Особенно Вера Ильинична любила майские вечера...
часов девять вечера, когда воздух уже не пел, еще не щебетал, а на ветках лип покачивались сережки, которые Сережка называл "плаксами".
Вера Ильинична опиралась грудью о подоконник и глубоко дышала, пытаясь разобрать слова давно увядшие и сумеречные, те, что говорили ее пропавшие возлюбленные. И липы делали невозможное - возвращали ей воспоминания, но взамен отбирали радость.
Вера Ильинична горевала, помахивая ногой, а легкомысленная кошка Эля пыталась царапнуть ее за пятку, и Вера Ильинична потихоньку принималась смеяться, так что возлюбленные растворялись в беспечальных липовых заводях и тени на лицах соседских мальчишек становились пугающе прочными, но это пока не выносили беспрерывно хохочущий карманный фонарик, - и те, кто был внизу, принимались дружно и вразнобой смеяться, будто похищая у Веры Ильиничны ее липовое одиночество. И тогда она прикрывала окно, но пряталась за занавеской и тихо смотрела "Семь лет в Тибете", мерно плакала, а потом, когда ароматы Лхасы становились совсем уж домашними и сдобными, выглядывала в оконную щелочку и целовала воздух, как могла осторожно (наспех, насмех) и майский воздух выгибал спинку и мурлыкал около ее уха.
И потом наступала ночь беспечальная и простая - будто ход e2 - e4 в игре, которая приводит к проигрышу - к очередному беспощадному сострадательному рассвету
Вера Ильинична опиралась грудью о подоконник и глубоко дышала, пытаясь разобрать слова давно увядшие и сумеречные, те, что говорили ее пропавшие возлюбленные. И липы делали невозможное - возвращали ей воспоминания, но взамен отбирали радость.
Вера Ильинична горевала, помахивая ногой, а легкомысленная кошка Эля пыталась царапнуть ее за пятку, и Вера Ильинична потихоньку принималась смеяться, так что возлюбленные растворялись в беспечальных липовых заводях и тени на лицах соседских мальчишек становились пугающе прочными, но это пока не выносили беспрерывно хохочущий карманный фонарик, - и те, кто был внизу, принимались дружно и вразнобой смеяться, будто похищая у Веры Ильиничны ее липовое одиночество. И тогда она прикрывала окно, но пряталась за занавеской и тихо смотрела "Семь лет в Тибете", мерно плакала, а потом, когда ароматы Лхасы становились совсем уж домашними и сдобными, выглядывала в оконную щелочку и целовала воздух, как могла осторожно (наспех, насмех) и майский воздух выгибал спинку и мурлыкал около ее уха.
И потом наступала ночь беспечальная и простая - будто ход e2 - e4 в игре, которая приводит к проигрышу - к очередному беспощадному сострадательному рассвету