(no subject)
В ночи опять давали салют за окном. Прямиком над Крутицким подворьем.
- Смотри какой салют, - говорю я своей деточке. Она прижимает нос к окну. Салют отличный. Только через деревья видны слабые отблески, зато грохот, какой отличный грохот.
- Салют как салют, - говорит деточка разочарованно, - все салюты одинаковы. Она уходит к себе, дочитывать книжку. Я вспоминаю, как в Мытищах сосед Сережа, зачарованно глядя в небо в ночь на Новый год в нашем дворе, считал: Сто долларов взорвалось, еще сто, а сейчас целых двести, ты только посмотри на это и еще раз сто долларов. В небе через листву расцветают красно-зеленые цветы и грохот. Когда ты живешь у реки, салюты у тебя каждый день.
- Где папа? - спрашивает деточка. Папа ей обычно стелит постель. Совсем избаловал нас Варин папа. Деточке сегодня приходится стелить постель самой, - у него что там - вечеринка?
- Папа совсем заработался, - говорю я, - даже как-то поднадоело.
- А ты почему меня не загоняешь спать? - продолжает она. Родители совсем от рук отбились.
- Надоело уже, - отвечаю, - сама за себя отвечай, - втайне надеюсь, что это как-то сработает. Но не срабатывает. Деточка читает. "Там такая любовная линия, совсем невозможно оторваться".
И, конечно же, перед сном надо вместе полежать. И будет всем счастье. У меня - птица Говорун.
- Удивляюсь я, - говорит Варя, - когда люди такие видео выкладывают.
- Они просто не боятся быть смешными, а мы боимся, - говорю я, - когда никого нет, знаешь, как я танцую, как я двигаюсь.
- Не, танцевать я люблю, меня не волнует, что вокруг кто-то есть еще, мне нравится танцевать.
- Когда-то мне тоже было все равно. Как-то в ночи, где-то в Пироговке мы пролезли через забор к нашим богатым соседям - дачному поселку у воды. У них была вечеринка. Живая музыка с контрабасом, рок-н-рол. Я так отплясывала. Рядом с Вариным папом стояла девочка, которой лет на десять было меньше. Она смотрела на меня во все глаза: "Как она танцует", - говорила она. Тогда все на меня смотрели. Теперь я так могу танцевать, только когда никого рядом нет. Ощущение, что я смешная, придает такое чувство неуверенности в себе, мешает двигаться. Мы повзрослели и стали неловки.
- Да, на хип-хопе в воскресенье я могла думать только об одном: как ужасно я выгляжу в этих нелепых леггинсах. Это парило еще и потому, что рядом был такой милый малчик. Поверить не могу, что я решила продолжать ходить на хип-хоп. Учитель говорит, что надо делать. Я не могу сконцентрироваться, я просто вижу со стороны, как ужасно я выгляжу. Надо купить какие-то мешковатые штаны, - говорит Варвара, - и большую футболку или майку в обтяжку.
- С мешковатыми штанами лучше майка в обтяжку.
- Там грустный конец, говорит Варин папа, подходя к деточке, наклоняясь и целуя в нос, - в этом твоем Мартине Идене. Опять ты неправильно постель постелила.
Я сегодня возвращалась домой от метро. И как это у нас обычно бывает, пара пожилых туристов пытались выяснить, как идти к Крутицкому подворью.
Знаете, как трудно удержаться?
- Пойдемте, я вас проведу, - говорю. Я пошла длинной дорогой, почему-то приятно, когда ты можешь кому-то помочь. Пока шли, рассказывала им краткий пересказ википедии про Крутицкое подворье. Сообщила заодно, что им надо обязательно после зайти в Новоспасский, можно еще в трапезной выпить чай с пирожком. И еще про историю Новоспасского, трагическую историю древнего монастыря. И заодно еще про тот, на территории которого ЗИЛ нынче.
- Вы хороший гид, - сказала мне пожилая женщина с ярко-синими глазами. А муж ее улыбнулся. Они оказались из Львова. Раньше много ездили в Москву в командировки, но Москву, как таковую, не видели. А теперь вот решили съездить в отпуск, посмотреть.
- Откуда вы? - спрашиваю.
- Мммм, из Львова, - говорят, смущаясь. Нынче же, действительно, как минное поле.
- Ага, значит западняне, - произношу я. И они слегка съеживаются. Кто знает я про Крым наш или не наш, - а у меня папа с Ивана-Франковска. А мама с восточной Украины.
- Ага, так вы из наших, - выдыхают они.
- Смотри какой салют, - говорю я своей деточке. Она прижимает нос к окну. Салют отличный. Только через деревья видны слабые отблески, зато грохот, какой отличный грохот.
- Салют как салют, - говорит деточка разочарованно, - все салюты одинаковы. Она уходит к себе, дочитывать книжку. Я вспоминаю, как в Мытищах сосед Сережа, зачарованно глядя в небо в ночь на Новый год в нашем дворе, считал: Сто долларов взорвалось, еще сто, а сейчас целых двести, ты только посмотри на это и еще раз сто долларов. В небе через листву расцветают красно-зеленые цветы и грохот. Когда ты живешь у реки, салюты у тебя каждый день.
- Где папа? - спрашивает деточка. Папа ей обычно стелит постель. Совсем избаловал нас Варин папа. Деточке сегодня приходится стелить постель самой, - у него что там - вечеринка?
- Папа совсем заработался, - говорю я, - даже как-то поднадоело.
- А ты почему меня не загоняешь спать? - продолжает она. Родители совсем от рук отбились.
- Надоело уже, - отвечаю, - сама за себя отвечай, - втайне надеюсь, что это как-то сработает. Но не срабатывает. Деточка читает. "Там такая любовная линия, совсем невозможно оторваться".
И, конечно же, перед сном надо вместе полежать. И будет всем счастье. У меня - птица Говорун.
- Удивляюсь я, - говорит Варя, - когда люди такие видео выкладывают.
- Они просто не боятся быть смешными, а мы боимся, - говорю я, - когда никого нет, знаешь, как я танцую, как я двигаюсь.
- Не, танцевать я люблю, меня не волнует, что вокруг кто-то есть еще, мне нравится танцевать.
- Когда-то мне тоже было все равно. Как-то в ночи, где-то в Пироговке мы пролезли через забор к нашим богатым соседям - дачному поселку у воды. У них была вечеринка. Живая музыка с контрабасом, рок-н-рол. Я так отплясывала. Рядом с Вариным папом стояла девочка, которой лет на десять было меньше. Она смотрела на меня во все глаза: "Как она танцует", - говорила она. Тогда все на меня смотрели. Теперь я так могу танцевать, только когда никого рядом нет. Ощущение, что я смешная, придает такое чувство неуверенности в себе, мешает двигаться. Мы повзрослели и стали неловки.
- Да, на хип-хопе в воскресенье я могла думать только об одном: как ужасно я выгляжу в этих нелепых леггинсах. Это парило еще и потому, что рядом был такой милый малчик. Поверить не могу, что я решила продолжать ходить на хип-хоп. Учитель говорит, что надо делать. Я не могу сконцентрироваться, я просто вижу со стороны, как ужасно я выгляжу. Надо купить какие-то мешковатые штаны, - говорит Варвара, - и большую футболку или майку в обтяжку.
- С мешковатыми штанами лучше майка в обтяжку.
- Там грустный конец, говорит Варин папа, подходя к деточке, наклоняясь и целуя в нос, - в этом твоем Мартине Идене. Опять ты неправильно постель постелила.
Я сегодня возвращалась домой от метро. И как это у нас обычно бывает, пара пожилых туристов пытались выяснить, как идти к Крутицкому подворью.
Знаете, как трудно удержаться?
- Пойдемте, я вас проведу, - говорю. Я пошла длинной дорогой, почему-то приятно, когда ты можешь кому-то помочь. Пока шли, рассказывала им краткий пересказ википедии про Крутицкое подворье. Сообщила заодно, что им надо обязательно после зайти в Новоспасский, можно еще в трапезной выпить чай с пирожком. И еще про историю Новоспасского, трагическую историю древнего монастыря. И заодно еще про тот, на территории которого ЗИЛ нынче.
- Вы хороший гид, - сказала мне пожилая женщина с ярко-синими глазами. А муж ее улыбнулся. Они оказались из Львова. Раньше много ездили в Москву в командировки, но Москву, как таковую, не видели. А теперь вот решили съездить в отпуск, посмотреть.
- Откуда вы? - спрашиваю.
- Мммм, из Львова, - говорят, смущаясь. Нынче же, действительно, как минное поле.
- Ага, значит западняне, - произношу я. И они слегка съеживаются. Кто знает я про Крым наш или не наш, - а у меня папа с Ивана-Франковска. А мама с восточной Украины.
- Ага, так вы из наших, - выдыхают они.