Еще одно письмо из Луганска с опозданием на месяц. Часть первая.
Еще раз напоминаю, это не мои записки, а моей подруги, что поехала в Луганск помогать страждущим и слабым.
Она глубоко верующий человек, у нее дети и внуки. Гражданка Англии и
Русская, русее многих.))))
Поехала чтобы помочь.. и понять происходящее.
Не ищите в письме , чем занимается моя подруга, не ищите.
"Творите добро в тайне" именно этим и занимается она, я лишь по обрывкам знаю сколько добра принесла эта маленькая сухонькая пожилая и больная женщина старикам и больным в городе Луганске.
Сама я прочитать смогла сквозь слезы лишь раз,
Как же мелки наши беды в сравнении с войной, Господи.
ОДИН ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ.
9ое августа, Вмч. Пантелеимона.
Ровно неделю нет связи, электричества и воды, но воду все-таки привозят, и выжить можно.
Вчера заняла очередь в 4:30утра и была девятой! Сегодня пообещала соседкам занять и на них, поэтому не сомкнула глаз, боясь подвести, хотя в четыре всяко просыпаюсь. (Друзья, обзаводитесь классическими будильниками, обзаводитесь всем, что не зависит от электроэнергии!) В четыре выскочила во двор, надеясь быть первой, но, увы, оказалась шестой. Ничего, шестому воды точно хватит, так что занимаю место в сторонке и начинаю утреню на чётках. Молиться трудно - народу уже набежало, галдят. Какой-то любитель поспать выражает с балкона свое недовольство - разумеется, активно используя идиоматику. Женщины сокрушаются: Ну как же он так! В такое время! Война, а он... помягче бы надо...
Накануне кто-то предложил писать на руке номер, а то лезут все без очереди, скандалят... идея всем понравилась. Нашлась ручка, стоявшие впереди меня проставили себе номера.
- Меня так запомните, писать не надо.
Очередь комментирует: Нет, она же не даст писать... Они же не пишут... (Сарафан до пят, длинные рукава, глухой ворот и платок в эту немыслимую жару плохо маскируют мою принадлежность к какой-то не то Церкви, не то секте...) Мне смешно. Никакого мистического смысла я в свой отказ не вкладываю, просто мне это кажется унизительным, когда пишут номер на руке. Хотя... момент приучения к мысли - что-то проставят тебе на руке, и ты за это что-то получишь... может, что-то в этом и есть?
Сегодня опять ставят номера, а мне уже и говорить ничего не надо, очередь сама хлопочет: - Ей не пишем, её мы так запоминаем.
В шесть меня сменяет соседка, а я бегу переодеваться и - в храм. Сегодня впервые за тридцать восемь лет, что я не могу поздравить дочку с днем рождения. Пытаюсь подать записку о её здравии, но можно только десять имен за десять гривен, а это мне уже не по карману.
- А одно имя за гривну?
- Одно у нас нельзя, - отрезает добрая матушка за свечным ящиком.
Ничего, доченька, зато я сама много о тебе помолилась сегодня. Как никогда.
Готовилась к Причастию, и всю Литургию жду, когда священник выйдет исповедовать. Без исповеди здесь не причащают. Никто не выходит, начинаю беспокоиться, спрашиваю служку.
- Давно закончилась исповедь, в левом приделе была. Всё теперь. (Разговор короткий.)
Отхожу в угол и горько плачу: ... да, Господи, я понимаю, что недостойна...
Вдруг выходит батюшка с крестом и Евангелием, довольно подробно объясняет мне, какая я раззява, а я на всё согласно киваю головой... слава Богу, можно будет причаститься.
Службы в этом соборе для меня мучительны: при строительстве (недавнем) был допущен серьезный акустический просчет, и слышны только какие-то неблагозвучные раскаты, а текста нет совершенно. Возвращаюсь после вечернего богослужения и совершаю вечерню на чётках, а утром - утреню. Не придешь в храм вечером - не причастят утром, так что приходится отбывать.
Вечером (т.е. в час дня) решаю пойти в другой храм, Серафима Саровского - к Преподобному у меня в последнее время особые просьбы. Маршрутки теперь ходят только до полудня - в городе проблемы с топливом. Пешком - час по самому пеклу, но охота пуще неволи, так что топаю. Вокруг опять ужасно свистит и грохочет. Уже знаю, что если свистит, значит, я на линии минометного огня. При каждом взрыве привычно крещусь и проговариваю: Господи, пусть никого не убьет, не ранит, не лишит крова. Мимо проходит бабушка и мне, назидательно так:
-
И нечего бояться, читать нужно Живый в помощи...
Читаю, но всё равно страшно - уж очень близко и часто рвётся. Это я ничегошеньки не боялась до своего первого обстрела, пока была непуганой идиоткой. Но сегодня иду на службу - дело Божие - так что повернуть назад и в мыслях нет. По дороге вижу открытый храм - мученицы Татианы. (Поклон Вам, батюшка. И Вы там у себя помолитесь о нас.) Там мне подсказывают, что в храме Иконы Божией Матери Умиление престольный праздник, и показывают направление. А я же собиралась к Преподобному... но послушно иду, куда показали. Уже вижу купола за домами, но как туда пройти - не соображу. На широченных центральных улицах ни души (суббота, два часа дня!) Обстрел всё усиливается. Вижу мужичка, который роется в каких-то ящиках возле киоска, спрашиваю дорогу к храму. Он разражается страшными кощунствами в адрес и храмов, и тех, кто туда ходит, когда тут стреляют-убивают... Ладно, сама найду. Не зря мы терпим такие беды, Господи. Есть за что.
Оказывается, в верхнем храме - Умиления - еще не служат, там ведутся внутренние работы. (При том, что фасад уже сильно поврежден осколками, выбиты витражные окна.) Службы проводятся в нижнем храме-крипте, который посвящен... Серафиму Саровскому! Спасибо, Преподобненький, я же к тебе и шла. Наконец-то нашла храм, где не вопят что есть мочи между нот, а тихонько и умилительно поют, пусть и партес. Удается и помолиться, и в первый раз за эти недели неформально поисповедаться. Становится поздно (седьмой час!), и немножко переживаю насчет обратной дороги. Специально дожидаюсь последнего благословения - с миром изыдем - и бреду домой. Всё еще томительно жарко. Только бы дотащиться, поесть и - спать, спать...