Интервью. В. Г. Урин в гостях Hard Day’s Night
23:18 26 ноября 2013
В гостях Hard Day’s Night генеральный директор Большого театра Владимир Урин.
ВЛАДИМИР УРИН ОБ УЛЬТИМАТУМЕ СЕРГЕЮ ФИЛИНУ, ОБ ОБЛАКЕ НЕНАВИСТИ ВОКРУГ НИКОЛАЯ ЦИСКАРИДЗЕ И О ТОМ, ПОЧЕМУ НЕ ХОТЕЛ БЫТЬ ДИРЕКТОРОМ БОЛЬШОГО ТЕАТРА. ЧАСТЬ 1. *)
Полностью -http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_ob_ultimatume_sergeju_filinu_ob_oblake_nenavisti_vokrug_nikolaja_tsiskaridze_i_o_tom_pochemu_ne_hotel_byt_direktorom_bolshogo_teatra_chast_1-357581/
ВЛАДИМИР УРИН: Я ЗДЕСЬ ДЕСПОТ
00:46 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин об отношениях внутри театра.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_ja_zdes_despot-357585/
ВЛАДИМИР УРИН ПРО ВЛИЯНИЕ ЖЕН СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО
00:41 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин о том, что не будет следовать указаниям высокопоставленных спонсоров и если не получится, то уйдет сам.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_pro_vlijanie_zhen_silnyh_mira_sego-357584/
ВЛАДИМИР УРИН: МОЕ НАЗНАЧЕНИЕ БЫЛО НЕ САМЫМ ЛУЧШИМ ДНЕМ В ЖИЗНИ ФИЛИНА
00:38 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин об отношениях с Сергеем Филиным.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_moe_naznachenie_bylo_ne_samym_luchshim_dnem_v_zhizni_filina-357583/
===
[В. Г. Урин хочет добиться, чтобы постановщик производил кастинг не по представленному списку, а обязательно всей труппы]
===
UPD 27 ноя. На сайте БТ http://www.bolshoi.ru/ появился анонс:
29.12.2013 Михаил Лобухин дебютирует в партии Щелкунчика-принца ( начало спектакля в 12.00 )
Надо идти :)
===
*) UPD2
[текст]Дзядко: Будем сегодня говорить о планах, о том, что сегодня происходит в театре, что планируется и будет, но начнем, наверное, с событий не столь давнего времени - с вашего назначения, которое по прежнему, несмотря на то, что прошло уже больше полгода, обсуждается всячески. Тут говорят, что не был предупрежден о вашем назначении попечительский совет Большого театра, узнал об этом только постфактум, едва ли как-то не обиделся на всех. Это правда?
Урин: Я не знаю, обиделся ли он или нет. То, что узнал постфактум, это правда. Наверное, лучше всего задать вопрос членам попечительского совета. Но я, естественно, как только приступил к исполнению своих обязанностей, встретился со всеми членами попечительского совета, спросил их, готовы ли они продолжать работать с новым генеральным директором. Получил подтверждение, и уже было заседание одно попечительского совета. И вот 29 числа будет заседание исполкома, а 10 декабря - следующее заседание попечительского совета.
Монгайт: Насколько влияет попечительский совет на судьбу театра, какие взносы ожидаются у членов попечительского совета ежегодные?
Урин: Там взносы попечительского совета определены абсолютно однозначно - 250 тыс. евро с каждого члена попечительского совета.
Лобков: В год?
Урин: В год. Но это не ограничивает круг тех людей, кто вкладывает деньги в помощь Большому театру. У Большого театра большое количество спонсоров, жертвователей, кто не является членом попечительского совета. Тем не менее, их достаточно много.
Монгайт: Они как-то влияют?
Урин: В каком смысле влияют?
Монгайт: На что они влияют? Зачем им быть членами попечительского совета?
Дзядко: На репертуар, они могут сказать свое веское слово? Дескать, мы вас финансируем, поэтому делайте так.
Урин: Нет, по крайней мере, я еще подобного не испытал. Может, это и будет. Я не знаю, посмотрим, жизнь покажет, но на сегодняшний день ни один член попечительского совета вопросы, касающиеся формирования репертуара, труппы, то есть творческие вопросы, не влезает вообще.
Лобков: Зато они задавали вопрос об этичности отставки вашего предшественника. Многим она показалась жесткой, может, даже излишне жесткой, может, даже хамской, может, даже не уважительной к человеку, который столько лет провел в театре.
Желнов: Дольше всех, по-моему, возглавлял театр.
Лобков: Как вы относитесь к самой процедуре увольнения Иксанова?
Урин: Я так отвечу на ваш вопрос. Дело в том, что я неоднократно уже говорил об этом в интервью. Если мы когда-нибудь достигнем ситуации, при которой, как это делают в любом цивилизованном мире и, главное, в театре… Потому что любое назначение любого руководителя театра - это определенное изменение его политики, хотим мы этого или нет. А в театре все планируется за полтора-два года как минимум: подписываются контракты, определяются планы, договора и так далее. И, конечно, если бы это была цивилизованная смена руководства, хотя бы за год человеку говорят о том, что он дальше не будет исполнять свои обязанности…
Лобков: А вы не протестовали? Не говорили, что, может, действительно, какой-то переходный период, пусть будет этот год, чтобы все было по-человечески…?
Урин: Извините, ради Бога, я хотел бы закончить. И мне кажется, что это нормальный цивилизованный переход от смены одного руководителя на другого руководителя, тем более, никаких предпосылок, с моей точки зрения, таких, которые требовали срочного, немедленного вмешательства, хотя ситуация была, в общем, достаточно напряженная после всех… и внутри коллектива, и так далее. Поэтому я, например, предпочитаю, если это возможно было бы сделать, чтобы была такая нормальная естественная смена. Если мы в театре научимся это делать, то, наверное, это было бы замечательно. Тем более что сейчас возникла такая система, когда подписывается срочный контракт, он имеет определенный срок окончания, и за год человеку говорят: «Мы с вами не продлеваем этот контракт». Я надеюсь, что это когда-нибудь будет. В данном случае, это было решение учредителей, их право принимать то решение, которое они принимали, я его не обсуждал.
Бедрова: А вы попали в какую-то сложную ситуацию в связи с тем, что это была срочная смена? Те планы, о которых вы сказали, что сезоны спланированы на полтора-два года вперед, теперь вам приходится иметь дело с прежними планами?
Урин: Безусловно.
Желнов: С наследием Иксанова, получается?
Бедрова: И как-то их корректировать?
Урин: Не только с наследием Иксанова, но и работой всех тех, кто в этом театре работал и определял эти планы. Это было наследие и отдела Миши Фихтенгольца, который много влиял, особенно всего, что касается планов оперной труппы. Это были и планы Сергея Филина, который определял балетные планы театра. И, естественно, эти планы утверждались Анатолием Геннадьевичем Иксановым. Я сегодня в определенной степени фактически кроме одного единственного решения, которое я принял не делать одного спектакля в сезоне, который сейчас идет, все остальные планы я реально выполняю.
Бедрова: Это оперы «Мавра» и «Иоланта»?
Урин: Речь о «Мавре» и «Иоланте»
Бедрова: А почему произошла эта отмена? Вы говорили, что недостаточно финансирования.
Урин: Я не совсем так сказал. Я не так говорил. Мы закончим, и я отвечу. Поэтому, к сожалению, планы по-прежнему все те, которые есть. Если бы меня спросили, задали мне вопрос, если бы я был директором за год, и была бы возможность изменить эти планы, оставил ли я все то, что сегодня идет в репертуаре театра, - нет.
Лобков: Что вы бы убрали?
Урин: Зачем я буду об этом говорить, если сейчас это будет реально в театрах театра? Я сегодня точно так же отвечаю за эти планы, как и, извините меня, если бы я их определял.
Дзядко: Это было создано вами.
Урин: Конечно, как будто это было создано мной. С моей стороны сейчас будет предельно неэтично в адрес тех, кто это делал, говорить «зачем вы это сделали».
Бедрова: Почему все-таки произошла эта отмена? Это технический вопрос, или все-таки какая-то коррекция?
Монгайт: Или вкусовой?
Урин: Я бы сказал, что это, скорее, все-таки технический вопрос. Мне кажется, что те цели и задачи, которые были поставлены, в том числе и Анатолием Геннадьевичем по отношению к этому спектаклю, не предполагали подобного рода сценографического решения.
Бедрова: Просто не понравилась сценография?
Урин: Нет, она не может понравиться или не понравиться. Это не мое дело. Если мы приглашаем людей, они приглашены и делают, то они должны это делать. Вопрос в том, что, к величайшему сожалению, маленькая опера - 28 минут - «Мавра» (музыки 28 минут) и 75 минут «Иолант» сделано оформление, которое ставится в течение двух дней. Сложнейшее оформление стоимости этого оформления. В принципе, спектакль, который должен был быть с точки зрения возможностей его показа достаточно легким. Сутки спектакль разбирается. И стоимость спектакля - 2 млн. евро. Для того чтобы сделать ту декорацию, которую предложили художник и режиссер. Мало того, так и не были решены возможности технической проблемы, потому что между первым спектаклем «Мавра» и «Иолантой» нужно сделать громадную перестановку. По самым скромным подсчетам перестановка вылезала до 40-45 минут. Потому что практически полностью менялось оформление. То есть технически это было абсолютно непродуманно. За всю свою жизнь, работая в театре, я не влезал в художественное решение. Если это были мои коллеги и друзья, я имею в виду в данном случае театр Станиславского, я мог по-дружески сказать свое ощущение, но не при общем, а потом тихонько либо художнику, либо режиссеру. «Мне кажется», - говорил я. Но это вовсе никогда…
Монгайт: Подрисуй что-нибудь.
Урин: Не «подрисуй что-нибудь». «Я тебе могу сказать свое впечатление» как директор театра, как менеджер.
Монгайт: А в Большом театре не коллеги ваши, не друзья? Вы их пока так не характеризуете?
Урин: Наверное, они все-таки мои коллеги на сегодняшний день, насчет друзей я бы пока не торопился.
Желнов: Как раз о друзьях, которые остались в Станиславского-Немировича-Данченко. Правда ли, что вы не хотели покидать этот театр, и министру Мединскому и вице-премьеру Голодец буквально пришлось уговаривать вас, и даже неоднократно они это делали?
Урин: Я не хочу выглядеть кокеткой, которую уговаривали. Действительно, было несколько разговоров, действительно, я не соглашался.
Желнов: А почему согласились в итоге? Какие методы, чтобы вас уговорить использовались?
Урин: Кроме убеждений никаких методов других не применялось.
Монгайт: Вас не коррумпировали?
Желнов: Почему все-таки решили перейти? Все-таки бренд Большого оказался все равно заманчив и невозможно, что называется, отказаться от такого предложения?
Урин: Я отказался.
Желнов: Отказались. А что было потом?
Урин: А потом согласился.
Желнов: Каким образом?
Урин: Сказал «да». В этом были замешаны и личные причины, чисто мои личные.
Лобков: Многие говорят как раз о специфической роли Ольги Голодец, которая, так получилось, что курирует все: от балета до инсулина в России. Что у нее есть некий специфический интерес именно к балету. То ли она занималась балетом в молодости, то ли у нее были какие-то балетные знакомые. Вы почувствовали, что она не равнодушна к балету и компетентна в том, что касается балетных постановок, поскольку мне источники в окружении бывшего директора говорили, что она могла позвонить и по прямому проводу сказать, что недовольна той или иной постановкой.
Урин: Ольга Юрьевна часто бывала на спектаклях нашего театра. Мало того, я бы сказал, не только не балетных, но и на оперных, и высказывала мне, естественно, свою точку зрения как любой человек. Как Алексей Кудрин, который достаточно часто бывает в театре и высказывает свою точку зрения после спектакля, и мне кажется, в этом ничего плохого нет. Вопрос только в одном: эта точка зрения и остается точкой зрения. Я никакого давления в жизни, с точки зрения ситуации в театре, чтобы вице-премьер выговаривала по поводу художественных достоинств и не достоинств театра… Даже когда была очень непростая ситуация со спектаклем «Сон в летнюю ночь» Бриттена, кроме поддержки с ее стороны, несмотря на очень непростую ситуацию, которая возникала и в прессе, и человеческую, я ничего не испытал.
Монгайт: Но вы сейчас руководите Большим театром, который находится в одной сцепке с властью, и так сложилось исторически.
Урин: Пока я этого не чувствую.
Монгайт: Вообще никак не ощущаете?
Урин: Нет, более того, понимая прекрасно… Можно сказать?
Монгайт: Да-да, я знаю, что вы знаете, что я хочу спросить.
Урин: Это была одна из причин, которую я очень боялся.
Дзядко: В смысле?
Урин: И влияние сильных мира сего, и влияние жен сильных мира сего. Это было невероятной опаснстью…
Желнов: А про жен сильных мира сего вы слышали в истории с Иксановым, поэтому?
Урин: Я слышал много этих историй не только с Анатолием Геннадьевичем. Я слышал много историй в Большом театре. Я долго живу на свете, чтобы этих историй не слышать. И слышал их и от Бориса Ивановича Покровского, и слышал от многих тех, кто работал в Большом театре. Возьмем и вспомним Николая и Кшесинскую, когда директор императорского театра подал в отставку только потому, что было отменено его решение по поводу балерины Кшесинской.
Монгайт: Несвежий пример вы вспомнили.
Урин: Суть-то осталась та же.
Монгайт: То есть традиция?
Урин: Традиция-то осталась. Так как я эту историю знаю, я знаю, как это все продолжалось и в советское время и так далее.
Дзядко: А вы готовы к подобной ситуации сегодня? И какой ваш ответ?
Урин: Готов. Ответ - я уйду.
Дзядко: То есть это абсолютно принципиальная позиция?
Урин: Абсолютно.
Монгайт: Счастье, что Путин не очень интересуется театром.
Урин: Когда я был у него, мы обсуждали, в том числе и этот вопрос, по поводу влияния.
Желнов: Вы ему рассказывали про ситуацию, которая сложилась в Большом, про те интриги, жертвой которых пал и Анатолий Геннадьевич Иксанов. Напрямую президенту.
Урин: Нет, мы не обсуждали это с ним.
Желнов: Но он в курсе? Он проявил какую-то осведомленность?
Урин: На встрече с Владимиром Владимировичем мы говорили о сегодняшней творческой составляющей Большого театра и о творческих проблемах, которые есть.
Монгайт: А он проявил эрудицию, вы не в курсе?
Урин: Владимир Владимирович, скорее, слушал меня во время разговора, чем мне что-то сообщал о своих впечатлениях по поводу того, что происходит. Но то, что он в курсе дела и понимает все сложности, которые возникают… я сконцентрировал разговор и свою точку зрения, прежде всего, на творческие вопросы, потому что мне кажется, что сегодня это основная проблема, которую необходимо решать. И в том числе, в тех проблемах, которые поднимаете вы: этических, человеческих, взаимоотношенческих.
Окончание текста беседы привожу здесь - http://iri-im.livejournal.com/260460.html
В гостях Hard Day’s Night генеральный директор Большого театра Владимир Урин.
ВЛАДИМИР УРИН ОБ УЛЬТИМАТУМЕ СЕРГЕЮ ФИЛИНУ, ОБ ОБЛАКЕ НЕНАВИСТИ ВОКРУГ НИКОЛАЯ ЦИСКАРИДЗЕ И О ТОМ, ПОЧЕМУ НЕ ХОТЕЛ БЫТЬ ДИРЕКТОРОМ БОЛЬШОГО ТЕАТРА. ЧАСТЬ 1. *)
Полностью -http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_ob_ultimatume_sergeju_filinu_ob_oblake_nenavisti_vokrug_nikolaja_tsiskaridze_i_o_tom_pochemu_ne_hotel_byt_direktorom_bolshogo_teatra_chast_1-357581/
ВЛАДИМИР УРИН: Я ЗДЕСЬ ДЕСПОТ
00:46 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин об отношениях внутри театра.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_ja_zdes_despot-357585/
ВЛАДИМИР УРИН ПРО ВЛИЯНИЕ ЖЕН СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО
00:41 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин о том, что не будет следовать указаниям высокопоставленных спонсоров и если не получится, то уйдет сам.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_pro_vlijanie_zhen_silnyh_mira_sego-357584/
ВЛАДИМИР УРИН: МОЕ НАЗНАЧЕНИЕ БЫЛО НЕ САМЫМ ЛУЧШИМ ДНЕМ В ЖИЗНИ ФИЛИНА
00:38 27 ноября 2013
Генеральный директор Большого театра Владимир Урин об отношениях с Сергеем Филиным.
http://tvrain.ru/articles/vladimir_urin_moe_naznachenie_bylo_ne_samym_luchshim_dnem_v_zhizni_filina-357583/
===
[В. Г. Урин хочет добиться, чтобы постановщик производил кастинг не по представленному списку, а обязательно всей труппы]
===
UPD 27 ноя. На сайте БТ http://www.bolshoi.ru/ появился анонс:
29.12.2013 Михаил Лобухин дебютирует в партии Щелкунчика-принца ( начало спектакля в 12.00 )
Надо идти :)
===
*) UPD2
[текст]Дзядко: Будем сегодня говорить о планах, о том, что сегодня происходит в театре, что планируется и будет, но начнем, наверное, с событий не столь давнего времени - с вашего назначения, которое по прежнему, несмотря на то, что прошло уже больше полгода, обсуждается всячески. Тут говорят, что не был предупрежден о вашем назначении попечительский совет Большого театра, узнал об этом только постфактум, едва ли как-то не обиделся на всех. Это правда?
Урин: Я не знаю, обиделся ли он или нет. То, что узнал постфактум, это правда. Наверное, лучше всего задать вопрос членам попечительского совета. Но я, естественно, как только приступил к исполнению своих обязанностей, встретился со всеми членами попечительского совета, спросил их, готовы ли они продолжать работать с новым генеральным директором. Получил подтверждение, и уже было заседание одно попечительского совета. И вот 29 числа будет заседание исполкома, а 10 декабря - следующее заседание попечительского совета.
Монгайт: Насколько влияет попечительский совет на судьбу театра, какие взносы ожидаются у членов попечительского совета ежегодные?
Урин: Там взносы попечительского совета определены абсолютно однозначно - 250 тыс. евро с каждого члена попечительского совета.
Лобков: В год?
Урин: В год. Но это не ограничивает круг тех людей, кто вкладывает деньги в помощь Большому театру. У Большого театра большое количество спонсоров, жертвователей, кто не является членом попечительского совета. Тем не менее, их достаточно много.
Монгайт: Они как-то влияют?
Урин: В каком смысле влияют?
Монгайт: На что они влияют? Зачем им быть членами попечительского совета?
Дзядко: На репертуар, они могут сказать свое веское слово? Дескать, мы вас финансируем, поэтому делайте так.
Урин: Нет, по крайней мере, я еще подобного не испытал. Может, это и будет. Я не знаю, посмотрим, жизнь покажет, но на сегодняшний день ни один член попечительского совета вопросы, касающиеся формирования репертуара, труппы, то есть творческие вопросы, не влезает вообще.
Лобков: Зато они задавали вопрос об этичности отставки вашего предшественника. Многим она показалась жесткой, может, даже излишне жесткой, может, даже хамской, может, даже не уважительной к человеку, который столько лет провел в театре.
Желнов: Дольше всех, по-моему, возглавлял театр.
Лобков: Как вы относитесь к самой процедуре увольнения Иксанова?
Урин: Я так отвечу на ваш вопрос. Дело в том, что я неоднократно уже говорил об этом в интервью. Если мы когда-нибудь достигнем ситуации, при которой, как это делают в любом цивилизованном мире и, главное, в театре… Потому что любое назначение любого руководителя театра - это определенное изменение его политики, хотим мы этого или нет. А в театре все планируется за полтора-два года как минимум: подписываются контракты, определяются планы, договора и так далее. И, конечно, если бы это была цивилизованная смена руководства, хотя бы за год человеку говорят о том, что он дальше не будет исполнять свои обязанности…
Лобков: А вы не протестовали? Не говорили, что, может, действительно, какой-то переходный период, пусть будет этот год, чтобы все было по-человечески…?
Урин: Извините, ради Бога, я хотел бы закончить. И мне кажется, что это нормальный цивилизованный переход от смены одного руководителя на другого руководителя, тем более, никаких предпосылок, с моей точки зрения, таких, которые требовали срочного, немедленного вмешательства, хотя ситуация была, в общем, достаточно напряженная после всех… и внутри коллектива, и так далее. Поэтому я, например, предпочитаю, если это возможно было бы сделать, чтобы была такая нормальная естественная смена. Если мы в театре научимся это делать, то, наверное, это было бы замечательно. Тем более что сейчас возникла такая система, когда подписывается срочный контракт, он имеет определенный срок окончания, и за год человеку говорят: «Мы с вами не продлеваем этот контракт». Я надеюсь, что это когда-нибудь будет. В данном случае, это было решение учредителей, их право принимать то решение, которое они принимали, я его не обсуждал.
Бедрова: А вы попали в какую-то сложную ситуацию в связи с тем, что это была срочная смена? Те планы, о которых вы сказали, что сезоны спланированы на полтора-два года вперед, теперь вам приходится иметь дело с прежними планами?
Урин: Безусловно.
Желнов: С наследием Иксанова, получается?
Бедрова: И как-то их корректировать?
Урин: Не только с наследием Иксанова, но и работой всех тех, кто в этом театре работал и определял эти планы. Это было наследие и отдела Миши Фихтенгольца, который много влиял, особенно всего, что касается планов оперной труппы. Это были и планы Сергея Филина, который определял балетные планы театра. И, естественно, эти планы утверждались Анатолием Геннадьевичем Иксановым. Я сегодня в определенной степени фактически кроме одного единственного решения, которое я принял не делать одного спектакля в сезоне, который сейчас идет, все остальные планы я реально выполняю.
Бедрова: Это оперы «Мавра» и «Иоланта»?
Урин: Речь о «Мавре» и «Иоланте»
Бедрова: А почему произошла эта отмена? Вы говорили, что недостаточно финансирования.
Урин: Я не совсем так сказал. Я не так говорил. Мы закончим, и я отвечу. Поэтому, к сожалению, планы по-прежнему все те, которые есть. Если бы меня спросили, задали мне вопрос, если бы я был директором за год, и была бы возможность изменить эти планы, оставил ли я все то, что сегодня идет в репертуаре театра, - нет.
Лобков: Что вы бы убрали?
Урин: Зачем я буду об этом говорить, если сейчас это будет реально в театрах театра? Я сегодня точно так же отвечаю за эти планы, как и, извините меня, если бы я их определял.
Дзядко: Это было создано вами.
Урин: Конечно, как будто это было создано мной. С моей стороны сейчас будет предельно неэтично в адрес тех, кто это делал, говорить «зачем вы это сделали».
Бедрова: Почему все-таки произошла эта отмена? Это технический вопрос, или все-таки какая-то коррекция?
Монгайт: Или вкусовой?
Урин: Я бы сказал, что это, скорее, все-таки технический вопрос. Мне кажется, что те цели и задачи, которые были поставлены, в том числе и Анатолием Геннадьевичем по отношению к этому спектаклю, не предполагали подобного рода сценографического решения.
Бедрова: Просто не понравилась сценография?
Урин: Нет, она не может понравиться или не понравиться. Это не мое дело. Если мы приглашаем людей, они приглашены и делают, то они должны это делать. Вопрос в том, что, к величайшему сожалению, маленькая опера - 28 минут - «Мавра» (музыки 28 минут) и 75 минут «Иолант» сделано оформление, которое ставится в течение двух дней. Сложнейшее оформление стоимости этого оформления. В принципе, спектакль, который должен был быть с точки зрения возможностей его показа достаточно легким. Сутки спектакль разбирается. И стоимость спектакля - 2 млн. евро. Для того чтобы сделать ту декорацию, которую предложили художник и режиссер. Мало того, так и не были решены возможности технической проблемы, потому что между первым спектаклем «Мавра» и «Иолантой» нужно сделать громадную перестановку. По самым скромным подсчетам перестановка вылезала до 40-45 минут. Потому что практически полностью менялось оформление. То есть технически это было абсолютно непродуманно. За всю свою жизнь, работая в театре, я не влезал в художественное решение. Если это были мои коллеги и друзья, я имею в виду в данном случае театр Станиславского, я мог по-дружески сказать свое ощущение, но не при общем, а потом тихонько либо художнику, либо режиссеру. «Мне кажется», - говорил я. Но это вовсе никогда…
Монгайт: Подрисуй что-нибудь.
Урин: Не «подрисуй что-нибудь». «Я тебе могу сказать свое впечатление» как директор театра, как менеджер.
Монгайт: А в Большом театре не коллеги ваши, не друзья? Вы их пока так не характеризуете?
Урин: Наверное, они все-таки мои коллеги на сегодняшний день, насчет друзей я бы пока не торопился.
Желнов: Как раз о друзьях, которые остались в Станиславского-Немировича-Данченко. Правда ли, что вы не хотели покидать этот театр, и министру Мединскому и вице-премьеру Голодец буквально пришлось уговаривать вас, и даже неоднократно они это делали?
Урин: Я не хочу выглядеть кокеткой, которую уговаривали. Действительно, было несколько разговоров, действительно, я не соглашался.
Желнов: А почему согласились в итоге? Какие методы, чтобы вас уговорить использовались?
Урин: Кроме убеждений никаких методов других не применялось.
Монгайт: Вас не коррумпировали?
Желнов: Почему все-таки решили перейти? Все-таки бренд Большого оказался все равно заманчив и невозможно, что называется, отказаться от такого предложения?
Урин: Я отказался.
Желнов: Отказались. А что было потом?
Урин: А потом согласился.
Желнов: Каким образом?
Урин: Сказал «да». В этом были замешаны и личные причины, чисто мои личные.
Лобков: Многие говорят как раз о специфической роли Ольги Голодец, которая, так получилось, что курирует все: от балета до инсулина в России. Что у нее есть некий специфический интерес именно к балету. То ли она занималась балетом в молодости, то ли у нее были какие-то балетные знакомые. Вы почувствовали, что она не равнодушна к балету и компетентна в том, что касается балетных постановок, поскольку мне источники в окружении бывшего директора говорили, что она могла позвонить и по прямому проводу сказать, что недовольна той или иной постановкой.
Урин: Ольга Юрьевна часто бывала на спектаклях нашего театра. Мало того, я бы сказал, не только не балетных, но и на оперных, и высказывала мне, естественно, свою точку зрения как любой человек. Как Алексей Кудрин, который достаточно часто бывает в театре и высказывает свою точку зрения после спектакля, и мне кажется, в этом ничего плохого нет. Вопрос только в одном: эта точка зрения и остается точкой зрения. Я никакого давления в жизни, с точки зрения ситуации в театре, чтобы вице-премьер выговаривала по поводу художественных достоинств и не достоинств театра… Даже когда была очень непростая ситуация со спектаклем «Сон в летнюю ночь» Бриттена, кроме поддержки с ее стороны, несмотря на очень непростую ситуацию, которая возникала и в прессе, и человеческую, я ничего не испытал.
Монгайт: Но вы сейчас руководите Большим театром, который находится в одной сцепке с властью, и так сложилось исторически.
Урин: Пока я этого не чувствую.
Монгайт: Вообще никак не ощущаете?
Урин: Нет, более того, понимая прекрасно… Можно сказать?
Монгайт: Да-да, я знаю, что вы знаете, что я хочу спросить.
Урин: Это была одна из причин, которую я очень боялся.
Дзядко: В смысле?
Урин: И влияние сильных мира сего, и влияние жен сильных мира сего. Это было невероятной опаснстью…
Желнов: А про жен сильных мира сего вы слышали в истории с Иксановым, поэтому?
Урин: Я слышал много этих историй не только с Анатолием Геннадьевичем. Я слышал много историй в Большом театре. Я долго живу на свете, чтобы этих историй не слышать. И слышал их и от Бориса Ивановича Покровского, и слышал от многих тех, кто работал в Большом театре. Возьмем и вспомним Николая и Кшесинскую, когда директор императорского театра подал в отставку только потому, что было отменено его решение по поводу балерины Кшесинской.
Монгайт: Несвежий пример вы вспомнили.
Урин: Суть-то осталась та же.
Монгайт: То есть традиция?
Урин: Традиция-то осталась. Так как я эту историю знаю, я знаю, как это все продолжалось и в советское время и так далее.
Дзядко: А вы готовы к подобной ситуации сегодня? И какой ваш ответ?
Урин: Готов. Ответ - я уйду.
Дзядко: То есть это абсолютно принципиальная позиция?
Урин: Абсолютно.
Монгайт: Счастье, что Путин не очень интересуется театром.
Урин: Когда я был у него, мы обсуждали, в том числе и этот вопрос, по поводу влияния.
Желнов: Вы ему рассказывали про ситуацию, которая сложилась в Большом, про те интриги, жертвой которых пал и Анатолий Геннадьевич Иксанов. Напрямую президенту.
Урин: Нет, мы не обсуждали это с ним.
Желнов: Но он в курсе? Он проявил какую-то осведомленность?
Урин: На встрече с Владимиром Владимировичем мы говорили о сегодняшней творческой составляющей Большого театра и о творческих проблемах, которые есть.
Монгайт: А он проявил эрудицию, вы не в курсе?
Урин: Владимир Владимирович, скорее, слушал меня во время разговора, чем мне что-то сообщал о своих впечатлениях по поводу того, что происходит. Но то, что он в курсе дела и понимает все сложности, которые возникают… я сконцентрировал разговор и свою точку зрения, прежде всего, на творческие вопросы, потому что мне кажется, что сегодня это основная проблема, которую необходимо решать. И в том числе, в тех проблемах, которые поднимаете вы: этических, человеческих, взаимоотношенческих.
Окончание текста беседы привожу здесь - http://iri-im.livejournal.com/260460.html