Речь Посполитая Многих Народов
Писатель, журналист и публицист Рафаил Земкевич поделился своим прогнозом на следующие 100 лет польской истории, озаглавив его "Речь Посполитая Многих Народов". Предлагаю с ним ознакомиться.
Делать наброски образа Польши на 100 лет - что за самоуверенность! Однако я позволю принять этот вызов, вдохновленный небольшими успехами в предсказаниях на короткие дистанции. Ведь в первой половине 90-х я занимался написанием книг SF, сюжеты которых разворачивались в ближайшем будущем, в 2015-2025 годах. Хочешь не хочешь, я был вынужден представлять читателям какой-то образ будущего, и сегодня, читая свои старые тексты, не вижу причин для стыда. Есть в них и «исламское государство», и «гражданская война» на Украине, одной из сторон в которой были русские, но словно кто спрашивал, непризнающиеся, что не являются «местными», есть и кто-то в роде Усамы бен Ладена, хотя понятно, что все это называлось немного иначе. Зато Польши в Европейском Союзе не было - тогда при написании я явно переоценивал силу сопротивления России или скорее силу страха Запада перед этим сопротивлением, и предположил сценарий «НАТО-бис» и «ЕС-бис», или сохранение нас в буферной области, неизбежно приводящей к мягкому разделу сфер влияния по образцу XVIII века.
Произошло иначе - Польша целиком оказалась в сфере немецкого влияния (де факто эта ситуация на языке пропаганды называется «возвращением в Европу»), и это один из факторов, определяющий будущее нашей страны. Бесспорным плюсом этой ситуации стала гарантия нашей территориальной целостности - ее испытание произошло относительно недавно, когда правительство Туска в двустороннем договоре отдало «Газпрому» всю нашу инфраструктуру по транспортировке газа - договор этот, напомню, был аннулирован Европейской комиссией после несомненной инспирации со стороны нашего западного соседа. Это был очевидный сигнал для Москвы - ваша сфера влияния кончается на Буге!
Можно конечно задумываться о том, что какие-нибудь будущие обстоятельства вынудят Германию «двинуться» на Запад. Однако я считаю, что это маловероятно. Главный фактор, который будет в будущем ее ослаблять, это очевидно демография, но потенциальный геополитический конкурент - Россия - выглядит с этой точки зрения еще хуже. И это второе важное политическое обстоятельство, определяющее нашу будущую судьбу. Россия, которая последние столетия играла в нашей судьбе такую страшную роль, неуклонно слабеет. В начале XX века американский футуролог вещал, что она будет в середине XX века крупнейшей мировой державой по силе равной объединенному потенциалу США, Великобритании и Франции. Однако он не предвидел большевистской революции, Сталина, двух мировых войн, особенно последней, в подготовке к которой Сталин почти полностью растратил потенциал огромной страны. Сейчас Россия с опозданием платит за коммунизм цену упадка или ослабления и не подлежит сомнению, что ее современная агрессивность является попыткой бегства перед внутренним распадом, подобно тому как это было в случае клонящейся к упадку Османской имеприи. Здесь также существенным фактором является демография. Россия, несмотря на усилия по приостановке этого процесса, становится безлюдной, а точнее - становится безлюдной русскими. Все больший процент ее населения составляют нерусские и нехристиане. Это должно приводить к постепенному «съёживанию», возвращению к геополитической роли прежнего Великого княжества Московского. Уже сегодня Россия не в состоянии играть роль мировой державы, завтра будет вынуждена согласиться с утратой роли региональной державы. В целом демография дает плохое предсказание для всей Европы. Это результат перемен в поведении после двух войн, которые открыли дорогу левацкому нигилизму, секуляризации и декадентскому гедонизму. Наступающее столетие будет для Европы большим, говоря корпоративным языком, стресс-тестом. Уже в перспективе десятилетия можно ожидать в Германии, во Франции, в Великобритании и Скандинавии серии протестов, образующих что-то вроде исламского восстания. Представляется сомнительным, что существующие сегодня европейские правительства смогут найти в себе достаточно воли и силы духа, чтобы решительно выступить против желаний «зеленых человечков» (в этом случае имею в виду зеленые знамена Пророка), тем более что эти желания будут умело дозированы, чтобы не пугать общественного мнения, жаждущего спасения святого покоя. Процесс «переселения народов», который в намерениях идеологов европеизма, должен был играть позитивную роль, разбивая единство традиционных наций и позволяя выплавить из них «европейскую идентичность», в сущности скорее провоцирует возвращение к средневековой раздробленности, прежде всего не на территориальные государствьица. Как в период распада Римской империи на том же самом пространстве будут сосуществовать, необязательно мирно, квазигосударственные организмы, руководствующиеся разными ценностями, правами и создавшие для себя разные варианты государственного устройства.
Я лично считаю, что очагом бунта, который придаст распаду динамику, станет отказ от так называемого договора поколений или распад социального обеспечения. Потомки имигрантов просто заявят, когда почувствуют себя для этого достаточно сильными, что не обязаны содержать белых стариков, которые не хотели иметь детей и руководствовались в жизни исключительно угождением себе и удовольствиями, а сейчас желают паразитировать на богобоязненном народе. С этим наверняка согласиться, но без религиозно-этнической подкладки, и белая молодёжь, лишенная в вянущей системе «велфер-стэйт» надежды на зажиточную жизнь. Неминуемость социальных конфликтов следует из невозможности подчинения себе больших глобальных корпораций существующими сегодня слабеющими, а не укрепляющимися, государственными структурами и международными организациями. Европейский Союз является доказательством того, что надгосударственное соглашение ни к чему не может принудить эти беспрецедентные в истории образования, напротив сам становится покорным орудием в их руках, усиливая де факто силу менеджеров. Проблема заключается в том, что корпорации в силу своей природы не в состоянии проводить какой-либо ответственной политики в любой области. Они возникли для того, чтобы генерировать и максимизировать прибыль и ни к чему иному не способны. Во имя максимизации прибыли они производят опустошения в государствах, в которых действуют, и придают непобедимую силу олигархичекским тенденциям. Однако сущестует граница этой свободы, которой они сейчас пользуются, и вскоре она будет достигнута - ей является уничтожение собственных «мест обитания», угрожающее дальнейшему существованию самих корпораций. Этот момент будет сопособствовать разработке надгосударственными экономическими организмами какой-то стратегии управления обществом, заменяющей слабые национальные правительства. Это парадоксально может привести к серьезной смене Западом курса в сторону традиции, вплоть до какого-нибудь неовикторианства. Потому что только таким способом корпорации могут спасти свои доходы и существование.
Для Польши эта ситуация будет иметь существенное значение - я вижу в этом третий наиважнейший фактор, определяющий наше будущее на сто лет. Итак, демография наша выглядит также плохо и даже хуже, чем на Западе, но в значительной степени это происходит из-за экономической эмиграции. В тех местах, где поляки получают чувство жизненной безопасности, они принадлежат к наиболее детолюбивым нациям сразу за мусульманами. Упоминавшиеся выше процессы не будут способствовать размыванию эмиграционных поколений в народы, среди которых находятся. Миллионы поляков в Европе станут для Польши ценным капиталом. С одной стороны, следствием массовой эмиграции начала XXI века станет «европеизация» значительной их части, а с другой - «полонизация» стран Запада. Во время, когда проживание на Западе перестанет связываться с высокими вознаграждениями и услугами, а начнет связываться с неуверенностью и опасностью этнических конфликтов, значительная часть этой эмиграции наверняка захочет вернуться и найти себе место на старой родине, которой - парадоксально - окажется лучше от существующего сейчас отставания, приводящего к тому, что относительно немного имигрантов, особенно из мусульманской цивилизации, не поддающихся ассимиляции, хотят осесть у нас.
Из всего выше сказанного, следует, что наше будущее, вопреки повсеместному убеждению, лежит на Востоке, а не на Западе. Все, что мы можем взять на западе, возьмем в течение ближайших нескольких, максимум 20, лет. Потом принадлежность к немецкой сфере влияния будет связана исключительно с потерями - культурная колонизация польских, особенно западных, земель, дренаж ресурсов западными корпрорациями. Это создаст напряжение аналогичное тому, что на Западе, а там, где есть напряженность, появляются лозунги и эмоции, забытые во времена благополучия. В нашем случае, в силу «памяти материала» это будут патриотические эмоции. Потому что иных нарративов («пансвинизм» не является нарративом, но лишь непроизвольным рефлексом), поляки попросту не имеют.
Во время повсеместного убеждения, что Европа нас кормит, одевает, цивилизует и всегда права, может это трудно себе представить, но объективные причины обрекают будущие поколения на бунт против Запада, особенно против Германии, вынужденной к реализации намерения «создания из поляков ценного элемента будущего немецкого общества» (так забавно складывается, что обращаюсь к цитате из Адольфа Гитлера времен, когда он считал Польшу союзником в будущей войне, но в таком понимании он был неодинок). Этот бунт наверняка совпадет по времени с внутренними беспорядками в западной части континента и если все пойдет хорошо, то вся Польша может повторить дорогу, которую в XIX веке прошла Великопольша - усиленная борьбой против немецкого доминирования в конечном счете от него освободилась.
А очевидным последствием этого должно стать сближение с кем-нибудь из восточных соседей. И здесь только от будущих политиков зависит, по какому пути они поведут не только Польшу, но и весь регион. Или дойдет до ягеллоновского сближения, усиленного антинемецким бунтом, Польши с Украиной и Беларусью, или до беспрецендентного сближения Варшавы с Москвой. Многое завист от того, каким способом и когда Россия освободится от путинизма. Чем позднее это наступит и чем будет менее радикакльным по характеру, тем Россия будет более слабой и разбитой.
Однако в обоих случаях, мне кажется, что польская стихия в создающеся союзе - а в перспективе ста лет можно даже говорить о государственном организме - будет постепенно занимать доминирующие позиции. Если нашими партнерами будут Украина и Беларусь (при этом благодаря правлению Лукашенки, несмотря на оценки его отношения к правам человека, та вторая может внести больший вклад), то сила синергии наших стран может создать критическую массу, которая увлечет за собой европейскую часть России (на удержание Москвой ее азиатских частей я не вижу шансов). Если Россия установит союз с Польшей, то постепенно войдут в этот союз страны, лежащие между Москвой и Варшавой.
Таким образом, XXI век реализует мечтания консерваторов XIX века, те, которые обратили в руины ноябрьское и январское восстания, о польско-русской державе, уравновешивающей западную часть континента. Я не пишу «империя», поскольку она будет создана не столько силой «асиметричных» войн, сколько ловкостью, предприимчивостью и комбинированием торговцев и бизнесменов - а в этой конкуренции нам нечего стыдиться.
Было бы интересно посмотреть на эту будущую Речь Посполитую Многих Народов в действии. Перенестись в Москву или Киев, где польская речь будет переплетаться с местными языками, слышаться на улицах и медиях наверняка чаще, чем китайский, турецкий или характерный индусский английский, не говоря об испанском или интернациональном английском, но и в сильно ориентализированную Варшаву, насыщенной в равной степени культурой и ментальностью Востока, так как старая сарматская культура. И так же как она, наполненная свободой на грани с анархией (тем большей, чем дальше от столиц), несгибаемое стремление к которой во времена неотвратимой, вызванной технологической революцией, децентрализации, принесет нам явное преимущество. Наконец, я считаю, что если были бы возможны путешествия во времени, то наши предки из времен Самуила Лаща или Веспасиана Коховского, несмотря на технологический шок, освоились бы в ней легче, чем мы. Однако у нас есть еще сто лет, чтобы освоиться с этими переменами.
Делать наброски образа Польши на 100 лет - что за самоуверенность! Однако я позволю принять этот вызов, вдохновленный небольшими успехами в предсказаниях на короткие дистанции. Ведь в первой половине 90-х я занимался написанием книг SF, сюжеты которых разворачивались в ближайшем будущем, в 2015-2025 годах. Хочешь не хочешь, я был вынужден представлять читателям какой-то образ будущего, и сегодня, читая свои старые тексты, не вижу причин для стыда. Есть в них и «исламское государство», и «гражданская война» на Украине, одной из сторон в которой были русские, но словно кто спрашивал, непризнающиеся, что не являются «местными», есть и кто-то в роде Усамы бен Ладена, хотя понятно, что все это называлось немного иначе. Зато Польши в Европейском Союзе не было - тогда при написании я явно переоценивал силу сопротивления России или скорее силу страха Запада перед этим сопротивлением, и предположил сценарий «НАТО-бис» и «ЕС-бис», или сохранение нас в буферной области, неизбежно приводящей к мягкому разделу сфер влияния по образцу XVIII века.
Произошло иначе - Польша целиком оказалась в сфере немецкого влияния (де факто эта ситуация на языке пропаганды называется «возвращением в Европу»), и это один из факторов, определяющий будущее нашей страны. Бесспорным плюсом этой ситуации стала гарантия нашей территориальной целостности - ее испытание произошло относительно недавно, когда правительство Туска в двустороннем договоре отдало «Газпрому» всю нашу инфраструктуру по транспортировке газа - договор этот, напомню, был аннулирован Европейской комиссией после несомненной инспирации со стороны нашего западного соседа. Это был очевидный сигнал для Москвы - ваша сфера влияния кончается на Буге!
Можно конечно задумываться о том, что какие-нибудь будущие обстоятельства вынудят Германию «двинуться» на Запад. Однако я считаю, что это маловероятно. Главный фактор, который будет в будущем ее ослаблять, это очевидно демография, но потенциальный геополитический конкурент - Россия - выглядит с этой точки зрения еще хуже. И это второе важное политическое обстоятельство, определяющее нашу будущую судьбу. Россия, которая последние столетия играла в нашей судьбе такую страшную роль, неуклонно слабеет. В начале XX века американский футуролог вещал, что она будет в середине XX века крупнейшей мировой державой по силе равной объединенному потенциалу США, Великобритании и Франции. Однако он не предвидел большевистской революции, Сталина, двух мировых войн, особенно последней, в подготовке к которой Сталин почти полностью растратил потенциал огромной страны. Сейчас Россия с опозданием платит за коммунизм цену упадка или ослабления и не подлежит сомнению, что ее современная агрессивность является попыткой бегства перед внутренним распадом, подобно тому как это было в случае клонящейся к упадку Османской имеприи. Здесь также существенным фактором является демография. Россия, несмотря на усилия по приостановке этого процесса, становится безлюдной, а точнее - становится безлюдной русскими. Все больший процент ее населения составляют нерусские и нехристиане. Это должно приводить к постепенному «съёживанию», возвращению к геополитической роли прежнего Великого княжества Московского. Уже сегодня Россия не в состоянии играть роль мировой державы, завтра будет вынуждена согласиться с утратой роли региональной державы. В целом демография дает плохое предсказание для всей Европы. Это результат перемен в поведении после двух войн, которые открыли дорогу левацкому нигилизму, секуляризации и декадентскому гедонизму. Наступающее столетие будет для Европы большим, говоря корпоративным языком, стресс-тестом. Уже в перспективе десятилетия можно ожидать в Германии, во Франции, в Великобритании и Скандинавии серии протестов, образующих что-то вроде исламского восстания. Представляется сомнительным, что существующие сегодня европейские правительства смогут найти в себе достаточно воли и силы духа, чтобы решительно выступить против желаний «зеленых человечков» (в этом случае имею в виду зеленые знамена Пророка), тем более что эти желания будут умело дозированы, чтобы не пугать общественного мнения, жаждущего спасения святого покоя. Процесс «переселения народов», который в намерениях идеологов европеизма, должен был играть позитивную роль, разбивая единство традиционных наций и позволяя выплавить из них «европейскую идентичность», в сущности скорее провоцирует возвращение к средневековой раздробленности, прежде всего не на территориальные государствьица. Как в период распада Римской империи на том же самом пространстве будут сосуществовать, необязательно мирно, квазигосударственные организмы, руководствующиеся разными ценностями, правами и создавшие для себя разные варианты государственного устройства.
Я лично считаю, что очагом бунта, который придаст распаду динамику, станет отказ от так называемого договора поколений или распад социального обеспечения. Потомки имигрантов просто заявят, когда почувствуют себя для этого достаточно сильными, что не обязаны содержать белых стариков, которые не хотели иметь детей и руководствовались в жизни исключительно угождением себе и удовольствиями, а сейчас желают паразитировать на богобоязненном народе. С этим наверняка согласиться, но без религиозно-этнической подкладки, и белая молодёжь, лишенная в вянущей системе «велфер-стэйт» надежды на зажиточную жизнь. Неминуемость социальных конфликтов следует из невозможности подчинения себе больших глобальных корпораций существующими сегодня слабеющими, а не укрепляющимися, государственными структурами и международными организациями. Европейский Союз является доказательством того, что надгосударственное соглашение ни к чему не может принудить эти беспрецедентные в истории образования, напротив сам становится покорным орудием в их руках, усиливая де факто силу менеджеров. Проблема заключается в том, что корпорации в силу своей природы не в состоянии проводить какой-либо ответственной политики в любой области. Они возникли для того, чтобы генерировать и максимизировать прибыль и ни к чему иному не способны. Во имя максимизации прибыли они производят опустошения в государствах, в которых действуют, и придают непобедимую силу олигархичекским тенденциям. Однако сущестует граница этой свободы, которой они сейчас пользуются, и вскоре она будет достигнута - ей является уничтожение собственных «мест обитания», угрожающее дальнейшему существованию самих корпораций. Этот момент будет сопособствовать разработке надгосударственными экономическими организмами какой-то стратегии управления обществом, заменяющей слабые национальные правительства. Это парадоксально может привести к серьезной смене Западом курса в сторону традиции, вплоть до какого-нибудь неовикторианства. Потому что только таким способом корпорации могут спасти свои доходы и существование.
Для Польши эта ситуация будет иметь существенное значение - я вижу в этом третий наиважнейший фактор, определяющий наше будущее на сто лет. Итак, демография наша выглядит также плохо и даже хуже, чем на Западе, но в значительной степени это происходит из-за экономической эмиграции. В тех местах, где поляки получают чувство жизненной безопасности, они принадлежат к наиболее детолюбивым нациям сразу за мусульманами. Упоминавшиеся выше процессы не будут способствовать размыванию эмиграционных поколений в народы, среди которых находятся. Миллионы поляков в Европе станут для Польши ценным капиталом. С одной стороны, следствием массовой эмиграции начала XXI века станет «европеизация» значительной их части, а с другой - «полонизация» стран Запада. Во время, когда проживание на Западе перестанет связываться с высокими вознаграждениями и услугами, а начнет связываться с неуверенностью и опасностью этнических конфликтов, значительная часть этой эмиграции наверняка захочет вернуться и найти себе место на старой родине, которой - парадоксально - окажется лучше от существующего сейчас отставания, приводящего к тому, что относительно немного имигрантов, особенно из мусульманской цивилизации, не поддающихся ассимиляции, хотят осесть у нас.
Из всего выше сказанного, следует, что наше будущее, вопреки повсеместному убеждению, лежит на Востоке, а не на Западе. Все, что мы можем взять на западе, возьмем в течение ближайших нескольких, максимум 20, лет. Потом принадлежность к немецкой сфере влияния будет связана исключительно с потерями - культурная колонизация польских, особенно западных, земель, дренаж ресурсов западными корпрорациями. Это создаст напряжение аналогичное тому, что на Западе, а там, где есть напряженность, появляются лозунги и эмоции, забытые во времена благополучия. В нашем случае, в силу «памяти материала» это будут патриотические эмоции. Потому что иных нарративов («пансвинизм» не является нарративом, но лишь непроизвольным рефлексом), поляки попросту не имеют.
Во время повсеместного убеждения, что Европа нас кормит, одевает, цивилизует и всегда права, может это трудно себе представить, но объективные причины обрекают будущие поколения на бунт против Запада, особенно против Германии, вынужденной к реализации намерения «создания из поляков ценного элемента будущего немецкого общества» (так забавно складывается, что обращаюсь к цитате из Адольфа Гитлера времен, когда он считал Польшу союзником в будущей войне, но в таком понимании он был неодинок). Этот бунт наверняка совпадет по времени с внутренними беспорядками в западной части континента и если все пойдет хорошо, то вся Польша может повторить дорогу, которую в XIX веке прошла Великопольша - усиленная борьбой против немецкого доминирования в конечном счете от него освободилась.
А очевидным последствием этого должно стать сближение с кем-нибудь из восточных соседей. И здесь только от будущих политиков зависит, по какому пути они поведут не только Польшу, но и весь регион. Или дойдет до ягеллоновского сближения, усиленного антинемецким бунтом, Польши с Украиной и Беларусью, или до беспрецендентного сближения Варшавы с Москвой. Многое завист от того, каким способом и когда Россия освободится от путинизма. Чем позднее это наступит и чем будет менее радикакльным по характеру, тем Россия будет более слабой и разбитой.
Однако в обоих случаях, мне кажется, что польская стихия в создающеся союзе - а в перспективе ста лет можно даже говорить о государственном организме - будет постепенно занимать доминирующие позиции. Если нашими партнерами будут Украина и Беларусь (при этом благодаря правлению Лукашенки, несмотря на оценки его отношения к правам человека, та вторая может внести больший вклад), то сила синергии наших стран может создать критическую массу, которая увлечет за собой европейскую часть России (на удержание Москвой ее азиатских частей я не вижу шансов). Если Россия установит союз с Польшей, то постепенно войдут в этот союз страны, лежащие между Москвой и Варшавой.
Таким образом, XXI век реализует мечтания консерваторов XIX века, те, которые обратили в руины ноябрьское и январское восстания, о польско-русской державе, уравновешивающей западную часть континента. Я не пишу «империя», поскольку она будет создана не столько силой «асиметричных» войн, сколько ловкостью, предприимчивостью и комбинированием торговцев и бизнесменов - а в этой конкуренции нам нечего стыдиться.
Было бы интересно посмотреть на эту будущую Речь Посполитую Многих Народов в действии. Перенестись в Москву или Киев, где польская речь будет переплетаться с местными языками, слышаться на улицах и медиях наверняка чаще, чем китайский, турецкий или характерный индусский английский, не говоря об испанском или интернациональном английском, но и в сильно ориентализированную Варшаву, насыщенной в равной степени культурой и ментальностью Востока, так как старая сарматская культура. И так же как она, наполненная свободой на грани с анархией (тем большей, чем дальше от столиц), несгибаемое стремление к которой во времена неотвратимой, вызванной технологической революцией, децентрализации, принесет нам явное преимущество. Наконец, я считаю, что если были бы возможны путешествия во времени, то наши предки из времен Самуила Лаща или Веспасиана Коховского, несмотря на технологический шок, освоились бы в ней легче, чем мы. Однако у нас есть еще сто лет, чтобы освоиться с этими переменами.