(о поездке в Бетлицу 21.11.09)
Восьмой вид
Количество детских домов в России за последние двадцать лет увеличилось более чем в три раза, при сокращающейся численности населения страны. Хуже ситуация была лишь после революции и второй мировой войны, когда нужно было решать проблему беспризорников. Цифры, которые можно найти в статистических данных не отражают главного - проблемы детских домов в целом остаются вне поля зрения государства. Поддержка и упорство отдельных организаций и волонтеров не заменят эффективного управления в социальной сфере. Но частная инициатива - это реальные дела и та самая модернизация будущего нации, сделанная собственными руками.
***
Суббота, почти шесть часов утра. Садовое кольцо будят первые троллейбусы и последние представители клубной жизни. Новый день начинается с мелкого дождя, который будет идти весь день. Мы грузим объемные тюки и коробки в «Газель», которую нужно отправить как можно раньше, чтобы она преодолела четыреста километров не самой лучшей дороги. Хотя бы к обеду. А там уже подъедем мы. Наша цель - «специальная школа-интернат для детей с ограниченными возможностями здоровья восьмого вида», затерявшаяся в Калужской области. «Восьмой вид» нас поражает больше, чем четыре сотни километров до детского дома. Как и последний волонтер, девушка, которая подъезжает к самому отлету, чтобы передать заботливо собранные вещи. Мы отпускаем Севу, невозмутимого и быстрого, как Фернандо Алонсо, водителя и будим друг друга монологами. Получается не очень. Звонит телефон, и наш координатор, хрупкая и замерзшая Саша случайно включает громкую связь.
- Дорога там точно полная ж…?
В коротком и утвердительном ответе просыпаются все.
Сладкая жизнь
Никто даже не думал взять с собой термос. А он бы не помешал. Мегаполис развращает его жителей тысячей возможностей «кофе на вынос». Но рано утром город латте и капуччино в стаканчиках все-таки спит. Пока мы выбираемся в неплотном потоке самых практичных дачников, я успеваю понять холодное спокойствие моих собеседников, у которых не будет такого долгожданного по-московски уик-энда.
Саша и Марина едут в Бетлицу не первый раз. Такие вояжи планируются заранее, организация и контроль - залог успеха любого доброго дела. А начиналось все с шоколада.
Более года назад в предпраздничной запарке рекламное агентство Саши получило от кондитерской фабрики перевыполнение заказа и десяти сотрудникам предстояло съесть двадцать килограммов конфет с логотипом известного телеканала. Школы бросали трубки при фразе «на новый год», детские сады требовали сертификат качества продуктов питания, а один интернат похвастался, что у них все есть, даже джакузи. Через триста с лишним километров звонков директор в Бетлице откликнулась с надеждой - «А привезете?». Сто четыре ребенка встретили новый год со сладкими подарками.
Живая помощь
Многие из моих сетевых знакомых девиртуализировались в жизни настолько, что мы уже почти не помним, как познакомились. Просто знаем, что мы можем рассчитывать друг на друга в любой момент. Нехватка времени у каждого превратилась в вирус страшнее известного гриппа, но заразить друг друга долгой паузой в общении мы не можем. Спасает живой журнал (ЖЖ). Через него я и познакомился с теми, кто включил в свое сверхплотное расписание дел такие поездки.
В отличие от спасения тонущего, когда отсутствие откликов на крик «Спасите!» означает трагедию, призывы о помощи через Livejournal могут оставаться без ответа. События будут развиваться в нужном русле. Эта помощь не публична, про нее не издают глянцевых журналов. Каждая запись находит тех, кто откликнется или передаст информацию другому. Чем больше круг, тем больше шансов найти нужное. В который раз убеждаемся - работает. Уже не раз интернет-сообщества собирали в короткие сроки деньги на операции, лекарства, находили способных помочь детским домам и домам престарелых и просто тем, кто начинает запись «Помогите. Нужен перепост». Благотворительность можно сравнить с биатлонистом, перед которым одна, нескончаемая мишень. Каждый день - новые просьбы-цели. Из положения лежа, из положения стоя, в плохую погоду и с сознанием, что ты не будешь на подиуме. Только далекий финиш, перед которым ты сделаешь много неточных выстрелов.
Для Бетлицы с каждым разом вещей собирается все больше. У некоторых возникает естественный вопрос, а можно ли сделать что-то еще. Можно. Всегда.
Когда мы приехали туда в первый раз - были в шоке! - рассказывает Саша. - Мы купили им большой-пребольшой телевизор. Вы не представляете радость детей, которые его увидели! Туда надо было доехать, чтобы понять масштаб... У них, представляете, в доме нет горячей воды. Мыться они ходят в баню, раз в неделю. Дети - раз в неделю! Там объявление висит - группа номер такая-то, расписание, умываются в прачечной. Там где белье стирают. Что им действительно нужно стало ясно потом. Какой там телевизор...
Я вспоминаю поездки в другие детские дома и схожесть ощущений. Кто-то нам в свое время передал пару-тройку Playstation. Мы их быстро выменяли на мыло и шампуни. Правда, до этого пришлось почувствовать себя Шуриками, попавшими в средневековье. Зато я теперь начинаю понимать смысл спутниковых тарелок на черных калужских избах, которые нам попадаются по дороге. Спутник - спутником, а туалет до сих пор на природе. И воды горячей нет.
Зло, водка и ангелы
Дорогу к Бетлице недавно бомбили. Такое уж ощущение. И правильно делают, меньше москвичей будет здесь ездить. А те, кто ездят - все по делу. Даже ГИБДД, останавливающее за превышение скорости на 16 км/ч, понимает, что ты тут не развлекаться. Поэтому протокол составляет разумно торопясь, попутно указывая как лучше объехать еще не замерзшие кратеры на остатках асфальта.
Пасмурно, дождливо. Это днем деревни с почерневшими кривыми избами еще кажутся живыми. А вечером - как мы узнали на обратном пути - живых окон нет, все темно и печально. Триста километров от столицы. Зато дорожные знаки новые, блестят светоотражающей краской в свете фар. Но привычный ход мысли соотечественника не изменить. Он не радуется за дорожников, а ругает безымянных чиновников, заработавших свою долю на установке знаков там, где ездят по машине в час. И на дорожной разметке, положенной прямо поверх колдобин. Хотя, надо сказать, названия стоят того, чтобы их запечатлели в алюминии и лаке. Примерный. Барсуки. Большие Желтоухи. Семичастные Хутора. Хотожа. Зловодка.
Последнее название - символ российской деревни. По большей части мертвой.
Ругая власть за качественные знаки, мы приехали в Киров. Киров-мини (большой в тысячах километров на восток) хмуро смотрит в небо ржавым истребителем и бетонным дровосеком у въезда на градообразующий завод. Дровосек грозит рукой золотому куполу на другой стороне красивого озера. Ни один ни второй пока не в силах оживить провинциальный город.
Истратив четырнадцать рублей на булку размером с сомбреро (сладкая сдоба и настоящая сахарная пудра - столице только мечтать), ждем коллег, жалеющих свое транспортное средство. Оператор Алексей выпрашивает у меня фотоаппарат и идет фотографировать задворки . Единственный ресторан без названия, находящийся в единственной гостинице без имени покормил весьма съедобным обедом за 526 рублей на четверых. Компанию столичным гостям составили работники областного ГИБДД - местные по ресторанам не ходят.
До детского дома рукой подать. На центральной площади встречаем девушек-ангелов с белыми крыльями, раздающих рекламу мобильного оператора. Провинциальные города - масштабные акции. Сотовая связь спустилась с неба. Без участия неба в провинции тяжело.
Бетлица
Есть стандартный рекламный ход в визуальной рекламе: когда вы говорите про что-то плохое - показываете кадры в серых тонах, людей в неброской одежде, лица без косметики. Появляется чудо-средство, и кадры преображаются - задний план светлый, одежда яркая, лица в улыбках. Увидите рекламу какого-нибудь чудокефира - обратите внимание. Когда мы въезжали во двор детского дома, вышло солнце. Здание, которое к пятидесятилетию (27 ноября) отремонтируют частично и без участия государственных средств, нельзя показывать в серых тонах. Иначе не будет чудес. А они случаются.
В кабинете тоже серо. Поэтому пока дети постарше разгружают «Газель», мы принимаем солнечные ванны вместе с заместителем директора по воспитательной работе. Валентина Викторовна, командир и родитель для всех детей сразу, работает здесь с 1978 года. Напоминания о том, что сейчас начало двадцать первого века, в детском доме надо поискать. Местность вокруг тоже не сильно поменялась.
- Мы сейчас очень готовимся к юбилею! - говорит заместитель директора. - У нас будет концерт, приедет администрация, воспитанники… Некоторые уже дедушками стали. Будет праздник, ну угощение еще немножко…
- Администрация помогает к празднику? - спрашиваю.
- Какой там! Они только перед выборами приходили, дом показывали журналистам. Они этот, как его… тендер объявили на замену электричества у нас. Девятьсот семьдесят тысяч, а конкурс - кто меньше даст. Отдали какому-то ИЧП, он согласился на триста. Мы этих, как их… гастрабайтеров учили, что и как делать. У нас электрик свой есть. Они фазу знают и как провода тянуть. И все. Мы их спрашиваем, как зовут - а они не понимают. Ну мы им дали имена - Алик там, Эдик. Сделали с горем пополам.
Мы идем по коридорам, которые красят свежей масляной краской. Такой в Москве в спальных районах красят бордюры - запах такой, что невозможно дышать. А здесь живут дети. Сто четыре ребенка возраста от трех до восемнадцати лет. Некоторые без взрослых неспособны делать ничего. Валентина Викторовна продолжает:
- Недавно благотворительный фонд выделил деньги, мы делаем душевые кабины, девять штук, надеемся, что поставим бойлеры и будет горячая вода. Для мальчиков, для маленьких и для девчонок. Мыться сможем чаще.
Волонтерам каждый раз проводят небольшую экскурсию - показать что изменилось. В пластиковых коробах - свежая проводка. Комиссия приняла результаты труда Алика и Эдика.
- Вы не знаете, почему теперь автоматы снаружи стены, а не внутри спрятаны, как раньше? - спрашивает замдиректора. - Так можно, точно?
В здании очень чисто, но запах и цвет стен удручают. В детском доме грипп. Заболевших детей пытаются уложить, чтобы не бегали, но удается не очень - воспитателей и учителей не хватает. Да и разве удержишь ребенка на месте. На первом этаже висят рисованные плакаты «ГРИПП - будь готов!». Лист ватмана, трафарет, гуашь. Правила гигиены - мойте руки и лицо. Горячей воды все еще нет.
- У вас точно ГРИПП? - спрашиваю.
- Конечно, нам врачи сами сказали. А что? - удивляется Валентина Викторовна. Волонтеры тревожно переглядываются.
- В Москве ГРИПП ставить нельзя, только ОРВИ. И за такой плакат бы отчитали.
Саша и Марина шепчут, что пора начинать. Болеть никому не хочется.
Свои
Мы идем в спортзал, там для ребят мы пробуем организовать что-то вроде спектакля. У нас есть волшебная мантия, краски, бумага, но нет сценария. Компенсируем недостаток подарками. Воспитатели усаживаются на лавки, ребята разбредаются по разным углам. Сдвигаем теннисные столы, чтобы можно было лепить, рисовать и вырезать. Количество желающих помочь - огромное.
Саша просит взять на себя мальчиков, сама бежит к девчонкам. Я выхожу и громко рассказываю, что спектакль это скучно для таких серьезных людей, как они. Мы сразу же устроим конкурс с призами. Делаем самолеты, раскрашиваем, устраиваем полеты. У кого улетел дальше всех - тот победитель. Нехитрое задание. Фотограф Николай достает огромный фотоаппарат, переманивая взрослых детей на сторону высоких технологий. Скоро Ник взмокнет от количества портретов за один час, но будет продолжать делать свое дело.
Около стола для настолько тенниса собирается человек десять из восьмидесяти, что пришли. Кажется нет только тех, кого удалось привязать к койке. Я делаю самолет. Со мной пятнадцать человек. Рисую на самолете акулу. Уже двадцать, но нужны кардинальные меры. Прошу красный карандаш и рисую кровь на зубах акулы. Тридцать - ребята улыбаются. Только группа в спартаковских шарфах, считающая себя крутыми, сидит в стороне, с презрением смотря на наше действо. Через 10 минут они молча исчезнут из зала.
Саша с Мариной командуют за другим столом, я стараюсь им не мешать:
- Ребята, как только командую «От винта», запускаете самолеты. Вон туда. Стараемся, чтобы не врезались в девочек. Прицеливайтесь в меня, я хорошая мишень.
Девочки делают из бумаги розы и тюльпаны. Тихая, творческая и очень ответственная работа. Чьи-то самолеты уже в воздухе, беготня, шум. Процесс пошел. Первое занятие пролетает за десять минут. Каждый получает что-то, что хотя бы раз вызывает улыбку. Мы срываем голоса, но нас уже слушают гораздо внимательнее. Час. Два. Три. Мы - свои.
Не задержаться
От праздника дети не устают. Просто заканчиваются эмоции. Фотоаппарат - герой вечера, каждый хочет попробовать снять себя и друзей, воспитателя, которую многие называют мамой. Если его разобьют - не жалко. Будет жалко, если кто-то не успеет нажать на кнопку, а потом увидеть себя на маленьком экране. У меня есть помощники, которые следят за сохранностью техники и чтобы никто ничего не украл. Такое тоже возможно, меня часто предупреждают сами воспитанники. Воруют, по словам ребят, те, кому 10-13 лет. Дети постарше уже прошли через это. Но уверенности, что это навсегда, нет.
Мы присаживаемся с ребятами постарше, поговорить. Они задают мне удивительно взрослые вопросы, которых здесь не ожидаешь. Это коррекционный детский дом. Но, кажется, я забыл, как сюда попадают. Сирота, родителей нет. Не можешь назвать своего отчества перед врачебной комиссией? В КДД. Там разберутся, в чем ты задержался.
Я спрашиваю, сколько каждому лет. Каждый привирает парочку - им так хочется быть взрослыми. Потому, что тогда закончится детский дом. Потому, что тогда можно будет не оглядываться, выходя за ворота. Но их здесь держат не совсем не ворота - воспитатели, которых они уважают и возраст, который они старательно прячут.
Леха - один из тех, кто для остальных воспитанников является авторитетом. Ему достаточно посмотреть на других и они откладывают свой вопрос на потом. Он сам знает, когда перейти «на ты». Но его уважение искреннее и находится за пределами личных местоимений. Но даже ему тяжело спросить взрослого дядю напрямую.
- Лех, а ты потом вот куда? - говорю почти на их языке.
- В шоферы... А, может, еще плотником пойду. Тут нас учат, мы делаем полки. Лавки тоже. В Тарусе знакомые есть. Может, помогут.
Очень хочется, чтобы помогли.
Праздник тихо перешел в общение один на один. Ребята сами предлагают, что делать. Мы говорим со Светланой Анатольевной, преподавателем, к кому стояла очередь из ребят, чтобы сфотографироваться. К человеку, которого они видят каждый день.
- Вы приезжайте к нам в летний лагерь, под Калугой. В июне. Там костры, палатки. Дети там становятся другими. Они могут многое, вы увидите. Мы ведь очень часто выигрываем региональные конкурсы рисунка. У нас куча дипломов, призов. Нас даже один раз почти наградили поездкой для детей на юг…
- Как это, почти? - удивляюсь я.
- Ну, вручили путевки… Мы собирались, ждали. А автобус, который обещали, так и не приехал.
Соображаю, что кто-то маленький держит меня за руку уже несколько минут. Глаза говорят больше, чем слова.
Мобильник первому встречному
Уже почти стемнело, мы собираемся уезжать. Весь зал в акварели, но кто-то из воспитанников уже трет пол тряпкой, кто-то веником подметает самолеты и неудавшиеся тюльпаны. Здесь не надо просить что-то сделать, ребята отлично умеют распределять обязанности. Воспитатели собирают всех вместе.
- Дети, вы понимаете, кто к вам сегодня приезжал? - торжественно декларирует Валентина Викторовна.
- Из Москвыыыыыы, - кричат дети
- Вы узнали кого-то из наших гостей? Как их зовут?
Дети тыкают пальцами в Сашу, Марину. Запомнить тех, кто приезжает к ним раз в полгода -особенно ценно для тех, кто забывает как зовут своего учителя. Мы толкаем маленькие торжественные речи. Мне хочется поблагодарить каждого, но я остаюсь слишком взрослым. Меня научили делать маленькую бумажную машинку, в которые мы играли в школе. Я искренне рад, подбираю слова. Саша толкает меня локтем в бок, чтобы я закруглялся.
Выезжаем из Бетлицы.
- … вот и ответ на вопрос, можешь ли ты отдать свой мобильник первому встречному…, - бормочет коллега.
- Что? - спрашиваю я.
Я вижу, что в у него в руках старенький эрикссон. Леха пытается разобраться в кнопках, что к чему.
- Поменялись с тезкой, отдал ему свою нокию, - говорит оператор.
Мы едем домой молча. Выговорились.
Сверхпроводники
В начале 1920-х годов Россию захлестнула большая проблема - огромное количество беспризорных детей. Революция, голод. Порядок был восстановлен, цена этому известна. Потом была война и многое повторилось. За последние двадцать лет число детских домов выросло более, чем в три раза. Их около тысячи восьмисот. В начале 2007 г. в России насчитывалось более 700 тысяч детей-сирот (2,8% всех детей страны). Сайты, о которых мы узнаем из социальной рекламы по центральному телевидению, не содержат информации даже за 2008 год. Есть, что скрывать?
По данным Генпрокуратуры РФ только 10% выпускников Российских государственных детских домов и интернатов адаптируются к жизни, 40 % совершают преступления, еще 40 % выпускников становятся алкоголиками и наркоманами, 10 % кончают жизнь самоубийством. По данным Министерства образования РФ, за последние 15 лет 90 тысяч из них не были обеспечены положенным по закону жильем. А каждый пятый, получивший это жилье, потерял его в результате мошенничества или участия третьих лиц. Стоит ли удивляться тому, что на пятидесятилетний юбилей детского дома в Бетлице не ожидают наплыва своих бывших воспитанников. А это очень важный момент. Очень.
Одна из ключевых болезней современной России - потеря чувства ответственности. За свое здоровье, на которое ты чихаешь, продолжая курить, употребляя алкоголь и не занимаясь спортом. За работу, которую ты делаешь, называя ее временной, ненавидя и считая, что тебе должны. За город, в котором ты живешь, бросая мусор и не выступая против того, что с ним делают при твоем безмолвствии. За страну, которой ты руководишь.
Когда мы спросили учителей и воспитателей, что они считают своей главной задачей, они ответили просто и правильно - заботиться о каждом ребенке, который рядом с ними. Ответственность каждого - рядом с ним. Самая большая ответственность тех, кто, будто на передовой, занимается детьми - в тех, кто спешит покинуть детский дом и ворваться в жизнь, которая кажется им лучшей и другой. Чьей социализацией по большому счету никто серьезно не занимается.
Странное слово из словаря, которое никак не привязывается к общественному языку. Про валоризацию и модернизацию говорят на каждом углу, а про социализацию мы не слышим. Новый век уже успел внедрить свойственный времени термин - киберсоциализация, адаптация детей к жизни через интернет, но проблем меньше не стало. Понимают это и в сотнях детдомов. Но реальных инструментов у них в руках немного. Это в зоопарке компания может взять на попечение манула или зебру. А с бывшим воспитанником детского дома сложно поддерживать даже телефонную связь.
Мы достойны той страны, в которой живем. Действительности, которую в лучшем случае поливаем потоком известных слов, мало что предпринимая. Как говорил Е. Баратынский - "плодим в полемике журнальной давно уж ведомое всем". Предпринимать - очень правильное слово и очень ответственное занятие. Не делать бизнес, деля попадающие к тебе крошки нефтяного пирога, а предпринимать.
Что предпринять учителям и воспитателям? Мальчики и девочки семи лет завтра будут рядом с ними. Те, кому десять - завтра, одиннадцатилетние, тоже будут рядом. Им будут помогать, этот процесс набирает обороты, мы видим его изнутри. Вот только те, кто завтра уйдут из их детского дома - поделятся в страшных пропорциях, обновив, но не изменив статистику. Десятки тысяч тех ежемесячно. Пока они маленькие, им можно привезти телевизор, игрушки и одежду, а дальше - интерпретационный вакуум.
Слово «дети» в недавнем послании президента федеральному собранию прозвучало один раз. Рядом с понятным тезисом про здоровье, в двух абзацах от сверхпроводников. Ничего «сверх» в случае детей не требуется. Это может проверить каждый. А вот изменить статистику без участия государства - невозможно.
Илья Полесский
фото - Николай Григорьев (nickydegree)