Наша Кособучиха
101 история про Кособучиху
Кособучиха - поселок, которого нет на карте. Но он не менее реален, чем мы с вами. Он более реален, чем мы с вами. По пятницам, после бани, кособучинские убеждены, что их реальность не может быть превзойдена никем и никогда.
1. Кто смеется - тот и прав
Дядя Вася ел виноград. Горстями и без хлеба.
- С Бородинским бы трескал, а то не по-людски, - сетовала тетя Нюра, дядьвасина жена.
Дядь Вася ничего не отвечал, весело уписывал виноград, пожирая взглядом толстозадую М.М.
М.М., нимало не чинясь, выпукло шла и почти прошла уже. Но не важно, ибо черт лица, говоря откровенно... да и смотреть там не на что. Лицо, на нем пара черт. Зад обстоятельный, ничего особенного.
Под лавками валялись псы, выкусывали сонных блох. «Лохмотые», - как говаривала спросонья другая тетя - Нюся.
Эта ходила по воду с подводой. Дура ли, выгуливала ли кобылку - теперь не вспомню.
- Не лохмОтые, теть Нюр, а лохмАтые, - оскорбиженно выговаривал ученик шестого класса Тихоколов.
- Ты меня не учи, - ворчала тетя Нюся, - я поперек тебя знаю, и завсегда хороший разговор поддержку.
Раз увидела она по телевизору биатлон, да и засмеялась. Смеялась, смеялась, уж смеялась, смеялась - и толстозадая М.М, нагулялась, выползли смотреть на звезды опившиеся чаю сиволапые мужики.
Даже дядя Вася давно переключился на Бородинский, а дамские пальчики оставил на Новый год, а к чему? Скиснут, либо махонькая Манька пожрет...
А тетя Нюра никак не успокоится. Приглянулось ей, как мальчонки заполошно бегут гуртом, да, скособочившись, стреляют. Мишеньку терзают - хлоп-хлоп - да и вдругоряд по околицам. Знатные робята, а дела не имают. От дела лытают. И была права ведь. Ибо у нас в Кособучихе - кто смеется, тот и прав.
2. Зелюки
В огороде у дяди Васи уродились зелюки. Такая гадость - невообразимая! А все же соседские мальчишки лазали в дядивасин огород: зелюки обрывали, жамкали - и за пазуху.
Гадал дядя Вася, что мальчишки с зелюками делают? Не жрут же, поди. Может, в войну играют: зелюки - вместо автоматов? Они и по форме похожи, такие дуплетистые, прыщавые, с куропятами на конце. Одно слово - зелюки. Слово, конечно, не матерное, но для дяди Васи малоприличное. А пацаны - в восторге! Бегут, бывало, по улице, а у них зелюки подмышками болтаются.
А на следующий год зелюки не взошли. Были - да сплыли. И мальчишки больше не лазали в дядьвасин огород, не жамкали зелюки, не прятали их за пазуху.
До июля дядя Вася ходил огородными тропами, высматривал крохотные зелючки. Напрасно!
Как-то не выдержал дядь Вася, спросил у мальчишек: "Что, пацанье, вы с ними делали?"
Мальчишки смеются, да плечами пожимают. Забыли, знать.
Тогда принялся дядя Вася зелюки по памяти рисовать. Все приговаривал, темперу мне, темперу.
Нарисовал. Стали смотреть. Не зелюки ничуть. Крапива, а по краям - томаты. Какие это зелюки?
Осерчал дядя Вася, винил народ, что не признали любимых зелюков.
Каких любимых, смеялся народ, ты их гнобил изрядно.
Тут дядь Вась и запил. Каждый день по десять литров молока из-под кобылиц сосал. Еле отвадили. Дреколья в нашей Кособучихе отродясь не было. Так мы его все больше матерыми бабами. Лучше отвода не придумаешь.
3. Келтузед
Мале Воронцовой приснился Келтузед.
Проснулась Маля в слезах, а все ж - довольная. Кинулась к маманьке.
- Мамань, мне Келтузед приснился.
- Это что еще за демон?
- Это не демон, это бабайка такой.
- Что еще придумала, - махнула рукой мама, - В школу собирайся.
Пошла Маля в школу. А там - новый учитель.
- Здрасте, - с расстановкой говорит учитель, - Меня зовут Келтузед. Вадим Иваныч.
"Ни фига себе", - думает Маля. - "Сон в руку".
Поднимает ту же самую руку, в которой сон.
- Встань, девочка, - ласково говорит учитель.
- А вы мне сегодня снились, - застенчиво говорит Маля.
- А я знаю, - кивает Келтузед. - Я сегодня по вашему району работал.
- Демон он, демон, - зашумели ребята.
- Он бабайка, - объясняет Маля.
Но те не слышат. Намяли учителю бока, да и выбросили на скотный двор.
Маля плачет.
- Да ты смотри, - говорит ей директор школы, - Он же демонский. Растаял уже.
- Зато борода ворсиста. Бабаечка мой.
Пока шла из школы домой - утешилась. Поела малины, почесала кота. Телевизор включила.
А там - Келтузед. Подмигивает Мале, бороду мнет. Маля - девочка рассудительная. Выключила телевизор, да и села уроки учить. Хоть и бабайка, а надоел. Пусть лучше белочка приснится. Беленька с рыженькими ушками.
4. Митя Авдеев
Митя Авдеев бывал одновременно в школе и дома. Частенько учитель глядит в оба глаза на Митеньку и сомневается.
- В школе ты или дома, Авдеев? - спрашивает учитель.
- Не знаю, - отвечает Митя, - Быстрее всего, и там и там.
Бабушка Митина тоже все пироги пекла с моченой брусникой, да заглядывала в комнату внука. Испечет поднос - заглянет, испечет другой - заглянет, и трепещет вся.
- Не пойму я своего внучка, - жаловалась она соседке М. М. - Где же Митенька - в школе или дома? Загляну раз - вроде в школе, загляну другой - будто дома. Так уж душа изнеможется, что поневоле съешь хоть два подноса пирогов с моченой брусникой - умиришься до завтрева. А зять выговаривает, чего ж ты, баушка, все пироги пожрала. А я ведь от досады внутренней.
Однажды папка митенькин уж взялся за ремень, чтобы отучить чадо безобразничать. Опять же, пирогов старшему Авдееву захотелось. Ан, глядь - ремень-то в руках, а Митенька... Бог его знает где - то ли в школе, то ли дома. Кого сечь?
Пошел Авдеев старший и напился водки.
5. Наши имена
У всех имена как имена. А у нас в Кособучихе...
Где это видано! - Аделаида Сосипатьевна Эскалопс, Иннокентий Писистулович Пистон, Патрикей Еремеич Коннебездыханский, Аркадий Арматурович Бей-да-Ори. Разве бывают такие имена на белом свете? - Нет, не бывают. А у нас - есть.
А то еще - Аз Есмькович Тляхин, Кизимир Ловтеевич Мурмяшко, Кистепер Гвоздоперыч Подпертый.
Да ладно - мужики, а то и бабы: Сонная Валахьевна Шу, Келия Колготьевна Дыромясова, Чала Мочаловна Хоходамохова.
А люди все хорошие. Смирные. Любимые и любящие.
6. Себастиан Перейро
Себастиан Перейро вошел в Кособучиху на рассвете. На плечах - узел с пожитками, за поясом - печатный пряник, в руках - гармонь. Но Перейро не играл на гармони и не ел пряник. Он шел по главной и единственной улице Кособучихи и безучастно осматривал шмелей, присосавшихся на то время к сердцевинам ромашек.
Напугав стайку шмелей, разворошив табун ромашек, Перейро раздвинул мехи и запел. Многие тогда плакали. Многих постигла иная участь.
Доиграв, Перейро задумался. Подходить к нему остерегались. Трепетали на расстоянии. Плыли по лебеде, ухали в ухабы, колупались в колдобинах.
Какая-то Маняшка поднесла Себастиану стакан квасу. Он потребовал жбан. Пришлось нести. Долгие годы Маняшка вспоминала, как благодарно сверкнули глаза Перейро. Себастиан выпил, отер губы, и сказал было, да потом передумал. Поцеловал Маняшку в макушку и пошел прочь из Кособучихи.
А мы, чувствуя себя бесконечно осиротевшими, остались у своих домов, отирая подворотни, прикидывая, чем займемся на следующий день, понимая, что не займемся ничем, ибо заняться нечем.
Был один Перейро - да и того не удержали.
Да и пусть себе, не больно надо.
7. Кес ке се
У нас в Кособучихе даже медведи гонят смородиновку.
А дядь Кострома - не гонит. Он ходит с самоваром кальвадоса и приговаривает: "Кес ке се, кес ке се".
Мы уж пытали его, что за слова такие. А он ничего не объясняет, только радуется.
Ладно - днем ходит. А то - ночью, да кальвадос к тому времени выпьет, взопреет. Ночи напролет топчет кособучинские тропинки, бормочет свое «кес ке се».
Мужики решили ребра ему пересчитать, бока намять, скулу своротить. Планов много было, да где - ребра, а где - дядя Кострома! Его ребра отдельно от него гуляют, ибо толст, и оттого безучастен к побоям. А то еще встанет нетопырем и запоет, вражья сила, на всю Кособучиху. Поет, причем, умело, раскрутисто. Озорничает:
И вновь я иду на постой.
Ты титькой меня награди!
Иду я, такой молодой,
Со мной до рассвета блуди!
Споет пару катренов, а потом опять за свое, кескесесничает. Не поганец ли? Одна баба низко пала, практически ниц, взмолилась, уймись, дядь Кострома, заколебал ты меня своим кес ке се.
А тот, буде пьян, только хохочет. Дай, говорит, свою титьку, поколеблю еще маленько.
Потом уж, под ночь святого Гвидона выяснилось, что это дядь Кострома кота своего звал. Кис, кис, кис. Только с кальвадоса выходило наперекосяк.
Ежики еще иногда приходят, трутся о плетень. Хорошо у нас, в Кособучихе!
8. Бабушки вместо стекол
У нас в Кособучихе в окнах стекол нет.
У нас вместо стекол - бабушки.
В каждой избе - по бабушке. Редко где по одной, По две. По три. А то целая стайка - если окон много.
Бабушки глядят в окна круглые сутки.
Поскачут ребята в "горячо-холодно" играть - бабушки следят, чтоб все по правилам.
Пойдут мужики в баню - бабушки веники проверяют.
Проплывут девушки за околицей - бабушки учат, как бедрами крутить.
Затащат парни девушек на сеновал - бабушки ритм задают.
Барабанят сухими ладошками по наличникам - треск на всю Кособучиху.
Раз наши бабушки отправились в город зубы проверять. Окошки опустели.
У ребят игра не идет.
Мужики ногтями себя чешут.
Девушки, как бородавки, выставились по околице.
Парни вообще - в слезы.
Вернулись бабушки затемно - и жизнь сразу покатилась колесиком.
А у вас - как?
9. Саспенс
Приехал к нам некто Хич. Вроде бы режиссер. Кино. Страшного. А нам что - хоть Хич, хоть Чих, все одно - плати налог на бездетность!
Но этот Хич был непросто устроен, и налог платить сразу отказался. Рассказывали, что служил он коком на корабле MacGuffin. Пас коров. Доил котов. Пил кумыс в степях Забайкалья. Гонял по иссеченной местности. Словом, трудился, не вынимая сигары изо рта.
Посмотрели мы на него - толстый и нелицеприятный. Лицо пухлое. Сигара тлеет.
Говорит: "Хэлло, кособучинские! Буду снимать у вас кино.Таковая моя режиссерская воля". А нам, что воля - что неволя, все равно. Переглянулись - и спать пошли. Дремали славно. Аж ужи со скуки дохли.
Наутро проснулись, а Хич зовет после заката кино смотреть. И когда, торопыга, успел? Заиндевели мы от любопытства. От рассвета до заката долго ли? Пяти бутылок малиновки обычно хватает. Но тут все десять ушли. Восстала луна. Пошли первые кадры. Видим - месяц. Светит ясный. Светит полная луна. Осветила путь-дорожку. Зойка в душ идет хмельна.
Зоя, сидючи в первом ряду, взвыла: "Страсти! Пока я в душе нежилась да прохлаждалась, меня этот трехбуквенный проныра снимал, чо ли?"
И вот, в душе за занавеской мылится Зоя. А к Зое крадется зоотехник Вася. А Зоя все мылится. Вася трепещет, рвет душевые покровы, в одной руке у него нож. В другой - арбуз.
Мы обомлели.
А киношный Вася по арбузу - хряк-хряк и давай Зойку угощать.
Хич ладошки потирает, довольный.
- Хорош саспенс? - спрашивает.
Зойка ему в ответ пощечину. Вася - пендель. Начался тут, ангелы мои, полный ахтунген шпицрутен. А Хичу - хоть бы что! Знай самому себе покрикивает: "Мотор! Мотор!".
С тех самых пор прохода от него нет. Куда бы мы, кособучинские ни шли, чего бы ни делали, он только ходит за нами и твердит: "Мотор, мотор". И у нас от него полный санорин. То есть саспенс.
10. Если бы Семен
Коли если бы Семен
Влез на ту березу,
Всем бы было хорошо,
И доились козы.
Но Семен не влез, а слез,
Распустивши косы,
И березу до зари
Обглодали козы.
Такое стихотворение написали наши кособучинские к 156-летию открытия первой присутственной конюшни в нашем уезде.
Кособучиха - поселок, которого нет на карте. Но он не менее реален, чем мы с вами. Он более реален, чем мы с вами. По пятницам, после бани, кособучинские убеждены, что их реальность не может быть превзойдена никем и никогда.
1. Кто смеется - тот и прав
Дядя Вася ел виноград. Горстями и без хлеба.
- С Бородинским бы трескал, а то не по-людски, - сетовала тетя Нюра, дядьвасина жена.
Дядь Вася ничего не отвечал, весело уписывал виноград, пожирая взглядом толстозадую М.М.
М.М., нимало не чинясь, выпукло шла и почти прошла уже. Но не важно, ибо черт лица, говоря откровенно... да и смотреть там не на что. Лицо, на нем пара черт. Зад обстоятельный, ничего особенного.
Под лавками валялись псы, выкусывали сонных блох. «Лохмотые», - как говаривала спросонья другая тетя - Нюся.
Эта ходила по воду с подводой. Дура ли, выгуливала ли кобылку - теперь не вспомню.
- Не лохмОтые, теть Нюр, а лохмАтые, - оскорбиженно выговаривал ученик шестого класса Тихоколов.
- Ты меня не учи, - ворчала тетя Нюся, - я поперек тебя знаю, и завсегда хороший разговор поддержку.
Раз увидела она по телевизору биатлон, да и засмеялась. Смеялась, смеялась, уж смеялась, смеялась - и толстозадая М.М, нагулялась, выползли смотреть на звезды опившиеся чаю сиволапые мужики.
Даже дядя Вася давно переключился на Бородинский, а дамские пальчики оставил на Новый год, а к чему? Скиснут, либо махонькая Манька пожрет...
А тетя Нюра никак не успокоится. Приглянулось ей, как мальчонки заполошно бегут гуртом, да, скособочившись, стреляют. Мишеньку терзают - хлоп-хлоп - да и вдругоряд по околицам. Знатные робята, а дела не имают. От дела лытают. И была права ведь. Ибо у нас в Кособучихе - кто смеется, тот и прав.
2. Зелюки
В огороде у дяди Васи уродились зелюки. Такая гадость - невообразимая! А все же соседские мальчишки лазали в дядивасин огород: зелюки обрывали, жамкали - и за пазуху.
Гадал дядя Вася, что мальчишки с зелюками делают? Не жрут же, поди. Может, в войну играют: зелюки - вместо автоматов? Они и по форме похожи, такие дуплетистые, прыщавые, с куропятами на конце. Одно слово - зелюки. Слово, конечно, не матерное, но для дяди Васи малоприличное. А пацаны - в восторге! Бегут, бывало, по улице, а у них зелюки подмышками болтаются.
А на следующий год зелюки не взошли. Были - да сплыли. И мальчишки больше не лазали в дядьвасин огород, не жамкали зелюки, не прятали их за пазуху.
До июля дядя Вася ходил огородными тропами, высматривал крохотные зелючки. Напрасно!
Как-то не выдержал дядь Вася, спросил у мальчишек: "Что, пацанье, вы с ними делали?"
Мальчишки смеются, да плечами пожимают. Забыли, знать.
Тогда принялся дядя Вася зелюки по памяти рисовать. Все приговаривал, темперу мне, темперу.
Нарисовал. Стали смотреть. Не зелюки ничуть. Крапива, а по краям - томаты. Какие это зелюки?
Осерчал дядя Вася, винил народ, что не признали любимых зелюков.
Каких любимых, смеялся народ, ты их гнобил изрядно.
Тут дядь Вась и запил. Каждый день по десять литров молока из-под кобылиц сосал. Еле отвадили. Дреколья в нашей Кособучихе отродясь не было. Так мы его все больше матерыми бабами. Лучше отвода не придумаешь.
3. Келтузед
Мале Воронцовой приснился Келтузед.
Проснулась Маля в слезах, а все ж - довольная. Кинулась к маманьке.
- Мамань, мне Келтузед приснился.
- Это что еще за демон?
- Это не демон, это бабайка такой.
- Что еще придумала, - махнула рукой мама, - В школу собирайся.
Пошла Маля в школу. А там - новый учитель.
- Здрасте, - с расстановкой говорит учитель, - Меня зовут Келтузед. Вадим Иваныч.
"Ни фига себе", - думает Маля. - "Сон в руку".
Поднимает ту же самую руку, в которой сон.
- Встань, девочка, - ласково говорит учитель.
- А вы мне сегодня снились, - застенчиво говорит Маля.
- А я знаю, - кивает Келтузед. - Я сегодня по вашему району работал.
- Демон он, демон, - зашумели ребята.
- Он бабайка, - объясняет Маля.
Но те не слышат. Намяли учителю бока, да и выбросили на скотный двор.
Маля плачет.
- Да ты смотри, - говорит ей директор школы, - Он же демонский. Растаял уже.
- Зато борода ворсиста. Бабаечка мой.
Пока шла из школы домой - утешилась. Поела малины, почесала кота. Телевизор включила.
А там - Келтузед. Подмигивает Мале, бороду мнет. Маля - девочка рассудительная. Выключила телевизор, да и села уроки учить. Хоть и бабайка, а надоел. Пусть лучше белочка приснится. Беленька с рыженькими ушками.
4. Митя Авдеев
Митя Авдеев бывал одновременно в школе и дома. Частенько учитель глядит в оба глаза на Митеньку и сомневается.
- В школе ты или дома, Авдеев? - спрашивает учитель.
- Не знаю, - отвечает Митя, - Быстрее всего, и там и там.
Бабушка Митина тоже все пироги пекла с моченой брусникой, да заглядывала в комнату внука. Испечет поднос - заглянет, испечет другой - заглянет, и трепещет вся.
- Не пойму я своего внучка, - жаловалась она соседке М. М. - Где же Митенька - в школе или дома? Загляну раз - вроде в школе, загляну другой - будто дома. Так уж душа изнеможется, что поневоле съешь хоть два подноса пирогов с моченой брусникой - умиришься до завтрева. А зять выговаривает, чего ж ты, баушка, все пироги пожрала. А я ведь от досады внутренней.
Однажды папка митенькин уж взялся за ремень, чтобы отучить чадо безобразничать. Опять же, пирогов старшему Авдееву захотелось. Ан, глядь - ремень-то в руках, а Митенька... Бог его знает где - то ли в школе, то ли дома. Кого сечь?
Пошел Авдеев старший и напился водки.
5. Наши имена
У всех имена как имена. А у нас в Кособучихе...
Где это видано! - Аделаида Сосипатьевна Эскалопс, Иннокентий Писистулович Пистон, Патрикей Еремеич Коннебездыханский, Аркадий Арматурович Бей-да-Ори. Разве бывают такие имена на белом свете? - Нет, не бывают. А у нас - есть.
А то еще - Аз Есмькович Тляхин, Кизимир Ловтеевич Мурмяшко, Кистепер Гвоздоперыч Подпертый.
Да ладно - мужики, а то и бабы: Сонная Валахьевна Шу, Келия Колготьевна Дыромясова, Чала Мочаловна Хоходамохова.
А люди все хорошие. Смирные. Любимые и любящие.
6. Себастиан Перейро
Себастиан Перейро вошел в Кособучиху на рассвете. На плечах - узел с пожитками, за поясом - печатный пряник, в руках - гармонь. Но Перейро не играл на гармони и не ел пряник. Он шел по главной и единственной улице Кособучихи и безучастно осматривал шмелей, присосавшихся на то время к сердцевинам ромашек.
Напугав стайку шмелей, разворошив табун ромашек, Перейро раздвинул мехи и запел. Многие тогда плакали. Многих постигла иная участь.
Доиграв, Перейро задумался. Подходить к нему остерегались. Трепетали на расстоянии. Плыли по лебеде, ухали в ухабы, колупались в колдобинах.
Какая-то Маняшка поднесла Себастиану стакан квасу. Он потребовал жбан. Пришлось нести. Долгие годы Маняшка вспоминала, как благодарно сверкнули глаза Перейро. Себастиан выпил, отер губы, и сказал было, да потом передумал. Поцеловал Маняшку в макушку и пошел прочь из Кособучихи.
А мы, чувствуя себя бесконечно осиротевшими, остались у своих домов, отирая подворотни, прикидывая, чем займемся на следующий день, понимая, что не займемся ничем, ибо заняться нечем.
Был один Перейро - да и того не удержали.
Да и пусть себе, не больно надо.
7. Кес ке се
У нас в Кособучихе даже медведи гонят смородиновку.
А дядь Кострома - не гонит. Он ходит с самоваром кальвадоса и приговаривает: "Кес ке се, кес ке се".
Мы уж пытали его, что за слова такие. А он ничего не объясняет, только радуется.
Ладно - днем ходит. А то - ночью, да кальвадос к тому времени выпьет, взопреет. Ночи напролет топчет кособучинские тропинки, бормочет свое «кес ке се».
Мужики решили ребра ему пересчитать, бока намять, скулу своротить. Планов много было, да где - ребра, а где - дядя Кострома! Его ребра отдельно от него гуляют, ибо толст, и оттого безучастен к побоям. А то еще встанет нетопырем и запоет, вражья сила, на всю Кособучиху. Поет, причем, умело, раскрутисто. Озорничает:
И вновь я иду на постой.
Ты титькой меня награди!
Иду я, такой молодой,
Со мной до рассвета блуди!
Споет пару катренов, а потом опять за свое, кескесесничает. Не поганец ли? Одна баба низко пала, практически ниц, взмолилась, уймись, дядь Кострома, заколебал ты меня своим кес ке се.
А тот, буде пьян, только хохочет. Дай, говорит, свою титьку, поколеблю еще маленько.
Потом уж, под ночь святого Гвидона выяснилось, что это дядь Кострома кота своего звал. Кис, кис, кис. Только с кальвадоса выходило наперекосяк.
Ежики еще иногда приходят, трутся о плетень. Хорошо у нас, в Кособучихе!
8. Бабушки вместо стекол
У нас в Кособучихе в окнах стекол нет.
У нас вместо стекол - бабушки.
В каждой избе - по бабушке. Редко где по одной, По две. По три. А то целая стайка - если окон много.
Бабушки глядят в окна круглые сутки.
Поскачут ребята в "горячо-холодно" играть - бабушки следят, чтоб все по правилам.
Пойдут мужики в баню - бабушки веники проверяют.
Проплывут девушки за околицей - бабушки учат, как бедрами крутить.
Затащат парни девушек на сеновал - бабушки ритм задают.
Барабанят сухими ладошками по наличникам - треск на всю Кособучиху.
Раз наши бабушки отправились в город зубы проверять. Окошки опустели.
У ребят игра не идет.
Мужики ногтями себя чешут.
Девушки, как бородавки, выставились по околице.
Парни вообще - в слезы.
Вернулись бабушки затемно - и жизнь сразу покатилась колесиком.
А у вас - как?
9. Саспенс
Приехал к нам некто Хич. Вроде бы режиссер. Кино. Страшного. А нам что - хоть Хич, хоть Чих, все одно - плати налог на бездетность!
Но этот Хич был непросто устроен, и налог платить сразу отказался. Рассказывали, что служил он коком на корабле MacGuffin. Пас коров. Доил котов. Пил кумыс в степях Забайкалья. Гонял по иссеченной местности. Словом, трудился, не вынимая сигары изо рта.
Посмотрели мы на него - толстый и нелицеприятный. Лицо пухлое. Сигара тлеет.
Говорит: "Хэлло, кособучинские! Буду снимать у вас кино.Таковая моя режиссерская воля". А нам, что воля - что неволя, все равно. Переглянулись - и спать пошли. Дремали славно. Аж ужи со скуки дохли.
Наутро проснулись, а Хич зовет после заката кино смотреть. И когда, торопыга, успел? Заиндевели мы от любопытства. От рассвета до заката долго ли? Пяти бутылок малиновки обычно хватает. Но тут все десять ушли. Восстала луна. Пошли первые кадры. Видим - месяц. Светит ясный. Светит полная луна. Осветила путь-дорожку. Зойка в душ идет хмельна.
Зоя, сидючи в первом ряду, взвыла: "Страсти! Пока я в душе нежилась да прохлаждалась, меня этот трехбуквенный проныра снимал, чо ли?"
И вот, в душе за занавеской мылится Зоя. А к Зое крадется зоотехник Вася. А Зоя все мылится. Вася трепещет, рвет душевые покровы, в одной руке у него нож. В другой - арбуз.
Мы обомлели.
А киношный Вася по арбузу - хряк-хряк и давай Зойку угощать.
Хич ладошки потирает, довольный.
- Хорош саспенс? - спрашивает.
Зойка ему в ответ пощечину. Вася - пендель. Начался тут, ангелы мои, полный ахтунген шпицрутен. А Хичу - хоть бы что! Знай самому себе покрикивает: "Мотор! Мотор!".
С тех самых пор прохода от него нет. Куда бы мы, кособучинские ни шли, чего бы ни делали, он только ходит за нами и твердит: "Мотор, мотор". И у нас от него полный санорин. То есть саспенс.
10. Если бы Семен
Коли если бы Семен
Влез на ту березу,
Всем бы было хорошо,
И доились козы.
Но Семен не влез, а слез,
Распустивши косы,
И березу до зари
Обглодали козы.
Такое стихотворение написали наши кособучинские к 156-летию открытия первой присутственной конюшни в нашем уезде.