Культурная революция №1
«Культурная революция» 20-х, а затем 30х гг. совершалась в рамках «государственно-казарменного квазисоциализма». В обществе «культурная революция» насаждалась угрожающими методами и включала в себя ряд важных - с точки зрения формообразования - моментов.
- Во-первых, воспитание нового человека. Человек становится не личностью, но средством государства.
- Во-вторых, воспитание коллективного и материалистического (в отличие от соборного и духовного) сознания, где общество становится «механистическим соцмуравейником».
- И в-третьих, для этих целей формируется новая идеология, для внедрения которой идет жесткая организация «сверху». Во всех сферах жизни насаждается «единственно верный и плодотворный диалектический метод марксизма-ленинизма». В ленинском плане монументальной пропаганды искусство и литература - главные средства в достижении этих целей.
Позднее будет высосанный из пальца "метод соцреализма" (1934), но эта уже сталинская революция, о ней в другом месте.
В связи с революционными реформами Главполитпросвет под руководством Н. Крупской немедленно освобождает библиотечные полки страны от «вредной» литературы. Особенно опасными считались книжные, журнальные и газетные публикации после февраля 1917 года, ратовавшие за Конституцию, демократическую республику, гражданские свободы, всеобщее избирательное право, учредительное собрание… Этот огромный, методический разработанный реестр нет возможности перечислить. В «черном» списке мелькают знакомые имена, среди них Декарт, Соловьев, Платон, Достоевский, Б. Зайцев, Ф. Соллогуб и даже … Дюма (отца)! Но чем помешали им, к примеру, лубочные книжки такого характера, как «Бова Коралевич», «Еруслан Лазаревич», «Витязь Новгородский» или «Бабушкины сказки» («Котик - коток, серенький лобок», «Петя - петушок», «Кума - лиса») Федорова - Давыдова?!!
«Промывание мозгов» и «начинка политикой» начинались со школьной скамьи. Учебный план был коренным образом перекроен; русский язык и грамматику упразднили; вместо истории поставили «обществоведение», согласно которому все начиналось с К. Маркса и Первого Интернационала. О том, что было до этого, не сообщалось ни слова. На уроках литературы давали лишь краткие сведения о некоторых классиках, основное внимание уделялось «пролетарским писателям», ныне совершенно забытым. О какой-то другой литературе даже упоминать было опасно. И вообще, учебные занятия были на втором плане. Престижна была общественная работа - особенно в «учкоме», который обладал большой властью, нежели преподаватели.
Большинство попадало в «вузы» по «разверстке», без вступительных экзаменов прямо на рабфак. Главным критерием при поступлении считалось «пролетарское происхождение». Детей из интеллигентных семей практически не принимали, и редкие счастливчики «из бывших» обязаны были сдать вступительный экзамен, поскольку они считались «неценными» студентами. Слово «интеллигент» вообще считалось ругательным. Неудивительно, «что лишь единицы имели среднее образование до поступления в институт, немало встречалось и таких, кто буквально не мог написать собственную фамилию».
В вузах наукой почти не занимались. Лекции, как «буржуазный способ» преподавания, были отменены. Объяснение было очень простым: «Нам нужны специалисты для социалистического строительства, а не кабинетные ученые!». Образец типичного в учебном году конца 20-х метода обучения описывает бывший студент московского химического института: «С 8 утра до 2х - «бригадные занятия» (ликбез); с 2х до 4х - перерыв на обед; с 4х до 10 - семинары, по существу не отличавшиеся от школьных уроков. Все это было обязательно. После 10и - не менее обязательная общественная работа. Так каждый день - от понедельника до субботы включительно. По воскресеньям - субботник на строительстве метро или на овощной базе. (…) Обстановка была гнетущей. Знаний от нас никто не требовал. Успеваемость учитывалась главным образом по посещаемости. Малейшее отступление от правил грозило отчислением из института. Мало того, хорошо учится, интересоваться наукой было подозрительно и небезопасно, требовали в первую очередь общественную работу, дисциплину и зубрежку политпредметов, занимавших львиную долю учебного времени, не считая политкружков, проработок и комсомольских собраний».
Знаменательным явлением для того времени была «чистка кафедр», проводившаяся для изгнания наиболее знающих старых профессоров, которых заменяли профессионально непригодными, но «политически надежными» кадрами. «На одной из таких чисток, - вспоминает тот же автор, - мне довелось присутствовать в 1-ом Медицинском институте: студенты и технические работники допрашивали профессоров, выясняя их социальное происхождение, преданность идеалам коммунизма. Профессоров обвиняли в отступлении от «главной линии партии» главным образом из-за того, что они были требовательны на занятиях и ставили низкие отметки малограмотным студентам».
К началу 30х годов структура советской школы сформировалась в своеобазный питомник с поточным методом производства "социально полноценных граждан".
Для решения первоначальных задач в стране вводилось всеобщее начальное обучение детей. Но какое? Вот как об этом говорит Е. Замятин: «Я не уверен: смею ли я называть ребенком восьмилетнего советского гражданина? (…) Они не знают никаких сказок, никаких фей, никаких чудес: стихия детской фантазии введена в строго рационализированные, утилитарные каноны. Крылья - только аэропланные, превращения - только химические, святые - только революционные».
Ёлочные игрушки в сталинском СССР
https://von-hoffmann.livejournal.com/1715786.html
Это была педагогическая фабрика, отсеивающая подходящий материал и изготовляющая из него коммунистов. Первой ступенью «чистилища» стала организация пионеров в средней школе - нечто вроде коммунистических бойскаутов (но из своих учебников каждый пионер знает, что европейский бойскаут - это враг). Следующая ступень - это комсомол, организация более ясно выраженного партийного характера для студенческой молодежи. Пионерская форма, красные галстуки, военный строй, барабаны и горны - для восьмилетнего гражданина большой соблазн - и сколько драм на тему «отцы и дети» разыгрывалось в этих декорациях! Но из пионеров в комсомол на рубеже 20-30х переходят далеко не все (в отличии от более позднего времени). И только часть комсомола попадает затем в партию.
«В отличии от европейских школ, советская школа антирелигиозная, соответствующие тенденции прививаются с самых младших классов. Всюду организуются «кружки безбожников». Советские школьники не знают даже Рождества и Пасхи, - заметил современник, - Граждане - школьники вместе с прочими гражданами празднуют только «праздники революции». Попробуйте спросить советского школьника «какой сегодня день?» - три четверти вам не ответят на этот вопрос: дни недели, самое слово «неделя» в советской школе забыты, вместо недели - там «пятидневка» или «шестидневка» (…) Под перо просятся парадоксальный вывод: советская антирелигиозная школа - это новый, своеобразный тип конфессиональной школы, где в основу положена «антирелигиозная религия» коммунизма (а кстати: есть книжечка с неожиданным заглавием - Катехизис…безбожника»). В особенность это относится к начальной и средней школе, где тезисы коммунизма воспринимаются эмоционально, в порядке веры».
В обществе всячески поощрялось доносительство. В 1929 году уже сеть «сексотов» была необычайно расширена. Нельзя было рассказать антисемитский анекдот. В институте нельзя было поставить плохую отметку какому-либо «нацмену», даже если это был узбек, не сумевший ответить на простой вопрос. Обвинение в «великодержавном шовинизме» приводили к печальным результатам. Все русское, не говоря уже о религии, преследовалось; опасно было говорить о русской науке, русских традициях, русской культуре. Традиции теперь отсчитывались от Великого Октября, когда вместе с планомерным уничтожением памятников составами вывозили на Запад драгоценные свидетельства российской истории, продавая их за бесценок.
Сразу же после переворота в 1917 году Короленко (автор повести «Дети подземелья») записал у себя в дневнике: «Мне сообщили, что в Совете можно говорить все что угодно. Не советовали только упоминать слово «родина». Большевики уже так нашколили эту темную массу на «интернациональный» лад, что слово «родина» действует на нее, как красное сукно на быков».
Все инакомыслящие просто уничтожались, практика «красного террора» была отработана. «Смешно подходить к нашей эпохе с точки зрения римского права, наполеоновского кодекса и тому подобных установлений правовой мысли или нравственности (…) Людей снимали по категориям, пластами (возраст тоже принимали во внимание): церковники, мистики, ученые идеалисты… мыслители… люди, обладавшие правовыми, государственными или экономическими идеями», - вспоминала жена убитого поэта О.Мандельштама. Уничтожение цвета нации было планомерным. Бухарин - «Золотое дитя революции», как его называл Ленин, - теоретизировал по этому поводу следующим образом: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи». Любое искреннее выражение мысли и чувства рассматривалось в тех условиях, как «вылазка классового врага».
И вот уже через пятнадцать лет страна не помнила своего родства. Погрузился в ледяные волны истории целый мир - огромная своеобразная «атлантида» со своим жизненным укладом, со своими нравами, со своим бытом, представлением о достоинстве и чести, со своим богатством.
На эту красочно выстроенную картину советской общества можно возразить, сказав, что это литература, а не статистика, что был всеобщий массовый энтузиазм, что люди искренне верили в прекраснодушные идеалы. Я скажу больше - в 1932 году Сталин амнистировал некотрые формы дореволюционного обучения, вернул русскому народу его историю, литературу, но разумеется, вернул в искаженном виде, чтобы соответствовало переписанной истории и коммунистической идеологии. В 1936 году он восстановил институт семьи - как «ячейки» коммунистического общества, запретил аборты... Но это была уже другая революция - сталинская культурная контрреволюция, возвращение к традиции.
«За истекший год произошли такие перемены, что и вообразить трудно, - писал К.Федин Замятину в 1932г. - школа реорганизована, сейчас взялись за ВУЗы, за аспирантуру. Техника посажена в мягкие кресла, гуманитарные дисциплины сидят на кухне, на табуретке».
Однако остается исторически зафиксированным тот факт, что к 1932 году «уже сформировался в стране обширный слой элементарно мыслящих людей», на которых могла опереться государство. А для системы принудительного труда был разработан изощренный метод «всеобщего учета и контроля», распространявшийся не только на трудовые армии лагерей и колхозов, но и на всю страну, на все сферы жизни и труда. В процессе осуществляется этой задачи «антропофагская психика распространялась как зараза», было утеряно создание ценности человеческой жизни, утеряно понятие свободы духа. К началу 30х гг. советское общество представляло собой «социалистический муравейник» с обширным бюрократическим аппаратом (номенклатура), осуществлявшим «учет и контроль» не только над «обобществленным социалистическим хозяйством», но и над душами людей.