Колоколенка. Вторая часть
Приказ неожиданно пришел. Рота даже учебу не закончила. Если план во внимание брать. Только немцу планы наши безразличны. У него их своих полный мешок… Вот и пришло решение - выпускать досрочно. Да экзаменами считать успешное выполнение задание боевого.
На том и порешили. Побегали, посуетились, ротный старшину вызвал, список вручил, и на склад отправил. Шоколад получать, да концентраты всяческие. Выбрал старшина бойцов покрепче с пяток, взяли плащ-палатки, чтобы заместо мешков пользовать, да пошли на склад. А что там идти? Две версты, да и те налегке. Вот назад хуже будет. Но то когда будет?
Идет старшина, да думу все думает. А снежок под пятками скрипит мирно так…
- Товарищ старшина!
Этого его рядовой Вакуленчук из-за спины спросить о чем-то хочет.
- Да, Коль? - когда начальства рядом нету, старшина и по имени бойца назвать может. Он же Коли этого младше на пару лет будет. К чему гонор лишний раз показывать, когда причины даже мельчайшей нет?
- А убивать страшно?
Идет рядовой, человек-гора. Такому и винтовки не надо - голыми руками десяток передушит….
- Честно если? - старшина задумывается. - Не страшно. Умирать самому в разы страшнее. Хотя…
- Не томите, товарищ старшина! - рядовой торопит.
- Умирать по-глупому страшно. А ради цели какой важной - так милое дело. Хоть и не хочется. А вообще, товарищ рядовой, твое дело не за Родину помереть геройски, а так сделать, чтобы враг твой за свою Родину помер. Притом, как можно быстрее. Нам особой разницы нету. Лишь бы землю родную не топтал…
На складе их неприветливо встретили. Бегает цельный майор по складу, орет матом благим. Ни про какие пайки и знать не хочет…
Пока не ухватил его старшина Адаменко за портупею желтой кожи, да не попросил задушевно:
- Товарищ майор, нам на боевой идти не сегодня - завтра, а Вы нас тут мариновать вздумали.
Замолчал майор. По иному на рожу старшинскую поглядел. Оценивающе да понимающе.
- Откуда такой будешь, расписной?
- Из Финляндии буду, из-под реки Перовки.
- Наслышан, как же… - а сам бекеши край отворачивает, а там знак приметный - всадник под стягом красным по степи мчится. - а я с Баян-Цагана буду. С Халхын - Гола.
- Тоже место известное! - старшина соглашается.
- А начальник наш, чуть ли не из-под Мадрида прибыл… - майор говорит. - И вообще, давай, старшина, бумаги свои, да пошли получать, что по спискам там значится….
Не отправили никого в день тот на задание боевое. Все с пониманием отнеслись. Это мы, наверное, просто врага в заблуждение вводим. Дезинформацией действие сие называется. Поворчали да и забыли…
А к вечеру комиссар бригады прибежал. Запыханный весь, да взволнованный. Ротному на ухо шепнул чего-то. Старлей лицом белый стал. А потом и красный. Бойцы сразу поняли - будет чего-то.
Но, ротный тайны делать не стал, из слов-то, комиссарских. Роту построил, да и говорит, поверх голов глядючи:
- Утром САМ приезжает. Не подведите!
Да как тут подвести, товарищ командир?! В своем уме ли?! Если часть их сам Иосиф Виссарионович посетить решил, то никакого беспорядку и следу не будет. Все в лучшем виде оформим.
Распустил старший лейтенант роту, дал сроку два часа. На приведение внешнего вида, нынче ободранного да потертого, до положенного Уставом.
Бойцы форму подшивают да бляхи драют, друг на друга ревниво поглядывая. Каждому хочется ярче всех блеснуть. Перед Главнокомандующим-то, Верховным….
Ротный сроку два часа дал, а комполка - цельных пять. Под вечер самый только снова всех на плац вывели. Часам к восьми.
Поземка мелкая крупу гонит. Холодно. Стоят коробки. Немного их. Всего-то, два полка, а в полку - три роты да взвод пулеметный. Вот и сами считайте, сколько на круг выходит.
Только САМ не приехал. Дела, наверное, в Кремле задержали. Немца от столицы гнать начнем скоро, вот и нельзя со штурвала руку ни на миг.
Зато другой гость был. В пенсне. И в папахе, а не в шляпе по причине холода. Поглядел на бойцов одобрительно. Командирам руки пожал. Удачи в бою пожелал да и уехал.
- А это кто был? - старшину в спину Коля Вакуленчук толкает. - Неужто…
- Он самый, товарищ рядовой! - Адаменко в ответ шепчет не оборачиваясь. - Нарком Дел Внутренних. Берия Лаврентий Палыч. Бригада ведь наша, отдельная мотострелковая, ему подчиняется непосредственно!
- Разговоры в строю! - оборвал Крупенников-лейтенант разговор весь.
Гостя высокого проводил полковник, да перед бригадой стал. И речь начал.
- Ну, что, орлы вы мои, да соколы! Не подведете командира своего?! Не опозорите?
- Никак нет! - ревет бригада вся как один человек. - Не подведем!
- Вот и молодцы! - вскинул полковник руку в папахе и командует: - Командиры подразделений, ко мне!
Мелко корпус вибрирует. Лопасти винтов воздух рубят, тянут самолет перегруженный все дальше и дальше. Вот, двумя линиями огней линия фронта позади осталась. Подивился еще старшина, как близко фрицы к столице подошли. Ну, это временно! С силами соберемся, да по шее надаем. А там и до Рейхстага недалеко будет. Или как там у них главный дом называется. Немецко-фашистский…
Наконец, пробежал по фюзеляжу тесному, ребрами шпангоутов торчащему, командир, за выброску ответственный. Всем встать скомандовал, да карабинчиком за проволоку на потолке пристегнуться.
Встали, защелкнулись. Старшина, как легкий самый, замыкающим шел. Ему инструктор ломик-монтировку еще на земле вручить хотел. Будешь, мол, несознательных бойцов от рампы отдирать. Повертел Адаменко монтировку ту, да отказался вежливо, в уголок положив. За бойцов, мол, своих уверен. Сознательные они. Сами прыгать будут.
Стоят бойцы кучкой тесной, по сторонам поглядывая. Сами в сознательность свою, особо не веря.
Вот только кто бы сам того старшину в спину толкнул, чтобы вперед шагнуть, в пустоту черную, кое-где лишь проблесками звезд светящуюся… Страшно ведь. Второй прыжок всего. Одно спасает, не ТБ-3 это, на котором на плоскость лезть надо, чтобы вниз сигануть, а простой советский «Дуглас» С-47. Он же Ли-2 по маркировке нашей. Выход широкий, можно «трамвай» не сооружать.
Лампочка загорелась. С хрипом надсадным люк отворился. Ветром ледяным шибануло словно саблей рубануло…. Раз-два. И вниз пошли красноармейцы один за другим, друг друга криком подбадривая…
Вот и его очередь пришла. Оттолкнулся Адаменко от рампы, да прыгнул земле ночной навстречу. Раскинул руки-ноги старшина, летит. Воздух обжигающий ртом хватает. Еще бы хвост сзади - вылитый кот был бы, с дерева сорвавшийся….
Только нету хвоста у замкомвзвода Адаменко. А вот фал, что «медузу» вытягивает - в наличии имеется. Хлопнуло за спиной, дернуло, плечи выворачивая, да норовя позвоночник в штаны ватные обрушить. Однако выдержало все, огреха не вышло. Шлепнулся старшина в сугроб прямо. Полотном шелковым чуть не запутало. Но, вылез Адаменко, ранец парашютный отстегнул, да купол собирать начал, да под снег запихивать. Что высадка была - фрицы всяко знать будут. Чай, не слепошарые. Но вот в заблуждение ввести на момент численности десанта отдельного мотострелкового - милое дело будет. Пущай головы поломают, сволота…
Заодно, пусть подумают, как так вышло, что бойцов в поле нет никого, а валенок лежит. Сорвался, паскуда, с ноги старшинской, закрутился в полете, да упал где-то. Так то к лучшему даже. Любому псу нюх отобьет надежнее смеси кайенской.
Запрятал старшина купол парашютный под снег искрящийся, по сторонам огляделся, почуял, что нога-то правая, отмерзать начинает… Помянул словом нехорошим Чемберлена с Деладье, да начал купол откапывать, да шелка белоснежного полосы резать. И заместо валенка приспосабливать. Не побегаешь в одной портянке по сменку русскому, хоть и теплая она, байковая….
Пока ногу обматывал, на него три бойца и вышло, из взвода родного. Вроде целые все, да обмундированию потерь нету. Один только, щеку расцарапал, с елки слезая. Но то мелочи, всякий подтвердит. Особливо, если с Мировой Революцией сравнивать.
А там, пока суд да дело, и остальные собрались. Все двадцать человек по списку. И лейтенант Крупенников персоною собственной. У взводного норову поубавилось чуток. Оно так всегда бывает, если пол-лица до крови стесано. Но глазами зыркает злобно, и команды шипит, сквозь зубы продавливая.
Постояли пару минут, кружком собравшись. Лейтенант фонариком командирским карту подсветил, да в точку ткнул.
- В селе этом, немецкая танко-ремонтная рота стоит. Задача объяснений требует? Вот и пошли тогда…
И пошли, цепочкой растянувшись. Как там Киплинг писал, Редьяр? «Маугли» с «Кимом» который. И «певец империализма» до кучи… «И только пыль-пыль-пыль, из под шагающих сапог.» Так и у нас. Хоть и в валенках все, да и не пыль седая ввысь летит, а снег белый уминается, поскрипывая…
Разнесли мастерскую ту. Подчистую. «На ноль помножили», как Крупенников сказал. А когда, его Мохов-сержант, что отделением вторым командовал, исправить хотел, что нельзя мол, на ноль множить, взводной морду исцарапанную скривил, да и говорит:
- Вам, товарищ сержант, голова дадена не только чтобы шапку носить. А чтобы еще и понимание было в Вашем организме, что препятствий для советского человека нет в принципе. Партия прикажет, не только помножите, но и в степень треугольную возведете!
Осекся Мохов, правоту лейтенантскую признав.
Вот только прижали группу ихнюю. Осерчали немцы за роту потрепанную, да десяток танков взорванных. Ой, сильно осерчали. А что надпись похабную, бойцы на воротах оставили, про Гитлера, свиней, да любовь их грешную - так это уже дело десятое. Да и кто каракули те разобрать сможет, что старшина за пять минут ножиком вырезал?
Третьи сутки группу гонят. Хорошо гонят. По правилам всем. К дорогам жмут, не дают в леса уйти. Да и что в том лесу делать? Кору с деревьев глодать, на манер заячий да и все.
А партизаны как в воду канули. С ними ведь, по плану первоначальному, соединятся должны были. Или с отрядом из своих.
Только нету ни «мстителей лесных», ни отрядов других. Следы есть. Трупы есть. Базы сожженные тоже имеются. А отрядов самих - не найти никак… Слышится, порой, стрельба в глубине где-то…
Светлеют лицами бойцы тогда, да ходу прибавляют. Только не надолго запалу хватает. Запал хорош, когда пробежал на лыжах верст тридцать, да отужинал плотно, а потом еще и выспался сладко на мягком. А когда банку тушенки на десять человек делишь, и спишь под елкой, на лапнике нарубленном, огня не зажигая…
Вот и сдавать начинают бойцы. Все медленнее и медленнее ногами перебирают, да палками лыжными машут.
А тут еще и оттепель началась. Снег к лыжам липнет, они пудовыми кажутся. Валенки насквозь мокрые… Хорошо, напоролись на обоз шальной. Ездовых перестреляли, сапоги с фрицев поснимали, вещмешки банками набили. Да еще старшина на санях одних, под сеном, СВТ заметил, да и с собой прихватил. ППШ, конечно, вещь отличная. Для леса густого да перестрелок посреди села - самое то. Вот только как увидал Адаменко «Светку» - сироту, мимо пройти не сумел. «Бубны» шпагинские товарищам раздал, себе один всего оставив. Так дальше и пошел. «Папаша» поперек груди висит, а «Светка» из-за спины ветки стволом цепляет.
Лейтенант посмотрел на то, глазом своим, недовольным вечно, да и промолчал. То ли сил уже злится не осталось, то ли понял, что не тот человек замкомвзвода, чтобы глупостями заниматься…
Орали из-за спины много чего. На бегу многое не расслышишь. Никто особо тне прислушивался. Только понятно было, что не гансовскою речью леса калужские поганятся. Да то и ладно, пусть орут. Слово не пуля. Пролетит оно, да и улетит. Насмерть не убьет. Сплюнешь, разве что, на сухую, шарахнешь за спину из пистолета, не глядючи, да и дальше побежишь, ноги высоко поднимая….
Старшина уже «Шпагина» выкинул. В распадке каком-то, под лед им булькнув. Только и успел магазин отстегнуть, да лейтенанту кинуть. Поймал Крупенников, оскалился радостно, в приемник подарок старшинский вогнал, затвор взвел… Да и упал на снег мокрый.
- Живой? - старшина к нему кинулся.
- Не дождешься, старшина! - встает взводной, да дальше попер, паром исходя.
Оторвались вроде бы…. На полянке попадали. Пересчитались. С утра пятнадцать было. В обед - тринадцать. А нынче - сам-одинадцать пластом лежат. Хекают.
Нету у пуль немецких понимания, что надо мимо лететь, тела красноармейские огибая. Вот и бьют, сволочи, одного за другим забирая. Обложили по полной. Спасибо, хоть флажков красных не навесили. Как только в засаду с разбегу не влетели до сих пор?
Отдышались бойцы вроде. Взводной на колени стал сперва, потом и на ноги подняться сумел, об березку облокотившись. К старшине поближе подошел. И упал снова.
- Орали они «Куолема, советики», вроде бы. Не немецкий же?
- Не немецкий. - Старшина соглашается. - Финский это. «Смерть вам, советские!» переводится. Если акцент твой московский, лейтенант, убрать немного. Не простили они нам, похоже, года тридцать девятого, да сорокового. Добровольцами идут.
Улыбнулся взводной на слова Адаменковские.
- Какой есть. Не специально ведь. А прости меня, старшина, за наряд тот внеочередной который. Сглупил я.
- Да бывает, что уж тут. - руками Адаменко разводит. - Считай, и не было наряда того, все равно ведь, не успел.
- И хорошо, что не успел. - снова лейтенант улыбается. - А что финны орут - так пусть орут. Может горло простудят, да помрут кашляя.
- А мы, шо, лейтенант, с тобой, плакать по тем подлюкам будемо? - старшина спрашивает.
- Да ни в жисть!
- Ото и верно. Нехай дальше орут….
Окончательно взвод лейтенанта Крупенникова прижали за следующий день. Хорошо прижали. Позади - рота на лыжах скользит, та, что по-фински порой ругается, по флангам - дороги намертво перекрытые. Там немцы пыхтят.
А впереди - поле чистое. Снегом занесенное. За полем - лес дремучий, да болота непроходимые. Самое место для диверсанта, врагами обложенного.
Вот только посреди поля того - колоколенка на холмике. И как уцелела? Вот диво где. При царях - колоколенка, при власти советской - школа. Али клуб для молодежи колхозной. Село спалили, а она уцелела…
Сунулся первым Мохов-сержант на поле то. Да огрызнулась колоколенка огнем прицельным пулеметным. Так сержант в сугроб лицом и посунулся, кровью снег заливая. Красной, да дымящейся.
Это раньше на площадке звонарь колокола за языки дергал, и плыл по окрестностям благовест святой, да набат тревожный…. А нынче, на звоннице, пулемет стоит немецкий. МГ-34, если по звуку судить, и лает, в сторону людей, смертью плюясь. Да расчет лежит, за полем наблюдая…
Дернулся было, лейтенант в лобовую. Осадил его Адаменко.
- Не лезь поперек батьки в пекло, старшой. Сам тут останешься, да ребят погубишь зазря. Все рядом с Димкой ляжем. Тут другим путем идти надобно. Время терпит еще. А помереть - так это завсегда недолго.
Послушался Крупенников, снова прилег. Только ствол автоматный выставил. Начал тут старшина бушлат свой стягивать, от холода поеживаясь. Поверх гимнастерки со свитером маскхалат натянул. Хоть и грязен он, и порван изрядно. На вопрос незаданный сам ответил.
- Выгорит если - занесете. Замерзнуть не успею. А если нет… - призадумался старшина, из-подлобья на Солнышко веселое поглядывая. - то разницы особой не будет. Что в бушлате, что в гимнастерке уходить.
Понял все лейтенант. Гранату последнюю из-за пазухи вынул. Ту, что для себя берег. Фляжку старшине подал. Опростал ее Адаменко. Мать чью-то помянул, «светку» снял, штык отстегнул, за сапог сунул. В довесок к финке с рукоятью наборной.
- Винтарь оставляю. ППШ дайте. Да что ты мне с подсумком суешь, Коля! И одного хватит с лихвой.
Второй раз к фляге заветной приложился старшина. Занюхал сухариком поданным, да пополз гадюкой-змеей.
Смотрит ему вслед лейтенант, а сам то ли молитву читает, то ли шепчет что. Не стал рядовой Вакуленчук приглядываться особо. Да и опасно это. Как выскочат сейчас из-за спины тени белые на лыжах, да как начнут полосовать из «Суоми» своего. А тот, хоть и творение мира капиталистического, но убивает ничуть не хуже ППШ нашего…
То ли морок какой на немцев напал, то ли поиграть решили с русским отчаянным. По старшине первая очередь пошла, когда ему метров тридцать до зоны мертвой оставалось. Да и очередь была, на испуг больше. В метре перед лицом строчкой прошла. А после, за спиной повторили. Осыпало Адаменко крошевом ледяным. Да в пот сразу кинуло. До чего ведь, человек - скотина, оказывается. Жить до последнего хочет.
Вытер старшина лицо запорошенное, да дальше пополз. И метра не одолел, как снова очередь перед глазами прошлась.
Вот и все, товарищ замкомвзвода. Писец вам пришел. Финляндия зимой пощадила, так Русь-матушка не выпустит…
Только вот снова «машингевер» загрохотал. Далеко куда-то. Не по старшине ударил. А тот, долго не думая, подскочил, да побежал. Быстро-быстро. И несло его над кочками всеми, да гололедами как на крыльях. А потом внесло старшину на крыльях тех самых по лесенке спиральной, что колоколенки нутро охватывает…
И огненной шапкой вспыхнул разрыв на звоннице, разнеся в клочья и пулемет, и пулеметчиков.. да обрушивая вниз пылающие куски дерева…
И неслись через поле, спеша в чаще непроходимой укрыться, уцелевшие бойцы н-ского взвода 1 роты 2-го полка Отдельной МотоСтрелковой Бригады Особого Назначения….
И вслед им летели пули вражеские, от бессильной злобы воющие.
И на позиции старой, кровью залитой в последний раз улыбнулся лейтенант Крупенников. Встал во весь рост, который. На секунду долгую расчет отвлекая….
Так получилось, что прадеды мои воевали все. И выжили все. Почти.
Война каждому дала свою судьбу….
Танкисты, пограничники, морпехи, пехотинцы, летчики, кавалеристы…..
Кто-то встретил Войну на Западной границе, кто попал на Нее уже в 42 и 43… А кто начинал еще с Зимней и Халхин-Гола.
Кто-то был «бомбером» у Голованова, кто-то замковзвода в ОМСБОНе. Кто-то из рядовых становился полковником, а кто навсегда внесен в списки в звании «гвардии старшина».
Кто-то погиб под Выборгом, а для кого-то Война закончилась на Дальнем Востоке.
Кто-то защищал Москву, а кто-то брал Берлин.
Кого-то шальной осколок навсегда списал в инвалиды, а кто-то прошел всю Войну без единой царапинки.
Кто-то семь раз горел в танке, а кто-то пробился из Зеленой Брамы. Со штык-ножом и двумя патронами в барабане нагана. Оставленными для себя….
Они были. И только поэтому, сейчас есть мы.
Спасибо им. И вечная память.
Писалось на конкурс рассказа "Москва за нами!" в конце 2011 года.
На том и порешили. Побегали, посуетились, ротный старшину вызвал, список вручил, и на склад отправил. Шоколад получать, да концентраты всяческие. Выбрал старшина бойцов покрепче с пяток, взяли плащ-палатки, чтобы заместо мешков пользовать, да пошли на склад. А что там идти? Две версты, да и те налегке. Вот назад хуже будет. Но то когда будет?
Идет старшина, да думу все думает. А снежок под пятками скрипит мирно так…
- Товарищ старшина!
Этого его рядовой Вакуленчук из-за спины спросить о чем-то хочет.
- Да, Коль? - когда начальства рядом нету, старшина и по имени бойца назвать может. Он же Коли этого младше на пару лет будет. К чему гонор лишний раз показывать, когда причины даже мельчайшей нет?
- А убивать страшно?
Идет рядовой, человек-гора. Такому и винтовки не надо - голыми руками десяток передушит….
- Честно если? - старшина задумывается. - Не страшно. Умирать самому в разы страшнее. Хотя…
- Не томите, товарищ старшина! - рядовой торопит.
- Умирать по-глупому страшно. А ради цели какой важной - так милое дело. Хоть и не хочется. А вообще, товарищ рядовой, твое дело не за Родину помереть геройски, а так сделать, чтобы враг твой за свою Родину помер. Притом, как можно быстрее. Нам особой разницы нету. Лишь бы землю родную не топтал…
На складе их неприветливо встретили. Бегает цельный майор по складу, орет матом благим. Ни про какие пайки и знать не хочет…
Пока не ухватил его старшина Адаменко за портупею желтой кожи, да не попросил задушевно:
- Товарищ майор, нам на боевой идти не сегодня - завтра, а Вы нас тут мариновать вздумали.
Замолчал майор. По иному на рожу старшинскую поглядел. Оценивающе да понимающе.
- Откуда такой будешь, расписной?
- Из Финляндии буду, из-под реки Перовки.
- Наслышан, как же… - а сам бекеши край отворачивает, а там знак приметный - всадник под стягом красным по степи мчится. - а я с Баян-Цагана буду. С Халхын - Гола.
- Тоже место известное! - старшина соглашается.
- А начальник наш, чуть ли не из-под Мадрида прибыл… - майор говорит. - И вообще, давай, старшина, бумаги свои, да пошли получать, что по спискам там значится….
Не отправили никого в день тот на задание боевое. Все с пониманием отнеслись. Это мы, наверное, просто врага в заблуждение вводим. Дезинформацией действие сие называется. Поворчали да и забыли…
А к вечеру комиссар бригады прибежал. Запыханный весь, да взволнованный. Ротному на ухо шепнул чего-то. Старлей лицом белый стал. А потом и красный. Бойцы сразу поняли - будет чего-то.
Но, ротный тайны делать не стал, из слов-то, комиссарских. Роту построил, да и говорит, поверх голов глядючи:
- Утром САМ приезжает. Не подведите!
Да как тут подвести, товарищ командир?! В своем уме ли?! Если часть их сам Иосиф Виссарионович посетить решил, то никакого беспорядку и следу не будет. Все в лучшем виде оформим.
Распустил старший лейтенант роту, дал сроку два часа. На приведение внешнего вида, нынче ободранного да потертого, до положенного Уставом.
Бойцы форму подшивают да бляхи драют, друг на друга ревниво поглядывая. Каждому хочется ярче всех блеснуть. Перед Главнокомандующим-то, Верховным….
Ротный сроку два часа дал, а комполка - цельных пять. Под вечер самый только снова всех на плац вывели. Часам к восьми.
Поземка мелкая крупу гонит. Холодно. Стоят коробки. Немного их. Всего-то, два полка, а в полку - три роты да взвод пулеметный. Вот и сами считайте, сколько на круг выходит.
Только САМ не приехал. Дела, наверное, в Кремле задержали. Немца от столицы гнать начнем скоро, вот и нельзя со штурвала руку ни на миг.
Зато другой гость был. В пенсне. И в папахе, а не в шляпе по причине холода. Поглядел на бойцов одобрительно. Командирам руки пожал. Удачи в бою пожелал да и уехал.
- А это кто был? - старшину в спину Коля Вакуленчук толкает. - Неужто…
- Он самый, товарищ рядовой! - Адаменко в ответ шепчет не оборачиваясь. - Нарком Дел Внутренних. Берия Лаврентий Палыч. Бригада ведь наша, отдельная мотострелковая, ему подчиняется непосредственно!
- Разговоры в строю! - оборвал Крупенников-лейтенант разговор весь.
Гостя высокого проводил полковник, да перед бригадой стал. И речь начал.
- Ну, что, орлы вы мои, да соколы! Не подведете командира своего?! Не опозорите?
- Никак нет! - ревет бригада вся как один человек. - Не подведем!
- Вот и молодцы! - вскинул полковник руку в папахе и командует: - Командиры подразделений, ко мне!
Мелко корпус вибрирует. Лопасти винтов воздух рубят, тянут самолет перегруженный все дальше и дальше. Вот, двумя линиями огней линия фронта позади осталась. Подивился еще старшина, как близко фрицы к столице подошли. Ну, это временно! С силами соберемся, да по шее надаем. А там и до Рейхстага недалеко будет. Или как там у них главный дом называется. Немецко-фашистский…
Наконец, пробежал по фюзеляжу тесному, ребрами шпангоутов торчащему, командир, за выброску ответственный. Всем встать скомандовал, да карабинчиком за проволоку на потолке пристегнуться.
Встали, защелкнулись. Старшина, как легкий самый, замыкающим шел. Ему инструктор ломик-монтировку еще на земле вручить хотел. Будешь, мол, несознательных бойцов от рампы отдирать. Повертел Адаменко монтировку ту, да отказался вежливо, в уголок положив. За бойцов, мол, своих уверен. Сознательные они. Сами прыгать будут.
Стоят бойцы кучкой тесной, по сторонам поглядывая. Сами в сознательность свою, особо не веря.
Вот только кто бы сам того старшину в спину толкнул, чтобы вперед шагнуть, в пустоту черную, кое-где лишь проблесками звезд светящуюся… Страшно ведь. Второй прыжок всего. Одно спасает, не ТБ-3 это, на котором на плоскость лезть надо, чтобы вниз сигануть, а простой советский «Дуглас» С-47. Он же Ли-2 по маркировке нашей. Выход широкий, можно «трамвай» не сооружать.
Лампочка загорелась. С хрипом надсадным люк отворился. Ветром ледяным шибануло словно саблей рубануло…. Раз-два. И вниз пошли красноармейцы один за другим, друг друга криком подбадривая…
Вот и его очередь пришла. Оттолкнулся Адаменко от рампы, да прыгнул земле ночной навстречу. Раскинул руки-ноги старшина, летит. Воздух обжигающий ртом хватает. Еще бы хвост сзади - вылитый кот был бы, с дерева сорвавшийся….
Только нету хвоста у замкомвзвода Адаменко. А вот фал, что «медузу» вытягивает - в наличии имеется. Хлопнуло за спиной, дернуло, плечи выворачивая, да норовя позвоночник в штаны ватные обрушить. Однако выдержало все, огреха не вышло. Шлепнулся старшина в сугроб прямо. Полотном шелковым чуть не запутало. Но, вылез Адаменко, ранец парашютный отстегнул, да купол собирать начал, да под снег запихивать. Что высадка была - фрицы всяко знать будут. Чай, не слепошарые. Но вот в заблуждение ввести на момент численности десанта отдельного мотострелкового - милое дело будет. Пущай головы поломают, сволота…
Заодно, пусть подумают, как так вышло, что бойцов в поле нет никого, а валенок лежит. Сорвался, паскуда, с ноги старшинской, закрутился в полете, да упал где-то. Так то к лучшему даже. Любому псу нюх отобьет надежнее смеси кайенской.
Запрятал старшина купол парашютный под снег искрящийся, по сторонам огляделся, почуял, что нога-то правая, отмерзать начинает… Помянул словом нехорошим Чемберлена с Деладье, да начал купол откапывать, да шелка белоснежного полосы резать. И заместо валенка приспосабливать. Не побегаешь в одной портянке по сменку русскому, хоть и теплая она, байковая….
Пока ногу обматывал, на него три бойца и вышло, из взвода родного. Вроде целые все, да обмундированию потерь нету. Один только, щеку расцарапал, с елки слезая. Но то мелочи, всякий подтвердит. Особливо, если с Мировой Революцией сравнивать.
А там, пока суд да дело, и остальные собрались. Все двадцать человек по списку. И лейтенант Крупенников персоною собственной. У взводного норову поубавилось чуток. Оно так всегда бывает, если пол-лица до крови стесано. Но глазами зыркает злобно, и команды шипит, сквозь зубы продавливая.
Постояли пару минут, кружком собравшись. Лейтенант фонариком командирским карту подсветил, да в точку ткнул.
- В селе этом, немецкая танко-ремонтная рота стоит. Задача объяснений требует? Вот и пошли тогда…
И пошли, цепочкой растянувшись. Как там Киплинг писал, Редьяр? «Маугли» с «Кимом» который. И «певец империализма» до кучи… «И только пыль-пыль-пыль, из под шагающих сапог.» Так и у нас. Хоть и в валенках все, да и не пыль седая ввысь летит, а снег белый уминается, поскрипывая…
Разнесли мастерскую ту. Подчистую. «На ноль помножили», как Крупенников сказал. А когда, его Мохов-сержант, что отделением вторым командовал, исправить хотел, что нельзя мол, на ноль множить, взводной морду исцарапанную скривил, да и говорит:
- Вам, товарищ сержант, голова дадена не только чтобы шапку носить. А чтобы еще и понимание было в Вашем организме, что препятствий для советского человека нет в принципе. Партия прикажет, не только помножите, но и в степень треугольную возведете!
Осекся Мохов, правоту лейтенантскую признав.
Вот только прижали группу ихнюю. Осерчали немцы за роту потрепанную, да десяток танков взорванных. Ой, сильно осерчали. А что надпись похабную, бойцы на воротах оставили, про Гитлера, свиней, да любовь их грешную - так это уже дело десятое. Да и кто каракули те разобрать сможет, что старшина за пять минут ножиком вырезал?
Третьи сутки группу гонят. Хорошо гонят. По правилам всем. К дорогам жмут, не дают в леса уйти. Да и что в том лесу делать? Кору с деревьев глодать, на манер заячий да и все.
А партизаны как в воду канули. С ними ведь, по плану первоначальному, соединятся должны были. Или с отрядом из своих.
Только нету ни «мстителей лесных», ни отрядов других. Следы есть. Трупы есть. Базы сожженные тоже имеются. А отрядов самих - не найти никак… Слышится, порой, стрельба в глубине где-то…
Светлеют лицами бойцы тогда, да ходу прибавляют. Только не надолго запалу хватает. Запал хорош, когда пробежал на лыжах верст тридцать, да отужинал плотно, а потом еще и выспался сладко на мягком. А когда банку тушенки на десять человек делишь, и спишь под елкой, на лапнике нарубленном, огня не зажигая…
Вот и сдавать начинают бойцы. Все медленнее и медленнее ногами перебирают, да палками лыжными машут.
А тут еще и оттепель началась. Снег к лыжам липнет, они пудовыми кажутся. Валенки насквозь мокрые… Хорошо, напоролись на обоз шальной. Ездовых перестреляли, сапоги с фрицев поснимали, вещмешки банками набили. Да еще старшина на санях одних, под сеном, СВТ заметил, да и с собой прихватил. ППШ, конечно, вещь отличная. Для леса густого да перестрелок посреди села - самое то. Вот только как увидал Адаменко «Светку» - сироту, мимо пройти не сумел. «Бубны» шпагинские товарищам раздал, себе один всего оставив. Так дальше и пошел. «Папаша» поперек груди висит, а «Светка» из-за спины ветки стволом цепляет.
Лейтенант посмотрел на то, глазом своим, недовольным вечно, да и промолчал. То ли сил уже злится не осталось, то ли понял, что не тот человек замкомвзвода, чтобы глупостями заниматься…
Орали из-за спины много чего. На бегу многое не расслышишь. Никто особо тне прислушивался. Только понятно было, что не гансовскою речью леса калужские поганятся. Да то и ладно, пусть орут. Слово не пуля. Пролетит оно, да и улетит. Насмерть не убьет. Сплюнешь, разве что, на сухую, шарахнешь за спину из пистолета, не глядючи, да и дальше побежишь, ноги высоко поднимая….
Старшина уже «Шпагина» выкинул. В распадке каком-то, под лед им булькнув. Только и успел магазин отстегнуть, да лейтенанту кинуть. Поймал Крупенников, оскалился радостно, в приемник подарок старшинский вогнал, затвор взвел… Да и упал на снег мокрый.
- Живой? - старшина к нему кинулся.
- Не дождешься, старшина! - встает взводной, да дальше попер, паром исходя.
Оторвались вроде бы…. На полянке попадали. Пересчитались. С утра пятнадцать было. В обед - тринадцать. А нынче - сам-одинадцать пластом лежат. Хекают.
Нету у пуль немецких понимания, что надо мимо лететь, тела красноармейские огибая. Вот и бьют, сволочи, одного за другим забирая. Обложили по полной. Спасибо, хоть флажков красных не навесили. Как только в засаду с разбегу не влетели до сих пор?
Отдышались бойцы вроде. Взводной на колени стал сперва, потом и на ноги подняться сумел, об березку облокотившись. К старшине поближе подошел. И упал снова.
- Орали они «Куолема, советики», вроде бы. Не немецкий же?
- Не немецкий. - Старшина соглашается. - Финский это. «Смерть вам, советские!» переводится. Если акцент твой московский, лейтенант, убрать немного. Не простили они нам, похоже, года тридцать девятого, да сорокового. Добровольцами идут.
Улыбнулся взводной на слова Адаменковские.
- Какой есть. Не специально ведь. А прости меня, старшина, за наряд тот внеочередной который. Сглупил я.
- Да бывает, что уж тут. - руками Адаменко разводит. - Считай, и не было наряда того, все равно ведь, не успел.
- И хорошо, что не успел. - снова лейтенант улыбается. - А что финны орут - так пусть орут. Может горло простудят, да помрут кашляя.
- А мы, шо, лейтенант, с тобой, плакать по тем подлюкам будемо? - старшина спрашивает.
- Да ни в жисть!
- Ото и верно. Нехай дальше орут….
Окончательно взвод лейтенанта Крупенникова прижали за следующий день. Хорошо прижали. Позади - рота на лыжах скользит, та, что по-фински порой ругается, по флангам - дороги намертво перекрытые. Там немцы пыхтят.
А впереди - поле чистое. Снегом занесенное. За полем - лес дремучий, да болота непроходимые. Самое место для диверсанта, врагами обложенного.
Вот только посреди поля того - колоколенка на холмике. И как уцелела? Вот диво где. При царях - колоколенка, при власти советской - школа. Али клуб для молодежи колхозной. Село спалили, а она уцелела…
Сунулся первым Мохов-сержант на поле то. Да огрызнулась колоколенка огнем прицельным пулеметным. Так сержант в сугроб лицом и посунулся, кровью снег заливая. Красной, да дымящейся.
Это раньше на площадке звонарь колокола за языки дергал, и плыл по окрестностям благовест святой, да набат тревожный…. А нынче, на звоннице, пулемет стоит немецкий. МГ-34, если по звуку судить, и лает, в сторону людей, смертью плюясь. Да расчет лежит, за полем наблюдая…
Дернулся было, лейтенант в лобовую. Осадил его Адаменко.
- Не лезь поперек батьки в пекло, старшой. Сам тут останешься, да ребят погубишь зазря. Все рядом с Димкой ляжем. Тут другим путем идти надобно. Время терпит еще. А помереть - так это завсегда недолго.
Послушался Крупенников, снова прилег. Только ствол автоматный выставил. Начал тут старшина бушлат свой стягивать, от холода поеживаясь. Поверх гимнастерки со свитером маскхалат натянул. Хоть и грязен он, и порван изрядно. На вопрос незаданный сам ответил.
- Выгорит если - занесете. Замерзнуть не успею. А если нет… - призадумался старшина, из-подлобья на Солнышко веселое поглядывая. - то разницы особой не будет. Что в бушлате, что в гимнастерке уходить.
Понял все лейтенант. Гранату последнюю из-за пазухи вынул. Ту, что для себя берег. Фляжку старшине подал. Опростал ее Адаменко. Мать чью-то помянул, «светку» снял, штык отстегнул, за сапог сунул. В довесок к финке с рукоятью наборной.
- Винтарь оставляю. ППШ дайте. Да что ты мне с подсумком суешь, Коля! И одного хватит с лихвой.
Второй раз к фляге заветной приложился старшина. Занюхал сухариком поданным, да пополз гадюкой-змеей.
Смотрит ему вслед лейтенант, а сам то ли молитву читает, то ли шепчет что. Не стал рядовой Вакуленчук приглядываться особо. Да и опасно это. Как выскочат сейчас из-за спины тени белые на лыжах, да как начнут полосовать из «Суоми» своего. А тот, хоть и творение мира капиталистического, но убивает ничуть не хуже ППШ нашего…
То ли морок какой на немцев напал, то ли поиграть решили с русским отчаянным. По старшине первая очередь пошла, когда ему метров тридцать до зоны мертвой оставалось. Да и очередь была, на испуг больше. В метре перед лицом строчкой прошла. А после, за спиной повторили. Осыпало Адаменко крошевом ледяным. Да в пот сразу кинуло. До чего ведь, человек - скотина, оказывается. Жить до последнего хочет.
Вытер старшина лицо запорошенное, да дальше пополз. И метра не одолел, как снова очередь перед глазами прошлась.
Вот и все, товарищ замкомвзвода. Писец вам пришел. Финляндия зимой пощадила, так Русь-матушка не выпустит…
Только вот снова «машингевер» загрохотал. Далеко куда-то. Не по старшине ударил. А тот, долго не думая, подскочил, да побежал. Быстро-быстро. И несло его над кочками всеми, да гололедами как на крыльях. А потом внесло старшину на крыльях тех самых по лесенке спиральной, что колоколенки нутро охватывает…
И огненной шапкой вспыхнул разрыв на звоннице, разнеся в клочья и пулемет, и пулеметчиков.. да обрушивая вниз пылающие куски дерева…
И неслись через поле, спеша в чаще непроходимой укрыться, уцелевшие бойцы н-ского взвода 1 роты 2-го полка Отдельной МотоСтрелковой Бригады Особого Назначения….
И вслед им летели пули вражеские, от бессильной злобы воющие.
И на позиции старой, кровью залитой в последний раз улыбнулся лейтенант Крупенников. Встал во весь рост, который. На секунду долгую расчет отвлекая….
Так получилось, что прадеды мои воевали все. И выжили все. Почти.
Война каждому дала свою судьбу….
Танкисты, пограничники, морпехи, пехотинцы, летчики, кавалеристы…..
Кто-то встретил Войну на Западной границе, кто попал на Нее уже в 42 и 43… А кто начинал еще с Зимней и Халхин-Гола.
Кто-то был «бомбером» у Голованова, кто-то замковзвода в ОМСБОНе. Кто-то из рядовых становился полковником, а кто навсегда внесен в списки в звании «гвардии старшина».
Кто-то погиб под Выборгом, а для кого-то Война закончилась на Дальнем Востоке.
Кто-то защищал Москву, а кто-то брал Берлин.
Кого-то шальной осколок навсегда списал в инвалиды, а кто-то прошел всю Войну без единой царапинки.
Кто-то семь раз горел в танке, а кто-то пробился из Зеленой Брамы. Со штык-ножом и двумя патронами в барабане нагана. Оставленными для себя….
Они были. И только поэтому, сейчас есть мы.
Спасибо им. И вечная память.
Писалось на конкурс рассказа "Москва за нами!" в конце 2011 года.