойдет приятный запашек березового веника. Ну…а сейчас пару хороших ковшика воды на камни или еще лучше хлебного кваску и банька что ни есть в самый раз. Другой оденет на голову шапку-ушанку, на руки рукавицы, залезет на верхний полок и давай себя «истязать», да еще покрикивает: «А ну поддай еще». Плеснешь раз, другой и пулей вылетаешь в предбанник, а там уже сидят красные, как вареный рак старички, тяжело отдуваясь после этакой парилки.
- Как вот попарюсь так, хорошо помоюсь, как будто 10 лет скинул - скажет один.
- Та после такой вот баньки всякая хвороба отскакивает - вставит другой. Да. осейчас мало где уже найдешь баньку по-черному, все норовят с дымоходом и чтоб вода грелась через трубу, а еще скажу я вам далеко не то, что в баньке по черному.
Так вот зашел я в эту самую баньку, а там темно, хоть глаз выколи, малюсенькое оконце без какой-либо рамы, когда моются, его затыкают чем-либо, мало пропускает света. Прошел до полка, сел в баньке пахло березовым веником видно недавно мылись случайно пошарив по верхнему полку у стенки рука моя наткнулась на что-то подобие винтовки. Я вскочил, схватив обоими руками, а это самая что ни есть настоящая 10 зарядная винтовка СВТ какую у нас отобрали и разбили сельчане. Как я обрадовался что труд мой не даром прошел. Свою вязанку «дров» я положил на полок, а сам поспешил уйти, боясь что может хозяин винтовки появится да и солнце уходило и закату. Эх, жаль, нет патрон, а то бы я совсем настоящим партизанам мог сойти. А так все приходилось мне идти близ вот этой речушки кустами.
К своей деревне я подходил уже ночью. Винтовку я спрятал в сарае своего деда, так было вернее. В один из осенних дней вернулся мой отец, пришел худющий - як шкилет - шептались люди, вернулся с ним и Иван Кандрашонок, они вместе уходили. Повоевать с немцем им так и не пришлось, где-то их перехватили, попали они в окружение, а там плен и лагерь военнопленных. Месяца два им пришлось обитать в немецком плену, одной группе удалось бежать, среди них был и мой отец с Иваном Кандрашонком.
С приходом отца домой мое раздолье окончилось, появились много домашних дел: то карчи пились, то торф складывать, то сено возить. Подошло время копки картошки, там гляди и молотьба дедовским способом. А вот пришлось и мне помолотить жито цепами. Сейчас спроси у нашей молодежи, так и не знают что это такое. Это на длинной палке - цевье подвешивался, на крепком ремешке, валек. На току укладывались снопы ржи, и их этими цепами и хлестали по колосьям, тем самым зерно вылетало из колосьев. Молотили в два, три, а то и четыре цепа. Вот шел мерный перестук и каждый следил за собой, чтоб не опоздать, но и не выскакивать вперед, а именно в тот момент, когда это тебе следует. После солому убирали и сметали в кучки зерно, после чего предстояла не менее утомительная работа - веять. Набираем в ведро невеяного зерна, выбираем место на сквозняке и вот несколько раз пропускаем, прежде чем зерно станет чистым. Но прежде чем испечь хлеб предстояла не менее трудоемкая работа - это размолоть зерно на муку. Эта работа обычно доставалась на мою долю. У нас своих жернов не было, приходилось ходить по соседям. Жернова - это два камня, круглые, хорошо обработанные, один лежал такой камень - кругляк мертво, другой лежал поверх него. В нижнем камне было малое отверстие, через которое был пропущен стержень, на котором посредством поперечной планки по ширине отверстия верхнего камня сидело и регулировалось нажатие верхнего камня на нижний. Вот так покрутишь часика два такой круглячок, так иногда и на вечеринку не потянет. А какой был вкусный хлебушек испеченный на капустном листе, а какой запах. И напекали хлеба так на неделю, а то и более.
Сейчас видишь, как в магазинах другая подходит долго давит буханки.
- Фу, да он вчерашний - надув губки, отходила в сторону.
- Э милая, да ты не знаешь цену хлеба, подумаешь вот о такой.
Однажды ночью нас разбудил легкий стук в окно. Вышел отец. Погодя он вернулся и говорит мне - Иди, это тебя спрашивают.. я, накинув армячишко, выскочил на улицу, у крыльца стояли двое с винтовками.
- Здорово Иван - подходя ко мне говорит один.
- Здорово хлопцы - говорю, а сам стараюсь получше рассмотреть что это за ребята. Одного парня я узнал - это бывший красноармеец, одно время он жил в деревне Литосово в одной семье, но вот оказывается он уже партизан. Второго парня я не знал.
- Иван, давай выручай нас, у тебя что-нибудь да должно быть, нужно оружие до зарезу.
- Ничего у меня уже нет хлопцы, я ведь все уже передал в ваш же отряд.
- Знаем, поэтому вот пришли к тебе. Ну, хотишь, за твои труды привезем тебе здорового кабана.
- Ну что вы, хлопцы, ради Бога, только ничего мне не надо.
- Ну, может знаешь, где можно достать или у кого есть.
- А чорт его знает, может у кого и есть, но я не знаю.
Долго мы так стояли на улице, так и не отдал я своей винтовки на этот раз. Вернувшись в избу, отец начал журить меня.
- Люди узнают, что к нам по ночам ходят партизаны и узнают немцы, семью порешат.
- Но партизаны ходят так вот по всем дворам, собирая продукты.
Все равно отец остерегался, боялся приездов партизан, боялся за семью и малых детей.
Уйду я в лес к партизанам, думал я себе. Не знал я того, что мне много еще предстоит испытать, прежде чем я попаду к партизанам.
Поползли слухи, что немцы Москву взяли. Все конец советской власти отныне наступает, новый порядок, новая власть без коммунистов и жидов - распинались фашистские газеты. Неужто, в самом деле, Москву взяли немцы, а где же наша армия с ее несокрушимой мощью?
В одну из ночей поздней осени на Оршу был совершен налет нашей авиации. С каким вдохновением народ наблюдал этот налет, да и как не видеть, если там все грохотало беспрерывно. Сначала налета немцы еще ощетинились с десяток прожекторов, вспаривали небо длинными щупальцами, из многих мест подымались вверх длинные цепочки трассирующих зенитных крупнокалиберных пуль, беспрерывно усыпали небо разрывы зенитных снарядов. Но когда наши опустили с десяток осветительных ракет на парашютах и начали посыпать бомбами, то все замерло, стоял неистовый грохот, и наши беспрепятственно выбирали цели, около часа шла бомбежка. Когда налет прекратился, немцы долго не могли опомнится, целую ночь над Оршей полыхало зарево пожаров. Наутро только об этом был разговор, а тут еще появились листовки, сброшенные с самолетов, и там говорилось, что Москва наша и немцам Москвы не видать, и еще воззвание у народу, временно оккупированных районов, чтоб в тылу врага создавались партизанские отряды, взрывать мосты, взрывать рельсы, выводить из строя линии связи н днем ни ночью, чтоб фашистам не было покоя на нашей земле.
Наступила зима, а зима была снежная и морозная, несладко приходилось фашистам на фронтах. Недаром же они начали отбирать теплую одежду у населения полушубки, валенки, телогрейки, теплые шарфы, платки. Люди начали все прятать, а сами одевались в старое и рваное, но лишь бы сохранить одежду.
В эту первую военную зиму как в нашей деревне, так и окрест, как эпидемия какая вспыхнула страсть играть в карты. И не как-нибудь там в подкидного, а в «очко» на деньги. Играли целыми днями напролет. Собирались в какой-либо избе и «резались» до белого каления, нередко кто и по шее получал за мохлерство. А накурят, ничего не видно от дыма и так до позднего вечера. Играл и я вместе с отцом играл, да другой то и заботы не было. Не отставали в игре в карты и девчата, но вот беда не было карт. И вот я приловчился их изготовлять. Повырезал из резины подобно штома все масти кто-то снабдил меня рулоном обоев, и я склеивал в два слоя бумагу и наносил штампом масть и карты готовы. За колоду карт я получал 10 яичек и пол-литра самогонки.
У нашего соседа Русаченко была небольшая собачонка, они ее мало когда привязывали, и она все бегала по чужим дворам. Как только мать дает корм курам (толченая бульба) сразу зовет меня - Идзи Иван папильнуй, а то собака разгонит курэй и поест. И эта вот собачонка мне так надоела, как горькая редька вот радость стой на морозе, стоишь, ее нет, а чуть ушел, а она тут как тут. И надумал я ее «шпильнуть» из винтовки, чтоб как-то заглушить звук выстрела, решил бить из сарая через окошко. Как-то отца как раз дома не было, а мать посылает меня в очередной «караул» я решил привести в исполнение свой замысел. Зашел в сарай, взял винтовку, зарядил и жду. Как раз ждать пришлось недолго, бежит родная. Целюсь. Глухо ухнул выстрел и собачонка юлой завертелась, подняв неистовый визг, огласив всю улицу своим екатом. Видимо неудачно я попал ей, т.к. она еще долго вертелась, пока не «успокоилась». Собрались мужчины, пришел староста, бывший председатель колхоза, и…плакала моя автоматическая винтовочка. Винтовку эту мой отец сам отнес в Коковчино в волость и там чин чинарем сдал, а ему в этом выдали справку в том, что так и так № ее образец. (как в последствии выручит меня эта вот справка). Во второй половине зимы по нашей местности напала уже настоящая эпидемия тяжелой болезни - сыпной тиф. Не минула это болезнь и меня. Болел долго, мучительно, все время в беспамятстве, в бреду. Все думали, ну отдам концы, ан нет вот выжил. Миновал кризис, начал я временами приходить в себя, начал есть помаленьку. Сначала даже сидеть не мог, не то что стоять или ходить. Стоять на ногах и ходить пришлось учиться заново. И только в апреле я первый раз вышел на улицу. После меня сразу заболела Валя, болела так же, как и я тяжело, так же бредила и металась, но тоже выжила. Заболел Мишка, а когда миновал кризис я начал к нему заходить то он мне все говорил
- Ты, Иван, сходи в хлев (сарай) там-то и там погляди цела ли винтовка. Я хорошо знал, что никакой винтовки нет, а вот в памяти видимо осталось, когда он ее там прятал, вот и думает, что она там. Или начнет говорить о чем-то несвязным и меня как будто не видит. Мне как-то робко становилось в такие моменты. Да болезнь есть болезнь. Умер в нашей деревне только один Петька Русаченко, удалой был парень, а вот унесла костлявая.
[Читать дальше]
Над зданием бывшего райисполкома развевался большой флаг со свастикой, над входом была прибита, распластав крылья подобно орлу обыкновенная ворона. А под крышей в полстены красовалась огромная вывеска по черному фону, было написано по-немецки ОРСТКОМАНДАТУР, во дворе стояли машины, слышалась гортанная речь. Ну, нет, тут делать мне нечего, надо рвать отседова, пока не сцапали. Вот уже окраина поселка и сразу начинался сосновый бор, красивый бор.
До войны сюда приезжало много дачников, растянут между деревьями сетки (гамаки) и отдыхают люди. Много было гуляющих, рядом было большое озеро.
- И как это люди находят время отдыхать вот так. Тут вот зиму и лето работа, работа и было бы еще две руки так и им было бы дело, вели разговоры сельчане.
Так вот я уже шел по этому дачному лесу, как вдруг вижу среди зарослей травы в кювете лежит себе родная. Я что юла крутанулся, чтоб посмотреть нет ли кого поблизости на дороге была пустынной, я быстро схватив ее скрылся в лесу. Но винтовка оказалась без затвора. Ну и везет же мне на беззатворные. Ну делать нечего, достал винтовку, как-нибудь достану и затвор.
Ну вот задача, как ее донести до дому, ведь идти нужно 20 километров. В лесу я наломал молодых деревьев сосенок, очистив их от сучков, и среди этих вот жердинок уложил и ее. Получилась увесистая вязанка полок, взвалив все это на плечо, я пошел. Впереди меня были три, лесные деревушки. Я знал, что немцев там нет, да и утром я их сам проходил, поэтому решил идти по деревням. Вошел в первую деревню Яновщина. Деревушка, как вымерла, никого. Но вот один мужик перепахивал картофельный огород на лошади. Когда я поравнялся с ним, он остановил лошадь и с интересом стал меня рассматривать. Наверное догадывается, что я несу, мелькнуло у меня. Нет так дело не пойдет, по деревням идти опасно. Свернул я к лесу и пошел по высокому кустарнику, что рос возле небольшой речушки. Подхожу к деревне Калонтаево уже за огородами по пути мне попала около кустов тут банька, и что-то меня потянуло заглянуть в нее. Банька как банька каких на Витебщине полно. Каждый, уважающий себя хозяин норовил иметь свою баньку, вот такую по-черному В углу печь, подобно груде камней дымохода никакого нет, дым идет через дверь. Воду нагревали до красна нагретыми в печке камнями, подхватишь вот такой камень вилами и бултых в бочку с водой, ажно треск раздастся в бочке. К вечеру баньку делают «готовой». Выгребают все угли из печки, выносят на улицу, а на камни нужно плеснуть 2-3 ковшика воды. Банька наполнится паром, смешанным с пеплом, но это все быстро выходит. После этого пропаривают березовые веники. Берут веник, только что снятый с чердака и на камнях поворачивают потряхивая, по баньке так и пойдет приятный запашек березового веника. Ну…а сейчас пару хороших ковшика воды на камни или еще лучше хлебного кваску и банька что ни есть в самый раз. Другой оденет на голову шапку-ушанку, на руки рукавицы, залезет на верхний полок и давай себя «истязать», да еще покрикивает: «А ну поддай еще». Плеснешь раз, другой и пулей вылетаешь в предбанник, а там уже сидят красные, как вареный рак старички, тяжело отдуваясь после этакой парилки.
- Как вот попарюсь так, хорошо помоюсь, как будто 10 лет скинул - скажет один.
- Та после такой вот баньки всякая хвороба отскакивает - вставит другой. Да. осейчас мало где уже найдешь баньку по-черному, все норовят с дымоходом и чтоб вода грелась через трубу, а еще скажу я вам далеко не то, что в баньке по черному.
Так вот зашел я в эту самую баньку, а там темно, хоть глаз выколи, малюсенькое оконце без какой-либо рамы, когда моются, его затыкают чем-либо, мало пропускает света. Прошел до полка, сел в баньке пахло березовым веником видно недавно мылись случайно пошарив по верхнему полку у стенки рука моя наткнулась на что-то подобие винтовки. Я вскочил, схватив обоими руками, а это самая что ни есть настоящая 10 зарядная винтовка СВТ какую у нас отобрали и разбили сельчане. Как я обрадовался что труд мой не даром прошел. Свою вязанку «дров» я положил на полок, а сам поспешил уйти, боясь что может хозяин винтовки появится да и солнце уходило и закату. Эх, жаль, нет патрон, а то бы я совсем настоящим партизанам мог сойти. А так все приходилось мне идти близ вот этой речушки кустами.
К своей деревне я подходил уже ночью. Винтовку я спрятал в сарае своего деда, так было вернее. В один из осенних дней вернулся мой отец, пришел худющий - як шкилет - шептались люди, вернулся с ним и Иван Кандрашонок, они вместе уходили. Повоевать с немцем им так и не пришлось, где-то их перехватили, попали они в окружение, а там плен и лагерь военнопленных. Месяца два им пришлось обитать в немецком плену, одной группе удалось бежать, среди них был и мой отец с Иваном Кандрашонком.
С приходом отца домой мое раздолье окончилось, появились много домашних дел: то карчи пились, то торф складывать, то сено возить. Подошло время копки картошки, там гляди и молотьба дедовским способом. А вот пришлось и мне помолотить жито цепами. Сейчас спроси у нашей молодежи, так и не знают что это такое. Это на длинной палке - цевье подвешивался, на крепком ремешке, валек. На току укладывались снопы ржи, и их этими цепами и хлестали по колосьям, тем самым зерно вылетало из колосьев. Молотили в два, три, а то и четыре цепа. Вот шел мерный перестук и каждый следил за собой, чтоб не опоздать, но и не выскакивать вперед, а именно в тот момент, когда это тебе следует. После солому убирали и сметали в кучки зерно, после чего предстояла не менее утомительная работа - веять. Набираем в ведро невеяного зерна, выбираем место на сквозняке и вот несколько раз пропускаем, прежде чем зерно станет чистым. Но прежде чем испечь хлеб предстояла не менее трудоемкая работа - это размолоть зерно на муку. Эта работа обычно доставалась на мою долю. У нас своих жернов не было, приходилось ходить по соседям. Жернова - это два камня, круглые, хорошо обработанные, один лежал такой камень - кругляк мертво, другой лежал поверх него. В нижнем камне было малое отверстие, через которое был пропущен стержень, на котором посредством поперечной планки по ширине отверстия верхнего камня сидело и регулировалось нажатие верхнего камня на нижний. Вот так покрутишь часика два такой круглячок, так иногда и на вечеринку не потянет. А какой был вкусный хлебушек испеченный на капустном листе, а какой запах. И напекали хлеба так на неделю, а то и более.
Сейчас видишь, как в магазинах другая подходит долго давит буханки.
- Фу, да он вчерашний - надув губки, отходила в сторону.
- Э милая, да ты не знаешь цену хлеба, подумаешь вот о такой.
Однажды ночью нас разбудил легкий стук в окно. Вышел отец. Погодя он вернулся и говорит мне - Иди, это тебя спрашивают.. я, накинув армячишко, выскочил на улицу, у крыльца стояли двое с винтовками.
- Здорово Иван - подходя ко мне говорит один.
- Здорово хлопцы - говорю, а сам стараюсь получше рассмотреть что это за ребята. Одного парня я узнал - это бывший красноармеец, одно время он жил в деревне Литосово в одной семье, но вот оказывается он уже партизан. Второго парня я не знал.
- Иван, давай выручай нас, у тебя что-нибудь да должно быть, нужно оружие до зарезу.
- Ничего у меня уже нет хлопцы, я ведь все уже передал в ваш же отряд.
- Знаем, поэтому вот пришли к тебе. Ну, хотишь, за твои труды привезем тебе здорового кабана.
- Ну что вы, хлопцы, ради Бога, только ничего мне не надо.
- Ну, может знаешь, где можно достать или у кого есть.
- А чорт его знает, может у кого и есть, но я не знаю.
Долго мы так стояли на улице, так и не отдал я своей винтовки на этот раз. Вернувшись в избу, отец начал журить меня.
- Люди узнают, что к нам по ночам ходят партизаны и узнают немцы, семью порешат.
- Но партизаны ходят так вот по всем дворам, собирая продукты.
Все равно отец остерегался, боялся приездов партизан, боялся за семью и малых детей.
Уйду я в лес к партизанам, думал я себе. Не знал я того, что мне много еще предстоит испытать, прежде чем я попаду к партизанам.
Поползли слухи, что немцы Москву взяли. Все конец советской власти отныне наступает, новый порядок, новая власть без коммунистов и жидов - распинались фашистские газеты. Неужто, в самом деле, Москву взяли немцы, а где же наша армия с ее несокрушимой мощью?
В одну из ночей поздней осени на Оршу был совершен налет нашей авиации. С каким вдохновением народ наблюдал этот налет, да и как не видеть, если там все грохотало беспрерывно. Сначала налета немцы еще ощетинились с десяток прожекторов, вспаривали небо длинными щупальцами, из многих мест подымались вверх длинные цепочки трассирующих зенитных крупнокалиберных пуль, беспрерывно усыпали небо разрывы зенитных снарядов. Но когда наши опустили с десяток осветительных ракет на парашютах и начали посыпать бомбами, то все замерло, стоял неистовый грохот, и наши беспрепятственно выбирали цели, около часа шла бомбежка. Когда налет прекратился, немцы долго не могли опомнится, целую ночь над Оршей полыхало зарево пожаров. Наутро только об этом был разговор, а тут еще появились листовки, сброшенные с самолетов, и там говорилось, что Москва наша и немцам Москвы не видать, и еще воззвание у народу, временно оккупированных районов, чтоб в тылу врага создавались партизанские отряды, взрывать мосты, взрывать рельсы, выводить из строя линии связи н днем ни ночью, чтоб фашистам не было покоя на нашей земле.
Наступила зима, а зима была снежная и морозная, несладко приходилось фашистам на фронтах. Недаром же они начали отбирать теплую одежду у населения полушубки, валенки, телогрейки, теплые шарфы, платки. Люди начали все прятать, а сами одевались в старое и рваное, но лишь бы сохранить одежду.
В эту первую военную зиму как в нашей деревне, так и окрест, как эпидемия какая вспыхнула страсть играть в карты. И не как-нибудь там в подкидного, а в «очко» на деньги. Играли целыми днями напролет. Собирались в какой-либо избе и «резались» до белого каления, нередко кто и по шее получал за мохлерство. А накурят, ничего не видно от дыма и так до позднего вечера. Играл и я вместе с отцом играл, да другой то и заботы не было. Не отставали в игре в карты и девчата, но вот беда не было карт. И вот я приловчился их изготовлять. Повырезал из резины подобно штома все масти кто-то снабдил меня рулоном обоев, и я склеивал в два слоя бумагу и наносил штампом масть и карты готовы. За колоду карт я получал 10 яичек и пол-литра самогонки.
У нашего соседа Русаченко была небольшая собачонка, они ее мало когда привязывали, и она все бегала по чужим дворам. Как только мать дает корм курам (толченая бульба) сразу зовет меня - Идзи Иван папильнуй, а то собака разгонит курэй и поест. И эта вот собачонка мне так надоела, как горькая редька вот радость стой на морозе, стоишь, ее нет, а чуть ушел, а она тут как тут. И надумал я ее «шпильнуть» из винтовки, чтоб как-то заглушить звук выстрела, решил бить из сарая через окошко. Как-то отца как раз дома не было, а мать посылает меня в очередной «караул» я решил привести в исполнение свой замысел. Зашел в сарай, взял винтовку, зарядил и жду. Как раз ждать пришлось недолго, бежит родная. Целюсь. Глухо ухнул выстрел и собачонка юлой завертелась, подняв неистовый визг, огласив всю улицу своим екатом. Видимо неудачно я попал ей, т.к. она еще долго вертелась, пока не «успокоилась». Собрались мужчины, пришел староста, бывший председатель колхоза, и…плакала моя автоматическая винтовочка. Винтовку эту мой отец сам отнес в Коковчино в волость и там чин чинарем сдал, а ему в этом выдали справку в том, что так и так № ее образец. (как в последствии выручит меня эта вот справка). Во второй половине зимы по нашей местности напала уже настоящая эпидемия тяжелой болезни - сыпной тиф. Не минула это болезнь и меня. Болел долго, мучительно, все время в беспамятстве, в бреду. Все думали, ну отдам концы, ан нет вот выжил. Миновал кризис, начал я временами приходить в себя, начал есть помаленьку. Сначала даже сидеть не мог, не то что стоять или ходить. Стоять на ногах и ходить пришлось учиться заново. И только в апреле я первый раз вышел на улицу. После меня сразу заболела Валя, болела так же, как и я тяжело, так же бредила и металась, но тоже выжила. Заболел Мишка, а когда миновал кризис я начал к нему заходить то он мне все говорил
- Ты, Иван, сходи в хлев (сарай) там-то и там погляди цела ли винтовка. Я хорошо знал, что никакой винтовки нет, а вот в памяти видимо осталось, когда он ее там прятал, вот и думает, что она там. Или начнет говорить о чем-то несвязным и меня как будто не видит. Мне как-то робко становилось в такие моменты. Да болезнь есть болезнь. Умер в нашей деревне только один Петька Русаченко, удалой был парень, а вот унесла костлявая.