Маленькая рефлексия
Когда мне было 18, я мечтал о лаврах.
Лавры были густые и раскидистые, они покрывали мое чело и народ рукоплескал и неистовствовал.
Я должен быть снимать гениальное кино. Писать гениальные книги я хотел как-то задумчиво, а снимать гениальное кино - азартно, жадно, нахально.
Писать я не особенно любил. Лучше в футбол поиграть. Чего интересно - сидишь, скрипишь пером, переводишь бумагу.
Неподалеку еще приплясывала кособокая мысль, что, может гений-то мой и не оценят. Так - стоит ли рисковать?
И я вдохновенно следовал мудрому правилу: Можешь не писать - не пиши. Можешь не снимать - не снимай. Можешь не играть в футбол - играй.
Правило было крепко сбито. Отличное правило. Я любовался им.
Но писать иногда хотелось. Но стоило мне взять в руки карандаш и отточить его, как бесцеремонно вваливались соображения о многочисленных гениях, которые бродят вокруг да около и пишут, да так борзо и витиевато, что... в общем, можешь не писать - не пиши, голубчик, не надо.
И стал я жиреть духом. Ибо все, что я напридумывал себе - был род психологической гастрономии. Жирел не по дням, а по часам.
А потом взял и написал. И сказал себе: "А и нас..." И звук "р" прогремел восхитительно раскатисто.
И написал "Другую весну". И пока я ее писал - я менялся. И продолжаю меняться. Очень нравится.
Когда нет мыслей о лаврах, потому что все лавровые деревья сгрызла моль тщеславия, то становишься беспечным и счастливым, как футболист, забивший гол в финале чемпионата мира.
Есть одно правило, самое важное, для любой деятельности. Все его знают, но немногие принимают всерьез. Человек должен делать то и делать так, чтобы это было очень интересно и важно самому человеку.
Иногда это может быть интересно и важно еще очень многим.
Иногда - немногим.
Иногда - двум или трем.
Иногда - только одному.
Я не знаю, от чего это зависит. Иногда - от таланта. Иногда - от проблематики. Иногда - от окружения.
***
Ну, и хватит об этом.
Простите Христа ради.
Лавры были густые и раскидистые, они покрывали мое чело и народ рукоплескал и неистовствовал.
Я должен быть снимать гениальное кино. Писать гениальные книги я хотел как-то задумчиво, а снимать гениальное кино - азартно, жадно, нахально.
Писать я не особенно любил. Лучше в футбол поиграть. Чего интересно - сидишь, скрипишь пером, переводишь бумагу.
Неподалеку еще приплясывала кособокая мысль, что, может гений-то мой и не оценят. Так - стоит ли рисковать?
И я вдохновенно следовал мудрому правилу: Можешь не писать - не пиши. Можешь не снимать - не снимай. Можешь не играть в футбол - играй.
Правило было крепко сбито. Отличное правило. Я любовался им.
Но писать иногда хотелось. Но стоило мне взять в руки карандаш и отточить его, как бесцеремонно вваливались соображения о многочисленных гениях, которые бродят вокруг да около и пишут, да так борзо и витиевато, что... в общем, можешь не писать - не пиши, голубчик, не надо.
И стал я жиреть духом. Ибо все, что я напридумывал себе - был род психологической гастрономии. Жирел не по дням, а по часам.
А потом взял и написал. И сказал себе: "А и нас..." И звук "р" прогремел восхитительно раскатисто.
И написал "Другую весну". И пока я ее писал - я менялся. И продолжаю меняться. Очень нравится.
Когда нет мыслей о лаврах, потому что все лавровые деревья сгрызла моль тщеславия, то становишься беспечным и счастливым, как футболист, забивший гол в финале чемпионата мира.
Есть одно правило, самое важное, для любой деятельности. Все его знают, но немногие принимают всерьез. Человек должен делать то и делать так, чтобы это было очень интересно и важно самому человеку.
Иногда это может быть интересно и важно еще очень многим.
Иногда - немногим.
Иногда - двум или трем.
Иногда - только одному.
Я не знаю, от чего это зависит. Иногда - от таланта. Иногда - от проблематики. Иногда - от окружения.
***
Ну, и хватит об этом.
Простите Христа ради.