…Козлов вздохнул и огляделся: бесконечный коридор-масляно-зеленый и убого-чистый, скамья школьного светлого дерева с наскальными надписями и люди ее занимающие.
Козлов еще раз вздохнул, более шумно, чем следует и дал себе зарок:обязательно(обязательно! ) найти способ сократить собственное пребывание в тине этого коридора.
- .. вы крайний? - спросил он ближайшую фигуру.
Фигура окинула его ироничным взглядом и подмигнула:
-Ага. Садись, Козлов.
-..а откуда вы знаете, что я...?
-.. а здесь все Козловы. Это очередь Козловых.
Козлов окинул взглядом очередь Козловых и неприятно удивился: « ...сколько же вас, козлов?!» .
Фамилию свою он не любил,хотя с возрастом научился нелюбовь скрывать под бравадой. И к остальным встреченным в жизни многочисленным Козловым относился с пониманием и любовью: роднил обязательный, пережитый всеми Козловыми период детского жестокого глумления. Но в его нынешнем положении наличие такого количества Козловых казалось просто оскорбительным.
Козлов приподнял плечи и циркулем взгляда очертил свое пространство, создавая дистанцию между собой- Козловым и толпой ждущих Козловых, которых мысленно лишил права на большую буквы.
Униженные Козловым козловы, не осознавая степени своего падения, занимались своим делом: разговаривали, жевали жвачку своих мыслей и принесенный из внешнего мира пирожок, заполняли какие-то формуляры, дремали. На Козлова не обращали ровно никакого внимания.
Коридор жил своей жизнью: вдали слышалось разноголосье переклички, а чей-то уверенный басок рядом утверждал, что знает способ облегчить мучительность ожидания. Козлов начал было с интересом внимать, но быстро сообразил, что рассказывающий несет чепуху и как-то совсем незаметно уснул.
Проснулся он от детсадовского ли, больничного ли звука ложек и подумал: полдник. И не ошибся. Показалась тележка, и самоорганизующие добровольцы из очереди стали обносить сидящих. Козлов получил бутылочку сока и какой-то кулек. В кульке оказалось довольно крепкое яблоко и три конфеты. Козлов, не зная что с ними делать, сунул их в карман, а сок выпил, оказалось, что и сок был яблочным. Затем он опять начал ждать. Ждал, ждал и сразу неожиданно пришел вечер. И опять носили какую-то еду. И Козлов как и все получил паек. И сьел. И сразу коридор стал уютнее, а свет мягче и ожидание ушло, не полностью конечно, занозой все же сидело, но не болело уже, а так- присутствовало. А совсем ночью Козлов вдруг растревожился так сильно, что проснулся, заплакал, сьел все три конфеты и яблоко, и долго маялся не зная, куда пристроить огрызок. А помаявшись,вздохнул и сьел и огрызок. Это его утешило и он почти спокойно уснул.
Утро было бодрым - с побудкой, чаем, с надеждой нового дня. Даже рядом расположившиеся козловы не раздражали, а вызывали чувство, похожее на снисхождение. Ждать после чая было легко и энергично. Но очень быстро энтузиазм изчез, особенно, когда Козлов улучив момент (..посторожите мое место, пожалуйста..) побежал в курилку. Там было зеркало и Козлов, глянув в него не сразу мог узнать себя, найти в серой массе свое козловское лицо: все были козловы и все курили. Это Козлова расстроило и он промаялся до вечера, сжимая потные руки и подбирая слова, которые он произнесет там, в кабинете, доказывая собственную индивидуальность. Кое-какие удачные формулировки он даже написал на бумажке. Лег спать спокойно, а ночью ему приснился сон. Приснилось Козлову, что он тонет, тонет и падает на дно, которое ждет его, раскрыв мягкие илистые обьятия. Козлов проснулся, посмотрел на дышащую, живущую и в сне ожиданием очередь и понял отчетливо, что стоит он в очереди зря: никакого Суда не будет, ни кабинета не будет, ни ангелов-адвокатов, ни Бога-прокурора, никто не будет листать папку с чернильной надписью "Дело Козлова И.Н", называя его Книга жизни, ни приговора не будет, ни Ада, ни Рая. Он уже здесь - на жгучей сковороде тревог и ожидания....
И мысль эта была такой страшной, что Козлов не решился ее додумать, а обнял себя руками за плечи и баюкая стал рассказывать себе сказку. А потом, слава Богу, уснул.