(no subject)
Пятница. Вечер. Лондон. Почему-то дома. С Джаем не хотелось идти. Он обприглашался. С Радеком и его парочкой друзей почему-то тоже не захотелось. С Мартой можно было пойти в Викторию и Альберт, он сегодня допоздна работает. Тоже мимо. А больше, по большому счету, в Лондоне и не с кем вечером по пабам и клубам болтаться.
Просто сиротинушка какая-то.
Впрочем, чего уж жаловаться. Утром один гражданин на фейсбук написал коммент под моей картинкой, где Радек и Конрад сидят в саду за столом.
Вчера они что-то в этом нашем заросшем саду обсуждали, я их втихаря снимала на телефон.
- Сними нормально, - сказали они мне. Радек положил ноги на стол, а Конрад начал хохотать, как сумасшедший.
Гражданин написал сердитое - "вывалить свою нечистую обувь на стол, где облакачивается друг - круто"
Я, конечно, пожала плечами. Мне почему-то и в голову не пришло, что ноги на столе, на не очень-то чистом столе в саду, который у нас стоит мильон лет, который был подобран на улице, на котором стоит драцена и который наша Пампушка использует как удобную штуку, с которой можно прыгнуть на забор, могут вызвать такие эмоции. Для меня это было как-то вот ну совсем нормально - ноги на столе, который в саду, который в Лондоне, в котором ботинки не пылятся.
Я ответила - "я обязательно расскажу ему, как плохо он себя ведет. А также о том, что есть люди, которые любят другим рассказывать, что у них не так"
Мне написали еще в более агрессивном тоне, и еще, и еще. Потом мне надоело, и я перестала отвечать.
На кухне сидел Радек.
- Что этот чувак тебе пишет? Ты с ним ругаешься? - спросил у меня Радек.
- Ему не нравится, что на картинке у тебя ноги на столе. И дальше - обычная ругань. Часть людей считает, что они вправе указывать другим, как им жить. Что тут поделаешь.
- А запости ему картинку, где у меня ноги на открытой двери холодильника, которую ты вчера делала, когда Конрад открывал этот самый холодильник.
- Нет, я уже закрыла дискуссию.
- Пампушка, ты зачем забралась на стол, - сказал Радек Пампушке, которая грелась на солнце. Надо сказать, что на кухне она этого себе не позволяет, - прямо вот с четырьмя ногами забралась, какой ужас! Сейчас вот сфотографируем тебя и пошлем этому чуваку.
Пампушка никак не реагировала. Зараза. У нее тоже с воспитанием было не очень.
Навещала сегодня Вику. Прикольно так, подумаешь, три месяца меня не было в этом городе. Но с некоторыми встречаешься пару раз в год и нет ощущения, что нынче мы живем в разных странах. Ели курицу, пили вино, сидя на Викиной террасе с видом на пальмы, драценны и юки. Пришел Игорь, пытался пробить засорившуюся трубу. Это называлось - помощь другу. Мы давали полезные советы, искали сантехника, чтобы побыстрее. Приходил сосед, спрашивал участливо, удалось ли пробить трубу. Пальмы шелестели на ветру. На террасе созревали помидоры. Теплый британский день с вином и курицей.
На обратном пути почему-то попадались одни пьяные польские строители с пивными животами, громко орущие:
- Курва, - друг другу орущие.
Вышла на Ливерпуль-стрит, слилась с пятничной толпой, бредущей в поисках клубов. У пабов - толпы. Клерки, хипстеры, девушки в коротких юбках. Удивительно теплый вечер.
Дошла до остановки, автобус номер восемь, верхняя палуба и плыть над городом.
Дома Конрад с Радеком на кухне. Еще какие-то гости. Домас срочно собирается куда-то в ночь. Приходит спросить - нормально ли он выглядит. Новые одеяния. Радек жалуется, что в пятницу вечером он сидит дома. Это же трындец полный. Но выползать куда-то ужасно лениво. К тому же завтра они с Люсьеном куда-то там идут и собираются быть грамотно одеты и мне надо бы это снять. И может быть, я даже пойду с ними. Потому что это будет представление Брета, австралийского танцора.
И он все-таки показывает мне то, что он делал все эти три месяца в Варшаве. И это совсем другой уровень. Это уже даже не ювелирка, это уже арт. И so Radek.
- Ну вот, - говорю я ему, - теперь я расстроилась. Это же все та же фигня, которая случается со всеми художниками. Ты видишь что-то нереальное, но как найти выход наверх, как найти тех, правильных людей, которым нужно это показать, как сделать имя. Мы с тобой в этом совсем не сильны. Совсем.
У мамы закончился первый цикл химии. Перерыв на неделю. Вернулся аппетит сразу. Варин папа говорит мне - что ты дома в пятницу сидишь, повеселись там как следует. От Варвары никаких известий. Видимо, все хорошо. Как-то так. И все больше и больше ощущение, что я живу везде нынче. Лондон, Москва, кто-то говорит на другом языке. Трудно понять, где я живу. Очень трудно. Марта во сне продолжает говорить со мной на каталанском. Конрад предлагает записывать ее на диктофон, чтобы по утрам потом разбирать о чем она со мной говорила.
Просто сиротинушка какая-то.
Впрочем, чего уж жаловаться. Утром один гражданин на фейсбук написал коммент под моей картинкой, где Радек и Конрад сидят в саду за столом.
Вчера они что-то в этом нашем заросшем саду обсуждали, я их втихаря снимала на телефон.
- Сними нормально, - сказали они мне. Радек положил ноги на стол, а Конрад начал хохотать, как сумасшедший.
Гражданин написал сердитое - "вывалить свою нечистую обувь на стол, где облакачивается друг - круто"
Я, конечно, пожала плечами. Мне почему-то и в голову не пришло, что ноги на столе, на не очень-то чистом столе в саду, который у нас стоит мильон лет, который был подобран на улице, на котором стоит драцена и который наша Пампушка использует как удобную штуку, с которой можно прыгнуть на забор, могут вызвать такие эмоции. Для меня это было как-то вот ну совсем нормально - ноги на столе, который в саду, который в Лондоне, в котором ботинки не пылятся.
Я ответила - "я обязательно расскажу ему, как плохо он себя ведет. А также о том, что есть люди, которые любят другим рассказывать, что у них не так"
Мне написали еще в более агрессивном тоне, и еще, и еще. Потом мне надоело, и я перестала отвечать.
На кухне сидел Радек.
- Что этот чувак тебе пишет? Ты с ним ругаешься? - спросил у меня Радек.
- Ему не нравится, что на картинке у тебя ноги на столе. И дальше - обычная ругань. Часть людей считает, что они вправе указывать другим, как им жить. Что тут поделаешь.
- А запости ему картинку, где у меня ноги на открытой двери холодильника, которую ты вчера делала, когда Конрад открывал этот самый холодильник.
- Нет, я уже закрыла дискуссию.
- Пампушка, ты зачем забралась на стол, - сказал Радек Пампушке, которая грелась на солнце. Надо сказать, что на кухне она этого себе не позволяет, - прямо вот с четырьмя ногами забралась, какой ужас! Сейчас вот сфотографируем тебя и пошлем этому чуваку.
Пампушка никак не реагировала. Зараза. У нее тоже с воспитанием было не очень.
Навещала сегодня Вику. Прикольно так, подумаешь, три месяца меня не было в этом городе. Но с некоторыми встречаешься пару раз в год и нет ощущения, что нынче мы живем в разных странах. Ели курицу, пили вино, сидя на Викиной террасе с видом на пальмы, драценны и юки. Пришел Игорь, пытался пробить засорившуюся трубу. Это называлось - помощь другу. Мы давали полезные советы, искали сантехника, чтобы побыстрее. Приходил сосед, спрашивал участливо, удалось ли пробить трубу. Пальмы шелестели на ветру. На террасе созревали помидоры. Теплый британский день с вином и курицей.
На обратном пути почему-то попадались одни пьяные польские строители с пивными животами, громко орущие:
- Курва, - друг другу орущие.
Вышла на Ливерпуль-стрит, слилась с пятничной толпой, бредущей в поисках клубов. У пабов - толпы. Клерки, хипстеры, девушки в коротких юбках. Удивительно теплый вечер.
Дошла до остановки, автобус номер восемь, верхняя палуба и плыть над городом.
Дома Конрад с Радеком на кухне. Еще какие-то гости. Домас срочно собирается куда-то в ночь. Приходит спросить - нормально ли он выглядит. Новые одеяния. Радек жалуется, что в пятницу вечером он сидит дома. Это же трындец полный. Но выползать куда-то ужасно лениво. К тому же завтра они с Люсьеном куда-то там идут и собираются быть грамотно одеты и мне надо бы это снять. И может быть, я даже пойду с ними. Потому что это будет представление Брета, австралийского танцора.
И он все-таки показывает мне то, что он делал все эти три месяца в Варшаве. И это совсем другой уровень. Это уже даже не ювелирка, это уже арт. И so Radek.
- Ну вот, - говорю я ему, - теперь я расстроилась. Это же все та же фигня, которая случается со всеми художниками. Ты видишь что-то нереальное, но как найти выход наверх, как найти тех, правильных людей, которым нужно это показать, как сделать имя. Мы с тобой в этом совсем не сильны. Совсем.
У мамы закончился первый цикл химии. Перерыв на неделю. Вернулся аппетит сразу. Варин папа говорит мне - что ты дома в пятницу сидишь, повеселись там как следует. От Варвары никаких известий. Видимо, все хорошо. Как-то так. И все больше и больше ощущение, что я живу везде нынче. Лондон, Москва, кто-то говорит на другом языке. Трудно понять, где я живу. Очень трудно. Марта во сне продолжает говорить со мной на каталанском. Конрад предлагает записывать ее на диктофон, чтобы по утрам потом разбирать о чем она со мной говорила.