10 лет назад… 26-27 ноября
Удивительно, но в этом году 26 ноября я не вспомнил, что десять лет назад именно в этот день Кировский районный суд Казани признал меня экстремистом, приговорив к 1 году и 9 месяцам колонии по ст. 282 УК РФ.
Все дни, проведенные за колючей проволокой, вел дневник. Решил выложить в ЖЖ свои записи, сделанные в тюрьме и колонии.
26 ноября 2009 года
Перемещение из свободы в несвободу произошло буднично, не вызвав никаких особых чувств - ни трепета, ни волнения, ни возмущения несправедливостью приговора, ни ненависти к тем, кто принял решение отправить меня из мира добропорядочных граждан в мир воров, убийц, мошенников, насильников.
Ничуть не волновался, может быть еще и потому, что заранее знал, как будут развиваться событий (и даже написал об этом еще в августе в своем «Живом журнале»). Как-то еще в октябре, в перерыве между судебными заседаниями зашел к секретарю суда Эльвире Альмеевой, чтобы скопировать на флэшку протоколы уже прошедших заседаний. В тот самый момент, когда Эльвира возвращала мне флэшку, вошел судья Алексей Кочемасов:
-Чего это вы тут делаете? - грозно спросил федеральный судья.
-Протоколы забираю… - спокойно ответил я. - В электронном виде.
-Ну да, я разрешил, - Кочемасов явно был в хорошем настроении.
-Надо же сверить пьесу со сценарием, - поддел я Кочемасова.
-С каким сценарием? - Кочемасов все понял, но сделал вид, что не уловил моей иронии.
-Алексей Николаевич, вы меня удивляете. И вы, и я прекрасно знаем финал процесса. Прокурор попросит три года лишения свободы, вы ограничитесь «всего лишь» полутора-двумя...
-Вы хотите оказать на меня давление, - наигранно возмутился Кочемасов и быстро прошел в свой кабинет, не дав мне возможности хоть что-то возразить.
Откровениями о том, что все будет именно так, как я сказал Кочемасову, со мной поделился высокопоставленный сотрудник прокуратуры Татарстана. Еще в августе, за три месяца до оглашения приговора:
-Должен понимать, что это будет приговор не тебе. Все уже смирились, что ты «отмороженный», сломать тебя не получается. Но и отыгрывать назад поздно, точка невозврата пройдена. Остается одно: показать всем, «кто в доме хозяин». Чтобы другим было неповадно поднимать голову против тех, кто «рулит» и Татарстаном, и Казанью.
У меня была возможность внести коррективы в сценарий «пьесы». Стоило мне покаяться, признать вину, попросить прощения у Минтимера Шаймиева, и приговор был бы другим. «Получил» бы я тысяч 50-100 штрафа, татарстанские СМИ раструбили бы на весь мир оды гуманности и милосердию власти, которая проявила снисходительность по отношению к подлецу и негодяю. Негодяй и подлец, понятное дело, должен был предстать на телекартинках и фотографиях с низко склоненной головой, с заплаканными глазами… Но, увы, позволить себе смирения не мог.
Во вторник, 24 ноября 2009 года, в день начала оглашения приговора, зал судебного заседания заполонила пресса.
К радости фотографов и телеоператоров в зале появились судебные приставы в разгрузках, вооруженные кто автоматом, кто помповым ружьем, кто пистолетом, выглядывающим из облегченной кобуры. Картинка была что надо.
Сценаристы «пьесы» рассчитали абсолютно точно, что для демонстрации татарстанцам всесильности власти необходимы декорации, соответствующие действию. Чтобы все зарубили на носу, что власть может быть вполне снисходительна к жуликам, коррупционерам, казнокрадам. Но всегда беспощадна к тем, кто осмелится поставить под сомнение безупречность и сокральность власти.
На второй день оглашения приговора я приехал в суд в джинсах и свитере, потому как понимал, что рубашка и костюм - не самая удобная одежда для пребывания в тюрьме. Но и в среду оглашение не завершилось. На чтение 209-ти страничного приговора судье понадобилось три дня.
Алексею Кочемасову, похоже, нездоровилось. Последние страницы приговора он зачитывал изрядно осипшим голосом, чуть ли не шепотом, ели-ели выдавливая слова.
- …определить наказание в виде лишения свободы на срок один год девять месяцев… Меру пресечения осужденному Муртазину изменить на заключение под стражу… Взять под стражу немедленно. Вещественные доказательства… - уничтожить.
***
Из Кировского районного суда меня привезли в первый казанский изолятор, расположенный на улице Япеева.
Завели в «стакан» - крошечную камеру размером полтора на полтора метра, для особо опасных и буйных арестантов. Без окон, с тусклым светом…. Сколько там просидел, не знаю - чувство времени атрофировалось.
От нечего делать запел: «Мы рождены, чтобы Кафку сделать былью…».
Привели на медосмотр. Медсестра с моих слов записала рост, вес, переносимость лекарств.
Тут же проходил осмотр совсем юный - лет семнадцати - мальчик из Самары, который 30 октября на центральном казанском стадионе во время игры «Рубин» - «Крылья Советов» сломал два стула. Говорит, не то что ломать мебель, вообще в Казань больше никогда не сунется. Двадцать шесть дней, проведенных в тюремной камере, сильно изменили мировоззрение самарского футбольного фаната.
После медпункта приступили к оформлению моего водворения в тюремную камеру. Но набежали какие-то майоры, подполковники, вернули изъятое обручальное кольцо, поясной ремень и препроводили обратно в автозак. Пока шли к машине, сопровождавшие меня надзиратели ворчали:
-Знали ведь, что со дня на день в изолятор нагрянет московская проверка, пойдет по камерам… Если не хотели, чтобы Муртазин пересекся с московскими проверяющими, нафига его сюда притаранили?
-Видимо, судью забыли предупредить, - заметил второй надзиратель.
-А что за проверка? - встрял я в разговор своих конвоиров.
-Да у нас тут Зима концы отдал. Зимин… Арестованный…
-И что с ним случилось?
-А бог его знает. Все в панике, что свиной грипп у него был. Хотя умер вроде бы от пневмонии.
-Все больные свиным гриппом умирают именно от пневмонии, - бросил я, уже поднимаясь в автозак.
Поехали. Встали. Снова поехали. Снова встали. Прильнув к решеткам автозака, увидел краешек улицы. Это была Ярмарочная площадь. Та самая площадь, на которой всего несколько месяцев назад прошел рок-фестиваль «Сотворение мира».
Машина сопровождения врубила сирену и прорезала скопление автомобилей, как нож масло. Проехали мимо цирка на Кировскую дамбу. Я засмеялся. Видимо чересчур громко.
-Чего ржешь? - незло возмутился один из конвоиров.
-Анекдот вспомнил: раньше я жил напротив тюрьмы, сейчас живу напротив своего дома.
-И что? - причины моего веселья конвоир не понял.
-Да ничего. Просто я жил в трехстах метрах от тюрьмы. А сейчас поселюсь в острог в трехстах метрах от дома.
Приехали во второй казанский изолятор. Снова медпункт, снова изъятие ремня, обручального кольца, оформление.
Повели в баню. Баня - сказано чересчур громко. На самом деле это душ. Под потолком, от стены до стены закреплена труба, в которой на расстоянии 35−40 сантиметров проделаны отверстия, через которые льется вода. Очень горячая.
После бани выдали матрас, одеяло, подушку, две простыни, туалетные принадлежности, упакованные в коробочку.
Пока прикидывал, как все это добро половчее взять, чтобы ничего не растерять по дороге в камеру, подошел арестант в черной робе, ловко скатал матрас, уложив в скатку и белье, подхватил и пошел. Так что мне осталось нести только туалетные принадлежности в одной руке и посуду в другой.
Поднялись на четвертый этаж. Здесь это называется «четвертый продол». На дверях камеры, к которой меня подвели, было написано «4/3». Камера двухместная. В камере меня встретил 35-летний Антон . Он уже пять месяцев находится под стражей. Именно Антон стал моим первым «наставником-толкователем» писаных и неписаных правил, нравов, традиций неволи. И первое что разъяснил сокамерник: «дроби» - это камеры, оторванные от остального тюремного мира, без «дороги», то есть без связи с остальными камерами. Здесь содержаться особо опасные арестанты. Почему «дроби» называются «дробями» Антон объяснить не смог. Возможно потому, что камеры эти считаются одиночными, но оборудованы шконками на два человека.
-Хочешь вниз? - спросил Антон.
-Да нет. Наверху мне больше нравится, - ответил я, оглядев камеру и прикинув, что в темноватом помещении внизу совсем темно. - Наверху света больше.
-Ну смотри. Есть хочешь?
-Можно и поесть.
-Мне тут на Курбан-байрам «дачку» загнали, то есть передачу принесли - объяснил Антон, раскладывая на крохотном столике блины, колбасу, конфеты.
***
И ужин, и разговор за жизнь произошли позже. А когда я только-только переступил порог камеры, а за моей спиной с противным лязгом закрылась кованая дверь, и с не менее противным скрежетом повернулся на несколько оборотов замок, телекомпания «Эфир» начала трансляцию программы «Актуальное интервью».
Ведущий программы гладко выбритый Алексей Кулешов вместе с бородатым Рашидом Ахметовым, считающим себя и демократом и оппозиционером, обсуждали мой приговор. Разговор - исключительно о слухах о смерти Шаймиева. О том, какой же я негодяй, что «похоронил живого человека» и что за это получил вполне по заслугам. О том, что о «кончине» Шаймиева 12 сентября 2008 года говорил весь Татарстан - ни слова. Как ни слова и о том, что за клевету (в книге «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана», живом журнале, антикоррупционном бюллетене) федеральный судья Алексей Кочемасов «выписал» мне исправительные работы, а лишением свободы именем Российский Федерации судья «одарил» меня по статье 282 УК РФ - за разжигание социальной розни по отношению к социальной группе «представители власти».
В ходе следствия мне не раз говорили, сдай источник информации, назови имя человека, сообщившего о смерти Шаймиева, дело будет закрыто. Не назвал. Думаю, что правильно сделал. Это все равно не повлияло бы на приговор. Как сказал Марат Нуриев мне «инкриминируется распространение информации о смерти Шаймиева, а не то, что я первоисточник этой информации».
Сегодня у меня нет никаких сомнений, что первоисточник надо искать в окружении Шаймиева. Не берусь утверждать, что Минтимер Шарипович с самого начала был в курсе «блестящей спецоперации». Возможно, что его использовали «в темную», доложив, что именно Муртазин запустил слух. К тому же накрутив, вот, мол, какой негодяй этот Муртазин, сидит сейчас потирает руки, ждет, когда вы броситесь опровергать «утку». Убедить в чем-то Бабая - дело не очень сложное. Понятно, что после подобной обработки он не стал ничего опровергать и спокойно продолжил отдыхать.
Это в лучшем случае. В худшем - дыма без огня не бывает. Вполне возможно, что татарстанцы не услышали голос своего президента в первые же дни после того, как по республике расползлась весть о его смерти, именно потому, что он не мог физически опровергнуть эти слухи. И именно поэтому не полетел в Казахстан в составе официальной делегации, в которую был включен. Именно поэтому Радик Шаймиев и Рустам Минниханов отказались от участия в очередном этапе Кубка Европы по авторалли. Хотя и были заявлены. Но 14 сентября 2008 года гонка прошла без них.
Уже позже, в ходе расследования и судебного следствия удалось выяснить , что еще 11 сентября в Татнефть-арене во время хоккейной баталии команды «Ак Барса» с московскими динамовцами, по трибунам шушукались о смерти Шаймиева. Что 12-го сентября с самого утра в редакции газет и телекомпаний, в аппарат президента обрушился шквал телефонных звонков.
Люди хотели знать правду о своем президенте. Но вместо правды они получили… заявление прокурора Татарстана Кафиля Амирова, который вечером 12 сентября сообщил прессе, что по факту распространения слухов проводится проверка, по итогам которой будет принято решение о возбуждении уголовного дела. И дальше Кафиль Фахразиевич произнес ключевые слова, предопределившие развитие событий: «Все зависит от того, какими мотивами руководствовался Ирек Муртазин…». Проверка еще только началась, а прокурор, фактически, уже назвал преступника. Мне оставалось только радоваться, что на дворе 2008 год. А не 1937-ой.
Подобных «разоблачений» в истории было не мало. Только масштабы были разными. Где-то это были события, внесшие «коррективы» в ход развития всего человечества, а где-то изменили историю какого-нибудь заводика или колхоза.
27 февраля 1933 года гитлеровские штурмовики подожгли Рейхстаг. Не успело остыть пожарище, а геббельсовская пропагандистская машина уже начала истерить, что Рейхстаг подожгли коммунисты. Нескольких дней массированной обработки общественного мнения оказалось более чем достаточно, чтобы 3 марта гестапо отправило в Моабитскую тюрьму Эрнста Тельмана.
Конечно, я не Тельман. Но и Татарстан не нацистская Германия.
Почему местные СМИ говорят только о том, что именно я 12 сентября 2008 года «похоронил» Шаймиева? Почему не говорят о моей книге «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана»? Ведь именно за книгу, а не за слухи суд приговорил меня к реальным году и девяти месяцам лишения свободы. Почему об этом СМИ предпочитают не говорить?
Убежден, что власть панически боится правды. Боится, что люди начнут задавать вопросы. Хотя бы друг другу, хотя бы на кухнях или в курилках. Если бы в 1933 году немцы знали правду о деле Тельмана, то, можно не сомневаться, во многих головах родился бы вопрос, если Тельман сотоварищи не поджигали Рейхстаг, тогда кто же его поджег?
27 ноября 2009 года (пятница)
Далеко за полночь, может в час, а может и позже в коридоре послышались голоса. Антон соскочил со шконки, подошел к кованой двери и прильнул к дверному косяку.
- Спасибо… Спасибо… Курить нечего…
Через несколько минут Антон отошел от двери:
-Соседи поздравили нас с Курбан-байрамом. Они уже знают, что ты заехал в хату 4/3. Спросили, есть ли в чем нужда. Сказал, что у нас курева нет.
-И кто наши соседи?
-Справа, в хате 4/2 - Гриня Казанский, «вор в законе», ему «организовали» статью 228, распространение наркоты, хотя для «вора в законе» эта статья - впадлу . Сидит один. Слева, в хате 4/4 сидит Чех. Его делюгу не знаю, знаю только, что он тоже арестант авторитетный.
***
В шесть утра открылось прямоугольное окошко в дверях - «кормушка», Антон просунул в него кружку, в которую насыпали две большие ложки сахара - суточная норма на двоих. Потом в «кормушу» пролезла буханка хлеба - по половине на человека в сутки. Пока Антон получал сахар и хлеб, со своего верхнего места на шконке успел рассмотреть, что за дверью орудовал арестант в черной робе.
- Что это за люди, которые ходят по тюрьме в черных робах? Еду раздают, матрас мой сюда принесли…
- Это «хозники». А еду раздают «баландеры». Это обслуга. Из тех, кто уже «получил» приговор, он вступил в силу, но человек остался здесь в тюрьме отбывать свой срок, рассчитывая и вполне резонно уйти по УДО, условно-досрочно. «Хозники», если у них нет крупных залетов, на волю уходят по УДО.
Включили телевизор. Шаймиев поздравил татарстанцев с Курбан-байрамом.
-Спасибо, Минтимер Шарипович, вы меня уже поздравили, - усмехнулся я и подмигнул телевизору.
* * *
В восемь утра дверь камеры распахнулась и мы вышли в коридор, где стояло человек десять. Это была утренняя проверка. На меня смотрело двадцать глаз сотрудников тюрьмы. В этих глазах было многое: любопытство, удивление, недоумение, непонимание и интерес. Не было только презрения, отвращения и злобы.
* * *
Оказывается, пятница - банный день для тех, кто содержится в «дробях». Вообще-то баня работает все рабочие дни с утра до вечера. Но пока перемоются более тысячи арестантов, содержащихся в тюрьме, которую официально называют ФБУ ИЗ-16/2, как раз проходит рабочая неделя.
Нашу камеру повели в баню сразу после завтрака.
-С одной стороны это хорошо, - заметил Антон, - баня чистенькая. Но, то, что она еще не нагрета - плохо. Лучше всего идти в баню часов в 11-12, а часа в четыре-пять после обеда - хуже некуда. Хоть противогаз надевай и сапоги болотные… Запах пота и грязюка…
Завели в предбанник. Из помывочного отделения доносились голоса.
-Мы не первые, - это хорошо. - Но привели нас рановато.
-Почему? - мне было интересно все.
-Сейчас те помоются, - Антон кивнул на дверь в помывочную, - уйдут в раздевалку. Пока их не уведут, будем ждать.
Ждать пришлось минут десять-пятнадцать. Через помывочную прошли в раздевалку, разделись, вернулись, помылись и уже по другой дороге пошли в камеру. Часа через два после бани повели на крышу тюрьмы, на прогулку. Потому как именно на крыше располагаются прогулочные дворики.
***
Меньше чем за сутки пребывания в тюрьме узнал, что если вести себя ниже травы и тише воды, то в мае можно вернуться домой. К 65-летию Победы арестанты ждут амнистии. Только лично мне эта амнистия не нужна. Потому что намерен добиваться отмены приговора и полного оправдания.
То, что система все-таки пошла на мою тюремную изоляцию - явный признак, что система чертовски слаба и живет в плену своих страхов. И панически боится тех, кто является причиной этих самых страхов.
Меня отправили в тюрьму, несмотря на то, что с 19 апреля 2009 года в соответствии с приказом Минюста РФ лица, осужденные к колониям-поселениям, должны самостоятельно прибывать к местам отбывания наказания. При этом после вступления в силу приговора. Согласно уголовно-исполнительного кодекса России под стражу в зале суда берут только тех осужденных, приговоренных к отбыванию наказания в колониях-поселениях, кто в период следствия уклонялся от участия в следствии, а во время судебного процесса не приходил в суд. И еще те, у кого нет постоянного места жительства на территории России. Список исчерпывающий. Ни под одну из категорий лиц, подлежащих аресту в зале суда, я не подпадал. То есть целый месяц, а то и больше (до рассмотрения Верховным Судом Татарстана моей кассационной жалобы), мог оставаться на свободе. А вместо этого я в тюрьме. То есть наказание уже «приведено в исполнение». При этом наказание куда более строгое, нежели пребывание в колонии-поселении.
***
Измерил камеру: 346 см в длину, 132 см - в ширину. Сразу у входа - рукомойник. Между рукомойником с одним единственным краником, из которого льется ледяная вода, и шконкой - унитаз. Унитаз от шконки отгорожен ширмой, изготовленной из клеенки кем-то из предыдущих жильцов «хаты 4/3». Ширма похожа на те, что используются в ванных малогабаритных квартир. Когда лежишь на шконке, можно протянуть руку и упереться в противоположную стену.
В противоположной от двери стороне камеры - зарешеченное окно. Мало того, что между свободой и несвободой два ряда толстенных решеток - изнутри и снаружи, к наружной решетке еще приварены железные полоски - «реснички», через которые с трудом можно увидеть улицу.
Окно камеры выходит на здание, где содержаться «15-ти суточники». А за ним видна улица Клары Цеткин, по которой ходят вольные люди, проезжают автомобили...
Сколько мне суждено провести в этих стенах? До рассмотрения кассационной жалобы? Или весь срок? Один год и девять месяцев? Увы, это зависит не от меня. Но жизнь продолжается! Нельзя мириться, нельзя превращаться в человекообразное существо - кроткое и безропотное, надо оставаться человеком. Это главное! В конце концов, мамадышская девушка - один из лидеров народовольцев - Вера Фигнер двадцать лет провела в одиночной камере шлиссельбургской крепости. Освободилась. Пережила революцию, коллективизацию, застала культ личности, Великую Отечественную… и умерла в 90 лет, в дни Сталинградской битвы.
Фото отсюда
Все дни, проведенные за колючей проволокой, вел дневник. Решил выложить в ЖЖ свои записи, сделанные в тюрьме и колонии.
26 ноября 2009 года
Перемещение из свободы в несвободу произошло буднично, не вызвав никаких особых чувств - ни трепета, ни волнения, ни возмущения несправедливостью приговора, ни ненависти к тем, кто принял решение отправить меня из мира добропорядочных граждан в мир воров, убийц, мошенников, насильников.
Ничуть не волновался, может быть еще и потому, что заранее знал, как будут развиваться событий (и даже написал об этом еще в августе в своем «Живом журнале»). Как-то еще в октябре, в перерыве между судебными заседаниями зашел к секретарю суда Эльвире Альмеевой, чтобы скопировать на флэшку протоколы уже прошедших заседаний. В тот самый момент, когда Эльвира возвращала мне флэшку, вошел судья Алексей Кочемасов:
-Чего это вы тут делаете? - грозно спросил федеральный судья.
-Протоколы забираю… - спокойно ответил я. - В электронном виде.
-Ну да, я разрешил, - Кочемасов явно был в хорошем настроении.
-Надо же сверить пьесу со сценарием, - поддел я Кочемасова.
-С каким сценарием? - Кочемасов все понял, но сделал вид, что не уловил моей иронии.
-Алексей Николаевич, вы меня удивляете. И вы, и я прекрасно знаем финал процесса. Прокурор попросит три года лишения свободы, вы ограничитесь «всего лишь» полутора-двумя...
-Вы хотите оказать на меня давление, - наигранно возмутился Кочемасов и быстро прошел в свой кабинет, не дав мне возможности хоть что-то возразить.
Откровениями о том, что все будет именно так, как я сказал Кочемасову, со мной поделился высокопоставленный сотрудник прокуратуры Татарстана. Еще в августе, за три месяца до оглашения приговора:
-Должен понимать, что это будет приговор не тебе. Все уже смирились, что ты «отмороженный», сломать тебя не получается. Но и отыгрывать назад поздно, точка невозврата пройдена. Остается одно: показать всем, «кто в доме хозяин». Чтобы другим было неповадно поднимать голову против тех, кто «рулит» и Татарстаном, и Казанью.
У меня была возможность внести коррективы в сценарий «пьесы». Стоило мне покаяться, признать вину, попросить прощения у Минтимера Шаймиева, и приговор был бы другим. «Получил» бы я тысяч 50-100 штрафа, татарстанские СМИ раструбили бы на весь мир оды гуманности и милосердию власти, которая проявила снисходительность по отношению к подлецу и негодяю. Негодяй и подлец, понятное дело, должен был предстать на телекартинках и фотографиях с низко склоненной головой, с заплаканными глазами… Но, увы, позволить себе смирения не мог.
Во вторник, 24 ноября 2009 года, в день начала оглашения приговора, зал судебного заседания заполонила пресса.
К радости фотографов и телеоператоров в зале появились судебные приставы в разгрузках, вооруженные кто автоматом, кто помповым ружьем, кто пистолетом, выглядывающим из облегченной кобуры. Картинка была что надо.
Сценаристы «пьесы» рассчитали абсолютно точно, что для демонстрации татарстанцам всесильности власти необходимы декорации, соответствующие действию. Чтобы все зарубили на носу, что власть может быть вполне снисходительна к жуликам, коррупционерам, казнокрадам. Но всегда беспощадна к тем, кто осмелится поставить под сомнение безупречность и сокральность власти.
На второй день оглашения приговора я приехал в суд в джинсах и свитере, потому как понимал, что рубашка и костюм - не самая удобная одежда для пребывания в тюрьме. Но и в среду оглашение не завершилось. На чтение 209-ти страничного приговора судье понадобилось три дня.
Алексею Кочемасову, похоже, нездоровилось. Последние страницы приговора он зачитывал изрядно осипшим голосом, чуть ли не шепотом, ели-ели выдавливая слова.
- …определить наказание в виде лишения свободы на срок один год девять месяцев… Меру пресечения осужденному Муртазину изменить на заключение под стражу… Взять под стражу немедленно. Вещественные доказательства… - уничтожить.
***
Из Кировского районного суда меня привезли в первый казанский изолятор, расположенный на улице Япеева.
Завели в «стакан» - крошечную камеру размером полтора на полтора метра, для особо опасных и буйных арестантов. Без окон, с тусклым светом…. Сколько там просидел, не знаю - чувство времени атрофировалось.
От нечего делать запел: «Мы рождены, чтобы Кафку сделать былью…».
Привели на медосмотр. Медсестра с моих слов записала рост, вес, переносимость лекарств.
Тут же проходил осмотр совсем юный - лет семнадцати - мальчик из Самары, который 30 октября на центральном казанском стадионе во время игры «Рубин» - «Крылья Советов» сломал два стула. Говорит, не то что ломать мебель, вообще в Казань больше никогда не сунется. Двадцать шесть дней, проведенных в тюремной камере, сильно изменили мировоззрение самарского футбольного фаната.
После медпункта приступили к оформлению моего водворения в тюремную камеру. Но набежали какие-то майоры, подполковники, вернули изъятое обручальное кольцо, поясной ремень и препроводили обратно в автозак. Пока шли к машине, сопровождавшие меня надзиратели ворчали:
-Знали ведь, что со дня на день в изолятор нагрянет московская проверка, пойдет по камерам… Если не хотели, чтобы Муртазин пересекся с московскими проверяющими, нафига его сюда притаранили?
-Видимо, судью забыли предупредить, - заметил второй надзиратель.
-А что за проверка? - встрял я в разговор своих конвоиров.
-Да у нас тут Зима концы отдал. Зимин… Арестованный…
-И что с ним случилось?
-А бог его знает. Все в панике, что свиной грипп у него был. Хотя умер вроде бы от пневмонии.
-Все больные свиным гриппом умирают именно от пневмонии, - бросил я, уже поднимаясь в автозак.
Поехали. Встали. Снова поехали. Снова встали. Прильнув к решеткам автозака, увидел краешек улицы. Это была Ярмарочная площадь. Та самая площадь, на которой всего несколько месяцев назад прошел рок-фестиваль «Сотворение мира».
Машина сопровождения врубила сирену и прорезала скопление автомобилей, как нож масло. Проехали мимо цирка на Кировскую дамбу. Я засмеялся. Видимо чересчур громко.
-Чего ржешь? - незло возмутился один из конвоиров.
-Анекдот вспомнил: раньше я жил напротив тюрьмы, сейчас живу напротив своего дома.
-И что? - причины моего веселья конвоир не понял.
-Да ничего. Просто я жил в трехстах метрах от тюрьмы. А сейчас поселюсь в острог в трехстах метрах от дома.
Приехали во второй казанский изолятор. Снова медпункт, снова изъятие ремня, обручального кольца, оформление.
Повели в баню. Баня - сказано чересчур громко. На самом деле это душ. Под потолком, от стены до стены закреплена труба, в которой на расстоянии 35−40 сантиметров проделаны отверстия, через которые льется вода. Очень горячая.
После бани выдали матрас, одеяло, подушку, две простыни, туалетные принадлежности, упакованные в коробочку.
Пока прикидывал, как все это добро половчее взять, чтобы ничего не растерять по дороге в камеру, подошел арестант в черной робе, ловко скатал матрас, уложив в скатку и белье, подхватил и пошел. Так что мне осталось нести только туалетные принадлежности в одной руке и посуду в другой.
Поднялись на четвертый этаж. Здесь это называется «четвертый продол». На дверях камеры, к которой меня подвели, было написано «4/3». Камера двухместная. В камере меня встретил 35-летний Антон . Он уже пять месяцев находится под стражей. Именно Антон стал моим первым «наставником-толкователем» писаных и неписаных правил, нравов, традиций неволи. И первое что разъяснил сокамерник: «дроби» - это камеры, оторванные от остального тюремного мира, без «дороги», то есть без связи с остальными камерами. Здесь содержаться особо опасные арестанты. Почему «дроби» называются «дробями» Антон объяснить не смог. Возможно потому, что камеры эти считаются одиночными, но оборудованы шконками на два человека.
-Хочешь вниз? - спросил Антон.
-Да нет. Наверху мне больше нравится, - ответил я, оглядев камеру и прикинув, что в темноватом помещении внизу совсем темно. - Наверху света больше.
-Ну смотри. Есть хочешь?
-Можно и поесть.
-Мне тут на Курбан-байрам «дачку» загнали, то есть передачу принесли - объяснил Антон, раскладывая на крохотном столике блины, колбасу, конфеты.
***
И ужин, и разговор за жизнь произошли позже. А когда я только-только переступил порог камеры, а за моей спиной с противным лязгом закрылась кованая дверь, и с не менее противным скрежетом повернулся на несколько оборотов замок, телекомпания «Эфир» начала трансляцию программы «Актуальное интервью».
Ведущий программы гладко выбритый Алексей Кулешов вместе с бородатым Рашидом Ахметовым, считающим себя и демократом и оппозиционером, обсуждали мой приговор. Разговор - исключительно о слухах о смерти Шаймиева. О том, какой же я негодяй, что «похоронил живого человека» и что за это получил вполне по заслугам. О том, что о «кончине» Шаймиева 12 сентября 2008 года говорил весь Татарстан - ни слова. Как ни слова и о том, что за клевету (в книге «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана», живом журнале, антикоррупционном бюллетене) федеральный судья Алексей Кочемасов «выписал» мне исправительные работы, а лишением свободы именем Российский Федерации судья «одарил» меня по статье 282 УК РФ - за разжигание социальной розни по отношению к социальной группе «представители власти».
В ходе следствия мне не раз говорили, сдай источник информации, назови имя человека, сообщившего о смерти Шаймиева, дело будет закрыто. Не назвал. Думаю, что правильно сделал. Это все равно не повлияло бы на приговор. Как сказал Марат Нуриев мне «инкриминируется распространение информации о смерти Шаймиева, а не то, что я первоисточник этой информации».
Сегодня у меня нет никаких сомнений, что первоисточник надо искать в окружении Шаймиева. Не берусь утверждать, что Минтимер Шарипович с самого начала был в курсе «блестящей спецоперации». Возможно, что его использовали «в темную», доложив, что именно Муртазин запустил слух. К тому же накрутив, вот, мол, какой негодяй этот Муртазин, сидит сейчас потирает руки, ждет, когда вы броситесь опровергать «утку». Убедить в чем-то Бабая - дело не очень сложное. Понятно, что после подобной обработки он не стал ничего опровергать и спокойно продолжил отдыхать.
Это в лучшем случае. В худшем - дыма без огня не бывает. Вполне возможно, что татарстанцы не услышали голос своего президента в первые же дни после того, как по республике расползлась весть о его смерти, именно потому, что он не мог физически опровергнуть эти слухи. И именно поэтому не полетел в Казахстан в составе официальной делегации, в которую был включен. Именно поэтому Радик Шаймиев и Рустам Минниханов отказались от участия в очередном этапе Кубка Европы по авторалли. Хотя и были заявлены. Но 14 сентября 2008 года гонка прошла без них.
Уже позже, в ходе расследования и судебного следствия удалось выяснить , что еще 11 сентября в Татнефть-арене во время хоккейной баталии команды «Ак Барса» с московскими динамовцами, по трибунам шушукались о смерти Шаймиева. Что 12-го сентября с самого утра в редакции газет и телекомпаний, в аппарат президента обрушился шквал телефонных звонков.
Люди хотели знать правду о своем президенте. Но вместо правды они получили… заявление прокурора Татарстана Кафиля Амирова, который вечером 12 сентября сообщил прессе, что по факту распространения слухов проводится проверка, по итогам которой будет принято решение о возбуждении уголовного дела. И дальше Кафиль Фахразиевич произнес ключевые слова, предопределившие развитие событий: «Все зависит от того, какими мотивами руководствовался Ирек Муртазин…». Проверка еще только началась, а прокурор, фактически, уже назвал преступника. Мне оставалось только радоваться, что на дворе 2008 год. А не 1937-ой.
Подобных «разоблачений» в истории было не мало. Только масштабы были разными. Где-то это были события, внесшие «коррективы» в ход развития всего человечества, а где-то изменили историю какого-нибудь заводика или колхоза.
27 февраля 1933 года гитлеровские штурмовики подожгли Рейхстаг. Не успело остыть пожарище, а геббельсовская пропагандистская машина уже начала истерить, что Рейхстаг подожгли коммунисты. Нескольких дней массированной обработки общественного мнения оказалось более чем достаточно, чтобы 3 марта гестапо отправило в Моабитскую тюрьму Эрнста Тельмана.
Конечно, я не Тельман. Но и Татарстан не нацистская Германия.
Почему местные СМИ говорят только о том, что именно я 12 сентября 2008 года «похоронил» Шаймиева? Почему не говорят о моей книге «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана»? Ведь именно за книгу, а не за слухи суд приговорил меня к реальным году и девяти месяцам лишения свободы. Почему об этом СМИ предпочитают не говорить?
Убежден, что власть панически боится правды. Боится, что люди начнут задавать вопросы. Хотя бы друг другу, хотя бы на кухнях или в курилках. Если бы в 1933 году немцы знали правду о деле Тельмана, то, можно не сомневаться, во многих головах родился бы вопрос, если Тельман сотоварищи не поджигали Рейхстаг, тогда кто же его поджег?
27 ноября 2009 года (пятница)
Далеко за полночь, может в час, а может и позже в коридоре послышались голоса. Антон соскочил со шконки, подошел к кованой двери и прильнул к дверному косяку.
- Спасибо… Спасибо… Курить нечего…
Через несколько минут Антон отошел от двери:
-Соседи поздравили нас с Курбан-байрамом. Они уже знают, что ты заехал в хату 4/3. Спросили, есть ли в чем нужда. Сказал, что у нас курева нет.
-И кто наши соседи?
-Справа, в хате 4/2 - Гриня Казанский, «вор в законе», ему «организовали» статью 228, распространение наркоты, хотя для «вора в законе» эта статья - впадлу . Сидит один. Слева, в хате 4/4 сидит Чех. Его делюгу не знаю, знаю только, что он тоже арестант авторитетный.
***
В шесть утра открылось прямоугольное окошко в дверях - «кормушка», Антон просунул в него кружку, в которую насыпали две большие ложки сахара - суточная норма на двоих. Потом в «кормушу» пролезла буханка хлеба - по половине на человека в сутки. Пока Антон получал сахар и хлеб, со своего верхнего места на шконке успел рассмотреть, что за дверью орудовал арестант в черной робе.
- Что это за люди, которые ходят по тюрьме в черных робах? Еду раздают, матрас мой сюда принесли…
- Это «хозники». А еду раздают «баландеры». Это обслуга. Из тех, кто уже «получил» приговор, он вступил в силу, но человек остался здесь в тюрьме отбывать свой срок, рассчитывая и вполне резонно уйти по УДО, условно-досрочно. «Хозники», если у них нет крупных залетов, на волю уходят по УДО.
Включили телевизор. Шаймиев поздравил татарстанцев с Курбан-байрамом.
-Спасибо, Минтимер Шарипович, вы меня уже поздравили, - усмехнулся я и подмигнул телевизору.
* * *
В восемь утра дверь камеры распахнулась и мы вышли в коридор, где стояло человек десять. Это была утренняя проверка. На меня смотрело двадцать глаз сотрудников тюрьмы. В этих глазах было многое: любопытство, удивление, недоумение, непонимание и интерес. Не было только презрения, отвращения и злобы.
* * *
Оказывается, пятница - банный день для тех, кто содержится в «дробях». Вообще-то баня работает все рабочие дни с утра до вечера. Но пока перемоются более тысячи арестантов, содержащихся в тюрьме, которую официально называют ФБУ ИЗ-16/2, как раз проходит рабочая неделя.
Нашу камеру повели в баню сразу после завтрака.
-С одной стороны это хорошо, - заметил Антон, - баня чистенькая. Но, то, что она еще не нагрета - плохо. Лучше всего идти в баню часов в 11-12, а часа в четыре-пять после обеда - хуже некуда. Хоть противогаз надевай и сапоги болотные… Запах пота и грязюка…
Завели в предбанник. Из помывочного отделения доносились голоса.
-Мы не первые, - это хорошо. - Но привели нас рановато.
-Почему? - мне было интересно все.
-Сейчас те помоются, - Антон кивнул на дверь в помывочную, - уйдут в раздевалку. Пока их не уведут, будем ждать.
Ждать пришлось минут десять-пятнадцать. Через помывочную прошли в раздевалку, разделись, вернулись, помылись и уже по другой дороге пошли в камеру. Часа через два после бани повели на крышу тюрьмы, на прогулку. Потому как именно на крыше располагаются прогулочные дворики.
***
Меньше чем за сутки пребывания в тюрьме узнал, что если вести себя ниже травы и тише воды, то в мае можно вернуться домой. К 65-летию Победы арестанты ждут амнистии. Только лично мне эта амнистия не нужна. Потому что намерен добиваться отмены приговора и полного оправдания.
То, что система все-таки пошла на мою тюремную изоляцию - явный признак, что система чертовски слаба и живет в плену своих страхов. И панически боится тех, кто является причиной этих самых страхов.
Меня отправили в тюрьму, несмотря на то, что с 19 апреля 2009 года в соответствии с приказом Минюста РФ лица, осужденные к колониям-поселениям, должны самостоятельно прибывать к местам отбывания наказания. При этом после вступления в силу приговора. Согласно уголовно-исполнительного кодекса России под стражу в зале суда берут только тех осужденных, приговоренных к отбыванию наказания в колониях-поселениях, кто в период следствия уклонялся от участия в следствии, а во время судебного процесса не приходил в суд. И еще те, у кого нет постоянного места жительства на территории России. Список исчерпывающий. Ни под одну из категорий лиц, подлежащих аресту в зале суда, я не подпадал. То есть целый месяц, а то и больше (до рассмотрения Верховным Судом Татарстана моей кассационной жалобы), мог оставаться на свободе. А вместо этого я в тюрьме. То есть наказание уже «приведено в исполнение». При этом наказание куда более строгое, нежели пребывание в колонии-поселении.
***
Измерил камеру: 346 см в длину, 132 см - в ширину. Сразу у входа - рукомойник. Между рукомойником с одним единственным краником, из которого льется ледяная вода, и шконкой - унитаз. Унитаз от шконки отгорожен ширмой, изготовленной из клеенки кем-то из предыдущих жильцов «хаты 4/3». Ширма похожа на те, что используются в ванных малогабаритных квартир. Когда лежишь на шконке, можно протянуть руку и упереться в противоположную стену.
В противоположной от двери стороне камеры - зарешеченное окно. Мало того, что между свободой и несвободой два ряда толстенных решеток - изнутри и снаружи, к наружной решетке еще приварены железные полоски - «реснички», через которые с трудом можно увидеть улицу.
Окно камеры выходит на здание, где содержаться «15-ти суточники». А за ним видна улица Клары Цеткин, по которой ходят вольные люди, проезжают автомобили...
Сколько мне суждено провести в этих стенах? До рассмотрения кассационной жалобы? Или весь срок? Один год и девять месяцев? Увы, это зависит не от меня. Но жизнь продолжается! Нельзя мириться, нельзя превращаться в человекообразное существо - кроткое и безропотное, надо оставаться человеком. Это главное! В конце концов, мамадышская девушка - один из лидеров народовольцев - Вера Фигнер двадцать лет провела в одиночной камере шлиссельбургской крепости. Освободилась. Пережила революцию, коллективизацию, застала культ личности, Великую Отечественную… и умерла в 90 лет, в дни Сталинградской битвы.
Фото отсюда