May 02, 2004 23:10
Будучи обязан представить доклад Обществу, я как обычно не знал за что написать; и я польстил себе, посчитав это состояние не следствием моих недостатков, но того факта, что и правда нет предмета для дискуссий. Но, в духе недавней лекции о Теории Типов, я рефлекснул что в предыдущем предложении 'предмет' задан как первосортный, при этом вполне возможно существование какого-нибудь второсортного предметика. Тогда я и увидал его лежащим прям перед мной - а именно, выдвигаемый тезис об отсутствии предметов для обсуждения (первого порядка).
Дело конечно серьезное если верное. Для чего ж иначе нам Общество если не для дискуссий? И если нефига обсуждать, то ... - об этом после.
Я не утверждаю, что никогда не было предметов для дискуссий, но только что их нет боле; типа мы все выяснили, приняв что кроме науки знать больше нечего. И большинство из нас настолько не знает большинства наук, что хотя мы и обмениваемся фактиками, мы не можем обсуждать их с пользой, так как лишь учимся.
Взглянем на возможные предметы обсуждения. Они делятся, имхо, на науку, философию, историю и политику, психологию и эстетику; чтоб никаких вопросов - психология отдельно.
Наука, история и политика не годятся для дискуссий кроме как экспертов. Другим просто надо больше знания матчасти; а пока они их не получат, принимать мнения более квалифицированных авторитетов. Еще есть философия, которая тоже стала слишком технична для человека с улицы. Кроме этого недостатка, пойнт величайших современных философов в том, что нет самого предмета философии; что это такая деятельность, а вовсе не доктрина. И что вместо ответа на вопросы эта деятельность направлена всего лишь на излечение от головной боли. Некоторые еще считают, что кроме технической философии построеной вокруг логики, существует типа популярная философия, разбирающаяся с такими предметами как отношение человека к природе и смысл смерти. Но любая попытка рассмотреть эти вопросы серьезно мгновенно редуцирует их либо к вопросам науки, либо технической философии; или еще скорее опознает в них простую чушь.
Возьми к примеру недавнюю лекцию Рассела "В это я верю". Он разделяет 'это' на две части - философию природы и философию ценностей. Его философия природы состоит в основном из выводов современной физики, физиологии и астрономии, плюс легкий микс его собственной теории материальных обьектов как особого типа логических кострукций. То бишь обсуждать все это может лишь адекватно знающий теорию относительности, атомы, физиологию и матлогику. Для нашей возможной общей дискуссии там остается лишь один предмет - пойнт о разности физического размера звезд и людей. К этой теме я еще вернусь.
В философии ценностей Рассел находит лишь два вопроса: чего люди хотят и как их желания могут быть удовлетворены - ну и затем на эти вопросы отвечает. Типа вся тема свелась к психологии и обсуждение должно быть психологическим также.
Конечно, его главный пойнт о ценностях может быть оспорен, но большинство из нас согласятся что с обьективностью добра уже разобрались и выкинули ее вместе с существованием Бога. Теология и Абсолютная Этика суть два известных пустых и порочных предмета обсуждения.
Этика свелась к психологии, и это подводит нас к психологии как предмету. Большинство наших встреч связаны с психологическими разборками. Это то, чем каждый типа интересуется по личным причинам. Стоит разделить приличную психологию: изучение ментальных событий для будущих научных обобщений; от простого сравнения наших жизненных опытов в персональных целях. Тест простой - интересен ли нам опыт незнакомцев, и насколько более опыт друзей; влезаем ли мы в науку или любопытствуем.
Я думаю что редко, если ваще, обсуждаются фундаментальные психологические вопросы, а намного чаще имеется просто сравнение впечатлений - что не есть форма дискуссии. Я думаю мы мало понимаем как часто наши разговоры идут по схеме:
А.: "Я пошел в Грантчестер после обеда"
В.: "Нет, я не ходил".
Другой предмет частого обсуждения - типы людей и поведений, которыми мы восхищаемся или стыдимся. К примеру, при обсуждении постоянства влюбленности: А. говорит что он будет чувствовать вину своего непостоянства, а В. что он не будет нифига. Но хотя это и приятное времяпровождение это не есть обсуждение ничего, всего лишь сравнение ментальных записей.
Истиная психология, с другой стороны, наука о которой большинство из вас знают слишком мало чтобы выдвигать мнения.
И на конец эстетику, включая литературу. Это всегда нас возбуждает больше чем; но мы ведь и это не шибко обсуждаем. Наши аргументы малохольны - все еще на уровне "Кто ездит на толстом ишаке сам толст", и ничиво не можем сказать о реальных психологических проблемах эстетики: почему некоторые комбинации цветов дают нам такие странные чуйства. Но что мы о5 же любим делать - это сравнивать наши опытики; практика здесь особенно выгодная, т.к. критик выделяя предметы интереса которые мы хаваем дает нам ценность, без него не получаемую. Мы не обсуждаем какой из предметов искусства лучше, потому что не можем этого делать - мы лишь сравниваем наши впечатления.
Подводя итоги - обсуждать таки нечего, и этот же вывод соответствует моим ощущениям от обычных бесед. Это относительно новый феномен, появившийся вследствии постепенного развития двух сил 19 века - развития науки и заката религий; в результате старые глобальные проблемы стали техническими или чепуховыми. Этот процесс развития цивилизации мы должны все повторить внутри себя. Я, к примеру, по молодости любил разговоры и аргументы больше всего в мире; но постепенно стал им придавать все меньше и меньше значения, потому что кажется не о чем говорить кроме шмоток и сплетен что не камильфо для общих разговоров. Также, после моего анализа, я просек что люди знают о себе гораздо меньше чем воображают, и уже не настолько хочу говорить о себе как раньше - типа наскучило.
Ну да - книжки и картинки, но о них нельзя ж спорить, только сравнивать записки, подобно сливу файлов по истории или экономике. Ведь искусство не про информацию а про чувства.
Это меня возвращает к Расселу и "этому". Еслиб я писал свое мировоззрение, я б его назвал не "В это я верю", а "В этом я чувствую". Это несколько повязано с позицией Витгенштейна что философия не дает нам верований, а всего лишь облегчает от чувств интеллектуального дискомфорта. Так, я возражал бы Расселу, не по теме его верований, а наехал на соответствующие им его чувства. Не то чтобы можно оспорить чувства другого, только поиметь другие чувства самому, ну и может уважать свои как более восхитительные или более пособствующие счастливой жизни. С этой кочки зрения: наш вопрос не факта а чувств, и я хочу закруглиться несколькими общими соображениями про вещи, или скорей не про вещи, а про жизнь в обще.
Я кажется отличаюсь от некоторых моих друзей в придании малой значимости физическому размеру. Я не чувствую никакого благоговения перед громадой небес. Звезды может больши, но они не могут думать или любить; а эти свойства впечатываются в меня гораздо сильнее размера. Мне не надо кредита под мои семнадцать камней.
Моя картинка мира нарисована с перспективой несоблюдения масштаба. Передний план оккупирован людьми и звезды мелки как 3 копейки. Я на самом деле не верю в астрономию, кроме как попытки сложного описания куска развития человеческого и наверное животного восприятия. Моя перспектива работает не только с пространством, но и со временем. Со временем мир охладеет и все помрут; но до этого еще далеко и цена этой мысли на базаре пятак. Настоящее не дешевеет даже если будущее пусто. Человечество, на моем первом плане, я нахожу интересным и восхитительным. И также, вот сейчас, я вижу мир как приятное и возбудительное место. Если в вашем видении он депрессивный: то мне вас жалко и вы меня презираете. Зря, у меня есть причина, а у вас нет; у вас могла быть причина презирать меня - если б ваше чувство соответствовало некоторому факту, а мое нет. Но ни мое ни ваше ни соответствует фактам. Этот факт сам по себе ни плох и ни хорош; просто он меня бодрит, а вас депрессит. С другого конца, я вам сочувствую по причине: приятнее тащиться чем депрессовать и не просто приятней, а таки лучше для каждодневных дел. (28 февраля 1925)
from The Foundations of Mathematics by Frank Plumpton Ramsey, M.A.
New York, Harcourt Brace and Company 1931, page 287