Невменяемая тема
Как мне кажется, есть некоторые состояния человека, когда с ним говорить бесполезно. Как алкоголизм или развившаяся наркомания. И кроме личных отравлений, есть также некоторое количество общественных болезней, со страдающими этими нарушениями я не вижу смысла говорить. Сюда относится национализм, государственничество (центрированность на вопросах государственной власти) - что у охранителей, что у свободолюбивых либералов, а также многие вопросы, связанные с церковью и религией. Это невменяемые темы. Не важно, за говорят или против, если присутствует привязка к такой теме - можно лишь отойти в сторону.
Есть исключения. Да, бывают люди богатырского здоровья, которые способны быть разумными, касаясь этих тем. Их мало, они в группе риска, но бывают. Я обычно проверяю разнообразием. Если человек может говорить на очень разные темы и говорит здраво (оригинально, но разнообразно по занимаемым позициям и способам аргументации), то можно попробовать выслушать его рассуждения о православии или исламе, об украинцах или русских. Вдруг что-то ценное. Но если человек явно стремится все свести к одному вопросу - всё время о неправильности власти государства, как это пагубно, всё время о неотъемлемых правах разных наций, что кому положено, и прочие виды "всё время" - это мертвый собеседник. Я тут не врач, никого не лечу, и потому публичная демонстрация симптомов у меня вызывает лишь желание отвернуться.
Все эти вещи - национализм, государство - устарели и просто поедают историю, омертвели, но вполне живы. То, что должно было отмереть, но живет, поедая живое - имеет особенные свойства. С ним нельзя, как с живым, бороться - отданные на борьбу силы только усиливают мертвое. Быть государственником, помешанным на государственной безопасности, и быть антигосударственником, помешанным на борьбе с любыми проявлениями государства - одно и то же. А если взять в сумме всех государственников и антигосударственников, националистов и антинационалистов, тех и нетех... То в сумме будет у нас более ста процентов, честное слово, и только и остается, что вычесть из их числа немногие единицы тех, кто сохранил разум.
Врачей для таких болезней сейчас, в общем, нет. Есть у общества такое свойство - у любого общества последним резервом являются усилия отдельных людей, чего не делают общественные институты - приходится делать личными усилиями. Деваться-то некуда. Когда нет больниц и врачей - лечит каждый, кто может, когда нет учителей и школ - учит каждый, кто может. Я хочу сказать, что раз нет общественных инстанций, которые бы могли вменяемым образом вылечивать больных общественными болезнями - от этого должны избавляться сами больные люди. Раз ты националист - потрудись выздороветь.
Это всего лишь мое убеждение, я так смотрю на окружающих. Поскольку больны очень многие, и болезнь в острой фазе, и не считается чем-то предосудительным, - больные сбиваются в стаи и иногда нападают на здоровых - лучше об этом не говорить, просто уклоняться от контактов с больными, не раздражая их. К чему спорить? Чтобы влипнуть в длинные бесплодные разговоры? Если ты человек - приложи усилия и вылечи себя, если не вылечил - всего доброго.
Этот невменяемый зачин, показывающий мою человеконенавистническую суть - к тому, что я прочел старую уже книгу Миллера. Историк, профессионал, занимается национальными отношениями в Русской империи. Впрочем, он очень известен и представлять не надо. Книга названа им монографией-пунктиром, то есть несколько разных тем соединены под одной обложкой, но сквозного монографического изложения нет. Книга хорошая. Автор великолепно знает предмет и сделал замечательные очерки по нескольким вопросам...
Автор говорит, что это - книга о методологии истории, о том, как надо работать с такими сложными вопросами, с темой национализма. Там сравнительный метод, анализ интересов разных акторов в разное время, классификация наличных идейных движений, уточнение морфологии и признаков того или иного действия...
Это всё интересно, но вот какой момент особенно важен. Автор разбирается с этими сложностями - путаницей названий, отсутствием и многозначностью терминов, и каждый термин не нейтрален познавательно, заряжен сильными чувствами, которые сбивают оптику исследования, и надо тщательно описывать факты, создавать модельные примеры, называть к каждому термину ядерный модельный пример и пытаться набросать границы применимости. А вы представьте, каково читателю. Он для каждой книги, статьи, доклада и реплики должен помнить, как где употреблены термины, какие можно заменить на правильные и какие нельзя, там один туман, и почти нет общих правил, есть лишь тенденции моды употребления, которые меняются со временем и нарушаются каждым самобытным исследователем.
И наряду с этим "народное" мнение массового читателя, который не желает этих трудностей и хочет простой внятной системы слов, желательно немногих, смысл которых - чтобы можно было поставить на собеседнике яркое клеймо и четко рассудить, кто враг.
И вот в этом месте рассуждения Миллер говорит: нет, не по силам, я этим заниматься не буду. Моя цель на данное время, в такой обстановке - только проблематизировать сложившееся словоупотребление, чтобы когда говорят о насильственной русификации при царизме, об угнетении окраин и исконно-русской земле Сибири, ну хотя бы помнили, насколько это зыбко, сколько там ошибок, чтобы если не могут сказать что-то, имеющее отношение к истине, просто хотя бы боялись наврать, помнили, что тут всё качается и падает.
То есть позиция профессионала в этом вопросе - настолько всё чрезмерно-трудно и невменяемо, что хотя бы общее впечатление зыбкости, проблематичности создать, хотя бы вбить, что там всё сложно, чтобы не было того мычания, которым переполнены рассуждения на эти темы.
Тем книга и ценна. Множество рассыпанных фактов и сопоставлений, из которых видно, как эти - такие "интуитивно-ясные" понятия собирались в XIX и ХХ вв. А сколько других, логичных, создавших собственный миф и стройно излагающих истину. О том, кто где должен жить и кто на что имеет право.
Хотелось бы... Хотелось, чтобы кроме анатомии мертвящих историю импульсов, был бы хоть намек на то, как следует организовать социальную жизнь, чтобы она могла развиваться дальше. Но этого нет. Предпочитают говорить о технологиях, а на идейном уровне что было сто лет назад, то и есть, ничего другого. Никому не известно, как оставаться живым.
Интересно, можно ли не уничтожать ценности, сохранять их, но не попадать под власть этих болезней. Например, принять, что национальность не имеет отношения к политике, праву, собственности и территории. Она относится к языку, культуре и религии, из этого следует изменение образа действия многих социальных институтов...
Есть исключения. Да, бывают люди богатырского здоровья, которые способны быть разумными, касаясь этих тем. Их мало, они в группе риска, но бывают. Я обычно проверяю разнообразием. Если человек может говорить на очень разные темы и говорит здраво (оригинально, но разнообразно по занимаемым позициям и способам аргументации), то можно попробовать выслушать его рассуждения о православии или исламе, об украинцах или русских. Вдруг что-то ценное. Но если человек явно стремится все свести к одному вопросу - всё время о неправильности власти государства, как это пагубно, всё время о неотъемлемых правах разных наций, что кому положено, и прочие виды "всё время" - это мертвый собеседник. Я тут не врач, никого не лечу, и потому публичная демонстрация симптомов у меня вызывает лишь желание отвернуться.
Все эти вещи - национализм, государство - устарели и просто поедают историю, омертвели, но вполне живы. То, что должно было отмереть, но живет, поедая живое - имеет особенные свойства. С ним нельзя, как с живым, бороться - отданные на борьбу силы только усиливают мертвое. Быть государственником, помешанным на государственной безопасности, и быть антигосударственником, помешанным на борьбе с любыми проявлениями государства - одно и то же. А если взять в сумме всех государственников и антигосударственников, националистов и антинационалистов, тех и нетех... То в сумме будет у нас более ста процентов, честное слово, и только и остается, что вычесть из их числа немногие единицы тех, кто сохранил разум.
Врачей для таких болезней сейчас, в общем, нет. Есть у общества такое свойство - у любого общества последним резервом являются усилия отдельных людей, чего не делают общественные институты - приходится делать личными усилиями. Деваться-то некуда. Когда нет больниц и врачей - лечит каждый, кто может, когда нет учителей и школ - учит каждый, кто может. Я хочу сказать, что раз нет общественных инстанций, которые бы могли вменяемым образом вылечивать больных общественными болезнями - от этого должны избавляться сами больные люди. Раз ты националист - потрудись выздороветь.
Это всего лишь мое убеждение, я так смотрю на окружающих. Поскольку больны очень многие, и болезнь в острой фазе, и не считается чем-то предосудительным, - больные сбиваются в стаи и иногда нападают на здоровых - лучше об этом не говорить, просто уклоняться от контактов с больными, не раздражая их. К чему спорить? Чтобы влипнуть в длинные бесплодные разговоры? Если ты человек - приложи усилия и вылечи себя, если не вылечил - всего доброго.
Этот невменяемый зачин, показывающий мою человеконенавистническую суть - к тому, что я прочел старую уже книгу Миллера. Историк, профессионал, занимается национальными отношениями в Русской империи. Впрочем, он очень известен и представлять не надо. Книга названа им монографией-пунктиром, то есть несколько разных тем соединены под одной обложкой, но сквозного монографического изложения нет. Книга хорошая. Автор великолепно знает предмет и сделал замечательные очерки по нескольким вопросам...
Автор говорит, что это - книга о методологии истории, о том, как надо работать с такими сложными вопросами, с темой национализма. Там сравнительный метод, анализ интересов разных акторов в разное время, классификация наличных идейных движений, уточнение морфологии и признаков того или иного действия...
Это всё интересно, но вот какой момент особенно важен. Автор разбирается с этими сложностями - путаницей названий, отсутствием и многозначностью терминов, и каждый термин не нейтрален познавательно, заряжен сильными чувствами, которые сбивают оптику исследования, и надо тщательно описывать факты, создавать модельные примеры, называть к каждому термину ядерный модельный пример и пытаться набросать границы применимости. А вы представьте, каково читателю. Он для каждой книги, статьи, доклада и реплики должен помнить, как где употреблены термины, какие можно заменить на правильные и какие нельзя, там один туман, и почти нет общих правил, есть лишь тенденции моды употребления, которые меняются со временем и нарушаются каждым самобытным исследователем.
И наряду с этим "народное" мнение массового читателя, который не желает этих трудностей и хочет простой внятной системы слов, желательно немногих, смысл которых - чтобы можно было поставить на собеседнике яркое клеймо и четко рассудить, кто враг.
И вот в этом месте рассуждения Миллер говорит: нет, не по силам, я этим заниматься не буду. Моя цель на данное время, в такой обстановке - только проблематизировать сложившееся словоупотребление, чтобы когда говорят о насильственной русификации при царизме, об угнетении окраин и исконно-русской земле Сибири, ну хотя бы помнили, насколько это зыбко, сколько там ошибок, чтобы если не могут сказать что-то, имеющее отношение к истине, просто хотя бы боялись наврать, помнили, что тут всё качается и падает.
То есть позиция профессионала в этом вопросе - настолько всё чрезмерно-трудно и невменяемо, что хотя бы общее впечатление зыбкости, проблематичности создать, хотя бы вбить, что там всё сложно, чтобы не было того мычания, которым переполнены рассуждения на эти темы.
Тем книга и ценна. Множество рассыпанных фактов и сопоставлений, из которых видно, как эти - такие "интуитивно-ясные" понятия собирались в XIX и ХХ вв. А сколько других, логичных, создавших собственный миф и стройно излагающих истину. О том, кто где должен жить и кто на что имеет право.
Хотелось бы... Хотелось, чтобы кроме анатомии мертвящих историю импульсов, был бы хоть намек на то, как следует организовать социальную жизнь, чтобы она могла развиваться дальше. Но этого нет. Предпочитают говорить о технологиях, а на идейном уровне что было сто лет назад, то и есть, ничего другого. Никому не известно, как оставаться живым.
Интересно, можно ли не уничтожать ценности, сохранять их, но не попадать под власть этих болезней. Например, принять, что национальность не имеет отношения к политике, праву, собственности и территории. Она относится к языку, культуре и религии, из этого следует изменение образа действия многих социальных институтов...