Гуш Катиф. Окончание.
Предыдущая часть здесь
http://itzhak-imas.livejournal.com/26172.html
Итак, до поздней ночи мы смотрели телевизионные новости в кафе на главной площади Неве Дкалим. Настроение было очень тяжелым.
Нам было передано, что на следующий день в пятницу в Беер Шеве состоится суд над арестованными в Таль Яме. Суд должен был состояться утром, точного часа я уже не помню, ну скажем, часов в 10. На эту субботу мы собирались ехать в гости к Антопольским в Нокдим, казалось, что не будет проблемы после суда вернуться в Неве Дкалим, взять детей и вещи и поехать в Нокдим. Но мы недооценили "расторопность" судебной системы.
В зале ожидания присутствовала большая группа хорошо знакомых мне жителей мошава Маон (где я работала накануне Гуш Катифа), они пришли по другому "оранжевому" делу, их товарищи были арестованы в Беер Шеве. Были совсем молодые и трогательные жены ешиботников из Торат аХаим. Были харедимного вида родители из Нахилиэля. Были арабские уголовники. Были такого же темного вида еврейские уголовники.
Мы ждали, ждали. В какой- то момент нас даже завели в зал, но потом передумали в пользу какого-то другого дела. Становилось все более ясно, что мы уже не успеем после суда заехать в Гуш Катиф забрать детей. Тогда я оставила мужа одного и поехала за детьми и вещами в Неве Дкалим.
По дороге я подбирала в тремп каких-то ребят, выселенных накануне, и снова возвращающихся в Гуш Катиф. Было огромное чувство горечи, отчаяния, предательства всех и вся.
Даже после того, как я уже вернулась в Беер Шеву со всеми вместе, выяснилось, что суда еще не было. Он состоялся совсем на исходе пятницы, нам едва хватило потом времени доехать до Нокдим. Что делали родители из Нахалиеля - я уж не знаю, наверное, проводили шабат в Беер Шеве.
Мы приехали в Нокдим с чувством поражения. Все, проиграли, это конец, конец. Хотелось забыться, отключиться от этих последних, совершенно безумных дней, стряхнуть с себя песок, сидя в кондиционированном доме, все, хватит, больше нет сил.
Вообще в это лето я стала очень ценить иерусалимские прохладные ночи. Время от времени мы выбирались из Гуш Катифа на шабат в Иерусалим, и я отдыхала от липкой жары, от песка, который был всюду, и прежде всего - в постели, от постоянной угрозы "пацмаров". Я засыпала под чистой простыней, ощущая твердый потолок над головой, уверенность в завтрашнем дне, в том, что ты не вскочишь рано утром с постели, оттого, что рядом "ухнуло". Напоминаю, что в Гуш Катифе не было "цева адом", "пацмары" просто падали, когда хотели. Тогда уже включался громкоговоритель, и всем предлагалось зайти в "укрепленные места". "Тошвей Неве Дкалим, на леиканес лемерхавим муганим" - этот нудный голос долго звучал в моей памяти.
Случайно или не случайно, но обстрелы практически прекратились накануне Изгнания. Они могли бы принести много неприятностей , если бы продолжались с той же интенсивностью, какой иногда достигали (десятки снарядов на Неве Дкалим за пятницу-субботу сразу после закрытия Гуша) в то время, когда вокруг множество "незащищенного" народа. Но, наверное, в этом арабы сотрудничали с властями.
Понятно, что количество печатной продукции в то лето было очень большим. Письма, воззвания, листовки заполняли наши почтовые ящики и стены домов. Мы старались собирать для истории все, что можно. Но письмо следующего содержания я не сохранила - понятно, что я не стала отклеивать его со стены. Было написано примерно следующее:
Простите нас! Вы приехали сюда, оставив удобные дома, приехали, чтобы нас защитить. Но мы вас не приняли. И так же как мы не пришли вам на помощь, когда выселяли вас, также поодиночке выселят и нас. Власти используют против нас старую проверенную тактику "разделяй и властвуй".
Но этот голос был достаточно одинок.
С падением гостиницы закончился один период нашей жизни в Гуш Катифе, и начался другой. Непосредственно во время разгрома гостиницы в Шират аЯм производилась первая заливка бетона для палаточного города. Ицхак, мой муж почти сразу после переезда в Гуш Катиф стал работать у строительного каблана из Морага, и именно они в тот день занимались этим с полным чувством, что это - их ответ на пинуй.
В начале его строительной карьеры в Гуш Катифе они работали на обычных объектах, включая заказы от Министерства обороны на ремонт ущерба от обстрелов - как в Гуше, так и в Сдероте. Позднее они работали на ремонте домов для приезжающих, а на последней стадии - на постройке палаточных городов - Шират аЯм, Нецер Хазани, Кфар Даром, Керем Ацмона. Заливалось бетонное основание, строился деревянный каркас, который обтягивался со всех сторон. Строились также душевые, туалеты, ряды умывальников, столы под навесами. Находились плиты и холодильники и т.д. Снова подчеркиваю, что вся эта огромная работа делалась Надей Матар, Датьей Ицхаки и пр. Мингелет Кела. Районное начальство Гуша, или Моецет ЕША не сотрудничали с ними.
Для нас же постепенно заканчивался период "обычной" частной жизни (обычной жизни в необычных обстоятельствах), когда она еще сохраняла привычные формы - утром уходили на работу, дети - в школы и садик, совместные семейные ужины, пикники на берегу моря. То есть работа и разнообразные кайтанот для детей продолжались до самых последних дней, но жизнь (и не только наша) все больше теряла свою "частность". С закрытием Гуш Катифа все больше и больше "шабахим" (шоим билти хукиим - находящиеся незаконно) проникало в Гуш, они оседали везде, в том числе и в домах жителей. Многие дома представляли собой накануне пинуя большие коммуны.
Постепенно и в нашем караване сложилась своя коммуна, друзья приводили друзей, некоторые жили постоянно, некоторые приходили время от времени, спальных мест (даже на полу) для всех не хватало, поэтому вокруг каравана на песке ставились палатки.Благодаря Гуш Катифу мы познакомились со многими замечательными людьми. Но все это уже - другая история.
Первоначально я собиралась поставить здесь точку. Моей скромной задачей было попробовать описать одну, только одну неделю, которая запомнилась очень выпукло, ее можно было вот так - по дням - описать. К тому же эти события были гораздо менее известны широкой публике. Для меня же горечь этой недели была ничуть не меньше горечи последних дней.
После этого происходило, конечно, много событий, но трудно восстановить их последовательность, помнятся отдельные эпизоды. Не знаю, может быть, позже я "дозрею" записать их тоже.
А пока в заключение - зачем это было надо? Зачем нам всем было надо приезжать? Сейчас, на расстоянии времени, понятно - тысяча человек больше или меньше ничего бы не изменили. Более того, чувство, что все проиграно, было уже накануне, зимой, когда мы хотели переехать, а далеко не все хотели брать. Мне отказали в приеме на работу, сказав: нам нужен человек постоянный, который будет работать много лет, за полгода ты только войдешь в курс дела.
Но было ощущение невозможности оставаться в стороне. Невыносимой для меня была мысль, что во время "пинуя" я буду вот так вот сидеть в кондиционированном мисраде и, сжав кулаки, слушать новости. Все, что я могла сделать - это быть внутри, и быть частью того, что происходит.
Был, был подъем в народе, было много примеров самоотверженного поведения, да эти люди не бросались грудью на пули, но и они жертвовали удобством, временем, зачастую работой и т.д.
То, что весь этот подъем ушел в никуда, был распылен и растрачен - проблема нашего руководства, наших раввинов и т.д. Об этом говорилось уже много и справедливо, я не буду сейчас повторяться. Все, кто там был, это видели и знают.
Как я уже не раз говорила, с Гуш Катифа у меня развилась идиосинкразия к слову "маавак". Маавак - это протест такой, это "как будто", понарошку, это Кфар Маймон и посадка оранжевых цветов у домов за два дня до изгнания.
И все же, и все же я все время себе противоречу. Повторяя много раз, что все было ясно уже давно, признаюсь, что до конца оставалась какая-то безумная надежда на чудо. И точно также сознавая всю слабость нашего протеста, иногда хочется думать, может быть, есть какой-то небесный счет, в котором записываются все наши "дебиты" и "кредиты", и там ничего не проходит "просто так". В те последние, отчаянные дни иногда хотелось просто кричать Всевышнему - пожалуйста, сделай чудо, ради всех нас, ради всех, кто приехал, "безхут месират нефеш шель куляну".
Но чуда не случилось. Все таки не заслужили.
Приложение.
Почти каждую неделю выходил листок оранжевого цвета от Совета поселений Гуш Катифа, сообщающий новости .
Листок, помеченный датой 30/6, начинался следующими словами:
Даже оранжевый не пересекает красную черту.
http://itzhak-imas.livejournal.com/26172.html
Итак, до поздней ночи мы смотрели телевизионные новости в кафе на главной площади Неве Дкалим. Настроение было очень тяжелым.
Нам было передано, что на следующий день в пятницу в Беер Шеве состоится суд над арестованными в Таль Яме. Суд должен был состояться утром, точного часа я уже не помню, ну скажем, часов в 10. На эту субботу мы собирались ехать в гости к Антопольским в Нокдим, казалось, что не будет проблемы после суда вернуться в Неве Дкалим, взять детей и вещи и поехать в Нокдим. Но мы недооценили "расторопность" судебной системы.
В зале ожидания присутствовала большая группа хорошо знакомых мне жителей мошава Маон (где я работала накануне Гуш Катифа), они пришли по другому "оранжевому" делу, их товарищи были арестованы в Беер Шеве. Были совсем молодые и трогательные жены ешиботников из Торат аХаим. Были харедимного вида родители из Нахилиэля. Были арабские уголовники. Были такого же темного вида еврейские уголовники.
Мы ждали, ждали. В какой- то момент нас даже завели в зал, но потом передумали в пользу какого-то другого дела. Становилось все более ясно, что мы уже не успеем после суда заехать в Гуш Катиф забрать детей. Тогда я оставила мужа одного и поехала за детьми и вещами в Неве Дкалим.
По дороге я подбирала в тремп каких-то ребят, выселенных накануне, и снова возвращающихся в Гуш Катиф. Было огромное чувство горечи, отчаяния, предательства всех и вся.
Даже после того, как я уже вернулась в Беер Шеву со всеми вместе, выяснилось, что суда еще не было. Он состоялся совсем на исходе пятницы, нам едва хватило потом времени доехать до Нокдим. Что делали родители из Нахалиеля - я уж не знаю, наверное, проводили шабат в Беер Шеве.
Мы приехали в Нокдим с чувством поражения. Все, проиграли, это конец, конец. Хотелось забыться, отключиться от этих последних, совершенно безумных дней, стряхнуть с себя песок, сидя в кондиционированном доме, все, хватит, больше нет сил.
Вообще в это лето я стала очень ценить иерусалимские прохладные ночи. Время от времени мы выбирались из Гуш Катифа на шабат в Иерусалим, и я отдыхала от липкой жары, от песка, который был всюду, и прежде всего - в постели, от постоянной угрозы "пацмаров". Я засыпала под чистой простыней, ощущая твердый потолок над головой, уверенность в завтрашнем дне, в том, что ты не вскочишь рано утром с постели, оттого, что рядом "ухнуло". Напоминаю, что в Гуш Катифе не было "цева адом", "пацмары" просто падали, когда хотели. Тогда уже включался громкоговоритель, и всем предлагалось зайти в "укрепленные места". "Тошвей Неве Дкалим, на леиканес лемерхавим муганим" - этот нудный голос долго звучал в моей памяти.
Случайно или не случайно, но обстрелы практически прекратились накануне Изгнания. Они могли бы принести много неприятностей , если бы продолжались с той же интенсивностью, какой иногда достигали (десятки снарядов на Неве Дкалим за пятницу-субботу сразу после закрытия Гуша) в то время, когда вокруг множество "незащищенного" народа. Но, наверное, в этом арабы сотрудничали с властями.
Понятно, что количество печатной продукции в то лето было очень большим. Письма, воззвания, листовки заполняли наши почтовые ящики и стены домов. Мы старались собирать для истории все, что можно. Но письмо следующего содержания я не сохранила - понятно, что я не стала отклеивать его со стены. Было написано примерно следующее:
Простите нас! Вы приехали сюда, оставив удобные дома, приехали, чтобы нас защитить. Но мы вас не приняли. И так же как мы не пришли вам на помощь, когда выселяли вас, также поодиночке выселят и нас. Власти используют против нас старую проверенную тактику "разделяй и властвуй".
Но этот голос был достаточно одинок.
С падением гостиницы закончился один период нашей жизни в Гуш Катифе, и начался другой. Непосредственно во время разгрома гостиницы в Шират аЯм производилась первая заливка бетона для палаточного города. Ицхак, мой муж почти сразу после переезда в Гуш Катиф стал работать у строительного каблана из Морага, и именно они в тот день занимались этим с полным чувством, что это - их ответ на пинуй.
В начале его строительной карьеры в Гуш Катифе они работали на обычных объектах, включая заказы от Министерства обороны на ремонт ущерба от обстрелов - как в Гуше, так и в Сдероте. Позднее они работали на ремонте домов для приезжающих, а на последней стадии - на постройке палаточных городов - Шират аЯм, Нецер Хазани, Кфар Даром, Керем Ацмона. Заливалось бетонное основание, строился деревянный каркас, который обтягивался со всех сторон. Строились также душевые, туалеты, ряды умывальников, столы под навесами. Находились плиты и холодильники и т.д. Снова подчеркиваю, что вся эта огромная работа делалась Надей Матар, Датьей Ицхаки и пр. Мингелет Кела. Районное начальство Гуша, или Моецет ЕША не сотрудничали с ними.
Для нас же постепенно заканчивался период "обычной" частной жизни (обычной жизни в необычных обстоятельствах), когда она еще сохраняла привычные формы - утром уходили на работу, дети - в школы и садик, совместные семейные ужины, пикники на берегу моря. То есть работа и разнообразные кайтанот для детей продолжались до самых последних дней, но жизнь (и не только наша) все больше теряла свою "частность". С закрытием Гуш Катифа все больше и больше "шабахим" (шоим билти хукиим - находящиеся незаконно) проникало в Гуш, они оседали везде, в том числе и в домах жителей. Многие дома представляли собой накануне пинуя большие коммуны.
Постепенно и в нашем караване сложилась своя коммуна, друзья приводили друзей, некоторые жили постоянно, некоторые приходили время от времени, спальных мест (даже на полу) для всех не хватало, поэтому вокруг каравана на песке ставились палатки.Благодаря Гуш Катифу мы познакомились со многими замечательными людьми. Но все это уже - другая история.
Первоначально я собиралась поставить здесь точку. Моей скромной задачей было попробовать описать одну, только одну неделю, которая запомнилась очень выпукло, ее можно было вот так - по дням - описать. К тому же эти события были гораздо менее известны широкой публике. Для меня же горечь этой недели была ничуть не меньше горечи последних дней.
После этого происходило, конечно, много событий, но трудно восстановить их последовательность, помнятся отдельные эпизоды. Не знаю, может быть, позже я "дозрею" записать их тоже.
А пока в заключение - зачем это было надо? Зачем нам всем было надо приезжать? Сейчас, на расстоянии времени, понятно - тысяча человек больше или меньше ничего бы не изменили. Более того, чувство, что все проиграно, было уже накануне, зимой, когда мы хотели переехать, а далеко не все хотели брать. Мне отказали в приеме на работу, сказав: нам нужен человек постоянный, который будет работать много лет, за полгода ты только войдешь в курс дела.
Но было ощущение невозможности оставаться в стороне. Невыносимой для меня была мысль, что во время "пинуя" я буду вот так вот сидеть в кондиционированном мисраде и, сжав кулаки, слушать новости. Все, что я могла сделать - это быть внутри, и быть частью того, что происходит.
Был, был подъем в народе, было много примеров самоотверженного поведения, да эти люди не бросались грудью на пули, но и они жертвовали удобством, временем, зачастую работой и т.д.
То, что весь этот подъем ушел в никуда, был распылен и растрачен - проблема нашего руководства, наших раввинов и т.д. Об этом говорилось уже много и справедливо, я не буду сейчас повторяться. Все, кто там был, это видели и знают.
Как я уже не раз говорила, с Гуш Катифа у меня развилась идиосинкразия к слову "маавак". Маавак - это протест такой, это "как будто", понарошку, это Кфар Маймон и посадка оранжевых цветов у домов за два дня до изгнания.
И все же, и все же я все время себе противоречу. Повторяя много раз, что все было ясно уже давно, признаюсь, что до конца оставалась какая-то безумная надежда на чудо. И точно также сознавая всю слабость нашего протеста, иногда хочется думать, может быть, есть какой-то небесный счет, в котором записываются все наши "дебиты" и "кредиты", и там ничего не проходит "просто так". В те последние, отчаянные дни иногда хотелось просто кричать Всевышнему - пожалуйста, сделай чудо, ради всех нас, ради всех, кто приехал, "безхут месират нефеш шель куляну".
Но чуда не случилось. Все таки не заслужили.
Приложение.
Почти каждую неделю выходил листок оранжевого цвета от Совета поселений Гуш Катифа, сообщающий новости .
Листок, помеченный датой 30/6, начинался следующими словами:
Даже оранжевый не пересекает красную черту.